Таня покинула кабинет в большой растерянности. Валерочка вдруг с бухты-барахты посреди ночи вылетает к ней... И толком ничего не объяснил. Общие слова про опасность да что надо Алтухова остерегаться – не в счет. И ее лэп-топ вдруг исчез. И, главное, – текст воспоминаний!

Девушка задумчиво брела мимо гостиной. А вот, кстати, и Матвей Максимович, легок на помине. У окна, с сигарой. Рядом Антоша Шахов застыл в подобострастном изгибе. Таня остановилась, прислушалась: беседуют про какие-то технические обоснования. И на нее ноль внимания.

Мог ли Алтухов убить Холмогорову ради своего строительного проекта? В памяти всплыл разговор с Мариной Евгеньевной. Ох, кажется, она говорила, что на совести Алтухова уже душ двадцать, не меньше!

Тогда ей показалось, что Холмогорова своего приятеля оговаривает. Но сейчас, после ее смерти, все виделось в ином свете. Так что, наверное, отчим прав. Надо забиться в свою комнату и до его приезда сидеть тихо. Но прежде придется еще разик служебным положением злоупотребить.

Таня позвонила по внутреннему телефону в домик прислуги. Пригласила к аппарату водителя и безапелляционным тоном велела немедленно отправляться в аэропорт – встречать рейс 843. А потом вернулась в свою комнату. Тщательно заперла дверь. И завалилась на кровать.

Ночь, предчувствовала она, может оказаться нервной. Поэтому, пока отчим едет, нужно набраться сил. Подушку на ухо, привет Морфею, и пропадай все пропадом...

Но едва она успела вытянуться на кровати, как в дверь заскреблись. Неуверенно, осторожно. Только у Зухры такая манера.

Стучи кто иной, Таня послала бы, не отпирая. К тому же Валера велел быть осторожной... Но ей отчего-то было жаль горничную: совсем молодая, лет двадцать с небольшим, а в глазах тоска, будто ей все сорок.

Садовникова распахнула дверь, увидела именно Зухру и устало проговорила:

– Слушаю тебя.

– Татьяна Валерьевна, простите, что я надоедаю... – забормотала горничная, – ведь не слепая, вижу, как вы устали... но вам просили передать... – Она сунула ей в руку сложенный вдвое листок бумаги.

– Кто просил?

– Станислав Игоревич.

– Стасик, что ли?

– Ну да.

– А сам он прийти не мог? – буркнула Таня.

– Я не знаю... – опустила глаза горничная. – Он просто сказал, чтобы я вам записку передала.

– Когда это было? – Таня взглянула на часы.

Зухра виновато склонила голову:

– Ой, я совсем замоталась. С час назад, наверное... Я бы раньше передала, но не нашла вас. Пришла сюда – вас нету. А потом меня на кухню сразу позвали... Картошку чистить, а то не хватило...

– Да хватит уже оправдываться! – досадливо воскликнула Татьяна. Развернула листок.

Только две строчки. Почерк красивый. «Танюшка! Жду у главных ворот. Выходи, пожалуйста, сразу, как сможешь. У меня для тебя офигенный сюрприз. Стас».

– О боже! – простонала Татьяна.

Вполне в духе Холмогорова-младшего: сюрприз даже в день похорон матери. Какие-нибудь очередные бабочки. Или, по ночному времени, фейерверк. Но только как же ей не хочется сейчас никого видеть! Даже Стаса с его молящими убийственно-синими глазами.

– Зухра, послушай. Давай ты скажешь Стасу, что меня не нашла? – жалобно попросила Таня.

Горничная вскинула на нее жалобные глаза:

– Но я ведь ему обещала, что передам...

Значит, сто процентов, скажет Стасику правду. Ее можно понять: он ей – хозяин, а она, Таня, – никто.

Но что ему опять пришло в голову?

Садовникова взглянула на часы: двадцать два пятнадцать. За окном кромешная тьма. Из столовой уже доносится хоровое пение – поминки достигли своего апогея. Не самое лучшее время для сюрпризов... К тому же отчим ей строго велел: из дома ни ногой.

Таня еще раз перечитала записку. Внимательно взглянула на Зухру:

– Тебе ее точно Стас передал?

– Да.

– Лично? Из рук в руки? – допытывалась Садовникова.

Горничная вспыхнула:

– Я не обманываю! Честно! Сам зашел на кухню и сказал: передай, пожалуйста, Тане.

– Не обижайся, Зухра, – примирительно заговорила Татьяна. И объяснила: – Я просто не понимаю, почему записка? Отчего сам не мог прийти?

– А спешил он.

– С чего ты взяла?

Девушка смущенно опустила глаза:

– Я ему вслед выглянула и увидела... Его возле кухни какой-то мужик ждал. Напустился на него: чего, мол, копаешься...

– Какой еще мужик? – насторожилась Таня.

– Да я не разглядела, – вздохнула Зухра. – Какой-то барин. В смысле – гость.

– Алтухов? – небрежно поинтересовалась Таня.

– Нет, что вы! – воскликнула горничная. – Матвея Максимовича я бы узнала.

Странно... Может, все-таки не ходить? Но Стас наверняка жестоко обидится. Его и не видно весь вечер, скорее всего потому, что свой сюрприз готовит. Старается, наверное. Надеется. Ждет.

– Ладно, Зухра, спасибо, – кивнула Таня.

И, едва горничная вышла за дверь, кинулась к зеркалу. Краситься она, конечно, не будет, но немного блеска на губы и нежного, будто легкий загар, тональника никогда не помешают...

