Книга: Даже ведьмы умеют плакать
Назад: ХУДОЖНИК. ГРАНИТНАЯ СКАМЬЯ
Дальше: ХУДОЖНИК. ЭТО ЛЮБОВЬ?

ХУДОЖНИК. МОМЕНТ ИСТИНЫ

Мы дошли до кондитерской «Демель», где в витрине была выставлена шоколадная голова императора Франца-Иосифа.
– Эта кондитерская была поставщиком двора его императорского величества, – сказал я. – В начале двадцатого века светские львы, включая принцев крови, хаживали сюда с актрисками.
– Откуда вы знаете?
– Читаю на ночь путеводитель по Вене, – усмехнулся я (что было чистой правдой).
Мы вошли внутрь. За старинными прилавками в несколько этажей громоздились горы вкусностей. Глаза у меня разбежались. У Лизы, по-моему, тоже. Наконец я остановил свой выбор на пирожном «Шварцвальд» (или, в отечественной трактовке, «Черный лес»). Она предпочла знаменитый торт «Захер» со взбитыми сливками. Пить она захотела эспрессо, а я, словно истинный австрияк, меланж 7 . Я сделал заказ метрдотелю в черной бабочке, дежурившему у прилавка. Тот спросил, в каком зале мы предпочитаем сидеть: для курящих или нет. Лиза, слава богу, не курила.
Мы заняли позиции за мраморным столиком. Сквозь прозрачную стену посетители кафе могли рассматривать, что творится на кухне. Там две раскосые кондитерши (кажется, китаянки) месили тесто. Женщина европейской наружности в стерильно белом халате и золоченых очках вылепляла пирожные. Движения кондитеров были точными, спорыми и экономными. Лиза засмотрелась на реалити-шоу за стеклом – да и было на что посмотреть. Официантка принесла нам кофе и пирожные. «Битте шен!» – пропела она. «Данке!» – откликнулся я машинально.
– Ну, может, все-таки расскажете, что с вами случилось? – сказала Лиза, строго глянув на меня. – Мы ведь за этим сюда пришли.
– Сказать честно, почему мы сюда пришли? – Я посмотрел Лизе прямо в глаза.
– Почему?
– Потому что вы мне очень нравитесь.
Она слегка смутилась и искоса бросила взгляд по сторонам: слушает ли кто наш разговор. Хотя все столики в кафе были заняты лощеными, красивыми людьми, не было ощущения, что кто-то из них понимает по-русски. Лиза ковырнула пирожное и сделала глоток эспрессо.
– Но все-таки хотелось бы услышать ваше объяснение, – проговорила она.
– Объяснение чего? Или – в чем?
– Почему вы скрылись из Москвы, никого не поставив в известность?
– А кого я должен был ставить в эту самую известность?
– Хотя бы Серебрякову.
– Валюху? А зачем?.. Лизочка, миленькая, послушайте! Как бы это объяснить? Неужели вам никогда не хотелось убежать из своей собственной жизни? Развязаться с нею – и удрать? И начать все на новом месте – с нуля, с чистого листа?
– Но ведь должны же быть у человека какие-то обязательства!
– Обязательства? Перед кем – конкретно? Я не женат. Детей у меня, к счастью, нет, родителей, увы, тоже. Друзья? Таких друзей, чтобы по мне тосковали, не имеется. Правда, у меня был кот. Его я сдал в надежные руки. Скучаю по нему, конечно.
– А как вашего кота зовут? – неожиданно спросила она.
– Дуся. Но он – мальчик. Это очень грустная история.
– А моего кота зовут Пират, – сказала она, улыбнувшись.
– Он не девочка? – усмехнулся я.
– Нет.
– Значит, ему с именем повезло больше.
– А вы не совсем пропащий, – вдруг заявила она.
– Что вы имеете в виду?
– О коте вы все-таки позаботились. Но почему ничего даже не сказали Серебряковой?
– Да что вы ко мне цепляетесь с этой Серебряковой?! Кто она мне? Жена? Невеста?
– Я так поняла, что вы с ней собирались пожениться.
Я был поражен до самой глубины души.
– Я?! Пожениться?! Да с чего вы взяли?!
Она дернула плечиком.
– Она сама мне так сказала.
– Мы – жениться?! – Я действительно был удивлен. – Да не смешите мои тапочки. Мы просто так встречались, проводили время.
– Она мне говорила совсем по-другому.
– Ну, не знаю, чего там Серебрякова себе нафантазировала, и вам, милая Лиза, понарассказывала, да только у меня по отношению к ней никаких обязательств нет. Честно. Я ей ничего не обещал. И уж чего-чего, а жениться на ней никак не собирался.
Я не большой физиономист, но, по-моему, Лизе понравились мои последние слова – хотя она попыталась скрыть это под маской осуждения и женской солидарности: ай-яй-яй, и не стыдно ли вам морочить голову девушкам, обманывать их в самых лучших чувствах!
– А как это вам удалось, – вдруг спросила она, – взять и сбежать?
– Только между нами, хорошо?
Она улыбнулась:
– Постараюсь.
