Лиля

Ночевать мы втроем – я, Максимка и Константин – отправились в Усолец, соседний с Кирсановкой городок, на расстоянии километров сорока от нее. Не знаю, зачем – но этого потребовал Костя, а я была в таком состоянии, что мне легче было покорно повиноваться, чем спорить.

По пути мы пересели в Костину машину, которую тот бросил в лесу неподалеку от поселка «Золотые сосны».

Когда мы в Усольце селились в старую раздолбанную гостиницу советских времен, администраторша готова была выпрыгнуть из-за стойки от любопыства: кто мы такие? На супругов не похожи (ведь женатые все время ругаются!), скорее на молодоженов – но почему тогда с нами путешествует мальчик?

Любопытство портье усилилось, когда Костя заказал двухкомнатный «люкс», с телевизором и даже холодильником. Кроме того, он настоял, чтобы мы не предъявляли и, тем паче, не оставляли свои паспорта, а взамен дал администраторше фантастические чаевые – тысячу рублей.

Мы втроем поднялись в номер. Я уложила Максимушку в спальне на широкой кровати. Спела ему песенку, и он моментально уснул.

Мы с Костей остались в гостиной наедине. Я впервые за весь день рядом с ним почувствовала себя неловко. Он, по-моему, тоже.

– Ты расскажешь мне, что произошло? – спросила я. – Как ты оказался в «Золотых соснах»? Где мой Рычков?

– Конечно, расскажу все, что знаю, – молвил мой спутник, – только для начала нам надо поужинать, ты не находишь?

И тут я почувствовала страшный голод. Действительно, с самого утра у меня во рту даже маковой росинки не было.

– Давай не будем тратить силы и время на рестораны, – предложил Константин.

– Давай, но что тогда мы будем есть?

– Я сейчас все устрою. Подожди меня ровно пятнадцать минут.

Он исчез из номера, а спустя четверть часа явился с кучей соблазнительно пахнущих свертков, бутылкой вина и даже двумя бокалами.

– Здесь не пользуются спросом дорогие продукты, – сказал он, – а я их как раз люблю больше всего.

Что касается меня, я бы охотно удовлетворилась тремя-четырьмя бутербродами с колбасой, но Костя оказался не таков. Он, судя по всему, не принадлежал к племени мужчин-торопыг и считал, что подготовка к празднику порой интереснее, чем сам праздник, и это мне в нем нравилось.

Он заставил меня «чем-нибудь заняться», а сам принялся накрывать на стол. Украдкой я следила, за его ловкими движениями. Они выдавали долгий опыт холостяцкой жизни. Впрочем, все, что ни делал, Костя делал красиво.

Наконец, стол был сервирован. Получилось даже изыскано. На большом блюде – сыры разных сортов, вперемешку с грецкими орехами и виноградом, рядом – морские гады: осьминоги, мидии, кальмары в собственном соку. Запыленная (видимо, от долгого стояния в сельпо) бутылка «Бордо» бог знает какого года стояла откупоренной – Костя сказал, что хорошее вино перед употреблением должно подышать. Я впервые об этом слышала, ведь у нас в Кирсановке спиртные напитки разливались обычно через пять секунд после того, как открывались – а сухие вина не пил вообще никто, в крайнем случае, если девчонки пищали, им наливали десертное. Я не любила ни сухого вина, ни сыров с плесенью, ни морепродуктов, но поняла, что судьба посылает мне еще одно испытание перед тем, как объединить меня с Костей (а, может, и разлучить нас навеки). И я покорно стала пробовать и то, и другое, и третье. Как ни странно (возможно, я была слишком голодна), все гастрономические изыски мне понравилось. После того как я наелась и осушила пару бокалов терпкого вина, у меня вдруг фантастически улучшилось настроение, возникла настоящая эйфория, и я впервые за весь сегодняшний день посмотрела на Костю как на мужчину. Он тоже расслабился, раскраснелся и стал необыкновенно хорош.

– Ты что, в вино наркотик подмешал? – засмеялась я.

– Зачем наркотик? – удивился мой спутник. – Просто правильное сочетание продуктов. Бодрит, веселит и улучшает настроение. Французская диета, поэтому галлы все худые, долго живут и часто любят друг друга.

Он со значением посмотрел на меня.

Видимо, мои глаза сказали ему «да», он подошел ко мне и заключил меня в страстные объятия.

...В любви, как и в еде, Костя сегодня (в отличие от нашей недавней встречи в парке) был страстен и нетороплив. Он целовал меня всю, и когда я уже, казалось, находилась на вершине блаженства, все длил и длил наслаждение и открывал мне все новые и новые его грани. Порой я не могла сдержать крика – и всякий раз боялась, что разбужу спящего в соседней комнате сына.

Он шептал мне слова о любви, нежные глупости. А прежде чем, уже на излете ночи, уснуть, пробормотал, что я для него – все.

Сегодня я верила ему.

