Глава 30
Неандертальцы как нация
НЕАНДЕРТАЛЬЦЫ «ПРИМЕНЯЮТСЯ» В УЧЕБНОМ ЗАВЕДЕНИИ ДЛЯ ПОЛИТИКОВ
Неандертальцы, генетически воссозданная собственность корпорации «Голиаф», нашли неожиданное применение в Гранитогрыззенском колледже для политических деятелей. Вчера четыре особи были официально назначены в класс «Публичный кабинет правдивой экономики». Неандертальцы, чье высокое искусство чтения по лицам предрасполагает их к распознаванию лжи, используются студентами для оттачивания искусства вранья — эта способность может оказаться полезной будущим политикам. «Ребята, эти неандеры замечают всё! — заявил мистер Диксон, студент-первокурсник. — От них не ускользает даже легкое преувеличение или тактическое упущение!» Преподаватели колледжа полностью довольны неандертальцами и сообщают частным образом следующее: «Если бы пролетариат улавливал ложь хотя бы вполовину так хорошо, как они, нам пришлось бы очень несладко!»
«ЖАБ-политикс», 4 июля 1988 г.
Охота за «Застарелой похотью» заняла все утро, но особого успеха не принесла. Ган опережал нас почти на два года. Из ста напечатанных экземпляров шестьдесят два за последние восемнадцать месяцев сменили владельца. Поначалу за них запрашивали скромную тысячу фунтов, но нашелся некий таинственный покупатель с бездонными карманами, который взвинтил цены, и последний экземпляр ушел на аукционе «Агата» за семьсот двадцать тысяч — беспрецедентная сумма даже за довоенную Фаркитт.
Вероятность обнаружения хотя бы одного экземпляра «Похоти» становилась все более призрачной. Я позвонила агенту Фаркитт, и тот сообщил, что вся библиотека его клиентки конфискована, а саму семидесятилетнюю писательницу, прежде чем отпустить, долго допрашивали насчет ее продатской политической деятельности. Даже посещение библиотеки Фаркитт в Дидкоте ничего не дало: их оригинал рукописи и подписанный экземпляр «Похоти» изъяли некие «правительственные агенты» около полутора лет назад. Библиотекарь встретил нас в мраморном зале со скульптурами и, попросив нас говорить потише, доложил, что все имеющиеся экземпляры всех романов Фаркитт уже упакованы и подготовлены к изъятию «по первому вашему требованию». Безотказэн заверил его, что мы отправимся к границе, как только обговорим последние детали. Он не смотрел на меня при этих словах, но я знала, о чем он думает: мне еще предстояло изобрести способ переброски книг в Уэльс.
Мы молча возвращались в отдел литтективов. Как только вошли, я позвонила Лондэну. Мое обручальное кольцо, которое все утро то появлялось, то исчезало, стабильно держалось уже добрых двадцать минут.
— Привет, Четверг! — радостно воскликнул он. — Что с тобой вчера стряслось? Мы говорили — и вдруг ты замолчала.
— Кое-что произошло.
— Может, заглянешь на обед? У меня есть рыбные палочки, бобы и горошек, а еще банановое пюре и крем для пудинга.
— Ты обсуждал меню с Пятницей?
— С чего ты взяла?
— Я бы с удовольствием пришла, Лондэн. Но ты до сих пор немного нестабилен в экзистенциальном смысле, а значит, мне снова придется краснеть перед твоими родителями. К тому же мне надо кое с кем встретиться и переговорить о Шекспире.
— Я знаю этого человека?
— Это Бартоломью Брекекекс.
— Неандерталец?
— Да.
— Надеюсь, ты любишь жуков. Позвони мне, когда я снова возникну. Я тебя лю…
Разговор прервался. Обручальное кольцо тоже исчезло. Мгновение я прислушивалась к тишине, задумчиво постукивая себя трубкой по лбу.
— Я тоже люблю тебя, Лонд, — тихо сказала я.
— Это твой контактер в Уэльсе? — спросил Безотказэн, подходя ко мне с факсом из Общества правильного понимания Карен Бликсен.
— Не совсем.
— Значит, новый игрок для «Молотков»?
— Если бы! «Голиаф» с Ганом нагнали страху на всех крокетистов в стране, кроме, пожалуй, Пенелопы Хрусть, которая играет ради интереса и плевать хотела на все, что скажут, подумают или сделают другие.
