Глава 8
Гонки на А 419

– Она вам не надоела, мистер Перкинс? – крикнула Хэвишем.

– Вовсе нет, – ответил Перкинс, подмигивая. – Это самый внимательный стажер, каких я только видел.

– Хм-м, – протянула мисс Хэвишем. – Надежда умирает последней. Садись, девочка, едем!

Я помедлила. Мне уже как-то раз довелось прокатиться с мисс Хэвишем. Тогда она тоже сидела за рулем, но в машине, которая казалась мне хотя бы относительно безопасной. А это автомобильное чудовище выглядело так, словно успеет грохнуть тебя дважды, прежде чем ты переключишься на вторую передачу.

– Чего ждешь, девочка? – нетерпеливо сказала Хэвишем. – Если «спешиал» будет простаивать слишком долго, прокладки сгорят! Кроме того, нам понадобится максимум топлива, чтобы смыться!

– Смыться?

– Не бойся! – крикнула мисс Хэвишем и завела мотор. Сооружение дернулось, его повело, и оно издало утробный рык. – К тому времени тебя в машине уже не будет, ты мне для другого нужна.

Я глубоко вздохнула и втиснулась в маленькую двухместную кабину. Автомобиль, похоже, был недавно переделан и выглядел почти как гоночный, но с некоторыми излишествами, чтобы хоть как-то смотреться на шоссе. Мисс Хэвишем несколько мгновений давила на сцепление и сражалась с рычагом передач. Огромные цепные трансмиссии с легким рывком передали инерцию – ощущение было такое, словно чистокровный рысак ощутил азарт стипльчеза.

– Куда мы? – спросила я.

– Домой! – ответила мисс Хэвишем, двигая ручной акселератор.

Машина рванулась с места и понеслась по заросшему травой двору, набирая скорость.

– В «Большие надежды»? – спросила я, когда мисс Хэвишем описала широкий круг, играя рычагами в центре массивного рулевого колеса.

– Да не ко мне домой! – ответила она. – К тебе!

Взревев еще раз и сделав рывок, машина быстро разогналась и полетела вперед – но куда? Я не была в этом уверена. Впереди лежал полуразрушенный перекидной мост и крепкие стены замка.

– Не бойся! – прокричала Хэвишем, перекрывая рев мотора. – Я прочту нам путь на Ту Сторону в мгновение ока!

Мы все разгонялись и разгонялись. Я думала, что мы перескочим через ров, но вышло не так. Мы неслись прямо к несокрушимой стене замка на скорости, несовместимой с жизнью.

– Мисс Хэвишем! – с некоторым страхом окликнула я.

– Я просто пытаюсь подобрать наиболее подходящее слово для прыжка туда, девочка! – весело ответила она.

– Стоп! – взвыла я, когда мы проскочили точку возврата.

– Дай-ка подумать… – пробормотала Хэвишем, напряженно работая мозгами и по-прежнему давя на акселератор.

Я закрыла лицо руками. Машина летела слишком быстро, чтобы успеть выскочить, и столкновение казалось неизбежным. Я вцепилась в борт и напряглась всем телом, когда мисс Хэвишем перенесла меня, себя и две тонны железа через барьеры фантазии в реальный мир. В мой мир.

Я снова открыла глаза. Пока мисс Хэвишем изучала карту автомобильных дорог, «хайэм спешиал» вынесло на середину трассы. Встречный молоковоз врезался в придорожные кусты, а я судорожно вцепилась в руль.

– Не хочу светиться на М4, вдруг Совет пронюхает, – сказала моя наставница, оглядываясь по сторонам. – Поедем по А419. Интересно, это далеко?

Я сразу же узнала места, где мы находились. Прямо к северу от Суиндона, рядом с городишком под названием Хайворт.

– Едем дальше до кольцевой развязки и затем вверх по холму прямо в город, – сказала я. – Но не забывайте: тут вы должны уступать дорогу.