Ведь я до сих пор верила в сказки. Несмотря на то что мне уже двадцать восемь, и я пережила многие разочарования и предательства, и веду, как и миллионы женщин, серенькую, скучную жизнь, и мне постоянно не хватает денег. Но я все равно с непонятным упорством верю в чудо...

И вот сейчас это чудо в моей жизни случилось.

Мой сын спасен, сладко сопит в соседней комнатке, он здоров и счастлив. А рядом со мной, на широкой кровати, безмятежно раскинулся мужчина моей мечты. Красивый, сильный, надежный, обеспеченный. И главное – до безрассудства смелый. Бесконечно благородный. Без единого сомнения рискнувший всем – престижной работой, да что там работа, своей жизнью! – ради спасения моего сына. И блистательно вызволивший меня с Максимкой из отчаянного положения, в котором мы оказались...

Я долго, очень долго смотрела на Костино разглаженное во сне лицо – и не могла наглядеться. Он – мой, спит в моей постели, а рядом, за стенкой, посапывает мой сын, которому Костя, конечно же, станет отличным папой – чего еще можно желать?..

Меня переполняли эмоции, и я не удержалась: склонилась к Костиному лицу и бережно, чтоб не разбудить, поцеловала его в уголок рта.

Однако сон у моего любимого оказался чуток – Константин тут же открыл глаза, увидел меня, улыбнулся, и, мне почудилось, первым его желанием было ответить на мой поцелуй, и наброситься на меня, и продолжить наши приятные упражнения... Кто бы был против!

Я подалась навстречу его объятиям, однако любимый бережно отстранился. Взглянул на часы. Пробормотал: «Ого, уже полшестого... Максимка спит?»

Я кивнула – и снова потянулась к нему.

Но Костя ласково и твердо отстранил меня. Уверенным прыжком выбрался из постели – о, насколько он был прекрасен в наряде Адама!

Я, не скрывая, любовалась им, однако мой рыцарь, будто не замечая моих восхищенных взглядов, натянул джинсы, футболку и попросил:

– Оденься, Лиля.

– Мы куда-то идем? Прямо сейчас? – улыбнулась я.

– Нет. Просто надо поговорить.

– Я могу и так говорить.

Я прижалась к нему голым плечом и даже сквозь Костину футболку почувствовала кожей его мускулы.

– Лиля, – чуть поморщился он. – Пожалуйста, не сейчас.

И было в его тоне что-то такое, отчего мое сердце тут же тревожно сжалось.

Я надела футболку и присела рядом на стул.

– Что-то случилось, Костя?

Футболка едва прикрывала мое тело, босые пятки упирались в чахлый гостиничный ковер, лицо, я подозревала, раскраснелось, глаза, еще помнившие его недавние поцелуи, наверняка сияли. Костя очень мужским, оценивающим взглядом посмотрел на меня. И произнес – но обращался будто не ко мне, а к кому-то третьему, незримо присутствовавшему в комнате:

– Да, она хороша... Ради такой – любой рискнул бы.

Кажется, он до сих пор переживал наше вчерашнее приключение.

Я беспечно улыбнулась:

– Да ладно тебе, Костя! Чем мы особенно рисковали? Ведь закончилось все хорошо...

Но Костя смотрел словно сквозь меня и обращался будто к кому-то третьему:

– Впрочем, это в духе многих мужчин: едва не погубить карьеру ради парочки стройных женских ножек...

Что за странная, непонятно откуда взявшаяся манера – говорить обо мне, будто меня здесь нет? И потом: он что, о службе в санатории жалеет?

Я набросилась на него:

– Какую карьеру ты имеешь в виду? В санатории, в этой клоаке?! Под началом человека, который едва не угробил моего сына?!

Костя вздохнул:

– Ох, Лиля, Лиля... Нам действительно предстоит тяжелый разговор. Я долго думал, стоит ли его затевать, но решил, что ты имеешь право знать...

Я похолодела:

– Знать – о чем?

– Я совсем не тот человек, за кого себя выдавал.

– Не понимаю...

– Да ладно, Лиля. Ты умная девочка. И интуиция у тебя развита. Все ты понимаешь. Или, по крайне мере, догадываешься.

Я почувствовала, как лечу в пропасть. Потому что я, на самом деле, догадывалась. И подозревала, и боялась, и молила всех богов, чтобы эти подозрения оказались всего лишь пустыми домыслами... Однако мои молитвы услышаны не были. И сейчас Константин смотрел на меня без малейшей искорки во взгляде. Губы его холодны, голос сух:

– Ты была права в своих подозрениях, Лиля. Я действительно не тот Костя, которого ты знаешь. И которого, надеюсь, любишь. Моя работа в санатории – это всего лишь прикрытие.

И снова этот жесткий, без малейшего намека на любовь, взгляд.

Наверное, я побледнела. Константин, глядя мне прямо в лицо, раздельно произнес:

– Я вовсе не чиновник отдела кадров. И никогда им не был. Моя работа в санатории – это всего лишь командировка. Не самая опасная, но все же...

Я только и могла пробормотать:

– Боже мой... Значит, ты...