Вышла за ворота и в свете фонарей, освещавших въезд, увидела: прямо в траве яркими камнями необычного фиолетового цвета выложена стрелка. Она указывала направо. Рядом с ней (видимо, Стас невысоко оценивал ее умственные способности) лежал лист бумаги. На нем значилось: «ТУДА».

Таня против воли улыбнулась и послушно повернула направо. Обогнула двухсотметровый забор. Здесь уже еще темнее – только луна и тусклый фонарь на углу. Но еще одну стрелку, из тех же необычных фиолетовых камней, девушка увидела без труда. Теперь она показывала влево, в глубь леса. Таня поежилась. Сюрприз, конечно, сюрпризом, но страшновато. Половина одиннадцатого вечера, горы, да еще и отчим ее застращал...

– Стас! – вполголоса крикнула она. – Выходи! Я боюсь!

Тишина.

– Стас, ладно тебе! Пошли вместе! Сам свой сюрприз покажешь!

Снова ни звука в ответ, только сова где-то в лесу заухала.

«Чего бояться? Что я, как гимназистка...» – пробормотала себе под нос Татьяна. И решительно шагнула в темноту. Почти совсем не страшно. Горный лес не такой глухой, как в средней полосе, – деревья невысокие, и стоят реденько. К тому же поляна совсем рядом, метрах в ста, виднеется. Наверное, там ее и ждет сюрприз. И Таня против воли лукаво улыбнулась – может, на поляне произойдет и еще что-нибудь? Нет, ничего слишком вольного. Просто еще один поцелуй – раз уж тут, на юге, принято крутить любовь в байроническом антураже. А что, очень романтично: ночь, луна, отдаленный шум водопада...

Она ускорила шаг и буквально вихрем влетела на полянку. И в изумлении остановилась. Не снится ли ей?!

Поляна утопала в цветах. Настоящих, садовых. Самых разных: тюльпаны, розы, нарциссы, васильки, лилии, герберы... Причем цветы не навалены – они торчат из земли. В беспорядке, будто посаженные рукой неумелого, но щедрого садовника. Стоят, прекрасные в своем хаотичном великолепии.

– Ох, Стас... – растроганно пробормотала Таня.

Сколько же он старался, чтобы устроить в глухом лесу огромную, прекрасную клумбу!

Но где же он, юный, прекрасный принц?

И девушка выкрикнула:

– Стас, я тут! Выходи!

Опять тишина.

Тане стало зябко. Все-таки одна, в лесу, в кромешной тьме – только точечки звезд мерцают. Даже луны нет – за горой скрылась.

Цветы уже не радовали – глупость несусветная, высоко в горах высаживать розы с герберами. Нетрудно догадаться, в какую немалую копеечку влетела эта забава Стасу. Лучше бы материально помог, ей-богу. Или хотя бы от обязательств по договору освободил.

Поведение парня чем дальше, тем больше казалось неразумным. Зачем было вызывать ее запиской, а самому прятаться? Детский сад какой-то.

И Таня уже повернулась, чтобы уйти, когда вдруг краем глаза заметила – в кустах на обочине поляны что-то ворохнулось. Наверное, Стас. А что, вполне в его духе – наблюдать из засады за ее восторгами. Жаль только, что восторгов уже не осталось. Лишь досада и желание поскорее добраться до особняка да завалиться в постель.

Опять шорох, шевеление – теперь чуть левее. Нет, хозяева (а в том, что хозяин на этой полянке Стас, девушка не сомневалась) так себя не ведут. В кустах явно не он. Но кто? Волк? Рысь?

И она кинулась – но не в направлении кустов, как собиралась, а наоборот, через клумбу. Быстрее прочь отсюда! Бега не получалось – цветы мешали, по ногам больно хлестали своими колючками розы.

– Ч-черт! – простонала она.

Обернулась в сторону проклятых кустов и увидела – от них отделилась мужская фигура. Коренастая. Высокая. Незнакомая. Вся в черном. Ничего общего с субтильным, тонкокостным Стасом.

Бежать!

Но до забора метров сто. И потом еще вдоль него, до ворот, добрых триста...

А мужчина движется уверенно, быстро, и расстояние между ними сокращается с каждой секундой. Да еще проклятые цветы тормозят бег, обвивают ноги...

– Помогите! – в голос закричала Татьяна.

Может быть, охранник на воротах услышит?

Она вновь обернулась и увидела: человек в черном уже совсем рядом, и в его руках в тусклом свете звезд мерцает лезвие ножа... И он, этот мужчина, знаком ей, очень знаком... Он ускоряет бег, нож в его руках взмывает...

– Мама! – выдохнула Таня.

И в тот же момент споткнулась.

«Все, конец», – просвистело в голове.

Однако мужчина тоже не ожидал, что она упадет. Резко замедлил бег, потерял равновесие, острие ножа просвистело в паре сантиметров от Тани и воткнулось в землю.

Ура! Судьба дает новый шанс!

И Таня уже вскочила, чтобы бежать дальше, – но вдруг увидела, обо что споткнулась.

На земле среди тюльпанов и роз лежал Стас. Его грудь была залита кровью, глаза бездумно смотрели в небо. Мертв, сомнений не было.

– Боже! – простонала девушка.

На долю секунды она просто отключилась, забыла, что находится в чужом, враждебном лесу, что за ней погоня... Смотрела в эти навсегда застывшие, безупречно синие глаза и не могла наглядеться. И даже не думала о себе и об опасности, что ей угрожает.

Вдруг мужская рука схватила ее за плечо, грубо дернула, развернула...

Таня вскинула взгляд и ахнула.

Невозможно! Просто исключено!

Однако сомнений не было. Перед ней стоял Александр Пыльцов.

Известный киноактер и звезда Театра драмы. Его одежда и руки были в крови.