Глава 27.
Лондэн и снова Джоффи
Джордж Формби (настоящее имя – Джордж Эй Официант) родился в Вигане в 1904 году. Он пошел по стопам своего отца и подвизался в мюзик-холле, где стал признанным виртуозом гавайской гитары. Когда началась война, он уже считался звездой варьете, пантомимы и экрана. В первый год войны он со своей женой Верил, которая много ездила с выступлениями по армейским частям, снял ряд фильмов, пользовавшихся большим успехом. К 1942 году он по популярности сравнялся с Грейси Филдз. Когда вторжение немцев в Англию стало неизбежным, многие влиятельные чиновники и знаменитости уплыли в Канаду. Джордж и Верил решили остаться и бороться, как сказал Джордж, «до последнего патрона и до морковкина заговенья!». Уйдя в подполье вместе с несколькими стойкими подразделениями местного ополчения, Формби набрал штат нелегальной радиостанции Святого Георгия и начал транслировать песни и шутки и передавать репортажи, которые ловили радиоприемники его тайных сторонников по всей стране. Постоянно скрываясь и меняя место дислокации, Формби использовал свои многочисленные знакомства на севере, чтобы тайно переправлять летчиков союзнических армий в нейтральный Уэльс и организовать там ячейки сопротивления, не оставлявшие в покое фашистских завоевателей. Приказ Гитлера от 1944 года о сожжении всех гавайских гитар и банджо в Англии ясно свидетельствует, насколько серьезной угрозой он считал Формби. Джордж реагировал на эти враждебные действия своей знаменитой фразой «Снова обошлось!», ставшей национальным девизом. В послевоенной республиканской Англии он был избран пожизненным почетным президентом и находился на этом посту вплоть до дня своей гибели.
ДЖОН УИЛЬЯМС. Невероятная карьера Джорджа Формби
Я посвятила два-три дня литтективной поденщине, проскучала целые выходные по Лондэну и вот теперь проснулась, глядя в потолок под звяканье молочных бутылок и цоканье коготков Пиквик, бродившей кругами по кухне. Никто толком не знает, почему реконструированные существа не спят, когда положено, но факт остается фактом. Последние дни крупных совпадений не случалось, хотя в ночь выставки Джоффи два агента ТИПА-5, которым было поручено присматривать за Резник и Агницем, отравились в собственной машине угарным газом. Похоже, проблемы с выхлопом. Агниц и Резник, особо не таясь, следили за мной два последних дня. Я делала вид, будто не замечаю их, ведь они не мешали ни мне, ни моему загадочному врагу. Иначе их давно бы уже убрали.
Кроме ТИПА-5 имелись и более веские причины для беспокойства. Через три дня мир превратится в липкую сахарно-белковую массу, как сказал папа. Я своими глазами видела это розовое желе, но, с другой стороны, меня застрелили в воздушном трамвае на станции Криклейд, так что будущее не обязательно неизменно, слава тебе господи. Никаких новостей от аналитиков не поступало – розовая жижа не походила ни на одно известное химическое соединение. По совпадению в четверг, но не в этот, а в следующий, предстояли также всеобщие выборы, и Хоули Ган намеревался сделать серьезный политический рывок, используя для этого «Карденио». Понимаете, он по-прежнему не полагался на случай – первое публичное представление «Карденио» должно было состояться на следующий день после голосования. Беда в том, что если не удастся установить природу розовой слизи, то пребывание Хоули Гана на посту премьер-министра окажется самым коротким за всю историю. А следующий четверг станет для нас последним.
Я закрыла глаза и подумала о Лондэне. Лучше всего он помнился мне именно таким: вот он сидит у себя в кабинете спиной ко мне и пишет, ничего не замечая. Солнечный свет струится в окно, а знакомое щелканье старого «ундервуда» звучит для меня любимой музыкой. Временами он останавливается, чтобы просмотреть напечатанное, делает поправки зажатым в зубах карандашом или просто отдыхает. Я прислоняюсь к дверному косяку и смотрю на него, улыбаясь своим мыслям. Он бормочет вслух только что напечатанную строку, хихикает, быстро-быстро барабанит пальцами по клавишам и радостно ударяет по каретке. Вот так вдохновенно он печатает минут пять, потом останавливается, вынимает изо рта карандаш и медленно поворачивается ко мне.