Он перебил:

– Ты никогда не узнаешь всей правды. Не узнаешь моей настоящей должности. Как и названия организации, на которую я действительно работаю. Но кое о чем – что касается лично тебя – я расскажу. Из-за этого у меня могут возникнуть большие неприятности – но я все равно расскажу. Я тоже человек и просто не могу сделать ручкой и оставить тебя в полном неведении.

Из всего этого я поняла лишь одно – никакой семейной идиллии, о которой я только что грезила, вовсе не существует. Костя собирается уйти... А он, будто не замечая моих терзаний, спокойно заговорил:

– Ключ ко всей этой истории – доктор Старцев. Началась она еще год назад. Георгий Семенович в то время работал в Москве, однажды его пригласили, в числе прочих, на очередную научную конференцию, посвященную технологиям внушения. И доктор, как бы между прочим, обмолвился, что совсем скоро он потрясет мир феноменальным открытием... Дело в том, что организация, в которой я служу, имеет особый интерес ко всему непознанному. Необычному. Феноменальному. Мы внимательно следим за всеми, кто называет себя целителями, экстрасенсами, магами. Девяносто девять – да что там, девяносто девять и девять десятых процента из них на деле оказываются обычными шарлатанами. Однако изредка, может быть, раз в пять лет – говорю тебе по своему опыту – нам приходилось сталкиваться с людьми, действительно обладающими сверхъестественными способностями.

Что мы к тому моменту знали о Георгии Семеновиче Старцеве? – продолжал Костя. – Всего лишь то, что он талантливый ученый, которому не повезло: расцвет его карьеры выпал на лохматые застойные годы. Он закончил университет, факультет психологии, в далеком тысяча девятьсот семидесятом году. Дипломная работа, как и положено в те годы, была густо усеяна безнадежно тоскливыми словами вроде партийности и классовости. Столь же скучными обещали стать и диссертации – сначала кандидатская, потом докторская... Однако Старцев осмелился пойти поперек официальной, разрешенной в те года психологии. Он увлекся почти запретным для тех времен гипнозом. Увлекаться – это еще не преступление. Ему и не мешали – до поры. Однако блестящая, действительно новаторская, кандидатская диссертация подверглась полному разгрому еще на первой стадии, во время кафедральной предзащиты... Самолюбивый и ранимый Старцев очень тяжело переживал свое поражение. Он начал пить. Жена от него ушла. С кафедры, после пары резких высказываний в адрес более лояльных к власти и потому более удачливых коллег, его тоже попросили. Казалось: Старцева, как и многие родившиеся не ко времени таланты, ждет гибель... Однако он все же смог удержаться на плаву. Отставил свои изыскания в области гипноза, переметнулся на полузапретный в те времена психоанализ. Однако своего нового пристрастия не афишировал, практиковал на дому. Потом подоспела перестройка, в телевизорах всей страны воцарились Чумак с Кашпировским, и Старцев понял, что пришло его время. Он воспользовался своими старыми (часть из них входила в ту злосчастную диссертацию) наработками и стал едва ли не законодателем новой захлестнувшей страну моды – начал кодировать от алкоголизма. В отличие от многих подвизавшихся в этой сфере шарлатанов, Старцев действительно добился поразительных результатов. После единственного его сеанса от тяги к спиртному излечивались девяносто пять процентов обратившихся. Слава о чудо-докторе быстро разлетелась по Москве, к Старцеву теперь записывались за месяц, готовы были платить за кодирование сумасшедшие деньги – однако он оказался не из тех, кто довольствуется малым. Да, он зажил, по меркам обывателей, более чем хорошо – квартира, машины, зарубежные поездки – однако мечтал он о большем, гораздо большем. И продолжал свои научные изыскания. Но, до поры, никого не посвящал в их детали.

Я уже тебе говорил, что в наше поле зрения Старцев попал, – продолжал Костя, – после того, как заявил на очередной конференции суггестологов, в кулуарах, конечно, не с трибуны, что скоро он-де обнародует такое, что перевернет научный мир с ног на голову... Тогда его словам не придали особого значения: ну, мало ли что человек сболтнул, после фуршета иные и не такое способны ляпнуть. Однако в нашу контору сигнал поступил, на заметку доктора взяли. И еще пристальнее стали к нему присматриваться. И тут Старцев вдруг свернул свою обширную практику в столице и перебрался за тысячу километров от нее – нанялся работать по контракту в забытом богом санатории «Ариадна». Директор «Ариадны» Арсений Арсеньевич, конечно, платил столичному светилу приличные деньги, однако их даже сравнить нельзя с его прежними заработками. Работая здесь, Старцев явно преследовал какую-то цель – но какую? Не связана ли она с его якобы фантастическим открытием? А уж когда в санатории случилось несколько смертей – практически здоровые женщины неожиданно погибали от сердечных приступов – мы почти уверились в том, что Старцев обкатывает в «Ариадне» некую новую методику... Смерти женщин, – сказал плечами Костя, – это, безусловно, трагедия, их виновника следовало изобличить и покарать. Однако нас в первую очередь интересовало, в чем суть открытия Старцева. И тогда было принято решение – внедрить в санаторий своего человека. Этим человеком оказался я. Мне организовали легенду и устроили в «Ариадну» начальником отдела кадров.

