Глава 15
В пятницу утром Иннокентий Кевелев – человек, ответственный за безопасность «Глобуса», – направлялся на опознание Жоры. Труп верного шкафа Жоры нашли вчера на берегу Москвы-реки близ Братеева.
Исчезновение Жоры – и тем более его смерть – явились следствием недоработок Кевы.
До сих пор свои обязанности он выполнял прекрасно. У «Глобуса» и связанных с ним фирм никогда не возникало проблем ни с правоохранительными органами, ни с конкурентами. Однако исчезновение – и, тем паче, смерть – доверенного охранника, инкассатора, означало, что Кева со своей службой не справился. Чего-то не додумал.
…Труп Жоры содержался, как сообщили Кеве, в морге второй городской больницы. Кева ехал туда. Из дома – по Рублево-Успенскому шоссе, затем по Кутузовскому проспекту.
Машину Кева вел намеренно резко. Круто брал со светофоров. Выскакивал на резервную полосу. Подрезал замешкавшихся. Ему нравилось видеть, как бросаются врассыпную от его «Мерседеса» стоимостью семьдесят тысяч «американских рублей» обладатели ржавых жестянок. Ничтожные люди, всю жизнь дрожащие над своими грошовыми «Жигулями», «Нексиями» или «Шкодами»!..
Кризис, думал по дороге Кева, вырос из пустяка. Сперва кто-то проник в дубовский кабинет. Ничтожная мелочь!.. Любопытство не порок… Однако Кева с помощью дурака Дубова организовал для тех пятерых, что подозревались в проникновении – две девки, два мазилы, один охранник – простую «покупку». Что может быть проще, чем проверить пятерых… «Купить» одного из них «на живца»…
Кева готов был поставить рваный рупь против стольника, что «покупка» не сработает. Тогда бы он продолжил проверку – другими способами. Однако других способов не потребовалось: ловля «на живца» удалась с первой попытки. Жору взяли.
За истекшие четыре дня Кева пытался узнать, кто конкретно, какая служба или организация это совершили. И, к своему удивлению, так и не смог.
Жору взяли – однозначно! – не обычная ментовка и не РУБОП. И здесь, и там у Кевы имелось достаточное количество надежных информаторов на высоких должностях. Те уверенно сообщили: нет, мы к исчезновению вашего инкассатора отношения не имеем.
Жору могли взять конкуренты. Тогда это глупо, бестолково и непонятно, зачем нужно. Нынче существуют гораздо более цивилизованные способы борьбы с конкурентами, нежели захват случайного охранника – пусть даже инкассатора. В арсенале устранения неугодных имеются наезды через налоговую инспекцию, налоговую полицию, таможню, газеты, милицию, пожарную охрану, санэпидстанцию, арендодателей, банк… К чему мелкие силовые пакости!.. Однако, на всякий случай, Кева прокачал вариант, что в исчезновении Жоры виноваты конкуренты.
Прокачал – и решил: нет, скорее всего, это не они. В стане коллег-соперников все было тихо и благостно.
Имелась, конечно, возможность, что инкассатора «Глобуса» повязала контора — ФСБ. Кевины связи в ФСБ не простирались столь высоко, как в милиции. И все-таки его информатор оттуда сообщил: «Скорее всего, это – не мы». Кева переспросил его: «Что значит: „скорее всего“? Какова вероятность того, что это игры вашей конторы?» – Его информатор подумал и ответил: «Не более чем десять процентов. На нашем корабле мне еще не все понятно. Есть и у нас всякие тайные трюмы и таинственные механизмы…»
Поэтому ФСБ исключать было нельзя…
И, наконец, существовал шанс, что исчезновение Жоры – случайность. (Хотя Кева слабо верил в случайности.) Имелось вероятие, что его замочили неожиданные неорганизованные отморозки. (Хотя трудно представить, сколько должно быть неорганизованных отморозков, чтобы справиться с глыбистым Жорой.) Однако Кева прокачал по своим оперативным каналам и данную возможность. И также убедился: не то. Скорее всего, случайные грабители здесь тоже ни при чем.
Тогда – кто при чем? Кто и почему?
…Размышления плюс бодрая езда на хорошей машине сократили время дороги. И подняли настроение Кевы.
Охранник у шлагбаума, ведущего во двор больнички, не устоял перед его русской полусотенной.