– Привет, Четверг.
– Привет, Лондэн. Я не хотела тебя беспокоить, может, мне…
– Нет-нет, – торопливо перебил он, – время терпит. Я так рад тебя видеть. Как там дела?
– Нудно, – вздохнула я. – После беллетриции ТИПА-работа кажется каким-то унылым болотом. Скользом и ТИПА-1 по-прежнему сидят у меня на хвосте, «Голиаф» дышит в затылок, да еще этот негодяй Лавуазье пытается через меня добраться до папы.
– Я могу чем-нибудь помочь?
Я села ему на колени, и он принялся растирать мне шею. Какое наслаждение!
– Как наследник?
– Наследник сейчас меньше фасолинки – нет, вот тут, слева, – но все равно дает о себе знать. «Лукозейд» в общем снимает тошноту. Наверное, я уже целый пруд его выпила.
Воцарилось молчание.
– Он мой? – спросил Лондэн.
Я крепко обняла его, но не сказала ни слова. Он понял и погладил меня по плечу.
– Давай о чем-нибудь другом поговорим. Как у тебя дела в беллетриции?
– Ну, – сказала я, громко высморкавшись, – пока не порхаю по книгам, как бабочка. Без тебя очень тоскливо, Лонд, но я ведь должна попасть в «Ворона» с первого раза, и мне нужно все рассчитать очень точно. От Хэвишем уже три дня нет вестей, и когда меня пошлют на очередное задание, понятия не имею.
Лондэн медленно покачал головой.
– Милая, я не хочу, чтобы ты забиралась в «Ворона».
Я посмотрела на него.
– Ты меня слышала. Оставь Джека Дэррмо там, где он сейчас. Сколько человек могли погибнуть, и все потому, что ему не терпелось заработать миллионы на этой дерьмовой плазменной винтовке? Тысяча? Десять тысяч? Послушай, твои воспоминания могут потускнеть, но я ведь все еще здесь, и хорошие времена…
– Но мне нужны не только хорошие времена, Лонд. Я хочу разделить с тобой все: дерьмовые времена, ссоры, твою идиотскую привычку тянуть до ближайшей заправки и в результате оставаться без бензина. Я хочу быть с тобой рядом, когда ты сморкаешься. Когда пукаешь в постели. Но еще больше я хочу разделить с тобой времена, которых еще не было, – будущее. Наше будущее! Я вытащу Дэррмо из книги, Лонд, будь спокоен.
– Давай поговорим еще о чем-нибудь, – предложил мой муж. – Послушай, меня немного беспокоят эти попытки убить тебя при помощи совпадений.
– Я буду осторожна.
Он серьезно посмотрел на меня.
– Ни минуты не сомневаюсь. Но ведь я живу только в твоих воспоминаниях и, наверное, в маминых, где плачу и пачкаю пеленки, и без тебя я ничто, меня просто не будет. Так что если тому, кто играет с этой самой энтропией, в другой раз повезет, нам обоим конец. Но от тебя хотя бы некролог останется и стандартная могильная ТИПА-плита.
– Поняла, хотя выражаешься ты витиевато. Ты видел, как я манипулировала совпадениями во время последнего всплеска энтропии, когда искала миссис Накадзима? Правда, ловко?
– Да, впечатляет. А тебе не приходит в голову, что – кроме намеченной жертвы – может объединять все три нападения?
– Нет.
– Ты уверена?
– Абсолютно. Я уже тысячу раз все это обдумывала. Ничего.
Лондэн задумался на мгновение, постучал пальцем по виску и улыбнулся.
– Уверена, а зря. Я тут сам немного поразведал и хочу кое-что тебе показать.
И мы очутились на платформе воздушного трамвая в Южном Керни. Но мы попали не в живое воспоминание вроде тех, которыми я так наслаждалась вместе с Лондэном, а скорее в стоп-кадр. Картинка, как и положено стоп-кадру, получилась несколько смазанная.
– Ну, и что теперь? – спросила я, когда мы зашагали вдоль платформы.
– Присмотрись, не узнаешь ли кого.
Я вошла в салон и внимательно оглядела всех персонажей, благо они застыли, как статуи. Наиболее четко отпечатались в памяти лица неандертальца-водителя, расфуфыренной дамы, хозяйки феи Динь-Динь и тетеньки с кроссвордом. Остальные сохранились в виде обобщенных женских образов, с которыми у меня не возникало никаких ассоциаций. Я указала на них.