Я очень осторожно, – продолжал Костя, – стал присматриваться к Старцеву, пытался наладить с ним контакт. Однако доктор оказался чрезвычайно замкнутым человеком, и все, даже самые невинные, вопросы о своей работе встречал в штыки. Удалось выяснить единственное: он работает далеко не со всеми пациентками. Клиенток на свои сеансы доктор приглашал сам, но по какому принципу он их выбирает – мне установить не удавалось. Только молодых? Нет. В числе его пациенток были женщины всех возрастов. Только богатых? Но в этом санатории бедные и не отдыхают. Только особо внушаемых? Возможно. Старцев действительно выбирал достаточно скромных, не очень уверенных в себе дам. Но с какой целью они нужны доктору? И какую выгоду он получает от их смерти? Этого я узнать не смог. Тогда я попытался зайти с другой стороны – разговорить кого-нибудь из тех женщин, кто, я знал, входит в число его пациенток. Но и тут потерпел неудачу: дамы охотно шли со мной на контакт, однако, едва я заводил разговор об их сеансах у Старцева, тут же запирали рот на замок. Единственное, что я выяснил: такое условие им ставит доктор. Он каждую предупреждает: «Если вы хоть одним словом обмолвитесь о деталях нашей с вами работы, я тут же прекращаю сеансы». И женщины – боготворившие врача и готовые на все, чтобы избавиться от лишних килограммов – держали язык за зубами... Не удалось подобраться к Старцеву и со стороны его коллег: во-первых, тот и с ними никогда не откровенничал о своем методе, а во-вторых, я просто опасался, что моя чрезмерная любознательность вызовет подозрения.

Так обстояли дела к концу февраля, – продолжал свой рассказ Константин, – я проработал в санатории почти месяц, но ни на шаг не подобрался к разгадке... И вот однажды, в знакомом тебе местечке, в кафе «Ротонда», я случайно встречаю вас. Доктора Старцева и тебя. Вы, голова к голове, сидите за столиком, воркуете, танцуете... А потом вдруг ты случайно оборачиваешься, мы встречаемся взглядами, ты мимолетно улыбаешься...

– ...И тебе приходит в голову мысль использовать меня в качестве наживки, – с горечью заканчиваю я.

– В принципе, так, – не смущается Константин. И, долю секунды поколебавшись, добавляет: – Но не только это. Я подумал еще и о том, что ты – чрезвычайно красивая женщина. И мне было бы приятно работать в паре с тобой...

– Втянуть и меня в свои грязные игры, – поправляю я.

– Я стал наводить о тебе справки, – нимало не смущаясь, продолжал он. – Выяснил, что у тебя маленький сын, что ты за гроши тренируешь кирсановских дамочек и отчаянно нуждаешься в хорошей работе. А в санатории как раз открылась вакансия тренера по шейпингу. Все складывалось как нельзя лучше.

– Ты решил приблизить меня одновременно к себе – и к Старцеву. Подложить меня под него и, таким образом, вытянуть из него его секреты, – кивнула я.

– Да, Лиля. – Костя почти что с вызовом взглядывает на меня и говорит: – Я пообщался в неформальной обстановке с твоим бывшим начальником Емельяном. Он мне многое рассказал – в том числе и о ваших с ним, м-мм, личных отношениях... Тогда я и решил, что ты по своим психологическим качествам мне подходишь.

Меня бросает в краску, а Костя спокойно продолжает рассказ:

– Однако все получилось не совсем так, как я планировал. Ты начала работать в санатории, встретила здесь Старцева, однако вовсе не собиралась продолжать ваш роман... что, кстати, у вас с ним случилось?

– Не твое дело, – оОтрезаю я.

В Костиных глазах мелькнули лукавые искорки:

– Думаю, Старцев хотел от тебя кое-что получить. И не получил... Я прав?

Я молчу, а Костя ухмыляется:

– Да прав, прав. Не дала старичку. И молодец, конечно, что не дала... Одна беда: я опять остался ни с чем.

И, чуть подумав, добавил:

– За исключением того, что ты мне реально очень нравилась. Нравилась все больше и больше.

– Ты сволочь, – тихо говорю я. – Сволочь и предатель.

– Я действительно очень переживал, – не смущается Костя, – когда у тебя случилась неприятность. Когда на твоей тренировке погибла та толстушка, Елена Ивановна, и тебя вынудили платить огромный штраф. Очень жалел, что втянул тебя во все это, и искренне хотел тебе помочь. Но ничего рассказать на том этапе не мог. К тому же ситуация все больше запутывалась: убили Степана. Эти две смерти, происшедшие практически подряд, очень обеспокоили мое начальство (не Арсения Арсеньевича, конечно, а моих настоящих начальников): на меня давили, требовали срочно взять ситуацию под контроль. Тогда я предпринял еще одну попытку подобраться к Старцеву – в этот раз через бедную девочку, Бэлу... – Его взгляд стал виноватым.

