ХУДОЖНИК. СПАСЕНИЕ

Потом мы свернули с Ринга направо, к историческому центру, и немедленно заблудились на нешироких улочках. Шли по ним без направления, без цели, взявшись за руки. Один раз зашли, чтобы согреться, в какой-то ресторан и выпили там по бокалу вина. Мы говорили обо всем – и ни о чем. Мне было легко с Лизой, и я дурачился и смешил ее – верный признак влюбленности.

Закрытые магазины светили витринами. Аккуратные дома уходили ввысь. Народу на улицах практически не было, и ни одна машина не проезжала мимо – только стук наших каблуков раздавался в ночи.

Наконец, в половине двенадцатого, Лиза вздохнула:

– Мне пора.

– Очень жаль.

– Завтра в девять самолет, а у меня еще вещи не собраны.

Неожиданно быстро мы нашли дорогу к Мария-Хильферштрассе, где я бросил свой «народный вагон» 11 .

В молчании мы уселись в машину. Скоро нам предстояло неминуемое расставание, и это наполняло мое сердце невыразимой горечью.

Я свернул на широкую улицу направо. До Лизиной гостиницы езды было семь минут.

Машин на дороге почти не было. Чтобы выплеснуть адреналин и (отчасти) покрасоваться перед Лизой, я по-мальчишески разогнал свой «фолькс» километров до ста двадцати. Впереди замигал зеленый сигнал светофора. Я хотел было, по московской привычке, проскочить на желтый, но Лиза предостерегающе воскликнула: «Осторожней!» Я послушался ее и изо всех сил надавил на тормоз. Завизжали покрышки. Сила инерции бросила меня вперед. В багажнике с шумом попадали Лизины подарки – но «фолькс» как вкопанный замер на стоп-линии.

И в ту же самую секунду поперек нашему движению, слева направо, вихрем, на скорости километров сто сорок, пронесся «Порше». Машина пролетела рядом с капотом моего «фолькса». Я похолодел. Внутри все сжалась. Рев турбины «Порше» стал отдаляться по перпендикулярной улице, я посмотрел на Лизу, а она – на меня.

Все было ясно без слов. Если бы она не предостерегла меня и я бы помчался, как собирался, на желтый, мы бы неминуемо столкнулись с этим летящим автомобилем. Скорее всего «Порше» пропорол бы обшивку с моей стороны и ударил меня в бок. Может, я бы и спасся – кто знает! – но месяца три на больничной койке мне были бы гарантированы.

Загорелся зеленый. Я совсем не спеша тронул автомобиль с места и тихо проговорил:

– Спасибо тебе, Лиза.

Она, конечно же, и безо всяких объяснений прекрасно понимала, что случилось минуту назад, поэтому только и ответила, облегченно выдохнув:

– Всегда пожалуйста.

Вскоре мы подъехали к ее гостинице на Фаворитенштрассе.

Она протянула мне свою визитку.

Написала на ней от руки свой номер мобильника, электронный адрес и даже домашний адрес и телефон.

На листке, вырванном из блокнота, я записал свой здешний телефон и e-mail. Протянул ей.

– Я буду звонить и писать, – сказал я Лизе. – Еще надоем тебе письмами.

– Не надоешь.

– А потом приеду в Москву.

– Скорей бы.

– Будешь ждать?

– Еще как.

В этом скупом обмене репликами было больше любви, чем в любом пространном объяснении. Я наклонился к Лизе и поцеловал ее. Она ответила на поцелуй, а потом оттолкнула меня:

– Все. Мне пора.

Она открыла дверцу авто, погладила на прощанье меня по щеке, выскочила и, не оглядываясь, поспешила к входу в гостиницу. Перед вращающимися дверями оглянулась и напоследок помахала мне рукой.

Швейцар поприветствовал ее поклоном и каким-то комплиментом. Еще миг – и она исчезла в холле.

Я вздохнул и нажал на газ.

Часы на приборной панели показывали пять минут первого ночи.