— Разве не ей несколько лет назад оторвали ногу во время полуфинального матча «Ньюпортских молотобойцев» против «Дартмурских бродяг»?
— Мне особо выбирать не приходится. Если я поставлю ее в задние полузащитники, ей останется только рычать на любого, кто подойдет близко. Ты созрел для обеда?
Неандертальская популяция в Суиндоне составляла около трех сотен, и жили они все в небольшой деревне к западу от города, известной как Страна. Поскольку они мастерски управлялись с любыми инструментами, им просто выделили шесть акров земли с выходами в водопровод и канализацию и велели обустраиваться — как будто их требовалось к этому подталкивать.
Неандертальцы не являлись ни людьми, ни предками людей, но приходились нам двоюродными братьями. Они появились в ходе эволюции одновременно с нами, а затем исчезли, поскольку не могли конкурировать с более агрессивными сапиенсами. Возвращенные к существованию в результате генноинженерных экспериментов «Голиафа» на рубеже тридцатых — сороковых годов, они стали такой же частью современной жизни, как дронты или мамонты. И, будучи выведены «Голиафом», по существу принадлежали корпорации. Грабительская схема самовыкупа была встречена общественностью с возмущением.
Мы припарковались невдалеке от Страны и вышли из машины.
— А внутрь заехать нельзя? — спросил Безотказэн.
— Они не любят машин, — объяснила я. — И не видят смысла в путешествиях. Согласно неандертальской логике все, до чего нельзя дойти за день, не стоит посещения. Наш неандерталец-садовник обычно каждый вторник проходил четыре мили до нашего дома, а затем возвращался, упорно отказываясь от предложения подбросить его домой. Как он говорил: «Ходить пешком — единственный достойный способ перемещения. Сидя за рулем, не услышишь, о чем толкуют в придорожных кустах».
— Понимаю, — кивнул Безотказэн, — но если надо куда-то срочно попасть…
— В том-то и разница, Без. Попробуй отвлечься от человеческого образа мышления. Для неандертальца не существует ничего настолько срочного, чтобы нельзя было сделать в другой раз. Или вообще не делать. Кстати, ты не забыл пропустить утренний душ?
Он кивнул. У неандертальцев запах играет очень важную роль, поэтому пахнущая мылом чистота человека вызывает у них недоверие. Заговори с неандертальцем, благоухая одеколоном, и он тут же заподозрит тебя в желании что-то от него скрыть.
Мы миновали заросший травой вход в Страну и увидели одинокого неандертальца. Он сидел на стуле посреди дорожки и читал набранные крупным шрифтом «Неандертальские новости». Сторож сложил газету, осторожно принюхался, пару секунд разглядывал нас, затем спросил:
— Кого вы желаете посетить?
— Мы Нонетот и Прост. Пришли на обед к мистеру Брекекексу.
Неандерталец пару секунд внимательно смотрел на нас, затем показал на дом по другую сторону зеленой лужайки, окружавшей некий загадочный тотем. Пять-шесть неандертальцев играли там в крокет, и некоторое время я очень внимательно присматривалась к ним. Они не делились на команды, а просто гоняли шар и забивали его в воротца, когда получалось. И делали это блестяще. Один из них засадил снаряд в цель как минимум с сорока ярдов от крокировки. Жаль, неандертальцы категорически против соревнований: они бы очень пригодились мне в команде.
— Ничего не замечаешь? — спросила я, пока мы пересекали лужайку, где мимо нас размытыми пятнами проносились игроки.
— То, что нет детей?
— Самому молодому неандертальцу пятьдесят два года, — объяснила я. — Все мужчины стерильны. Похоже, это главная причина их ненависти к хозяевам.
— Я бы тоже взбесился.
Мы добрались до дома Брекекекса, я открыла дверь и вошла. Кое-что из неандертальских обычаев я усвоила. Никогда не входи в дом неандертальца, если тебя не ждут. А если ждут, то чувствуй себя как дома и входи без стука. Круглый дом с очагом посередине был целиком выстроен из обломков дерева и вторсырья. Теплый и уютный, он вовсе не напоминал пещеру, как, по-моему, ожидал Безотказэн. Здесь имелись телевизор и приличный диван, стулья и даже музыкальный центр. У очага стоял Брекекекс, а рядом с ним — неандерталец чуть пониже ростом.
— Добро пожаловать! — сказал Брек. — Это Фелисити. Мы живем вместе.