Ну, конечно! Эти их посиделки в ресторане, и безнадежно влюбленные глаза несчастного создания, и Костины якобы чувства – просто часть задания! Дурочка Бэла наивно подумала, что встретила свою любовь – а ее, конечно, тоже использовали. Как использовали и меня.

– Ну, и как? – печально интересуюсь я. – Раскололась перед тобой Бэла?

– Она действительно наплевала на обещание молчать, данное Старцеву, и рассказала мне много ценного, – кивает Костя. – Что доктор посулил ей полное, навсегда, избавление от лишнего веса. Однако это будет не простое кодирование, а некий его совершенно новый авторский метод. Он, этот метод, требует длительной и тщательной подготовки – но они со Старцевым вроде бы почти на финише. И уже назавтра на очередном сеансе тот обещает изменить ее жизнь раз и навсегда... Конечно, после такого мне ничего не оставалось, как договориться с Бэлой о новом свидании – однако на следующий день она мне сообщила, что доктор Старцев отказался с ней работать. Под смехотворным предлогом, будто она изменила ему со мной! Я сразу понял: Старцев не способен на такое чувство, как ревность, в принципе, это всего лишь предлог... Но что случилось на самом деле – мне неизвестно. И получается, что я только зря обидел, зря влюбил в себя бедную девочку, тайна так и осталась неразгаданной. Может быть, доктор еще передумает? И все же проведет с Бэлой пресловутый сеанс? Однако на следующий день я вижу: обиделся Старцев или нет, он действительно ее теперь полностью игнорирует. И обхаживает новую пациентку санатория – Катю Карелину... Неужели мне опять начинать все сначала?.. Но потом мне везет. Ты неожиданно рассказываешь про завещание твоей погибшей толстушки и про то задание, что тебе дал вдовец. А Бэла – очень кстати – набрасывается на меня со своими обвинениями. Помнишь, она кричала, будто я охочусь за ее состоянием? И якобы бросил ее, когда узнал, что у нее нет ни гроша? В тот момент для меня все стало на свои места. Справки о ее финансах, как ты понимаешь, наводил вовсе не я. А если не я – то кто? Тем более Бэла утверждала, что ее деньгами интересовались именно отсюда, из санатория? Она ведь, кроме Старцева, ни с кем здесь больше не общалась. Вот я и подумал: Георгий Семенович, видимо, знал, что у Бэлы очень богатый и влиятельный отец – следовательно, надеялся на ее богатство. И собирался обработать ее по той же схеме, что и твою Елену Ивановну: сначала завещание, потом – смерть. Но перед финальным кодированием все же собрал более подробные сведения. Выяснил, что лично у Бэлы никаких денег нет, ничего ему завещать она не может. И тогда просто выбросил ее за борт. А когда девочка потребовала объяснений, наплел ей, будто приревновал ко мне...

– Я по-прежнему не знал, – продолжал Костя, – какими методами действует Старцев. Каким образом он вынуждает женщин завещать ему свои богатства, и почему они потом умирают. Но в одном сомнений не было: возможности Георгия Семеновича действительно феноменальны. Мне удалось выяснить: твоя толстушка была не единственной, кто безвозмездно передал ему все свои средства. Таких женщин оказалось минимум трое. И все они практически на следующий день после того, как написали завещание, погибли. При загадочных обстоятельствах – однако причиной смертей во всех случаях стал обычный инфаркт, ни ядов, ни иных препаратов при вскрытии обнаружено не было... Я уже не сомневался: Старцевым нужно заниматься вплотную, поместить его в одну из принадлежащих нашей организации лабораторий, исследовать его возможности... Рассказать подробней, увы, я не имею права... Я уже обдумывал, как буду писать рапорт начальству, когда меня вдруг вызвал мой здешний шеф, Арсений Арсеньевич. И обвинил в том, что я – начальник отдела кадров! – привел в его санаторий крысу. Он имел в виду тебя, Лиля... Я попытался убедить его не трогать тебя, однако этот, как ты его окрестила, карлик, был неумолим. И потребовал, чтобы я присутствовал при их с тобой расправе. Отказаться я не мог. Да и глупо было отказываться. Не будь я тогда в подвале – точно не смог бы защитить тебя... Но и выдавать себя я не имел права. Однако мне пришло в голову обратить планы злодеев в свою – в нашу с тобой, Лиля! – пользу. Да, мне тяжело было смотреть на твои – и Машины – мучения. Но, если бы ситуация приняла совсем уж угрожающий оборот, я обязательно бы вмешался. К тому же я подумал: не удастся ли в экстремальной обстановке вырвать у преступников признание?.. Несколько капель особого препарата, влитого в чай, отлично развязывает языки...

