ХУДОЖНИК. САМОЕ НАСТОЯЩЕЕ СВИДАНИЕ

Весь вечер, и ночь, и утро я пребывал в радостном настроении. А все потому, что мне предстояло свидание с Лизой. Очень давно я не испытывал подобных чувств… Может быть, это называется любовью?

Назавтра без пяти одиннадцать я занял позицию возле ее гостиницы. Сердце билось гораздо чаще, чем обычно. Лиза вышла из вертящихся дверей отеля с приличествующим моменту семиминутным опозданием. Улыбнулась, увидев меня. Подошла. Было видно, что над макияжем она сегодня утром потрудилась с особенной тщательностью, и мне было приятно, что это для меня. Я протянул ей букет коротеньких алых тюльпанов, купленных в цветочной лавке на Карлсплац: «Это тебе». Ее глаза зажглись радостью: «Спасибо».

Странные все-таки существа женщины! Никакого практического смысла этот дар не имел – больше того, от него сплошные неудобства. Ей придется таскать этот букет сегодня целый день, а завтра или везти самолетом в Москву (что страшно неудобно), или бросать в гостинице – что жалко. А ведь поди ж ты! Все равно радуется.

Я подвел Лизу к красному «Фольксвагену» четвертой модели, стоявшему рядом у тротуара. Щелкнул центральным замком, распахнул перед ней переднюю дверцу. «Это твой?» – восхитилась она. – «Мой». На самом деле «фолькс» был моим лишь наполовину. Вчера, проводив Лизу в гостиницу, я заглянул в прокатную контору «Хертц» на Ринге и взял машину напрокат на три месяца. «Фольксваген» я выбрал в память об оставшемся в Москве «жуке». Да и вообще мне эта модель приглянулась: с турбированным движком объемом два литра, на низкопрофильной резине. Крошка «фолькс» носился, как дикая кошка. Вчера я опробовал его на автобане от Вены до Бадена, за полминуты разогнав до двухсот километров.

Лиза устроилась на переднем сиденье. Понюхала тюльпанчики и положила их на «торпедо». Я сел за руль.

– Есть ли какие-нибудь особенные пожелания, – спросил я, – что посмотреть в Вене?

Она помотала головой.

– Нет. Все на твой вкус.

– Тогда я покажу тебе то, что никогда не видят туристы.

Я задал шпор своему железному коню. Мой «фолькс» взревел и полетел вдоль да по Фаворитенштрассе, удаляясь от центра города.

– Как опера? – светски поинтересовался я.

– Блестяще! – восторженно откликнулась она. – Я вообще-то оперу не люблю, но эта!.. Солисты тоненькие, худенькие, а голоса молодые, хрустальные, как у ангелов!

…Впоследствии я не мог восстановить в точности, о чем мы с ней говорили. Все, происходившее в тот день – теплый, искрящийся, – слилось для меня в какой-то радостный весенний поток, сверкающий солнечными красками.

Я узнал, что Лиза в Вене в командировке, что работает она менеджером по маркетингу в крупном концерне и здесь договаривается о поставке австрийской обувки в Россию. Переговоры были успешными, босс доволен, обещал выписать Лизе по возвращении премию и назначить ее врио 9 начальника отдела – от чего она, впрочем, зачем-то отказалась. Выяснилось, что живет Лиза с бабушкой и котом, отец бросил ее, когда она была еще совсем крошкой, а мать, в третий раз выйдя замуж, умотала с супругом в далекую Австралию.

Я рассказал ей о себе – умолчав, впрочем, о неудачном опыте женитьбы.

И все это – на фоне прекрасного автобана, по которому я несся с недозволенной скоростью сто шестьдесят километров в час, а пообочь мелькали вдохновляющие указатели: «Братислава», «Прага», «Будапешт»…

А потом мы гуляли по Бадену, моему кукольному городку. Поднялись на гору к бетховенской беседке. Бродили по чистым дорожкам пробуждающегося горного леса. Смотрели на город с высоты птичьего полета. Вдыхали прозрачнейший воздух. Когда прогуливающиеся австрияки здоровались, по обычаю, со мной, Лиза удивленно спросила:

– Ты что, всех уже здесь знаешь?

Я важно отвечал:

– О да, конечно.

Потом пришло время обеда, и я повез Лизу в близлежащую деревушку Зоос, в хойригер. Попутно рассказал ей про то, что этот «хойригер» за зверь:

– Здешние места еще с римских времен славились своими виноградниками. Видела, сколько их по пути? Да и название «Вена» от вина произошло. И вот однажды местный кайзер разрешил хозяевам виноградников торговать своим собственным вином, сделанным из личного винограда. Сначала они просто продавали его проезжающим – вроде наших тетенек на юге, а потом понастроили себе при каждом доме (и винограднике) кабаки. Потчуют здесь не только вином, но и собственной крестьянской пищей, обязательно у себя же на участке выращенной: гусями, свиньями, курями. И если эту пищу сегодня не съедают, назавтра ее скармливают свиньям или выбрасывают. Отсюда и название «хойригер», то есть «сегодняшний».

В деревеньке Зоос кабаки были практически в каждом доме, но еловые ветви на длинном шесте, означающие: «Открыто», висели лишь перед несколькими – не сезон, да и время далеко не вечернее. Наконец мы выбрали небольшой кабачок на отшибе, и я припарковал «фолькс», уткнув его носом в уходящий вдаль виноградник.

Потом мы долго сидели с Лизой в пустынном хойригере. Съели тыквенный суп и суп с фрикадельками из печени. Одолели на двоих целую четверть гуся с капустой. Выпили графинчик сладенького «Шпетлезе» – вина, виноград для которого собирают, когда ударят первые заморозки. Потом румяная, пышущая здоровьем официантка принесла нам еще графин «Ауслезе» – из винограда, которого уже крепко прихватило морозом. Вино было замечательным – сладким, ледяным, пьянящим.

Лиза разрумянилась. Глаза у нее заблестели.

– Надо же, – c чувством приговаривала она, – как вкусно! А я думала, что в Австрии только пиво пьют!

Не помню, о чем мы говорили за столиком, да только мне казалось, что эта девушка прекрасно меня понимает и наше притяжение друг к другу растет.

Потом мы вышли из хойригера и забрались в машину.

– Поедем, посмотришь, где я живу, – предложил я. – Я покажу тебе свои новые картины.

Она медленно покачала головой:

– Нет.

– Я ничего такого не имел в виду. Просто очень не хочется с тобой расставаться.

Лиза внимательно посмотрела на меня и тихо сказала:

– Я вижу. Но все равно лучше в другой раз.

Я наклонился и поцеловал ее в губы. Она ответила на поцелуй. Ее губы были одновременно прохладными и жаркими.

– А когда он будет, другой раз? – с оттенком горечи проговорил я. – Ты завтра улетаешь.

– Ты приедешь ко мне в Москву, – прошептала Лиза. – Или я вернусь сюда.

И мы снова поцеловались – словно близкие люди, которые уже имеют какие-то обязательства друг перед другом.