– Знаете, по-моему, случилось чудо. Прямо-таки какое-то колдовство…
Мне показалось, что при последних словах девушка вздрогнула и слегка покраснела. Я подумал: «Что это с ней?» – но все равно продолжил рассказ.
– Не знаю, слышали вы или нет, но я художник.
Она утвердительно кивнула.
– И вот в один прекрасный день, – продолжил я, – мой маршан Андрюха – человек, занимающийся продажей моих картин, – привел ко мне в мастерскую покупателя. Это был русский, нефтяной и газовый король. Его фамилия Шевченко. Он уже нахапал достаточно денег, поэтому совершенно отошел от дел. Живет Шевченко постоянно за границей. У него тут, кажется, три дома: во Франции, в Голландии и здесь, в Австрии. А чтобы заполнить свой досуг, занимается коллекционированием. Собирает современное российское искусство. Ему мои картины понравились, и он купил их все, что были, – разом, оптом. Потом мы с ним обмыли сделку, и он мне предложил: не хочу ли я пожить у него на вилле – здесь, в Австрии? Все равно она пустует, а он проживает в другом месте. Он обещал обеспечивать меня всем необходимым, платить мне что-то вроде стипендии – довольно, замечу, высокой, – а вдобавок заверил, что станет скупать все картины, которые будут выходить, так сказать, из-под моей кисти. Ну не чудесно ли?
Лиза слушала с интересом и спросила:
– А зачем ему это все надо?
– Видите ли, если он вывозит готовые картины из России, это для него – морока. Целая головная боль. Надо отправить их на экспертизу в Министерство культуры и ждать неизвестно сколько результатов. А вдруг мои полотна признают художественным достоянием и вывозить из страны запретят? А так он просто и без хлопот скупит все, что я напишу здесь.
– Он построил для вас золотую клетку, – прокомментировала Лиза, отправляя в рот очередной кусочек «Захера» со взбитыми сливками.
– Нет! – воскликнул я. – Он создал для меня Покой . Тот самый, с большой буквы, о котором мечтают все художники. Неизвестно, чем я его заслужил.
– Значит, пришел человек, предложил вам смыться, и вы сразу же согласились?.. – прищурилась девушка.
Я пожал плечами.
– А почему нет? Дальше все произошло настолько быстро – я даже не ожидал. Мой меценат взял на себя все формальности. Мне очень быстро сделали визу, страховку, билеты. Через два дня я уже сидел в самолете, улетающем сюда, в Вену.
Лиза покачала головой – то ли восхищаясь, то ли, наоборот, не одобряя. А я спросил себя: «Какого дьявола я так разоткровенничался? Выложил первой же встречной, случайно попавшейся на пути девчонке всю свою подноготную!» А потом сам же себе ответил: «Она, может, и случайная встречная, но не первая попавшаяся. Это не Серебрякова. Совсем не Серебрякова. Лиза мне нравится. Очень нравится».
– И это все? – Она проницательно глянула мне в глаза.
– В каком смысле? – опешил я.
– В смысле – вы все мне рассказали, почему уехали из Москвы? Может, было еще что-то?
Тут я почувствовал, что теряюсь. Почему она вдруг спросила? Что она может знать о той странной цепи неприятных инцидентов, которые преследовали меня вплоть до отъезда? О «Кукушечке-два», заблокированной кредитке, загадочном письме, написанном моим почерком? Да нет, откуда! Об этом никто не знает, кроме меня! Я никому ни слова не рассказывал! Или она просто, в излюбленном женском стиле, берет, что называется, на понт? Может, хочет знать, не бегаю ли я от алиментов? Или от какой-нибудь обрюхаченной мною девчонки?
– Что вы, Лиза, имеете в виду? – переспросил я, переборов смущение и строго глянув на нее.
– Ничего, – невинно ответила она. – Я просто спросила.
И она, в свою очередь, тоже, кажется, смешалась.
Дальнейшее наше пребывание в кафе «Демель» ограничилось обменом дежурными репликами. Будто мы в нашем разговоре подошли к какой-то пропасти, заглянули в нее, испугались (причем – оба!) и отступили назад, на надежное, ровное пространство обычного трепа. Я спросил, надолго ли она в Вене и когда собирается назад, в Москву. Она сказала, что приехала позавчера, а послезавтра у нее уже самолет домой, – и сердце у меня сжалось. «Господи, – мысленно воскликнул я, – если уж ты сделал так, что мы встретились, то почему же разлучаешь нас так быстро?!»
Потом мы доели пирожные, допили кофе, она сделала робкую попытку заплатить сама за себя (попытка была пресечена на корню). Я расплатился, оставив щедрые, по местным меркам, чаевые. Она спросила:
– Очень дорого?
– Не дороже, чем в московском дурацком « Кофе-Хаусе», – ответил я, и это было почти правдой (я заплатил восемнадцать евро).
– А вкуснее в пятьсот раз! – непосредственно воскликнула она.
И мы вдвоем вышли из кафе на Кольмаркт.
Назад: ХУДОЖНИК. ГРАНИТНАЯ СКАМЬЯ
Дальше: ХУДОЖНИК. ЭТО ЛЮБОВЬ?