Глава 10
Заседание беллетриции номер 40319
Литтехи: распространенное сокращенное название технического отдела беллетриции. Это конструкторское бюро работает исключительно на беллетрицию и финансируется Советом жанров через Главное текстораспределительное управление. Благодаря зачастую жестким и узкоспециализированным акциям, предпринимаемым оперативниками прозоресурса, литтехам разрешается создавать устройства, не укладывающиеся в рамки обычных законов физики, и это единственный отдел (кроме отдела научной фантастики), имеющий лицензию на подобные вещи. Стандартным снаряжением литтеха является Путеводитель (в четверть листа), который содержит прочие литтехнические изобретения вроде шляпапульты Мартина-Бикона, антиочепяточновирусный респиратор, текстовый маркер, Строка™ и текстуальные сита различной пористости, не говоря уже об остальном.
ЕДИНСТВЕННЫЙ И ПОЛНОМОЧНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ УОРРИНГТОНСКИХ КОТОВ
Беллетрицейский путеводитель по Великой библиотеке
(глоссарий)
Офис беллетриции располагался в Норленд-парке, в доме Дэшвудов из «Разума и чувства». Семейство милостиво предоставило беллетриции бальную залу на условиях устной договоренности об особой защите книг Джейн Остин.
Поместье Норленд-парк раскинулось по пологим зеленым холмам, поросшим древними дубами. Близился вечер, как обычно в час нашего приезда, и на голубятне ворковали лесные голуби. Трава казалась теплой и мягкой, словно толстый ковер, и в воздухе стоял тонкий аромат хвои.
Но не все так ладно было в саду из прозы девятнадцатого столетия. Подходя к дому, мы заметили какую-то суматоху. Это оказалась настоящая демонстрация, к каким я привыкла у себя дома. Но митинг собрался не по поводу повышения цен на сыр или опасности правого уклона и антиваллийских настроений в партии вигов, даже не по вопросу о наличии у «Голиафа» права проталкивать закон, обязывающий всех есть шизбургеры по крайней мере два раза в неделю. Нет, такую демонстрацию можно увидеть только в вымышленном мире.
Глашатай, выборный глава беллетриции, одетый в платье городского вестника, сердито звенел колокольчиком, пытаясь утихомирить толпу.
– Опять! Только не это, – пробормотал Брэдшоу, когда мы приблизились. – Интересно, чего на сей раз хотят устники?
Термин был незнакомый, и, поскольку мне не хотелось показаться невеждой, я попыталась сама понять, о чем кричит толпа. Ближе всего стояла пастушка, хотя я лишь догадывалась, что она пастушка, потому как ни одной овцы при ней не наблюдалось, только огромный пастуший посох. Мальчик в голубом костюмчике с рожком топтался рядом с ней и обсуждал падение цен на ягнят, а дальше маячила дряхлая старуха с небольшой собачкой, которая скулила, прикидывалась мертвой, курила трубку и проделывала другие трюки. Рядом с ней громко зевал маленький человечек в длинной ночной сорочке и ночном колпаке. Может, я и тормоз, но кто они такие, я поняла, только когда увидела трех мышек, сидевших кружком и нервно поглядывавших на жену фермера, беседовавшую неподалеку с большим яйцом, у которого имелись ручки и ножки.
– Да это же персонажи из детских стишков! – воскликнула я.
– Шило в заднице, вот кто они, – пробормотал Брэдшоу, когда из толпы выскочил маленький мальчик, схватил поросенка и пустился наутек. Бо-Пип подцепила его крюком пастушьего посоха за ногу, и шалопай проехался носом по траве. Поросенок с испуганным визгом укатился в клумбу, а затем поспешно дал деру, когда здоровенный мужчина принялся вправлять мальчишке мозги самым традиционным способом.
– Мы всего лишь хотим равных прав с остальными персонажами Книгомирья, – говорил Шалтай-Болтай, и его яйцевидное лицо багровело. – Если мы работаем для детей и принадлежим устной традиции, это не значит, что нас можно задвигать!
Толпа одобрительно загудела и заворчала. Шалтай-Болтай продолжал, а я смотрела на него и не могла понять, пояс на нем или галстук. Как тут разобраться, если и шея, и талия отсутствуют как таковые?