– Хорошо, – сказал Лондэн, – а как насчет нее?
И тут я заметила молодую женщину на лавочке на перроне: она красилась, глядя в зеркальце. Мы подошли поближе, и я пристально вгляделась в медленно проступающее из глубины подсознания ничем не примечательное лицо.
– Я и смотрела-то на нее всего минуту, не больше, Лонд. Стройная, лет двадцати пяти, красные туфельки. А что?
– Она торчала там, когда ты приехала. Она была на платформе, с которой отправляются в южном направлении воздушные трамваи и на которой все они останавливаются, – но не села ни в один. Тебе это не кажется подозрительным?
– Вообще-то нет.
– Нет, – сокрушенно вздохнул Лондэн. – Не такая уж это серьезная улика, да? Но подожди, – усмехнулся он, – взгляни-ка вот на это.
Станция исчезла, ее сменила местность возле Уффингтонской Белой лошади в день пикника. Большая «испано-суиза» неподвижно зависла в воздухе где-то в пятидесяти футах над землей. Я внимательно осмотрелась вокруг. Очередная причудливо застывшая сцена. Все были на месте: майор Поуканд, Долл Стрейчи, мой старый крокетный капитан, мамонты, клетчатая скатерть, даже контрабандный сыр. Я посмотрела на Лондэна.
– Пусто, Лонд.
– Ты уверена?
Я вздохнула и снова перебрала взглядом лица. Долл Стрейчи, старая школьная подруга, парень которой на спор поджег собственные штаны; Проу Счай, лишившаяся уха под Билогирском из-за несчастного случая на учениях и в итоге вышедшая замуж за генерала Спортишпага; профессиональный игрок в крокет Альф Видерзейн, который учил меня запускать мяч с сорокаярдовой линии. Даже незнакомая мне прежде Бонни Вуайяж…
– Это еще кто? – спросила я, тыча пальцем в мерцающее передо мной воспоминание.
– Дама, назвавшаяся Зилайей С. Мертц, – ответил Лондэн. – Не узнаешь?
Я прищурилась на ее неприметное лицо. Тогда она ничем мне не запомнилась, а сейчас почему-то казалась знакомой.
– Что-то такое есть, – ответила я. – Может, я уже видела ее раньше?
– Это ты мне должна сказать, Четверг, – пожал плечами Лондэн. – Твои же воспоминания-то. Но если тебе нужна подсказка, посмотри на ее ноги.
Вот оно! Ярко-красные туфли, не исключено, те же самые, что и на девушке с платформы воздушного трамвая!
– В Уэссексе больше одной пары красных туфель, Лонд.
– Ты права, – согласился он. – Я же сказал, это просто догадка.
Тут у меня возникла идея. Не успел Лондэн и рта раскрыть, как мы оказались на площади в Осаке, среди японцев в одежде с нонетотовскими логотипами. Предсказатель, поманив меня, застыл, толпа вокруг нас слилась в неровное пятно, каким обычно предстают мысленному взору большие скопления людей. Застрявшие в памяти логотипы резко выделялись на фоне размытых лиц. Я вглядывалась в толпу, напряженно выискивая женщину с европейскими чертами лица.
– Что-нибудь нашла? – спросил Лондэн, уперев руки в бока и окидывая взглядом всю сцену.
– Ничего, – ответила я. – Минуточку, зайдем-ка на несколько минут назад.
Отмотав минуту назад, я увидела, как она встает из-за столика предсказателя в тот момент, когда он попался мне на глаза. Я подошла поближе и присмотрелась к ее неясной фигуре, силясь разглядеть ноги. И тут в дальнем закоулке моей памяти всплыло воспоминание о том, что я искала. Туфли были определенно красного цвета.
– Это она, так ведь? – спросил Лондэн.
– Да, – пробормотала я, глядя на призрачную фигуру перед собой. – Но все напрасно: моим воспоминаниям не хватает четкости для достоверного опознания.
– Каждому в отдельности, может, и не хватает, – заметил Лондэн, – но теперь я побывал у тебя в памяти и вроде бы выяснил, как она работает. Попробуй совместить эти образы.