Сгорбившись над полуоткрытым оконцем «мерса», он подробно и подобострастно объяснил, как проехать к моргу.
К полуслепому зданьицу Кева подрулил со стороны, противоположной той, где толпились похоронные дроги и людишки в черном.
У неприметной дверцы курил санитар в куртке, наброшенной поверх белого халата. Щурился на блеклом зимнем солнце.
Кева вышел из «мерса», щелкнул замком-сигнализацией. Теперь санитар воззрился на него. Кева поманил его. Тот послушно подошел. Кева знал за собой способность: ему любили подчиняться люди.
– Надо одного жмура посмотреть, – врастяжку проговорил он.
– Че тебе здесь – планетарий? – лениво ответил молодой бритый санитар.
– Обсерватория!.. – хмыкнул Кева, достал из лопатника «пятихатку», дал охраннику. Тот торопливо сунул ее в карман халата. Важным умением было давать: так много, чтобы человеку не пришло в голову отказаться – и в то же время не настолько много, чтобы тот перестал тебя уважать.
– Фамилие? – спросил санитар.
– Ефимкин, – назвал Кева фамилию Жоры.
– Есть такой пациент, – удовлетворенно кивнул санитар. – Двойное огнестрельное. Пошли.
Он кинул на землю «бычок» и поперся вперед, в узкие двери.
* * *
Смрад в морге царил неслабый.
Тела, недавно бывшие людьми, были разложены на каменных столах посреди огромной комнаты и на каменных полках вдоль стен. Все – обнаженные. Мужчины, женщины. Некрасивые, старые, рыхлые. Почти у каждого трупа от подбородка к паху тянулся коричневый, грубый, кое-как зашитый шов.
Санитар подвел Кеву к тому, кто раньше был Жорой. Тот оказался единственным телом, сохранившим и после смерти свое человеческое величие. Даже расслабленные смертью, выделялись мощные мышцы груди. Сила угадывалась и в безвольно свесившихся до пола ручищах.
Ровно посредине Жориного лба имелось красное, круглое, ровное отверстие. Точно такое же – и в середине сильной груди. Грубого шва, как на остальных трупах, на Жорином теле не было.
– Его что, не вскрывали? – спросил Кева санитара.
– А на фига? Двойное огнестрельное. Половина мозгов вытекла.
Кева присел на корточки, принялся рассматривать свесившуюся закостенелую Жорину левую руку.
Два пальца на Жориной руке – мизинец и безымянный – были сломаны. На сгибе локтя виднелось три свежих ожога.
Кева выпрямился во весь рост.
Картина вырисовывалась очевидная: перед убийством Жору пытали.
В то же самое время. Женя
Сегодня Женя пришла в «Глобус» самой первой, в половине девятого.
Охранник в будке КПП – обычно сидевший бука букой – только что заступил и выглядел свежо и бодро. Он даже расщедрился на комплимент, обозвал ее «прекрасной ранней пташкой». От неожиданного комплимента Женя поморщилась. Тоже мне, прекрасную пташку нашел! Голова с недосыпа гудит, в глазах щиплет, физия бледная…
Пока офис был пуст, Женя сварила себе пол-литровую чашку кофе и укрылась в кабинете.
Довольно долго ее никто не беспокоил. Женя сидела, как мышка, но во все уши прислушивалась к офисным шумам.
Юлю начали искать в десять. Сначала Женя услышала перекличку сотрудников: «Тебе Юлька ничего не говорила?» – «Нет, а с чего?» Секретарше сначала звонили домой. Потом – на мобильный. Потом – подняли ее личное дело и принялись обзванивать родственников.
«К тетке поехала, фря! И никого не предупредила!» – расслышала Женя возмущенный бас Тряпкина.
«Так, – отметила Женя. – Юлина мама сказала «глобусовцам», что та поехала к тетке… Интересно, а почему меня никто не спрашивает – где Юля?»
И тут в дверь постучали – осторожно, негромко.
«Бухгалтер пришел», – решила Женя и громко крикнула:
– Входите, Федор Степанович!
Дверь отворилась.
Но на пороге стоял отнюдь не бухгалтер. На этот раз к ней пожаловал Коля, охранник снизу, – тот самый, к кому была неравнодушна Юлечка.
– Проходи… – растерянно пригласила его Женя.