Его жена молча подошла к нам и обняла каждого по очереди, воспользовавшись этой возможностью, чтобы обнюхать нам сначала подмышки, затем волосы. Я заметила, что Безотказэн поморщился, и Брек негромко хрюкнул — так неандертальцы смеются.
— Мистер Прост, вам неловко, — заметил он.
Безотказэн пожал плечами. Он и вправду испытывал неловкость, но достаточно знал неандертальцев, чтобы не пытаться их обмануть.
— Да, — ответил он. — Прежде я никогда не бывал дома у неандертальца.
— Сильно отличается от вашего?
— Очень, — ответил Безотказэн, разглядывая конструкцию потолочных балок, которые были склеены из разнокалиберных кусков дерева, а затем обработаны для придания требуемой формы.
— Ни единого шурупа или болта, мистер Прост. Вы когда-нибудь слышали скрип дерева, когда в него входит шуруп? Ужасная жестокость.
— А тут есть что-нибудь сделанное не вашими руками?
— В общем, нет. Вы обижаете строительный материал, если не выжимаете из него все возможное. Все наши заработки уходят на выкуп. Может, получим вольную от наших хозяев прежде, чем умрем.
— Тогда, прошу прощения, зачем стараться?
— Чтобы умереть свободными, мистер Прост. Выпьете?
Мистер Брекекекс принес четыре стакана, вырезанных из винных бутылок, и предложил нам. Брекекекс проглотил свою порцию залпом, я попыталась последовать его примеру и едва не поперхнулась: все равно что бензина глотнула. Безотказэн закашлялся и схватился за горло, словно у него там огонь загорелся. Мистер и миссис Брекекекс с любопытством посмотрели на нас, затем разразились хрюкающим покашливанием.
— Не уверен, что оценил шутку, — сказал Безотказэн, по лицу которого текли слезы.
— Это наш неандертальский обычай позорить гостей, — заявил Брекекекс, забирая наши стаканы. — Вам я налил картофельного джина, а себе — воды. Жизнь прекрасна. Садитесь.
Мы уселись на диван, и Брек поворошил угли в очаге. Над огнем жарился на вертеле кролик, и я вздохнула с облегчением: на обед нас ждали не жуки.
— Там, снаружи, играют в крокет, — начала я. — Как думаете, можно убедить их сыграть за «Суиндонских молотков»?
— Нет. Только люди самоутверждаются через конфликт с другими людьми. Для нас выигрыш и проигрыш не имеют смысла. Все идет так, как должно быть.
У меня мелькнула мысль предложить им денег. В конце концов, месячная зарплата рядового игрока легко покрывала хоть тысячу выкупных схем. Но у неандертальцев забавное отношение к деньгам, особенно к тем, которые, как они считают, ими не заработаны. Потому я промолчала.
— У вас появились новые соображения насчет шекспировских клонов? — спросил Безотказэн.
Брек на мгновение задумался, дернул носом, перевернул кролика, затем отошел к большому шведскому бюро и вернулся с пухлой папкой — отчетом по геному, составленному мистером Паннихейдом.
— Они определенно клоны, — начал он, — и тот, кто их создал, хорошо замел следы: из клеток вычищены серийные номера, а из ДНК изъята информация об изготовителе. На молекулярном уровне невозможно определить, где они сделаны.
— Брек, — сказала я, думая о «Гамлете», — не могу выразить, насколько важно найти клона Уилла, причем как можно скорее.
— Мы еще не закончили, мисс Нонетот. Видите вот это?
Он протянул мне спектроскопическую оценку зубов мистера Шакспера, и я непонимающе уставилась на зигзагообразный график.
— Мы сделали это, дабы отследить динамику состояния здоровья. Опираясь на сечение зубов мистера Шакспера, мы можем определить район изготовления по жесткости воды.
— Понятно, — сказал Безотказэн. — И где такая вода?
— Очень просто. В Бирмингеме.
Безотказэн радостно хлопнул в ладоши.
— Вы хотите сказать, что секретная биоинженерная лаборатория находится в районе Бирмингема? Найдем как нечего делать!
— Лаборатория не в Бирмингеме, — возразил Брек.
— Но вы же сказали…
Я поняла, к чему ведет Брек.
— Бирмингем берет воду из долины Элан, — тихо сказала я. — Из Социалистической Республики Уэльс.
