Глава 44
Финальный занавес
В БУДУЩЕМ ГОДУ НЕАНДЕРТАЛЬЦЫ ВОЙДУТ В СПИСОК ОХРАНЯЕМЫХ ВИДОВ
Вчера неандертальцы, некогда вымершие двоюродные братья homo sapiens, получили статус охраняемого вида одновременно со съедобной соней и чомгой. Новоизбранный канцлер мистер Редмонд Почтаар из Партии тостов оказал им эту честь в знак признательности за их участие в финальном матче Суперкольца между командами Суиндона и Рединга. Мистер Почтаар встретился с неандертальцами и прочел специально подготовленную речь. «Лично мне ваш статус до лампочки, — заявил он, — но политически целесообразно помочь низшим существам вроде вас получить нечто вроде ограниченной свободы. К тому же это привлечет избирателей». Неандертальцы тепло приняли его речь, поскольку ожидали полуправды и вранья. «Заявление о признании вас исчезающим видом, — продолжал мистер Почтаар, — парламент рассмотрит по существу в будущем году — если время найдется».
«Суиндонский ежедневный вырвиглаз», 7 сентября 1988 г.
Спустя три недели я достаточно окрепла для участия в торжественном приеме у мэра. Лорд Скокки-Маус наградил всю команду-победителя Суперкольца особой медалью «Суиндонская звезда», отчеканенной специально по этому случаю. Брек единственный из неандертальцев явился на церемонию, поскольку понимал, как это важно для меня, хотя и не мог до конца осознать концепцию индивидуального возвеличивания.
За награждением последовал обед, где всем хотелось поговорить со мной. Спрашивающих в основном интересовало, намерена ли я делать карьеру профессионального крокетиста. На глаза мне попался Шелки О'Пер. При виде меня он нервно вскочил и опрокинул в себя выпивку.
— Я решил не убивать императора Зарка, — торопливо заявил он. — Я как раз хотел прояснить этот момент, на случай если кто-то думает, будто я перестану писать романы о Зарке. Так вот, не перестану. Ни за что! Никогда!
Он затравленно огляделся.
— Извините, но я не совсем понимаю, о чем идет речь, — пробормотала я.
— О, конечно, — с горькой иронией в голосе отозвался О'Пер, попытался отхлебнуть из пустого стакана и потопал к бару.
— В чем дело? — спросил Лондэн.
— Откуда я знаю.
Кол тоже присутствовал на приеме и бочком подобрался ко мне, когда я направилась за очередной порцией выпивки.
— Что она сказала тебе, когда заняла твое место?
Я повернулась к нему лицом. Его знание о принятом Синди решении меня не удивило. В конце концов, Кол специализировался по нежити.
— Она жаждала хотя бы отчасти искупить причиненное ею зло и к тому же понимала, что больше никогда не обнимет ни тебя, ни Бетти.
— Ты могла и отказать ей, но, к счастью, не отказала. Я любил ее, но она была порочной до мозга костей.
Он умолк, и я коснулась его руки.
— Не совсем так, Кол. Она очень любила вас обоих.
Стокер поднял глаза и улыбнулся.
— Я знаю. Ты правильно поступила, Четверг. Спасибо.
Он обнял меня и ушел.
Я отвечала на вопросы по поводу Суперкольца, пока не решила, что с меня хватит, и тогда попросила Лондэна отвезти меня домой.
Лондэн вел «спидстер», Пятница сидел сзади рядом с Пиквик, которая с момента отбытия Алана не желала оставаться одна.
— Лонд…
— Мм?
— Тебе не кажется странным, что я вообще выжила?
— Я, разумеется, очень этому рад и…
— Остановись на минутку.
— Зачем?
— Просто сделай, как я прошу.
Он затормозил. Я осторожно выбралась из машины и направилась к двум знакомым фигурам, сидевшим на тротуаре рядом с голиафовским кафе. Молча подойдя к ним, я незаметно уселась рядом с более крупной из них. Он оглянулся и аж подскочил при виде меня.
— Однажды, — произнес знакомый печальный голос, — вы не сумеете незаметно подкрасться к Грифону!