– Нашу петицию подписали более тысячи устников, которые не смогли прийти сегодня сами, – говорило огромное яйцо, размахивая под крики толпы пачкой бумаг.
– На сей раз мы не шутим, мистер Глашатай, – добавил пекарь, который вместе с мясником и свечником стоял в деревянном бочонке. – Если наши требования не будут удовлетворены, мы готовы вообще изъять наши стишки!
Из толпы персонажей послышались одобрительные возгласы.
– Как хорошо было прежде, пока они не образовали собственный профсоюз, – прошептал мне на ухо Брэдшоу. – Пойдемте-ка с черного хода.
Мы обошли дом. Под ногами похрустывал гравий.
– Но почему героев устной традиции нельзя включить в Программу по обмену персонажами? – спросила я.
– И кто их заменит? – фыркнул Брэдшоу. – Вы?
– А нельзя ли, например, обучить генератов на временных заместителей? – предложила я.
– Давайте лучше оставим производственные вопросы тем, у кого все карты на руках, – ответил Брэдшоу. – Мы едва справляемся с томами новых материалов. Я не стал бы волноваться насчет мистера Болтая: он бузит уже не первый век. Не наша вина, что он и его дурно рифмующиеся друзья по-прежнему подпадают под старое соглашение по ТрадУстПлюс… Господи, мисс Дэшвуд! А ваша матушка знает, что вы курите?
За углом, куда мы свернули, стояла Марианна Дэшвуд и втихую дымила крохотной самокруткой. Она быстро выбросила бычок и изо всех сил задержала дыхание, но скоро закашлялась, выпустив большой клуб дыма.
– Командор! – засопела она, и в глазах ее блеснули слезы. – Обещайте, что никому не скажете!
– На устах моих замок, – сурово пообещал Брэдшоу, – но только на этот раз.
Марианна облегченно выдохнула и повернулась ко мне.
– Мисс Нонетот! – восторженно воскликнула она. – Добро пожаловать снова в нашу книжечку. Надеюсь, вы в добром здравии!
– В добром, – заверила я, протягивая ей маргарин «Мармайт», ментоловые конфеты и батарейки, обещанные еще в прошлый раз. – Пожалуйста, передайте это вашей сестре и матери.
Она радостно захлопала в ладоши и схватила подарки.
– Вы просто лапочка! – счастливым голосом воскликнула она. – Как мне вас отблагодарить?
– Не допустите, чтобы в фильме вас играла Лола Вавум.
– Увы, это не в моих силах, – горестно ответила барышня, – но если вам что-нибудь понадобится, я к вашим услугам!
Мы поднялись по черной лестнице и попали в зал, где нас встретил сильно помятый Глашатай. Он качал головой, держа в руках требования, насильно всунутые ему в руки Шалтаем-Болтаем.
– Эти устники наглеют с каждым днем, – пропыхтел он. – На завтра они планируют сорокавосьмичасовую забастовку.
– И что мы в результате получим? – спросила я.
– Понятно что, – проворчал Глашатай. – Никто не сможет вспомнить детские стишки. На Той Стороне многие подумают, что их подвела память. Но это делу не поможет – всегда можно найти книгу сказок, где эти стишки есть.
– А, – отозвалась я.
– Самая большая проблема заключается в том, – продолжал Глашатай, утирая лоб, – что если мы уравняем персонажей детских стишков в правах с остальными, то ведь и все прочие захотят пересмотреть свои соглашения – от персонажей народных сказок до анекдотов! Иногда я рад, что мне скоро в отставку: тогда на мое место сядет кто-то другой, вроде вас, командор Брэдшоу.
– Только не я! – мрачно ответил тот. – По второму разу я не пойду в Глашатаи за все «др-тр» в «на дворе трава, на траве дрова», хоть трижды подряд произнеси!
Глашатай рассмеялся, и мы вошли в танцевальный зал Норленд-парка.
– Вы слышали? – с тревогой в голосе обратился к нам молодой человек. – Красная Королева была вынуждена пойти на ампутацию ноги! Доктор сказал мне, что у нее артериальный тромбоз.