– Ах, вон оно что! – вскричала я. – А я-то никак не могла понять, с чего это директор вдруг разоткровенничался! Решила, что он нас с Машкой обязательно убьет – раз все рассказывает!

– Нет, – снисходительно молвил Костя. – Убивать вас ему было ни к чему. Арсению Арсеньевичу под действием моего лекарства просто неудержимо захотелось похвастаться. Перед кем угодно. И его признание наконец полностью прояснило мне открытие Старцева, свело все догадки и предположения в единое целое... Схема, по которой действовал Старцев, состояла из двух этапов. Помнишь, карлик говорил про прививку альтруизма? Ее доктор применял на первом этапе. Он вводил женщинам изобретенный им препарат, полностью парализующий волю. Человек после укола выглядит вполне дееспособным и адекватным – однако при этом послушно выполняет любой отданный ему приказ. Итак, сначала Старцев делал своим жертвам инъекцию изобретенного им лекарства... Под его воздействием те послушно подписывали все необходимые документы... Но это была лишь половина дела. Потому что, когда действие «прививки» кончается, ты приходишь в себя, ужасаешься тому, что натворил и, конечно же, отзываешь завещание... И чтобы этого не произошло, Старцев дальше на полную мощь включал свой талант гипнотизера. Внедрял в голову несчастной женщины команду на самоуничтожение... И мозг просто приказывал сердцу: остановись.

– Такого не бывает, – пробормотала я.

– Бывает – но не со всеми. С сильными уверенными в себе – нет, – кивнул Костя. – Ни я, ни ты не поддались бы такому воздействию. Старцев проводил тщательную селекцию. Выбирал богатых, но несчастных. Таких, как твоя толстушка Елена Ивановна. Она ведь, несмотря на все свои миллионы, очень неуверенный в себе человек. Или взять Бэлу – просто сгусток всех возможных комплексов. Ей на самом деле очень повезло, что денег у нее нет. Пусть бедная – зато живая.

– Послушай, – задумчиво произнесла я, – ведь на сеансы к Старцеву ходили десятки, нет, сотни клиенток! И Катюха, и Ангелина, и другие – он их всех, что ли, зомбировал?

– Конечно, нет, – покачал головой Костя. – Я уже говорил тебе: многие его чарам элементарно не поддавались. Да у него и не было такой задачи: обязательно разорить и уничтожить ВСЕХ своих пациенток. Со многими он действительно работал как талантливый психотерапевт. Помогал избавиться от лишнего веса, внушал уверенность в себе. Помимо прочего, ему важно было создать себе репутацию доктора, который гарантированно поможет. И, благодаря этому, заманить на свои сеансы как можно больше клиенток. А среди них, верил он, обязательно найдется очередная Елена Ивановна – богатая, но слабовольная и несчастная. Та, на чьих бедах можно озолотиться.

– Старцев – преступник... – пробормотала я. – Просто не верится...

Костя продолжал:

– Преступник не он один. Схему ограбления и убийства разработал как раз не Старцев – а твой любимый карлик, Арсений Арсеньевич. Тот ведь давний приятель Георгия Семеновича. Ему Старцев как раз и похвастался изобретенной им прививкой альтруизма... и тем, что он владеет техниками гипноза, способными убить человека... Именно в голове этого, как ты говоришь, злого карлика родилась идея. Это он предложил Старцеву перебраться в подведомственный ему санаторий, помогал выбирать среди отдыхающих дамочек богатых и легко поддающихся гипнозу... Вызывал нотариуса и принимал все меры, чтобы смерть пациенток выглядела несчастным случаем... Так что его болтовня тогда в подвале оказалась как нельзя кстати. Тем более что я записал его пламенную речь на диктофон.

– Разве диктофонная запись может служить доказательством? – блеснула я познаниями.

– Для суда нет, – пожал плечами Константин. – Но для тех, кому Арсений Арсеньевич причинил зло, – запросто.

У меня мелькнула смутная догадка:

– Ты кого имеешь в виду?

– Мужа твоей толстушки, – спокойно ответил Костя. – Дмитрия Мироновича Тулякова. Вчера, прежде чем отправиться в особняк на помощь к тебе, я передал ему кассету. Дмитрия Мироновича она весьма впечатлила. Так что дни нашего карлика, думаю, сочтены. И кстати вот. – Костя протянул мне довольно пухлый конверт: – Это тебе от него.

Я заглянула внутрь. Конверт был полон восхитительно новых стодолларовых купюр. Я почувствовала, как по моему лицу расплывается счастливая улыбка. Костя улыбнулся в ответ:

– Дмитрий Миронович сказал, что можно не пересчитывать. Там пятнадцать тысяч, как вы с ним договаривались.

И добавил с нотками уважения в голосе:

– Ты молодец, Лиля. Умеешь устраиваться. Не только за себя отомстила, но еще и денег заработала!

– Подожди... – прошептала я и отложила конверт. – Получается, ты просто сдал одного бандита другому?

– Ну да. Пусть сами между собой разбираются, – беспечно хмыкнул Костя.