Все резко усложнилось. До перевода в Презеллис крупнейшее голиафовское генноинженерное производство располагалось на берегу водохранилища Гвинн-Фаур в долине Элан. Предприятие выстроили за границей из-за лакун в тамошнем законодательстве. Как только валлийский парламент прижал им хвост, фабрика закрылась. Лаборатория в Презеллисе занималась только законным клонированием.
— Невозможно! — фыркнул Безотказэн. — Они закрылись несколько десятков лет назад!
— И все же, — медленно ответил Брек, — ваши Шекспиры сделаны там. Мистер Прост, вы не являетесь природным другом неандертальцев, и у вас нет такой силы духа, как у мисс Нонетот, однако вы влюблены.
Безотказэна Брекекекс не убедил.
— Откуда вы столько обо мне знаете?
Воцарилось молчание. Брек повернул кролика на вертеле.
— Вы живете с женщиной, которую не любите по-настоящему, но она нужна вам для стабильности жизни. Вы подозреваете, что она подыскивает себе еще кого-нибудь, и это раздражение и подозрения тяжелым грузом ложатся на ваши плечи. Вам хочется продвижения по службе, а единственная женщина, которую вы любите, недоступна для вас…
— Ладно-ладно, — угрюмо пробурчал Безотказэн. — Я понял.
— Вы, люди, излучаете эмоции, прямо как огонь излучает жар, мистер Прост. Нам непонятно, каким образом вам удается так легко обманывать друг друга. Мы видим ложь так явно, что нам она без надобности.
Я поспешила сменить тему:
— А вы уверены, что эти лаборатории по-прежнему там?
— Мы уверены, — кивнул Брекекекс, — и там создавали не только Шекспиров. Все неандертальцы, вплоть до версии 2.3.5, оттуда. Мы хотим вернуться. Нам срочно нужно то, чего нас лишили.
— Что именно? — спросил Безотказэн.
— Дети, — выдохнул Брек. — Мы как раз планировали такую экспедицию, и ваши сапиенские качества нам пригодятся. У вас есть импульсивность, которой никогда не будет у нас. Неандертальцы обдумывают каждый шаг, прежде чем сделать его. Мы генетически предрасположены к осторожности. Нам нужен кто-то вроде вас, мисс Нонетот. Человек действия, склонный к насилию и способный принять на себя командование, однако ведомый тем, что правильно.
Я вздохнула.
— Мы не можем ехать в Социалистическую Республику. Наши полномочия так далеко не простираются, и, если нас там накроют, мы в жизни не расплатимся.
— А как насчет твоего плана перевозки книг за рубеж, Четверг? — негромко спросил Безотказэн.
— Нет у меня никакого плана, Без. Прости. Я не могу позволить себе загреметь в какую-нибудь валлийскую каталажку накануне Суперкольца. Я обязана сделать так, чтобы «Молотки» выиграли. Я должна быть там.
Брекекекс нахмурился.
— Странно, — произнес он наконец. — Вы хотите выиграть не из-за ложного чувства местного патриотизма. Мы чувствуем более высокую цель.
— Я не вправе вам рассказывать, Брек, но вы угадали. Победа Суиндона жизненно важна для всех нас.
Брек с супругой переглянулись и около пяти минут беседовали, используя только мимику и хрюканье. Когда они закончили, наш хозяин сказал:
— Решено. Вы, мистер Прост и мы проникнем в заброшенную лабораторию «Голиафа». Вы — для того, чтобы найти ваших Шекспиров, мы — чтобы найти способ оплодотворить наших женщин.
— Я не могу…
— Даже если мы попадемся, — продолжал Брек, — неандертальская нация выставит пятерых игроков, чтобы помочь вам выиграть Суперкольцо. Никакой платы и никакой славы. Согласны?
Я уставилась в его маленькие карие глазки. Судя по мастерству виденных мной игроков и моим общим сведениям о неандертальцах, у нас появился шанс. Даже если я сяду в валлийскую тюрьму.
Я пожала его протянутую руку.
— Договорились.
— Тогда надо поесть. Любите крольчатину?
Мы оба кивнули.
— Хорошо. Это наше фирменное блюдо. По-неандертальски оно называется «кролик с жучками».
— Звучит заманчиво, — ответил Безотказэн. — А с чем его едят?
— С картошкой и… пикантным зеленовато-коричневым соусом.
Я до сих пор не уверена, но, кажется, Брек подмигнул мне. Однако мои опасения оказались напрасны. Блюдо имело отменный вкус. Неандертальцы правы: жуков действительно здорово недооценивают.
