Маша
На собеседование я приехала одной из последних, к пяти вечера. Перед дверью, ведущей в американскую мечту , все оказалось точно как в моем сне. Прохаживались запуганные, пропахшие табаком от бесконечных перекуров соискатели. И даже девица с англо-русским словарем имелась, перелистывала страницы, лихорадочно бормотала себе под нос: «Консолидация, консолидация… как это будет?…»
– Consolidation, – ехидно подсказала я.
И грешным делом подумала: «Эх, если б все мои конкуренты оказались такими простушками!»
Весь день накануне и половину дня сегодняшнего я старательно создавала себе имидж преуспевающей дамы и отрабатывала уверенный вид. Позвонила парочке однокурсниц из числа новоявленных бизнес-леди и арендовала у них дорогую, с золотым пером, ручку и даже еженедельник с изысканной монограммой – только странички в него свои вставила. Накрахмалила блузку, нагладила костюм, отполировала туфли – не в сапожищах же, они у меня из серии «Прощай, молодость!» – на собеседование являться!
Посетила дорогущий салон и с дрожью в сердце выложила изрядную сумму на прическу и маникюр (от педикюра, который мне навязывала администраторша, решительно отказалась: его американцы не увидят). Ну, а уверенный вид особо и тренировать не пришлось: я все-таки преподаватель. Умею, если нужно, прикинуться настоящей стервой.
И теперь с удовольствием ловила на себе завистливые взгляды. Что приятно, ими меня одаривали не только прочие соискатели, но и секретарша, из американок, которая то и дело выскакивала из аудитории и, ужасно коверкая фамилии, вызывала на ковер очередную жертву.
…Моя очередь подошла только к шести. Самоуверенности к этому времени у меня слегка поубавилось, потому как несколько девчонок после собеседования вышли в слезах, да и панические настроения коллег по очереди достигли своего пика.
Но когда я услышала свою фамилию, спину не ссутулила. И в аудиторию вплыла королевой: походка от бедра, кожаный портфель нежно ласкает юбку из чистой шерсти, десятисантиметровые каблуки лихо цокают по паркету…
С удовольствием увидела: во главе комиссии восседает не противная тетка, как в прошлом году, а вполне элегантный – совсем не по-американски! – мужчина. Лет сорок пять, ухоженная бородка, и даже, кажется, ногти покрыты бесцветным лаком. Мы бы шикарно, абсолютно в одном стиле, смотрелись рядом. Известный профессор и талантливая ассистентка. Ура, со своим имиджем я, кажется, угадала!
И вопрос мужчина – он представился Николасом Бейли – тоже задал абсолютно человеческий, совсем не чета тем помоям, что выливала на меня прошлогодняя комиссия:
– Скажите, Masha, каковы ваши научные интересы?
Сказка. Когда вчера я тренировалась перед зеркалом «в уверенном виде» – именно на этот вопрос и отвечала. Следила за мимикой, подбирала наиболее емкие и выигрышные фразы…
Сегодня оставалось только повторить.
Я рассказала про свою диссертацию, про спецсеминары, что веду на нашей кафедре, прорисовала пунктиром, чем собираюсь заниматься в Америке…
Мой вдохновенный, минут на десять, монолог американцев явно впечатлил. Профессор – или кто он там – Бейли ласково кивал головой, прочие члены комиссии тоже слушали с интересом. Только секретарша, особа моих лет, облаченная в бесформенные джинсы и вся в мелких прыщиках, поглядывала сердито. До чего же приятно, когда тебе жители преуспевающих стран завидуют!
– Что ж, исчерпывающе, – похвалил господин Бейли, когда я наконец выдохлась. – Ваши научные изыскания, безусловно, будут очень интересны самому широкому кругу людей.
Его подчиненные верноподданнически закивали головами, а профессор задал новый вопрос:
– Напомните, с какими результатами вы сдали экзамены…
– GRE – 710, TOEFL – 270, – отбарабанила я. И тонко улыбнулась: – Не максимальный, конечно, балл, но…
– В прошлом году ваши результаты были гораздо хуже, – вдруг подквакнула вредная секретарша.
И попала точно в молоко. Потому что профессор Бейли широко улыбнулся и похвалил:
– Большой прогресс, Маша. Проделали за этот год огромную работу. Вы молодец.