– Неужели? – удивилась я. – Когда?
– На прошлой неделе. И это еще не все! – Он понизил голос. – Глашатай отравился!
– Да мы только что говорили с ним! – ответила я.
– Ой. – Молодой человек лихорадочно соображал. – Я хотел сказать, что Перкинс отравился.
К нам подошла мисс Хэвишем.
– Билли! – сварливо крикнула она. – Хватит! Отвали, или схлопочешь по уху!
Молодой человек на мгновение сник, затем снова взбодрился, надменно заявил, что его попросили написать дополнительный диалог для Джона Стейнбека, и зашагал прочь. Мисс Хэвишем печально покачала головой.
– Никогда не верь ему, даже если он просто говорит «доброе утро», – сказала она. – Все в порядке, Траффорд?
– Все прекрасно, Эстелла, старушка, все прекрасно. Я наткнулся в Кладезе на Четверг.
– Уж не книгу ли свою по частям распродавал? – коварно подкусила она.
– Господи ты боже мой, нет! – ответил Брэдшоу, изображая искреннее потрясение и удивление. – Бог мой, – добавил он, оглядывая зал в поисках какого-нибудь предлога смыться. – Мне надо поговорить с Чеширским Котом! Всего хорошего!
И, вежливо приподняв свой пробковый шлем, он удалился.
– Брэдшоу, Брэдшоу, – вздохнула мисс Хэвишем, печально покачав головой. – Скоро в «Брэдшоу против кайзера» окажется столько дырок, что он сгодится вместо дуршлага.
– Он хотел купить платье для миссис Брэдшоу, – объяснила я.
– Ты еще с ней не знакома?
– Пока нет.
– Ну, когда встретишься, не пяль на нее глаза, это очень невежливо.
– А почему…
– Идем! – перебила меня наставница. – Поверка вот-вот начнется!
Бальный зал в Норленд-парке уже давно использовался только для нужд беллетриции. Пол был заставлен столами и картотечными шкафами, а на столах громоздились перехваченные бечевкой стопки бумаг. С одной стороны зала располагался накрытый стол, и нас ждал – точнее, не нас, а Глашатая – штат беллетриции. В списке значилось около тридцати оперативников, но, поскольку человек десять обычно находились на задании и еще около пяти были заняты в активном действии в собственных книгах, в офисе одновременно никогда не собиралось больше пятнадцати человек.
Вернхэм Дин весело махнул мне рукой, когда мы вошли. В романе Дафны Фаркитт «Сквайр из Хай-Поттерньюс» он представал хамом и развратником, но при разговоре с ним этого никак нельзя было заподозрить: со мной Верн всегда вел себя галантно. Рядом с ним стоял Харрис Твид, который только вчера помог мне в «Убиенном агнце».
– Мисс Хэвишем! – воскликнул он, выходя вперед и разводя руки, чтобы обнять нас обеих. – У меня ваша премия за убитых граммазитов. Делить пополам?
Он подмигнул мне и ушел прежде, чем Хэвишем успела что-нибудь ответить.
– Четверг! – воскликнул Острей Ньюхен. – Извини, что мне пришлось вчера вот так сорваться. Привет, мисс Хэвишем. Я слышал, вы прикончили немало граммазитов. Еще никто не укладывал по шесть вербофагов за раз!
– Это было сплошное удовольствие, – ответила я. – Кстати, Острей, у меня до сих пор лежит… э… ваша покупка.
– Покупка? Какая еще покупка?
– Вспомните, – настаивала я, понимая, что попытки влиять на собственное повествование находятся под строжайшим запретом. – Покупка. В мешке. Сами знаете.
– О! Ах да, – сказал он, сообразив наконец, о чем я. – Та штука. Я заберу ее после работы, ладно?
– Острей снова покупает из-под полы? – тихонько спросила Хэвишем, как только он ушел.
– Боюсь, что так.
– Живи я в таком же поганом романе, как у него, делала бы то же самое.
Я окинула помещение взглядом, чтобы увидеть, кто еще пришел. Присутствовали сэр Джон Фальстаф, король Пеллинор, Дин, леди Кэвендиш, миссис Ухти-Тухти вместе с императором Зарком, Гулли Фойл и Перкинс.