Я улыбнулась. Голова и крылья ему достались от орла, а тело — львиное. Очки и тренчкот с шарфом несколько смягчали его жутковатую внешность. Конечно, он принадлежал Книгомирью, но при этом возглавлял команду юристов беллетриции и был моим адвокатом — и другом.
— Грифон! — с некоторым удивлением сказала я. — Что вы делаете По Эту Сторону?
— Вас повидать пришел, — шепнул он, оглядываясь по сторонам и понижая голос. — Вы знакомы с Черепахой Квази? Она теперь мой первый заместитель в юротделе.
Он показал туда, где лежала, печально уставившись в пространство большими влажными глазами, черепаха с головой теленка. Она, как и Грифон, сошла со страниц «Алисы в Стране чудес».
— Как поживаете?
— Полагаю, неплохо, — вздохнула Квази, вытирая глаза платочком.
— Так в чем дело? — спросила я.
— Дело серьезное, слишком серьезное, чтобы обсуждать его по комментофону. К тому же мне требовался повод кое для каких исследований По Ту Сторону насчет островков безопасности. Очень увлекательно!
Меня вдруг бросило в жар. Естественно, не из-за дорожной разметки, а из-за обвинения. Вторжение в повествование! Я изменила конец «Джен Эйр», и Червонный суд нашел меня виновной. Не хватало только приговора.
— И много мне впаяли?
— Да не очень, — отозвался Грифон, щелкнув пальцами, и Черепаха Квази протянула ему залитый слезами лист бумаги.
Я взяла документ и пробежала взглядом полуразмытые строчки.
— Согласен, довольно необычно, — произнес Грифон. — На мой взгляд, постановление насчет бумазеи чересчур сурово. Тут вполне можно апелляцию подавать.
Я уставилась на бумагу.
— Двадцать лет проходить в синей бумазее, — пробормотала я.
— И еще вы не сможете умереть, пока не прочтете десять самых нудных книг, — добавил Грифон.
— Моя бабушка тоже не может, — заметила я, испытывая некоторое замешательство.
— Невозможно, — возразила Квази, утирая глаза. — И приговор, и преступление уникальны. Свои двадцать лет в бумазее можете отходить, когда угодно, не обязательно начинать с сегодняшнего дня.
— Но такое наказание возложено на мою бабушку!
— Вы ошибаетесь, — твердо ответил Грифон, забирая у меня бумагу, складывая ее и убирая в карман. — Нам пора. Вы будете на золотой свадьбе Брэдшоу?
— Д-да, — все еще растерянно отозвалась я.
— Отлично. «Брэдшоу и Алмаз М'шалы», страница двести двадцать один. С гостей выпивка и бананы. И мужа с собой тащите. Я знаю, он настоящий, но у каждого свои недостатки. Нам всем очень хочется с ним познакомиться.
— Спасибо. А как насчет…
— Господи! — воскликнул Грифон, сверяясь с большими карманными часами. — Неужели уже так поздно? У нас же через десять страниц устричная кадриль!
Услышав это, Черепаха Квази немного оживилась, и в следующий миг они исчезли.
Я медленно вернулась к машине, где меня ждали Лондэн и Пятница.
— Па! — громко произнес Пятница.
— Вот! — обрадовался Лондэн. — Он наверняка сказал «папа»!
Тут он заметил мою хмурую физиономию.
— В чем дело?
— Лондэн, моя бабушка по матери умерла в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году.
— И?
— Но если она умерла в шестьдесят восьмом, а папина мама — в семьдесят девятом…
— Ну?
— То кто же тогда живет в голиафовском доме престарелых «Сумерки»?
— Ты нас так и не познакомила, — пожал плечами Лондэн. — Я думал, «бабушка» — это просто ласковое прозвище.
Я не ответила. Я считала ее своей бабушкой, но это не соответствовало действительности. На самом деле мы общались всего три года. Прежде я в глаза ее не видела. Но может, я ошибалась? Я видела ее постоянно — в зеркале, просто намного моложе. Бабушка не была бабушкой. Это была я.
Лондэн довез меня до «Сумерек», и я вошла туда одна, оставив Лондэна с Пятницей в машине. С бешено колотящимся сердцем я поднялась к ней в комнату и увидела сиделку, склонившуюся над старой-старой женщиной, которой я когда-нибудь стану.