Я еле удержалась, чтоб не показать секретутке язык, и смущенно пролепетала, обращаясь к профессору:
– Спасибо.
– У меня все, – просиял ответной улыбкой он. И приказал подчиненным: – Спрашивайте вы.
В нашем институте на кафедре, если заведующий доволен, то и подчиненные молчат. Но американцы – не из таковских. Тут же зашевелились, зашуршали бумагами… И вопросы посыпались градом, особенно тетки старались:
– Вы живете в Москве?
– Да.
– С кем?
– С родителями и братом.
– Вы снимаете квартиру или это собственное жилье вашей семьи?
– Собственное.
– Сколько вам лет, Маша?
– Двадцать восемь.
– Скажите, вы собираетесь замуж?
– Собираюсь. Только не сейчас.
– А когда же?
– Лет в тридцать пять. Этот возраст мне кажется самым оптимальным.
– В таком случае вы вряд ли успеете родить детей. Вы их не хотите?
– Хочу. Но современная медицина позволяет рожать как минимум лет до пятидесяти.
– В Америке – да. Но не в России.
Ага. Пошли подколки.
Защищать Россию нельзя – я уже в прошлом году на этом погорела. А скажешь, что в Америке буду рожать, еще хуже. Подумают, что я к ним собираюсь не на учебу, а эмигрировать, они этого как огня боятся. Придется выкручиваться…
– Я не жалуюсь на здоровье и надеюсь родить без помощи врачей даже в сорок! В крайнем случае в Израиль поеду, там, говорят, медицина чудеса творит.
– Похвальная уверенность, однако… – кинулась в бой моя оппонентка. Но профессор Бейли ее остановил:
– Все, хватит, Синтия…
И обратился ко мне:
– Masha, спасибо за чрезвычайно приятную беседу. Разговор с вами заряжает оптимизмом и оставляет чрезвычайно благоприятное впечатление…
– Увидимся в Америке? – осмелилась пошутить я.
Члены комиссии шутку оценили, заулыбались. Улыбнулся и профессор – только не весело, а скорее виновато. И произнес:
– Боюсь, что нет, Masha.
– Нет?! – искренне опешила я.
Да как же так?! Я ведь вижу: я им очень понравилась! Всем!
– Нет, – твердо повторил он.
– Но почему? – Я, кажется, начала стремительно терять лицо.
– Я не обязан вам объяснять, но все-таки объясню, – произнес профессор. – Дело в том, что задача нашего фонда – помогать именно тем, для кого мы – последняя надежда. Кому сложно себя проявить в России. Кому в Москве негде жить и работать. А у вас, как мы поняли, все хорошо. Вы – кандидат наук, успешно преподаете, у вас собственное жилье, и вообще – вы красивая и уверенная в себе девушка…
– С дорогим маникюром, – злорадно вставила свои пять копеек зловредная секретарша.
Сказать, что я будто рухнула в пропасть, – не сказать ничего.
– Но вы же сами говорили, что тема моих научных исследований очень интересна! Самому широкому кругу людей!
– Да, – кивнул господин Бейли. – Однако вы вполне можете продолжить свои изыскания и здесь, в России. Вы великолепно владеете английским языком и в состоянии получать нужную вам информацию как в сети Интернет, так и в библиотеке иностранной литературы… Желаю вам, Маша, большой удачи.
Он встал, протянул мне руку, и я с трудом подавила желание впиться в его ухоженную кожу своими свежеотточенными ногтями.
Больше ловить было нечего.
И, уже не заботясь ни о какой королевской походке, я покинула аудиторию.
– Ну как? – ринулись ко мне прочие соискатели.
В скромных джинсах, без всяких дорогих еженедельников и портфелей. Неуверенные в себе, дрожащие, неухоженные… Именно таким, как оказалось, американцы и помогают. А уверенным в себе и состоявшимся – шиш.
– Завернули, – коротко ответила я.
– Как?.. – общим хором выдохнула толпа.
– Раз уж такую – и то не взяли… – услышала я потерянный девчачий голос.
Я еле удержалась, чтоб не ответить:
– А тебя, селедка драная, как раз и возьмут.
Что ж. Не зря я сомневалась в волшебных качествах дедовой чаши.
Мне она решительно не помогла.