Коле было далеко до шкафоподобности Жоры. Но роста и мышц хватало и у него. В крохотном кабинетике сразу стало тесно. Коля вошел, молча сел на гостевой стульчик. От его безмолвной фигуры исходили напряженные токи.
«Зачем он здесь?» – забилась в Жениной голове испуганная мысль.
– Слушаю тебя… – пролепетала она.
Коля внимательно посмотрел на нее.
– Женя, ты случайно не знаешь, где Юля? – проговорил он, не сводя с нее глаз.
– Юля? – переспросила Женя («Черт, кажется, голос звучит фальшиво!»)
Она постаралась взять себя в руки и сказала:
– Говорят же, что она уехала… по семейным обстоятельствам. Какая-то тетка у нее заболела…
– Мне это тоже сказали, – досадливо оборвал ее Коля. – А я хочу знать, что случилось на самом деле!
Женя сжалась в своем кресле.
– Коль, я правда не знаю… Она мне ничего не говорила…
Он с сарказмом сказал:
– Вы ведь, кажется, были подругами!
Женя парировала:
– Вы, по-моему, тоже с ней дружили.
– Ладно, – махнул рукой Коля.
Он поднялся. Угрожающе навис над ее столом. Произнес вполголоса:
– Я все равно узнаю, где она!
– Узнавай, – пожала плечами Женя.
Хладнокровный тон дался ей с большим трудом.
Коля схватил с ее стола дырокол. Повертел его в своих массивных лапах. Женя как завороженная наблюдала за ним.
– Смотри, Марченко, не играй со мной, – зловеще заявил Коля.
Вдруг размахнулся и с силой швырнул железяку в угол. В кабинетике зазвенели стекла. Женя инстинктивно прикрыла голову руками.
Коля резко повернулся и вышел из кабинета.
Женя осталась сидеть.
Вот это да…
Почему Коля пришел именно к ней? По собственной инициативе? Просто потому, что не знает, куда исчезла любимая девушка? Или Коля разыграл этот спектакль по наущению Дубова?!
Внутри все дрожало. Женя косилась на валявшийся на полу дырокол и отчаянно думала: «Я сейчас уйду! Уйду! Убегу! Не могу я здесь больше!»
Но убежать она не успела. Дверь в ее кабинет опять распахнулась. Теперь на пороге стоял Хилый Босс – Олег Петрович Дубов собственной персоной.
Кажется, ее худшие опасения подтверждались.
В то же самое время
Когда Кева у морга усаживался в свой «мерс», тихонько прожужжал мобильник.
Кева достал из кармана трубу.
Звонил Дубов:
– Она сегодня не вышла.
Кева сразу понял, о ком тот говорит: о секретутке Юле – та сегодня не появилась на работе.
– Домой звонили? – спросил он.
– Никто не подходит.
– Мобила? Друганы? Предки? – требовательно поинтересовался Кева.
– Мать говорит, что она уехала к тетке… – проблеял Дубов.
– Я разберусь, – бросил Кева и нажал «отбой».
Завел мотор, тихонько поехал по больничным дорожкам. Набрал на мобильнике номер тех парней, что должны были следить за девчонкой.
Вместо приветствия спросил:
– Эй, хряки, бабушка здорова?
– Н-да, – слегка замешкавшись, ответили ему – хотя прекрасно поняли, и кто звонит, и кто такая «бабушка», и что значит «здорова».
– Где она? – бросил Кева.
– Дома. – Ответ снова прозвучал после некоторого замешательства.
– Что делает? – настаивал Кева.
– Телевизор смотрит.
– Телевизор? В одиннадцать утра? Вы там слышите ее?
Опять пауза, потом – неуверенный ответ:
– Вроде…
– Я еду к вам. Сидите, ждите.
В то же самое время. Женя
Дубов внимательно посмотрел на Женю. Кажется, засек и страх в ее глазах, и дрожащие губы…
– Какие новости, Марченко? – непринужденным тоном спросил он. В его голосе Жене почудилась насмешка.
– Ни… никаких, – промямлила она. – Я… я работаю. Над отчетом для продюсера «Пополамов».
Дубов прошелся по ее кабинету. Демонстративно поддел ногой дырокол. Вопросительно взглянул на Евгению. Она молчала.
Хилый Босс вплотную приблизился к ее столу. Навис над ним – так же, как только что Коля. Хотя Дубов весил чуть не втрое меньше охранника, Жене снова стало страшно. Очень страшно. Так, что захотелось кричать.