Поздно. Мисс Хэвишем полагала, что все и всегда должны уступать дорогу ей. Первая машина успела затормозить, но следующей повезло меньше. Она с треском въехала в зад первой. Я вцепилась в кресло, когда мисс Хэвишем прибавила газу и помчалась вверх по холму в Хайворт. Меня вдавило в спинку сиденья, и в какое-то мгновение, восседая верхом на двух тоннах грохочущего железа, я вдруг поняла, почему Хэвишем нравится такое: это было в буквальном смысле головокружительно.

– Я взяла этот «спешиал» у графа только напрокат, – объяснила она. – Перри Томас заберет машину на следующей неделе и приспособит для установления личного скоростного рекорда. Я работала над новой топливной смесью. А419 – прямое и ровное шоссе, на нем я смогу разогнаться минимум до ста восьмидесяти.

– Сверните направо на В4019 у Джесмонда, – сказала я ей, – когда светофор переключится на зелеееееныыыыииий!

Грузовик промелькнул в каких-то шести дюймах от нас.

– Ты что?

– Ничего!

– Четверг, тебе надо просто расслабиться и получать от жизни удовольствие. Порой ты такой тормоз!

Я погрузилась в молчание.

– И не дуйся, – добавила мисс Хэвишем. – Не переношу надутых стажеров.

Мы неслись по дороге, едва не вылетев в кювет на повороте, пока каким-то чудом не оказались на главной магистрали Суиндон – Сиренчестер. Поворота направо тут не было, но мы все равно туда свернули под хор скрежещущих тормозов и вой клаксонов. Хэвишем снова дала газу, и только мы выехали на вершину холма, как наткнулись на огромный знак «объезд», перекрывавший дорогу. Моя наставница сердито стукнула по рулю.

– Глазам своим не верю! – прорычала она.

– Дорога перекрыта? – спросила я, пытаясь скрыть облегчение. – Слава бо… То есть, сладчайший боже, какая жалость!

Хэвишем переключилась на первую передачу, мы развернулись у знака и покатили с холма вниз.

– Это все он, нюхом чую! – ворчала она. – Пытается увести у меня из-под носа рекорд скорости!

– Кто? – спросила я.

Словно в ответ, мимо нас, громко сигналя, пронеслась другая машина.

– Он, – прошипела Хэвишем, когда мы съехали с дороги возле камеры слежения за скоростным режимом. – Он такой никудышный водитель, что опасен и для себя самого, и для всех разумных существ на дороге.

Наверняка этот самый «он» действительно был страшен, коль скоро даже моя наставница так говорила. Через несколько минут та машина вернулась и припарковалась рядом.

– Привет, Хэвишем! – крикнул водитель, снимая с выпученных глаз очки и ухмыляясь во весь рот. – Все еще ползаешь на старой развалюхе Улитки Зборовского?

– Добрый день, мистер Жаб, – холодно поздоровалась Хэвишем. – А Глашатай знает, что вы на Той Стороне?

– Конечно нет! – расхохотался мистер Жаб. – И вы, голубушка, ему не скажете, потому что и вас тут быть не должно!

Хэвишем молча глядела прямо перед собой, стараясь его не замечать.

– А в ней авиационный двигатель «либерти»? – спросил мистер Жаб, тыча пальцем в капот «спешиал», который дрожал и трясся, пока громадный мотор работал вхолостую.

– Возможно, – ответила Хэвишем.

– Ха! – с нехорошей улыбкой сказал Жаб. – В мой драндулет втиснут роллс-ройсовский «мерлин»!

Я с интересом наблюдала за своей наставницей. Она по-прежнему смотрела прямо перед собой, но глаз у нее еле заметно дернулся, когда мистер Жаб завел мотор. В конце концов она не выдержала и любопытство пересилило презрение.

– И как она бегает? – спросила мисс Хэвишем, сверкая глазами.

– Как ракета! – ответил мистер Жаб, подпрыгивая от возбуждения. – Больше тысячи лошадиных сил на заднем приводе. Ваш «хайэм спешиал» по сравнению с ним все равно что мопед!

– А вот это мы еще посмотрим! – ответила, прищурившись, Хэвишем. – На том же месте в тот же час, те же ставки?