— Она очень страдает?
— Болеутоляющие средства делают свое дело, — ответила сиделка. — Вы ей родня?
— Да, — ответила я, — и очень близкая.
— Она замечательная женщина, — прошептала сиделка. — Просто чудо, что она еще не покинула нас.
— Это наказание такое, — сказала я.
— Извините?
— Ничего. Уже недолго.
Я подошла ближе к постели, и бабушка открыла глаза.
— Привет, малышка Четверг! — сказала она, слабо помахав мне рукой.
Она сняла кислородную маску, сиделка ласково пожурила ее, и старушка надела маску обратно.
— Ты ведь мне не бабушка, верно? — медленно проговорила я, присаживаясь на краешек кровати.
Она ласково улыбнулась и накрыла мою руку своей маленькой, розовой, морщинистой ладошкой.
— Я — бабушка Нонетот, — ответила она, — просто не твоя. Когда ты догадалась?
— Только что получила свой приговор от Грифона.
Теперь, когда я все узнала, она показалась мне куда более знакомой, чем всегда. Я даже заметила у нее на подбородке маленький след от осколка, полученный во время атаки танковой бригады в далеком тысяча девятьсот семьдесят втором году, и хорошо заживший шрам над ее левым глазом.
— Как же я раньше не поняла? — растерянно спрашивала я. — Ведь обе мои настоящие бабушки давно мертвы! И я всегда это знала!
Дряхлая старушка снова улыбнулась.
— Если у тебя в голове побывала Аорнида, поневоле научишься кое-каким хитростям, дорогая моя. Я же не просто так проводила с тобой время. Без этого наш муж не выжил бы и Аорнида стерла бы всякую память о нем, пока мы жили в «Кэвершемских высотах». Кстати, где он?
— Там, снаружи, присматривает за Пятницей.
— А-а.
С минуту она молча смотрела мне в глаза, потом спросила:
— Ты передашь ему, что я любила его?
— Конечно.
— Теперь, когда ты знаешь, кто я, думаю, мне пора. Я нашла-таки десять самых скучных классических произведений и почти дочитала последнее.
— А ты не должна перед уходом испытать какое-то прозрение? Принять последнее важное решение в твоей жизни?
— Так и есть, малышка Четверг. Но не я — мы. Возьми-ка этот экземпляр «Королевы фей». Мне сто десять лет, и я давно пережила свое время.
Я нашла книгу на столе и взяла ее в руки. Мне никогда не хватало терпения прочесть ее до конца, даже до сороковой страницы — такая скучная она была.
— Разве не тебе полагается ее прочесть? — уточнила я.
— Я, ты — какая разница? — хихикнула она.
Смех перешел в слабый кашель, который все никак не унимался, пока я не приподняла ее, подложив ей под спину подушку.
— Спасибо, дорогая! — задыхаясь, проговорила она, когда приступ прошел. — Остался всего один абзац. Страница отмечена.
Я открыла книгу, но мне не хотелось дочитывать. Глаза заволокло слезами. Старая женщина поймала мой взгляд и мягко улыбнулась в ответ.
— Пора, — просто сказала она. — Но я тебе завидую: у тебя впереди еще столько замечательных лет! Пожалуйста, читай.
Я утерла слезы, и вдруг меня осенило.
— Но если я прочту это сейчас, — медленно заговорила я, — то, когда мне стукнет сто десять лет, получится, что я уже дочитала эту книгу, и тогда мне… это самое… останется всего одно предложение до того, как я… то есть я, молодая…
Я умолкла, силясь постичь неразрешимый на первый взгляд парадокс.
— Дорогая Четверг! — ласково сказала старушка. — Ты всегда мыслишь так линейно! Все выйдет как надо, поверь мне. Жизнь куда страннее, чем нам кажется. Ты сама узнаешь об этом в свое время, как и я.
Она тепло улыбнулась, и я открыла книгу.
— Ты больше ничего не хочешь мне сообщить?
Она снова улыбнулась.
— Нет, милая. Кое о чем лучше не рассказывать. У вас с Лондэном впереди прекрасные годы, попомни мои слова! Читай, малышка Четверг!
Тут вдруг все пошло рябью, и по другую сторону постели появился мой папа.