– Ты не знаешь, где находится Юлия? – вдруг тихо и вкрадчиво спросил Хилый Босс.
– Не знаю. – Она собрала всю твердость.
– Дома у нее ты никогда не была… – задумчиво произнес Дубов, не сводя с Жени глаз.
– Нет, не была. – Она выдержала его взгляд.
– Вчера к ней – не заезжала? – Дубов, кажется, над ней издевался.
Женя решила перейти в наступление. В ее положении – либо пан, либо пропал. Если Хилый Босс знает о ее визите к Юле, тогда ей уже ничто не поможет, отпирайся не отпирайся. А если он только подозревает, тогда нужно защищаться. Не сдаваться без борьбы!
Чертова Юлька, зачем я только к ней поперлась!
Женя вскочила со своего кресла. Ее глаза гневно сверкали. Она громко, на грани истерики, воскликнула:
– Да что вы все ко мне пристали?! Не знаю я, где Юля! И допросов ваших не потерплю! Дурдом какой-то, а не работа!
Она на секунду замолчала.
Дубов ледяным тоном попросил:
– Продолжай, Марченко!
– Я не позволю, чтобы со мной так обращались! С меня хватит! Сначала этот Коля, теперь вы! Я не желаю работать в такой обстановке. И вообще – я увольняюсь.
Она с вызовом посмотрела на него.
– Хорошо подумала? – угрожающе спросил босс.
– Хорошо. С какого числа писать заявление? – Женя была довольна, что ее голос не дрожит.
– С сегодняшнего, – отрезал Дубов и вышел из кабинета.
Женя, ошеломленная, опустилась в кресло. Кажется, все? Вот все и закончилось? Она – свободна? Сейчас она заберет трудовую и больше никогда не увидит ненавистный «Глобус»?
Или – все-таки нет? Просто так ее не отпустят…
Внезапно заломило в висках. Женя встряхнула головой. Затылок отяжелел, перед глазами поплыли желтые мушки, в ушах зазвенело.
«Что такое со мной? – отрешенно подумала она. – С чего это башка так разболелась?»
Женя осторожно встала. Стены кабинета на секунду поплыли. Голова разрывалась.
«Нужно что-то выпить… Корвалол? Анальгин? Спазмалгон?»
Женя сделала осторожный шажок. Он отдался в голове стремительной болью.
«Кофе. Мне нужен кофе!»
Женя выглянула из кабинета. Жужжание принтера, гул голосов, звонки телефонов обволокли ее болезненным туманом. Мысли путались. «Попрошу Юлю сделать мне кофе!.. Хотя какой кофе – Юли нет… А до столовки я не дойду…»
Она вернулась в кабинет, упала в кресло, обхватила голову руками…
В то же самое время. Кева.
Без двадцати двенадцать Кева подъехал в тот двор на улице Королева, где проживала «бабушка» – то есть подозреваемая Юлия.
Сегодняшняя пара наблюдателей теснилась в темно-синей «девяносто девятой» с тонированными стеклами.
Кева остановил «мерс» метрах в двадцати от «девятины».
Прошелся по свежему снежку. Открыл заднюю дверь «девятки», уселся на сиденье. Впереди возвышались два бритых затылка. У одной головы в ухе торчал наушник. В машине было накурено. Среди крепкого сигаретного духа Кева уловил слабый аромат «ганджи» – марихуаны.
– Кайфуете, следопыты? – спросил Кева голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
– Все путем, – отозвался один из бритых. Полуобернулся, осклабился: – Тихо, спокойно.
– Давно – «тихо, спокойно»? – иронически поинтересовался Кева.
– Чего? – крякнул второй охранник.
– Давно козу пасете? – с глухим раздражением спросил Кева.
– С шести утра, – покорно отрапортовал бритый.
– А ее саму слышали, семафоры? – столь же иронически осведомился он.
– Кого, бабулю?
Оба стремщика давно поняли, куда клонит Кева, но валяли дурку: делали вид, что они тут ни при чем, дело их – маленькое и хата их с краю.
– Слышали вы ее, говорю? С шести часов-то? – таким же спокойным голосом уточнил Кева. – Пердела она? Ссала? Дрочила? Подмывалась?
Тот, что был с наушником, виновато пожал кожаным плечом.