– Идет! – ответил мистер Жаб.

Он завел мотор, надел очки и исчез в облаке воняющего резиной дыма. Эхо его клаксона висело в воздухе еще несколько секунд.

– Склизкая гадина, – пробормотала Хэвишем.

– Ни то ни другое, если уж быть точным, – возразила я. – Скорее, сухокожая амфибия.

Я дерзила без зазрения совести, поскольку она все равно меня не слушала.

– На его счету больше аварий, чем у тебя горячих завтраков!

– И вы собираетесь устроить с ним гонки? – с некоторым трепетом спросила я.

– Мало того, я намерена сделать его, – ответила она, протягивая мне кусачки.

– Чего вы от меня хотите? – спросила я.

– Открой камеру и вытащи оттуда пленку, как только я проеду мимо.

Я выбралась из машины. Она надела очки и исчезла под рев мотора, взвизгнув напоследок шинами. Я нервно оглядывалась по сторонам, пока ее машина неслась прочь. Рычание двигателя превратилось в гудение, порой прерываемое приглушенным треском выхлопа. Взошло солнце, и я увидела в небе по крайней мере три дирижабля. Интересно, как там поживает ТИПА? Я оставила Виктору записку, что меня не будет где-то с год, а то и больше, и подала прошение об отставке. Внезапно что-то резко выдернуло меня из воспоминаний. Нечто темное и неуловимое. Что-то несделанное или забытое. Я вздрогнула, и тут в голове у меня щелкнуло. Вчерашняя ночь. Бабушка. Мозгоед Аорнида. Что она выгрызла из моего разума? Я вздохнула. Осколки мозаики у меня в мозгу медленно становились на места. Бабушка наказывала мне постоянно обращаться к воспоминаниям, дабы обновлять знакомые картины, которые Аорнида пыталась стереть. Но откуда начинать выяснение, что ты уже позабыл? Я сосредоточилась… ЛОНДЭН. Я не думала о нем весь день, и это было необычно. Я помнила, где мы встретились и что с ним случилось, тут ничего не потерялось. Что же еще? Его полное имя. Черт, черт! Лондэн Парк-как-его-бишь-там. Кажется, на букву «Б»? Вспомнить не получалось. Я вздохнула и положила руку на живот, где, по моим представлениям, находился сейчас наш будущий ребенок, пока всего с полмонетки величиной. Я помнила достаточно много, чтобы понимать, что люблю Лондэна и ужасно по нему скучаю. Наверное, это хороший знак. При воспоминании о предательстве Лавуазье и о братцах Дэррмо в душе у меня закипел гнев. Я закрыла глаза и попыталась успокоиться. У обочины стояла телефонная будка, и, поддавшись порыву, я позвонила матери.

– Привет, мам, – сказала я. – Это Четверг.

– Четверг! – воскликнула она. – Минуточку, духовка горит!

– Духовка?

– Нет, кухня это… минутку!

Раздался грохот, и через несколько секунд я снова услышала ее голос.

– Ну все. Дорогая, ты в порядке?

– Да, мам.

– А ребеночек?

– И с ним все хорошо. Ты-то как?

– Жуть! – воскликнула она. – Стоило тебе уехать, как «Голиаф» и ТИПА прямо-таки окопались возле дома, а Эмма Гамильтон поселилась в свободной комнате и жрет, как лошадь!

Послышался сердитый рык и громкий свист, когда Хэвишем размытым пятном пронеслась мимо меня. Камера дважды быстро мигнула, затем послышалось еще несколько громких ударов – моя наставница сбрасывала газ.

– Что это за шум? – спросила мать.

– Если скажу, все равно не поверишь. А мой… ну, муж… он меня не разыскивал?

– Боюсь, нет, малышка, – сказала она своим самым понимающим тоном. Моя родительница знала про Лондэна и понимала меня едва ли не лучше всех: ее собственный муж, мой отец, сам был устранен семнадцать лет назад. – Может, заскочишь поболтать? Сегодня в восемь вечера встреча Анонимных утратотерпцев, ты окажешься среди друзей.