– Но ты же уверял меня, что работаешь на серьезную организацию? КГБ, ФСБ или как вы там называетесь?

Константин вновь посерьезнел:

– Мою организацию Арсений Арсеньевич не интересует. Думаю, и ФСБ – тоже. Кому он нужен? Просто мелкий жулик, решивший подзаработать на открытии Старцева...

– Но разве Димусик... он не будет мстить и Старцеву тоже?

– Пусть попробует, – усмехнулся Константин. – Только Старцева он не найдет. Никогда.

И добавил:

– Лиля, я уже говорил, что не могу рассказать тебе всего. Старцев больше никогда не появится в «Ариадне». Как и в Москве, и в прочих мировых столицах. Теперь, когда мы знаем о возможностях доктора – и о его преступлениях тоже, – он принадлежит нам. Что с ним будет дальше – решать не мне. Будет ли он, красиво говоря, служить своим талантом на пользу родине и искупать совершенные им преступления? Или понесет за свои деяния заслуженное наказание? Этого я не знаю. И не узнаю никогда. Моя задача была его нейтрализовать. Я ее выполнил. Поэтому для меня дело закрыто.

Он победительно взглянул на меня.

– Что ж, Костя... – саркастически протянула я. – Ты молодец. Я тебя поздравляю. Ты блистательно выполнил свою миссию. Цель достигнута, жертв нет.

В его глазах мелькнула обида – он, кажется, ждал от меня искреннего восхищения. А я продолжала:

– Ты победитель, ты на коне. А то, что ты меня будто оплевал – такая мелочь. – В моем голосе зазвенели слезы, и я добавила: – Я ведь тебе верила, да что там – любила тебя! А ты меня просто использовал...

Его глаза сверкнули:

– Да, Лиля, скрывать не буду: я тебя использовал. И часть добытой тобой информации оказалась просто бесценной. Но ты, прежде чем обвинять, подумай вот о чем: после той сцены в подвале, когда у меня в руках уже было признание карлика, я ведь мог просто уехать. А ты – выпутывайся из своих проблем, как знаешь. Скажу тебе больше: мое начальство мне именно это и приказало сделать. Брать Старцева – забота не моя, это сделали другие, лично мне следовало немедленно покинуть «Ариадну». Однако я на свой страх и риск остался. Только ради тебя.

– Да зачем ты мне был нужен?! – в запальчивости выкрикнула я. – И без тебя бы прекрасно справилась!

– Тебе вообще не надо было затевать эту авантюру с похищением, – строго сказал Костя.

– Но ведь она удалась!

– Потому что тебе помог я.

– Говорю: я бы все сделала и сама!

– Сама! – усмехнулся Константин. – Мне нравятся самостоятельные женщины, но не до такой же степени!

– До какой «такой»?

– Чтобы врываться в охраняемый особняк и бить телохранителей нунчаками.

– А что мне оставалось делать? Что оставалось думать после той разборки в подвале? Я не сомневалась: ты мой враг. Больше помочь мне было некому. Один человек обещал (я вздохнула, вспомнив про предавшего меня Рычкова), да, видно, в последний момент испугался.

Костя будто мои мысли читал.

– Ты про своего престарелого ухажера? Нет, он не струсил. С ним несчастье случилось. Его вчера утром с инфарктом увезли.

– Что-о?

– Дело там, похоже, серьезное, – вздохнул Костя. – И ты своего воздыхателя не ругай. Он себя проявил настоящим джентльменом. Перед тем, как отправиться в больницу, потребовал меня. Настоял о разговоре один на один. И рассказал мне все о вашей с ним затее.

– Но почему – тебе?

– Он сказал: я давно вижу, что Лиля вам небезразлична. И поэтому, мол, ваш – то есть мой! – долг вытащить ее – то есть тебя – из беды.

– Бедный Петр Архипович... – прошептала я.

– Не переживай, он оклемается, – довольно равнодушно произнес Константин.

– Да что тебе до него? – горько воскликнула я. – Умрет какой-то жалкий старый охранник, не умрет – такая мелочь!

– Не надо так говорить, Лиля, – посуровел Костя.

Но меня уже понесло:

– Да тебе на всех плевать! Я-то ничего, сильная, я выдержу – а что будет с этой несчастной девчонкой, с Бэлой?! Какими глазами она на тебя смотрела! Ты ж для нее всем был, она тебя больше жизни любила! А ты ее растоптал и выбросил. Как ей теперь с этим жить?!

– Ох, Лиля, Лиля, – задумчиво произнес Костя. – Интересно же ты рассуждаешь...

– Ты просто сволочь, Костя! И абсолютно бездушный человек.

А он, будто не слыша моих обвинений, проговорил:

– Знаешь, меня всегда удивляла навязчивая идея, поразившая практически все женские головки. Все вы – каждая из вас! – мечтаете встретить принца. Каким там он должен быть? Красивым, сильным, благородным, любящим... Что еще? «Чтоб не пил, не курил, чтоб зарплату отдавал, тещу мамой называл...»