– Вроде нет. Дышит тихо.
– А ну дай. – Кева протянул руку. Первый бритый быстро и виновато вынул наушник, протянул на заднее сиденье боссу. Кева вложил его в левое ухо.
«…Продолжается визит президента России в Южную Корею, – донесся до него хорошо поставленный телевизионный голос. – Сегодня президент дал завтрак в честь южнокорейских бизнесменов. На деловом завтраке присутствовало около ста пятидесяти местных предпринимателей. Меню завтрака включало в себя жареного тунца с грибами под суфле из икры, суп с мясом краба, выдержанным в укропе…»
Ни единого звука, свидетельствующего о присутствии человека в квартире, до Кевы не доносилось.
Он выдрал наушник из уха, протянул его первому.
– Давай-давай, – похлопал его по плечу. – Слушай, просвещайся. Потом нам политинформацию прочтешь. А ты, – он ткнул кулаком в плечо второму, – пошли со мной.
* * *
Через три минуты Кева с бритым напарником звонили в квартиру Юли.
Как и следовало ожидать, им никто не открыл.
Дверь в квартиру девки оказалась обычной, не стальной. Крытая драным дерматином. Замок тоже обыкновенный, английский.
Кева достал из внутреннего кармана куртки гарнитур. Знаком приказал напарнику отойти к лестнице, посматривать. Подобрал подходящую отмычку, всунул в замочную скважину. Непринужденно, словно родным ключом, отомкнул дверь. Махнул напарнику – они вошли. Затворили дверь.
Чувствовалось, что в квартире – пусто. Только звучал-надрывался телевизор: «…Премьер-министр заявил, что Россия очень заинтересована в итальянских инвестициях…»
Кева бросил напарнику:
– Стой у двери.
Сам прошел в комнату.
На комоде полыхает, разговаривает телевизор. Дверца платяного шкафа распахнута. На диване валяется пара впопыхах брошенных платьев, перекрученные колготки, коробка с туфлями. Полное ощущение того, что отсюда спешно эвакуировались. Спасались бегством.
Кева раздраженно щелкнул пультом телевизора. Наконец-то стало тихо. Прошел на кухню – в коридоре покорно переминался с ноги на ногу охранник.
На кухне сразу заметил у стены пластмассовую, дочиста вылизанную плошку. Рядом – блюдечко с водой. Открыл холодильник. Сразу бросилась в глаза баночка с кошачьим кормом «Муркас».
Кева достал початую банку. Позвал: «Кис-кис-кис-кис…»
Квартира оставалась столь же тихой и нежилой, как и три минуты назад.
– Здесь жил кошак, – подумал вслух Кева (его тяготила мертвая тишина квартиры). – Теперь кота – нет.
* * *
Внизу, выйдя на улицу из Юлиного подъезда, Кева спросил у виновато уменьшившегося в размерах неудачливого охранника:
– Козу только слушали? Или писали – тоже?
– Записывали… – промямлил стремщик.
– Сколько часов записи хранится?
– Двадцать четыре последних, – торопливо ответил «следопыт».
– У вас они есть?
– Да. В машине.
В «девяносто девятую», стоявшую у подъезда, уселись в ином порядке: Кева на переднее пассажирское сиденье, охранник – на заднее.
– Когда последний раз слышали дырку? – резко спросил Кева.
Передний полуобернулся, переглянулся с задним.
– Вынь ты наушник, – ласково посоветовал ему Кева. – Оглохнешь. И запись останови.
«Семафор» послушно вытащил наушник, выключил магнитофон.
Задний виновато проговорил:
– Ровно в семь утра включили телевизор…
– Та-ак, – ласково поощрил Кева. – Хорошо. А телку-то вы слышали?
Охранники опять переглянулись.
– Кряхтение? Звонки? Бульканье? Чистку зубов?
– Нет. Ничего, – решился и ответил первый – рулевой.
– Эх, эдельвейсы… – вздохнул Кева. – Чего ж вы здесь тогда торчите? Вы чего, ящика современного не видали? «Рекорды» все до сих пор смотрите? «Кэ-вэ-эны»?.. Не знаете, что такое таймер? А?..
Братки понурили свои огромные стриженые бошки.
– Где кассеты с записью?
– В бардачке, – с готовностью ответил первый – «водитель». – Все разложено по часам.