— Па! — воскликнула старушка. — Спасибо, что пришел!
— Я ни за что не пропустил бы этого, о дочь моя, — мягко сказал он, целуя ее в лоб и беря за руку. — Я кое-кого с собой привел.
Рядом с ним стоял молодой человек, которого я видела вместе с Лавуазье на моей свадьбе. Он положил ей ладонь на плечо и поцеловал ее.
— Пятница! — воскликнула старушка. — Сколько сейчас твоим детям?
— Они здесь, мама. Спроси сама.
Они стояли рядом, вместе с женой Пятницы, с которой ему еще предстояло встретиться. Сейчас ей не исполнилось и года, и она понятия не имела о том, что ждет ее впереди. С ней были двое детей, двое моих внуков, которые не просто еще не родились — их даже в проекте не было. Я продолжала читать «Королеву фей», стараясь делать это помедленнее, а вокруг собиралось все больше народу, пришедшего попрощаться со старушкой.
— Вторник! — обрадовалась бабушка, когда появилась еще одна гостья.
Моя дочь. Мы как-то мимоходом упоминали о ней — и вот она здесь, бодрая шестидесятилетняя дама. Она тоже привела с собой детей, а один из них — своих.
В целом я увидела в тот день двадцать восемь своих потомков. Все они были печальны, и лишь один из них уже увидел свет. Когда они попрощались и исчезли, явились другие посетители: император и императрица Зарк, мистер и миссис Брэдшоу, которые совсем не изменились. Пришли и Чеширский Кот, и несколько мисс Хэвишем, а также делегация омаров из далекого будущего, крупный мужчина с сигарой и еще какие-то люди, которые вежливо появлялись и исчезали. Я продолжала читать, держа ее за руку, а жизнь медленно угасала в ее слабом теле. Когда я начала последнюю строфу «Королевы фей», ее глаза закрылись, и дыхание сделалось поверхностным. Последние провожающие ушли, остались только мы с отцом.
Я закончила чтение, и приговор мой исполнился: двадцать лет синей бумазеи и десять самых занудных книг. Я закрыла том и положила его рядом с ней. Ее лицо уже приобрело восковой оттенок, рот приоткрылся. Услышав рядом тихое всхлипывание, я вздрогнула. Мне никогда прежде не доводилось видеть папу плачущим, но сейчас по его щекам катились крупные слезы. Он поблагодарил меня и исчез, оставив меня наедине с женщиной в постели и сиделкой, незаметно ждущей у дверей. Я чувствовала печаль от утраты хорошего товарища, но горя не было. В конце концов, я еще вполне жива. Давным-давно я узнала на примере смерти собственного отца, что конец жизни и смерть — действительно две разные вещи, и искала утешения в этом.
— С тобой все в порядке? — спросил Лондэн, когда я вернулась в машину. — У тебя такой вид, словно ты повстречалась с призраком.
— И не с одним, — ответила я. — Перед моими глазами прошла вся моя жизнь.
— А я там есть?
— В полной мере, Лондэн.
— Один раз передо мной тоже промелькнула вся жизнь, — вздохнул он. — Но к сожалению, я сморгнул и львиную долю пропустил.
— Нам понадобится куда больше, чем мгновение ока, — промурлыкала я, тычась носом ему в ухо. — А как малыш?
— Устал от показывания пальцем на все вокруг.
Я оглянулась на заднее сиденье. Пятница исчерпал свои силы и уснул.
Лондэн завел машину и выехал с парковки.
— Кстати, кем приходилась тебе эта старушка? — спросил он, когда мы выехали на шоссе. — Ты никогда мне не рассказывала.
Я на мгновение задумалась.
— Она была той, кто очень хорошо знал меня и оказывался рядом в нужный момент.
— У меня есть такой человек, — сказал Лондэн, — и, если она не против, я бы пригласил ее пообедать. Куда бы тебе хотелось?
Я подумала о старой женщине в синей бумазее, прикованной к постели и державшейся на последней строфе, обо всех людях, пришедших проводить ее. Я проживу хорошую жизнь, подумалось мне. Хорошую и, более того, необычную.
— Если я с тобой, — нежно сказала я ему, — то мне хватит и шизбургера в «Рице».
