Так и не поняла Лиза: удачный у нее сегодня день или нет. Плюсов – всего два, но каких! Во-первых, Красавчик на нее явно запал, и вся женская часть «Оникса» умирает от зависти. А во-вторых, заболел Ряхин, и она какое-то время будет обходиться без его указующего перста, и это просто замечательно!

Но и минусы у сегодняшнего дня имелись – и тоже в количестве двух штук. Разгром концепции и внезапная хворь начальника. В самой-то хвори ничего плохого нет: без Ряхина дышится намного легче. Одна беда: угрызения совести. Как ни убеждала себя Лиза, что болезнь шефа проистекла от гиподинамии да от вредности характера – а все же червячок сомнения точит. Вдруг Ряхину поплохело из-за нее?! Она пожелала начальнику сдохнуть – тот и сдох. Почти. Конечно, никто из коллег не расстроится, если их вредный шеф выйдет в отставку или вовсе сгинет, но все равно: разве имеет Лиза право, говоря красиво, вершить людские судьбы?

Утешил ее Берг.

Подавая Лизе пальто, он сказал, пародируя начальственный тон:

– Ну, Лизавета, завтра на работу можете не спешить. Контроль за опозданиями временно отменяется.

Лиза вздохнула и совершенно искренне сказала:

– Знаешь, а мне Ряхина жаль.

– Жаль?! – возмутился Мишка. – А что его жалеть-то? Подумаешь, поболеет недельку…

Как ни странно, после Мишкиных слов плюсы сегодняшнего дня окончательно перевесили минусы. По крайней мере, Лиза возвращалась с работы в шикарнейшем настроении. Так хорошо вдруг стало на душе, что даже начала себя «охлаждать».

«Чему радуешься, бестолочь? Чай с Красавчиком – еще не повод для триумфа. А объективно: на работе – все шатко, и погода испортилась: то ли дождь, то ли снег – в общем, гнусность. Хорошо хоть, автобус сразу подъехал. Правда, забит, как банка с «килькой океанической». И ладно бы одними клерками – а то ведь сплошные пенсионеры, по новому сапогу уже дважды сумкой-тележкой проехались».

Но хоть Лиза и пыталась испортить самой себе настроение – ничего у нее не выходило. Подумаешь, снег с дождем! Подумаешь, толпа в автобусе и засилье колесных сумок! Сапоги, будем надеяться, выдержат, а нога – не очень и пострадала. И вообще, от хмурых сограждан можно прекраснейшим образом абстрагироваться. Не обращать на них внимания. Как говорится, воспарить над суетой. В буквальном смысле слова.

«Вовсе я и не в автобусе еду, – фантазировала Лиза. – Разве счастливые люди ездят в автобусах? Нет. Они… летают верхом на бабочке».

И Лизхен представила: роскошный пятнистый махаон, тонкие, сильные крылья, свист ветра, а в нос бьют сладкие весенние запахи…

– До утра мечтать будешь? – рявкнула на нее кондукторша.

Лиза очнулась и увидела, что автобус уже стоит на конечной остановке, у метро «Выхино», пассажиры расползлись, а водитель устало откинулся в своем кресле и пьет минералку. И только она, Лизхен, прислонилась к окошку, и вид у нее, судя по всему, глупейше-мечтательный. Настоящая «бедная Лиза». И мысли в голове – пустые. Такая, например: «Почему никто никогда не говорит шоферу автобуса «спасибо»? Проводников в поезде – всегда благодарят, пилотам – вообще аплодируют, а водителю – ни слова доброго… Хотя работа у него – сложнейшая. Попробуй припаркуй такую махину или в поток на ней влейся – дорогу-то никто не уступает… Вот подойду сейчас и поблагодарю его – за то что хоть и устает, а возит нас в любую погоду!»

Лиза резво отпрыгнула от окошка и бросилась к шоферской кабине – всего одно словечко водителю скажет, а как человеку будет приятно!.. Но на пути вдруг выросла кондукторша. Она схватила Лизу за рукав и заорала:

– Куда прешь! А ну, вон отсюда!

От такой неприкрытой грубости Лиза даже опешила:

– Почему вы кричите? Я вас чем-то обидела?