– Кто это, спросила я у мисс Хэвишем, указывая на двух незнакомых агентов.
– Вон тот, с тыквой, слева, Икабод Крейн, – объяснила она. – Дальше Беатриче. На мой взгляд чересчур шумлива, но дело свое знает хорошо.
Я поблагодарила ее и поискала взглядом Красную Королеву, чья откровенная неприязнь к Хэвишем составляла наименее скрываемый секрет беллетриции. Монархини нигде не было видно.
– Привет вам, мисс Нонетот! – пророкотал Фальстаф, ковыляя к нам и глядя на меня мутным взглядом из клубов винных паров.
Он пил, крал и волочился за юбками первую и вторую части «Генриха IV», затем перебрался в «Виндзорских насмешниц». Некоторые видят в нем симпатичного жулика, а мне он был попросту отвратителен, хотя действительно являлся образцом симпатичных дебоширов для всей литературы. И я решила немного сбить с него спесь.
– Доброе утро, сэр Джон. Вежливость прежде всего.
– Это тебе доброе утро, прелестница, – радостно воскликнул он. – Ты ездишь верхом?
– Немного.
– Тогда, может, не откажешься прокатиться вдоль и поперек по моей старой доброй Англии? Я бы много чего тебе показал…
– Увы, вынуждена почтительнейше отказаться, сэр Джон.
Он заржал мне прямо в лицо. Я ощутила, как внутри поднимается волна гнева, но, к счастью, Глашатай, не желая попусту тратить время, поднялся на свою маленькую кафедру и позвонил в колокольчик.
– Прошу прощения, что заставил вас ждать, – пробормотал он. – Как вы сами заметили, снаружи имеет место небольшая заварушка. Но я рад увидеть здесь столь многих. Кто-нибудь еще будет?
– Может, подождем Годо? – спросил Дин.
– А кто-нибудь знает, где он? – спросил Глашатай. – Беатриче, разве не вы с ним работаете?
– Не я, – ответила девушка. – Можете спросить об этом Бенедикта, если он удосужится прийти, но это будет все равно что говорить с козлом, причем с тупым козлом, попомните мое слово.
– Язычок милой леди режет наши уши, – сказал Бенедикт, который сидел так, что нам его не было видно. Теперь он встал и гневно воззрился на Беатриче. – Когда источник вашего разума прояснится, сударыня, я смогу напоить из него осла.
– Ах! – засмеялась в ответ Беатриче. – Смотрите, он заводит будильник своего остроумия! Теперь все время будет трезвонить!
– Дражайшая Беатриче, – низко поклонился Бенедикт, – я искал дуру – и вот встретил вас.
– О, Бенедикт, неужели у вас мозгов не больше, чем серы в ушах?
Сузив глаза, они уставились друг на друга, а затем разошлись с вежливо-враждебными улыбками.
– Ладно-ладно, – перебил их Глашатай. – Тихо вы оба. Вы знаете, где агент Годо, или нет?
Беатриче ответила отрицательно.
– Хорошо, – сказал Глашатай. – Приступим. Заседание беллетриции номер сорок тысяч триста девятнадцать объявляю открытым.
Он снова позвонил в колокольчик, кашлянул и сверился с папкой.
– Пункт первый. Наши поздравления мистеру Дину и леди Кэвендиш за то, что они выследили выхоластов в Чосере.
Послышались отдельные одобрительные возгласы и хлопанье по плечам.
– Сектанты успели нанести вред, но небольшой, так что следует присматривать за ними в будущем. Пункт второй. – Он положил папку и оперся руками на кафедру. – Помните то безумие, охватившее Книгомирье несколько лет назад, когда по цепочке рассылались буквы? «Получите и отошлите десяти друзьям»? Ну, кое-кто переборщил с буквой «е». Я получил послание от Агентства по охране окружающей Текстовое море среды. Они говорят, что запасы буквы «е» упали до опасного уровня – нам придется снизить потребление этой буквы, пока популяция снова не увеличится. Есть предложения?
– А как насчет использования положенной набок «ш»? – подал голос Бенедикт.