– Значит, так, колхозники, – строго проговорил Кева. – Вы лоханулись, мокрощелку отпустили? Давайте, отрабатывайте. Ноги в руки – и вперед, по соседям… Спрашивайте. Видели они телку? Когда в последний раз? С кем?
Охранники переглянулись.
– Базарьте с людьми без понтов, ласково, – продолжил инструктаж Кева. – Вы, мол, братья ее. Приехали издаля. Договорились: сеструха будет дома, а ее вдруг и нет. И вы, типа, за нее волнуетесь…
Сторожа опять переглянулись – приказ Кевы пришелся им не слишком по вкусу. Однако возражать не стали – покорно полезли из машины наружу. Постояли на холодке чуть-чуть – и потопали к подъезду.
Кева достал из бардачка кассеты с записями прослушки: всего того, что творилось в квартире девчонки в последние сутки.
Чтобы выработать дальнейший план действий, Кеве важно было понять: сама она решилась сбежать – или ее предупредили?
А если предупредили – то как? И – кто?
* * *
Кассету с записью последних трех часов Кева решил не прорабатывать.
Доверился охранникам, не слышавшим за это время в квартире девчонки-секретутки ничего, кроме телевизора.
Достал другую кассету. На ней значилось: «01.03.0* года – 02.03.0* года. 21.00—08.00».
«Как же так? – в первый момент удивился Кева. – Почему на трехчасовую кассету уместилась одиннадцатичасовая запись?»
Потом сообразил: магнитофон снабжен функцией VOR. Значит, он ничего не писал, пока в квартире девчонки не раздавалось ни звука! «И эти долбодуи сразу не могли мне об этом сказать! Вот уж бакланы – так бакланы!..»
Кева засунул в магнитофон кассету, надписанную «21.00—8.00». Перекрутил ее на начало.
Приглушенный звук телевизора. Мявканье кота.
Звук льющейся воды. Позвякивание перемываемых тарелок.
Затем кран закрутили. Шуршание – видимо, вытирают тарелки. Вдруг приятный девичий голосок затянул: «Моя-я певица ум-мирает на-завтра-а!..» Голос смолк. Шаги. Шуршание. Снова шаги. Звук открываемой двери.
Входной двери.
Кева прибавил у магнитофона громкость и подался вперед.
Шаги в коридоре. Две пары шагов. Вдруг – шепот. Шелест чьих-то губ. Так тихо, что слов не разобрать. Кева сделал в магнитофоне громкость на максимум.
Затем вдруг явственный девичий вскрик: «Что?»
Какое-то шипение, возня в коридоре. Потом – неестественный, напряженный девичий голос: «Что тебе, Шпунтик? Опять лопать?! Фигушки!..»
Кева остановил запись. «Странно! Кот не мяукал, есть не просил, а она его – уговаривает. К ней явно кто-то пришел!»
Кева нажал «Play».
Снова шаги – две пары шагов! Опять шепот (и снова – слов не разобрать!). Затем – звук открываемой двери (кажется – в ванную). Шуршание одежды.
Потом вдруг – опять отчетливое поскребывание. («Нет, это не кот – скребутся, кажется, снова в линолеум входной двери».) Затем – очень тихий, но все же отчетливый женский голос: «Все нормально». Голос, кажется, не хозяйки квартиры – другой женщины.
Снова открывается входная дверь…
Молчаливое шуршание… Одежда? Кажется, шелест купюр…
Затем – отдаленный звук шагов – быстро, по-мальчишески, сбегающих по лестнице …
Потом вдруг короткий, едва ощутимый, на пределе слышимости, диалог: «За мною следят!» – «Знаю»…
И снова – шаги, шуршание… Потом – неожиданно громкие и оттого звучащие особенно неестественно хозяйкины слова: «Ну ладно уж, Шпунтик, иди сюда. Так и быть. Дам тебе одну ложку. Но не больше…»
…Когда спустя два часа Кева закончил тщательно, по нескольку раз, прослушивать кассету с записью того, что происходило вчера вечером в квартире подозреваемой, он нисколько не сомневался в трех вещах:
Во-первых, она убежала из-под наблюдения после того, как ее кто-то предупредил.
Во-вторых, этот «кто-то» – женщина, причем – очень хорошо знакомая Юле женщина.
И, в-третьих, эта женщина – явно непрофессионал.