Я подумала о женщине на платформе, наложила поверх расплывчатый силуэт на рынке, а затем добавила призрак, представившийся Зилайей С. Мертц. Все три изображения немного померцали и слились. Вышло не очень четко, так что пришлось продолжать. Я откопала в памяти полуразорванную фотографию, которую показали мне Агниц и Резник. Она идеально совпала с выстроенным образом, и мы с Лондэном оценили результат.
– Ну как тебе? – спросил мой муж. – Двадцать пять?
– Может, чуть постарше, – пробормотала я, разглядывая мнеморобот женщины, задавшейся целью меня извести.
Надо закрепить его в памяти.
Лицо простое, почти без макияжа, светлые волосы коротко подстрижены, челка асимметричная. Она ничем не напоминала убийцу. Я быстро перебрала всю имевшуюся у меня информацию. Провалившееся расследование ТИПА-5 дало мне несколько ключей – постоянное упоминание фамилии Аид, инициалы А.А. , а потом, ее все-таки можно снять на фотопленку. Конечно, не Ахерон под чужой личиной, но…
– Черт…
– Что?
– Это Аид.
– Не может быть. Ты его убила.
– Я убила Ахерона. У него был брат по имени Стикс – почему бы не оказаться еще и сестре?
Мы нервно переглянулись и уставились на возникшую перед нами мнемограмму. Чем-то она действительно напоминала Ахерона. Высокая, как и Аид, с тонкими губами. Этого было недостаточно: в конце концов, мало ли высоких людей с тонкими губами, а вот гениев порока среди них точно единицы. Но ее глаза, несомненно, походили на глаза Аида – в них царила такая же непроглядная тьма.
– Немудрено, что у нее на тебя зуб, – прошептал Лондэн. – Ты убила ее брата.
– Умеешь ты девушку успокоить, Лондэн, – ответила я. – Спасибо большое.
– Извини. Значит, теперь мы знаем, что вторая «А» – это фамилия «Аид». А вот что означает первая?
– Ахерон – приток Стикса, – тихо сказала я. – Так же, как и Флегетон, Коцит, Лета и… Аорнида.
Никогда прежде мне не случалось так огорчаться, установив личность подозреваемого. Но что-то не давало мне покоя. Чего-то я не улавливала – как будто слушала телевизор из соседней комнаты. Звучит тревожная музыка, а что происходит на экране, не известно.
– Взбодрись. – Лондэн погладил меня по плечу. – Она уже три раза промахнулась. Возможно, она никогда тебя не достанет!
– Это не все, Лондэн.
– А что еще?
– Я что-то упустила. Никак не могу вспомнить что… Не знаю.
– Меня спрашивать без толку, – вздохнул мой любимый. – Для тебя я, конечно, настоящий, но ведь это не так. Я лишь твое воспоминание обо мне. И не могу знать больше, чем ты.
Аорнида исчезла, и Лондэн тоже начал медленно таять.
– Тебе пора, – глухо сказал он. – Помни, что я говорил тебе о Джеке Дэррмо.
– Не уходи! – воскликнула я. – Я хочу еще немного побыть с тобой. Там мне радости мало – вдруг я жду ребенка от Майлза? Аорнида хочет меня убить, а «Голиаф» со Скользомом…
Но было уже поздно. Я проснулась. В собственной постели, раздетая, на сбившихся простынях. Часы показывали начало десятого. В полном расстройстве я уставилась в потолок, недоумевая, как это меня угораздило вляпаться в такую заваруху. Затем принялась гадать, был ли у меня шанс все это предотвратить. Поразмыслив, решила, что, наверное, не было. Со свойственной мне замысловатой логикой я сочла это добрым знаком, поэтому натянула футболку, отправилась на кухню, налила воды в чайник и насыпала кураги в миску Пиквик, предварительно в очередной раз безуспешно попытавшись научить ее стоять на одной ноге.
Потом встряхнула энтроскоп – так, на всякий случай, обрадовалась, что все нормально, и только полезла в холодильник за молоком, как вдруг раздался звонок. Протрусив в прихожую, я взяла со столика пистолет и спросила:
– Кто там?
– Открывай, Дурында.
Я положила пистолет на место и открыла. Джоффи улыбнулся мне, а когда увидел, в каком я расхристанном виде, у него глаза на лоб полезли.
– Ты сегодня с обеда?