– Мы пытались проделывать подобное с цифрой три и «з» во время Великой миграции «ш» тысяча девятьсот шестьдесят второго года. Переворачивали их на спину. Не помогло.
– А если изменить правописание? – высказался король Пеллинор, дергая себя за длинный белый ус. – Любое слово с «е» писать через «и» – как слышится, так и пишется.
– То есть «зиленый» вместо «зеленый»?
– Неплохая идея, – сказал Ньюхен. – Бириговой, раниный, кирамика, диталь – таких слов наберутся сотни. А если мы ограничимся одним географическим регионом, то вообще сойдет за местное произношение.
– Хм-м, – протянул Глашатай, крепко задумавшись. – А знаете, ведь может сработать.
Он снова заглянул в папку.
– Пункт третий. Твид, вы здесь?
Харрис Твид поднял руку, показывая, где он сидит.
– Хорошо, – продолжил Глашатай. – Я понял так, что вы преследовали книгобежца, который поселился По Ту Сторону?
Твид глянул на меня и встал.
– Тип по имени Хоули Ган. По Ту Сторону он важная шишка. Возглавляет «Ган паблишинг» и завел себе собственную политическую партию…
– Да-да, – нетерпеливо сказал Глашатай, – и еще он украл «Карденио». Я знаю. Но вот в чем вопрос – где он сейчас?
– Он вернулся на Ту Сторону, там я его и потерял, – ответил Твид.
– Совет жанров не слишком охотно дает санкции на работу в реальном мире, – медленно проговорил Глашатай. – Слишком уж это рискованно. Мы даже не знаем, из какой книги взялся этот Ган, и поскольку он не сделал пока ничего против нас, думаю, пусть он По Ту Сторону и остается.
– Но Ган реально угрожает нашему миру, – воскликнула я.
Учитывая ультраправую политику Гана, формулировка более чем сдержанная.
– Он уже раз совершил кражу из Великой библиотеки, – продолжала я. – Откуда нам знать, что он не повторит этого? Разве в наши обязанности не входит защита читателей от одержимых текстонавтов…
– Мисс Нонетот, – перебил меня Глашатай, – я понимаю вас, но не собираюсь санкционировать операции на Той Стороне. Увы, но так и должно быть. Он в списке книгобежцев. Мы установили текстуальные сита на всех этажах Библиотеки на случай, если он вознамерится вернуться. По Ту Сторону делайте, что хотите, но здесь будете делать, что вам скажут.
Я мгновенно ощетинилась, но мисс Хэвишем стиснула мою руку, и я промолчала.
– Хорошо, – кивнул Глашатай, снова сверяясь с папкой. – Пункт четвертый. Главное текстораспределительное управление сигнализирует о нескольких попытках вторжения с Той Стороны. Ничего серьезного, но достаточно, чтобы создать небольшое возмущение на фазовой границе между Книгомирьем и Той Стороной. Мисс Хэвишем, это ведь вы докладывали о том, что некая потусторонняя компания проводит какие-то исследования по проникновению в литературу?
Это соответствовало истине. «Голиаф» много лет пытался проникнуть в Книгомирье, но без особого успеха. Им удалось только извлечь вязкий осадок из девяти томов «Мира сыра». Дядя Майкрофт спрятался от них в «Записках о Шерлоке Холмсе».
– Она называлась «Корпорация "Как-ее-там"», – задумчиво ответила Хэвишем.
– «Голиаф» она называлась, – сказала я. – Корпорация «Голиаф».
– «Голиаф». Именно. Я заглядывала туда, когда выручала Путеводитель мисс Нонетот.
– По-вашему, потусторонняя технология продвинулась настолько далеко? – спросил Глашатай.
– Нет. Им еще начать и кончить. Они пытаются запустить управляемый зонд в «Слушателей», но, судя по тому, что я видела, безуспешно.
– Отлично, – ответил Глашатай, – мы понаблюдаем за ними. Еще раз, как они себя называют?
– «Голиаф», – ответила я. Он сделал пометку.