Но вежливый вопрос почему-то разозлил кондукторшу еще больше. Она повысила голос до максимально визгливых тонов и заверещала:

– У, бомжи проклятые! Иди, в ночлежке спи!

«Она решила, что я выходить не собираюсь. Хочу в автобусе туда-сюда ездить. В тепле и на мягком кресле. Как бомжиха, – поняла Лиза. И тут же обиделась: – Да неужели я на бомжа похожа?!»

Вот это оскорбление! И Лиза не выдержала, рявкнула на кондукторшу – совсем в духе трамвайной склоки:

– Да ты сама бомжиха! Пойди, в зеркало на себя посмотрись!

Хамство, ей-богу: стоит тетка в засаленной куртке и сапогах «Прощай, молодость!», хватает Лизу за пальто от «Максмары», оскорбляет нищенкой!

Но кондукторше, кажется, только и надо было – развязать ссору. Она разинула криво подкрашенный рот и заорала на Лизу:

– Профурсетка! Овца нечесаная! Мымра! Пасть свою гнилую закрой!

Да, недостойный получается диалог. Видел бы сейчас Лизу ее красавчик Ник!

«Ну, и что теперь? Соревноваться, кто кого больше оскорбит? Или просто молча уйти? И стыдливо сгорбиться – потому что эта дура будет орать мне в спину, пока не устанет?»

– А твой Толик опять у Анжелки сидит, – вдруг злорадно и тихо сказала Лиза.

Кондукторша тут же захлопнула пасть – с досадливым шлепком, словно кашалот, упустивший добычу.

– Сидят они, «Очаковское» пьют, рыбкой закусывают и над тобой насмехаются, – продолжила Лиза. – А почему насмехаются? Да потому, что и пиво с воблой, и мимозы Анжелке твой сожитель на твою же заначку купил. На те триста рублей, которые ты в книжку Дрюона спрятала.

Лиза говорила – и сама не понимала, что несет. Удивительное чувство: когда слова идут не от мозга, а откуда-то извне. Будто какой-то злой карлик сидит у нее во рту и выплевывает едкие реплики.

И слова ее – правда. То, что так и есть на самом деле , Лиза это прекрасно понимала. Достаточно на кондукторшу взглянуть – куда только вся скандальность исчезла, стоит жалкая, бледная и несчастная. Лицо такое потерянное, будто медузу Горгону увидела…

«Все. Хватит с нее, – решила Лиза. – Оставить дуру-бабу в покое и уходить».

Но «карлик», что сидел в ее рту, видимо, считал по-другому. И на прощание наградил кондукторшу еще одной новостью:

– Анжелка твоему Толику знаешь чего советует? Ты, говорит, ее – то есть тебя – из квартиры выпиши, она ведь приезжая, на жилплощадь твою прав никаких не имеет. Пусть на вокзале с бомжами живет. А Толик твой и не возражает… Так что смотри, милочка! Выкинут тебя из квартиры – и будешь ночевать в подворотнях.

– Кто ты?! – хриплым шепотом выдавила кондукторша.

Но Лиза уже заткнула своего «карлика» и сломя голову бросилась вон из автобуса…

«Что же со мной происходит? – думала она, торопливо шагая к остановке маршрутки. – Уже не смешно, ей-богу!»

Нет, Лиза совсем не жалела, что ей удалось отплатить кондукторше за несправедливые оскорбления. И то, что красавчик Ник на нее «запал» – тоже приятно. Да и Ряхину поделом – раз тот не умер, а только приболел, вот и будет ему наказание за вредность и придирки. В общем, кто спорит: полезный у нее открылся дар. И интригующий. Много интересных дел можно наворотить. Одно страшно: контролировать себя не получается.

Лиза никак не могла избавиться от картинки: кондукторша, растерянная, жалкая, с лихорадочными красными пятнами на щеках… Видно было, что каждое Лизино слово не просто ранит ее и старит, а убивает, уничтожает… Но остановиться, уйти у Лизы никак не получалось… Когда «карлик» решил ее отпустить – только тогда и ушла. «Да и с Ряхина вполне бы хватило – головокружения да легкого обморока. А я его до больницы довела…»