– Я не могу работать без Лондэна.
– Без кого?
– Проехали. Кофе хочешь?
Мы переместились на кухню. Я вытряхнула из кофейной чашки засохшую гущу, а Джоффи погладил Пиквик по голове и сел за стол.
– Давно папу видела?
– На прошлой неделе. С ним все в порядке. Сколько выручил от распродажи?
– Больше двух тысяч чистыми. Хотел было на эти деньги починить церковную крышу, а потом подумал – какого черта! – спущу-ка я все на выпивку, наркотики и проституток.
Я рассмеялась.
– Да уж, Джофф.
Сполоснув кружки, я уставилась в окно.
– Чем я могу тебе помочь, Джофф?
– Я пришел забрать вещи Майлза.
Я обернулась к нему.
– Повтори.
– Я сказал, что пришел…
– Я поняла, что ты сказал, но откуда ты знаешь Майлза?
Джоффи рассмеялся, потом сообразил, что я говорю серьезно, и нахмурился.
– Он говорил, что ты не узнала его вчера вечером в Скокки-Тауэрсе. С тобой все в порядке?
Я пожала плечами.
– Не совсем, Джофф. Но скажи мне, откуда ты с ним знаком?
– Мы же встречаемся, Чет, неужели ты забыла?
– Ты и Майлз?
– Ну! А что такого?
Вот это действительно очень приятная новость.
– Так значит, его одежда в моей квартире лежит потому, что…
– …что мы порой назначаем здесь свидания.
Я попыталась переварить услышанное.
– Вы пользуетесь моей квартирой, потому что это… тайна?
– Верно. Ты сама знаешь, как консервативна становится ТИПА-Сеть, если речь идет о связях со священниками.
Я громко рассмеялась и вытерла набежавшие слезы.
– Сестричка! – вскочил Джоффи. – В чем дело?
– Ничего, Джофф. Все просто замечательно! Я беременна не от него!
– От Майлза? – сказал Джофф. – Да это просто невозможно. Минутку, сестричка, у тебя будет ребенок? А кто отец?
Я улыбнулась сквозь слезы.
– Лондэн. – Голос мой совершенно окреп. – Богом клянусь, Лондэн!
Я запрыгала, охваченная безумной радостью, а Джоффи не придумал ничего лучшего, как пуститься в пляс вместе со мной, и мы веселились, пока миссис Чахлинс из квартиры этажом ниже не принялась колотить в пол рукояткой швабры.
– Сестричка моя дорогая, – сказал Джоффи, когда мы достаточно запыхались, – а кто такой этот самый Лондэн, во имя святого Звлкикса?
– Лондэн Парк-Лейн, – радостно выпалила я. – Его устранила Хроностража, но случился какой-то прокол, и я по-прежнему беременна от него, а это означает, что все кончится хорошо, понимаешь? И мне нужно во что бы то ни стало вернуть его, ведь если Аорнида доберется до меня, то он уже никогда-никогда не вернется к жизни и ребенок не родится, а сейчас я просто с ума схожу при мысли, сколько времени потеряла, и собираюсь любой ценой попасть в «Ворона», потому что не хочу сойти с ума!
– Я за тебя ужасно рад, – медленно проговорил Джоффи. – Ты растеряла остатки своего крохотного умишка, но все-таки я очень рад за тебя.
Я бросилась в гостиную и стала рыться в столе, пока не нашла визитку Дэррмо-Какера, затем набрала номер. Он снял трубку почти сразу.
– А, Нонетот, – произнес он торжествующе. – Передумали?
– Я проникну для вас в «Ворона», Дэррмо-Какер. Но только попадитесь мне еще раз на дороге – и отправитесь вместе с вашим сводным братцем в самый поганый романишко Дафны Фаркитт, какой мне только удастся найти. Поверьте, сил у меня хватит – и я сделаю это, если вы меня вынудите.
Повисла пауза.
– Я пришлю за вами машину.
Он замолчал, и я повесила трубку. Затем глубоко вздохнула, выпроводила Джоффи, как только он собрал Майлзовы вещи, потом приняла душ и оделась. На меня снизошло спокойствие. Я верну Лондэна, чего бы это ни стоило. Четкий план у меня по-прежнему отсутствовал, но данное обстоятельство не слишком меня волновало – я частенько обхожусь без четкого плана.