– Пункт пятый. Из заключительной главы «Улисса» украдены все знаки препинания. Около пяти сотен отборных точек, запятых, апострофов и двоеточий. – Он на мгновение умолк. – Верн, не вы ли с этим разбирались?
– Действительно, я, – ответил сквайр, выступая вперед и открывая записную книжку. – Мы засекли кражу два дня назад. Я поговорил с Котом, и он заверил, что никто в книгу не входил, следовательно, остается допустить проникновение в литературную интерпретацию Дублина, а это дает нам несколько тысяч подозреваемых. Мне думается, вор считал, что никто не обратит на это внимания, поскольку большинство читателей так далеко в «Улиссе» не заходят: помните, как была украдена шестьдесят вторая глава «Моби Дика», чего никто не заметил? Но нынешнюю кражу мы обнаружили, хотя, судя по первичным отчетам, читатели сочли отсутствие знаков препинания не катастрофической ошибкой, а печатью великой гениальности, так что у нас образовалась фора по времени.
– А это точно вор? – усомнилась Беатриче. – Вдруг это просто граммазиты?
– Не думаю, – ответил Перкинс, который довел литзоологию почти до уровня науки. – Пунктуазавры очень редки, а сожрать такую прорву знаков препинания – это целое стадо понадобится. К тому же вряд ли они оставили бы последнюю точку. Это, скорее, похоже на издевательство со стороны вора.
– Понятно, – сказал Глашатай. – Так что делать-то будем?
– Единственный рынок краденых знаков препинания находится в Кладезе.
– Беллетрицейский агент там будет светиться, как духовой оркестр на похоронах, – задумчиво проговорил председатель. – Нам нужен кто-то под прикрытием. Добровольцы есть?
– Это как раз для меня, – ответил Вернхэм Дин. – Я пойду. Если, конечно, никто не считает свою кандидатуру более подходящей.
Молчание было ему ответом.
– Похоже, тебе и придется! – радостно воскликнул Глашатай и сделал пометку в папке. – Пункт шестой. Как вы помните, Дэвид и Катриона Бальфур были несколько недель назад убуджумлены. Поскольку от «Похищенного» и «Катрионы» без них мало что осталось, а Роберт Льюис Стивенсон по-прежнему является популярным автором, Совет жанров выдал двум А-генератам четвертого класса лицензию на их замену. Они получат неограниченный доступ к книгам Стивенсона, и я надеюсь, мы все постараемся, чтобы они чувствовали себя уютно.
Агенты зашептались.
– Да, – решительно сказал Глашатай, – я знаю, они никогда не станут в точности такими же, но если повезет, все обойдется. Никто на Той Стороне не заметил, когда заменили Дэвида Копперфильда.
Присутствующие не стали ничего говорить.
– Хорошо. Пункт седьмой. Все знают, что я через две недели ухожу в отставку, и Совету жанров понадобится другой Глашатай. Кандидатуры следует направлять для рассмотрения прямо в Совет.
Он снова помолчал.
– Пункт восьмой. Как вам известно, Главное текстораспределительное управление последние пятьдесят лет работало над усовершенствованием книжной операционной системы…
Агенты застонали. Эта тема явно была болезненной. Ньюхен в целом объяснил мне технологию передачи вымысла, но как именно это работает, я понятия не имела. И, честно говоря, до сих пор не в курсе.
– А вы знаете, что случилось, когда попытались усовершенствовать программу СВИТОК? – подал голос Брэдшоу. – Сбой системы уничтожил всю библиотеку в Александрии – пришлось сжечь ее, чтобы предотвратить распространение вируса!
– С тех пор мы гораздо больше узнали об операционных системах, командор, – примирительно сказал Глашатай. – Хочу вас успокоить: ранние проблемы усовершенствования не остались без внимания. Многие из нас питают сомнения насчет стандартной версии системы КНИГА, в которой записаны все наши любимые произведения, и, я думаю, мы должны радоваться последнему усовершенствованию – КНИГЕ 9.0.
Мы молча слушали его.
– Хорошо. Я мог бы разглагольствовать тут целый день, но, по-моему, лучше передать слово магистру Либрису, который прибыл прямо из Главного текстораспределительного управления. Он сам вам все расскажет. Ксавье, прошу!