– Вряд ли, мам.

– Ты регулярно питаешься?

– Да, мам.

– Мне удалось обучить DX-82 кое-каким трюкам.

DX-82 – это мамин клонированный тасманийский волк. Обучить тилацина делать по команде что-нибудь, кроме как есть и спать, было при его чудовищной апатичности почти невозможным делом.

– Это хорошо. Послушай, я звоню тебе просто сообщить, что со мной все хорошо и чтобы ты обо мне не беспокоилась…

– Я собираюсь сгонять еще раз! – крикнула, подъезжая, мисс Хэвишем.

Я махнула ей рукой, и она отъехала.

– Ты держишь яйцо Пиквик в тепле?

Я сказала маме, что это дело Пиквик, пообещала звонить еще, как только смогу, и повесила трубку. Мелькнула мысль брякнуть Безотказэну, но я сочла ее не слишком удачной. Мамин телефон наверняка прослушивается, а я и так уже много наговорила. Вернувшись к дороге, я стала смотреть, как стремительно увеличивается в размерах серое пятнышко, пока «спешиал» не пронесся мимо с пронзительным воем. Камера снова мигнула, а из выхлопной трубы вырвалась струя пламени. Мисс Хэвишем сумела сбросить скорость только где-то через милю, так что я спокойно сидела на ограде и ждала ее возвращения. Всего в четверти мили от нас вдруг обнаружился небольшой четырехместный дирижабль. Наверное, дорожный патруль ТИПА. А в мои намерения отнюдь не входило обнаруживать себя и попадаться им в руки. Я нетерпеливо посмотрела на подъезжавшую ко мне мисс Хэвишем.

– Ну же, – прошептала я себе под нос, – быстрее, ради бога!

Хэвишем притормозила рядом и грустно покачала головой.

– Слишком насыщенная смесь, – объяснила она. – Давай, вынимай пленку.

Я показала на приближавшийся к нам дирижабль. Как-то уж очень быстро он летел.

Мисс Хэвишем зыркнула вверх, что-то проворчала, выпрыгнула из кабины, подняла огромный капот и заглянула внутрь. Я срезала замок, сняла камеру и как можно быстрее вытащила пленку.

– Стоять! – рявкнул громкоговоритель с дирижабля, когда тот был в нескольких сотнях ярдов от нас. – Вы арестованы! Ждите у машины!

– Пора делать ноги, – нетерпеливо сказала я.

– Чушь! – ответила мисс Хэвишем.

– Руки на капот! – снова заорал громкоговоритель, и дирижабль снизился до верхушек деревьев. – Вас предупреждали!

– Мисс Хэвишем, – сказала я, – если они узнают, кто я, у меня будут очень большие неприятности!

– Чушь собачья, девочка. Зачем им такое ничтожество, как ты?

Дирижабль развернулся на маневровых двигателях. Когда меня начнут допрашивать, разговор выйдет долгий.

– Нам надо уходить, мисс Хэвишем!

Она уловила отчаяние в моем голосе и знаком велела мне садиться в машину. В мгновение ока мы вместе с машиной перенеслись с этого места в вестибюль Великой библиотеки.

– Значит, По Ту Сторону ты не в большом фаворе? – спросила Хэвишем, глуша мотор.

Двигатель захлебнулся, затрясся, и воцарилась блаженная тишина.

– Можно и так сказать.

– Нарушила закон?

– Не совсем.

Она несколько мгновений не сводила с меня взгляда.

– Мне показалось немного странным, что «Голиаф» засадил тебя в свой самый глубокий и охраняемый подвал. Пленка у тебя?

Я протянула ей катушку.

– Сделаю двойной отпечаток, – пробормотала она. – Спасибо за помощь. Встретимся завтра на поверке. Не опаздывай!

Я подождала, пока она уедет, затем вернулась к тому столу, где оставила купленный Ньюхеном сюжетный поворот с головой в мешке, и направилась домой. Я не стала прыгать напрямую, а поехала на лифте. Книгопрыганье, может, и быстрее, но очень утомляет.