– Да уж, например, ты – принц из принцев, – саркастически произнесла я.

Константин вновь не обратил на мои слова ни малейшего внимания и гнул свое:

– Но почему-то ни одна из прекрасных дам – в том числе и ты, Лиля, – никогда не задаст себе вопроса: «А достойна ли я своего принца? Я-то сама чем заслужила – умного, красивого, любящего и богатого?»

– Знаешь, Костя, – тихо сказала я. – Может, я и не принцесса. Но, в отличие от тебя, никого в своей жизни не предавала.

– Ой ли? – Он лукаво взглянул на меня. – Я, конечно, не вполне осведомлен о твоей жизни в Кирсановке, но о твоих подвигах здесь, в «Ариадне», в курсе. Не ты ли подставила Марьяну, обвинила ее в краже драгоценностей? Не ты ли сдала Старцеву Бэлу – рассказала тому, что она вместо свидания с ним провела вечер со мной? Молчу уже про всякие мелочи, тоже недостойные принцесс. Разве особы королевской крови в окна чужих номеров заглядывают?

Слышать его укоры было неприятно, но я лишь огрызнулась:

– Да ладно, Костя. В сравнении с твоим предательством – это мелочи...

– Не согласен, – покачал он головой. – Предательство – категория относительная, его линейкой не измеришь.

– Слушай, зачем тебе это надо? Обязательно меня принизить? – взглянула я на него.

– Сейчас поймешь, – хмыкнул он. И продолжал разливаться: – Раз уж мы пришли к обоюдному выводу, что ты – не принцесса, а я – не принц, я хотел тебя спросить... – Ты согласна поехать со мной в Москву?

Я обалдело вымолвила:

– Что?..

– Я ведь уже предлагал тебе это, – улыбнулся он. – Давно предлагал, помнишь?

Я потихоньку пришла в себя и кивнула:

– Ага, сначала предложил. А потом сразу же попросил, чтобы я вытягивала информацию из Старцева...

Но смутить Костю оказалось совсем не просто. Он лишь хмыкнул:

– Ну, а сейчас предлагаю тебе поехать в столицу без всяких дополнительных оговорок и условий.

Он полыхнул в мою сторону своими пронзительными синими глазами и добавил:

– Ты потрясающая женщина, Лиля.

Я хотела повторить, что больше не желаю иметь с ним ничего общего, однако слова замерли у меня на губах.

А Костя закрыл мне рот поцелуем.

Проснулись мы поздно.

Максимушка к тому времени уже встал, но – что за чудо-ребенок! – не трогал нас и спокойненько смотрел в другой комнате мультики по телевизору.

Позавтракали мы все втроем в гостиной – запасливый Костя с вечера закупил, оказывается, йогурты и мюсли. Я волновалась: как поладят мои мужчины. Пока они держали вежливый нейтралитет, присматривались друг к другу. Попить кофе мы решили в буфете и справились с завтраком быстро, но Костя настоял, чтобы мы не торопились, а посмотрели выпуск областных новостей.

В самом начале после сообщения о совещании у губернатора запустили сюжет, которого Костя, видимо, ждал. На экране вдруг мелькнул въезд в наш санаторий, потом парк, административный корпус. Константин сделал звук громче. Я увидела у входа в корпус машины милиции и «Скорой помощи». Чье-то тело пронесли на носилках в наглухо закрытом черном мешке.

А дикторша за кадром вещала:

– Вчера вечером было совершено разбойное нападение на санаторий «Ариадна», что в Кирсановском районе. Элитное медучреждение атаковали около десяти часов вечера. Нападавшие, вооруженные пистолетами – по некоторым данным, их было до пяти человек, – обезоружили санаторскую охрану и проникли на территорию. Затем они ворвались в административный корпус. Неизвестно, какова была конечная цель преступников, однако в результате их нападения погибло два человека. Первой жертвой стал охранник Игорь Воробьев...

– Палач! – ахнула я.

– ...Вторым от руки бандитов пал директор санатория Арсений Арсеньевич Булыгин. Как сообщили в администрации санатория, преступники ничего не похитили. Ввиду особой тяжести преступления дело передано в областной следственный комитет. Как заявил нам следователь по особо важным делам Николай Модянов, принявший дело к производству, основных версий две: первая – криминальные разборки, борьба за передел сфер влияния; вторая – нападение совершила банда наркоманов, искавшая в санатории смертоносное зелье...

Костя сделал звук потише.

– Ма, это здесь ты работаешь? – вдруг спросил Максимка, кивая на экран.

– Да, малыш, – рассеянно ответила я.

– Как хорошо, что вчера тебя там не было! – воскликнул мой сынок.

– Еще бы, – пробормотала я.

Мои мысли были заняты другим. Константин наклонился ко мне и прошептал:

– Версии о том, что нападение – месть за смерть пациента, не прозвучало...

– Хватит вам шептаться! – с нетерпеливым неудовольствием перебил нас сынок. – Мы гулять идем?