Глава десятая
Тамара Кирилловна жалобно взглянула на Полуянова и пробормотала:
— Дима! Я совсем не знаю, что мне теперь делать! Я готова во всем признаться. Но тогда ведь вся эта грязь вылезет наружу…
Полуянов слышал ее, будто сквозь вату. Эротический фильм с участием Изабель произвел на него неизгладимое впечатление.
«Нет мозгов — считай, калека», — вдруг вспомнилась армейская присказка. Бедная глупышка… Ладно, еще бы заставили ее, принудили. Однако фильм наглядно демонстрировал: Изабель прекрасно осознавала, на что идет.
Впрочем, изверга, изувечившего ей лицо, это никак не оправдывало.
Но кто он? Родственник или друг Юрия? Кто-то из преступной шайки? Или же верны подозрения Изабель — и на ее жизнь покушалась коллега? Аристократичная Юлия Базанова?
И как вычислить преступника, но при этом оставить за кадром «хобби» глупышки? Изабель и без того пострадавшая сторона, а после кино на нее такая «слава» обрушится…
— Тамара Кирилловна, — обратился он к домработнице. — Никому и ни в чем пока признаваться не надо. Наоборот, сидите тише воды ниже травы. Я постараюсь сам решить проблему.
Журналист вышел из квартиры и прямо из академического двора позвонил своему человеку в полиции. Майору Савельеву.
Настроение у того — повезло! — оказалось благодушным:
— О, журналист! Что-то ты зачастил. О чем клянчить будешь? Вчерашний налет на ломбард? Митинг геев на Маяковке?..
— Бери выше, — усмехнулся Дима. — Ничего мне от тебя не нужно. Сам хочу информацию предоставить.
— Бойтесь данайцев, даже приносящих дары, — пробормотал начитанный майор.
— Ладно-ладно. Сам сейчас будешь благодарить. Про нападение на Истомину слышал?
— А ты-то здесь каким боком? — сразу насторожился Савельев.
— Да я у нее квартиру только что купил.
И, чрезвычайно осторожно подбирая слова, Полуянов рассказал о странном поведении коммерческого директора салона, которым владела Истомина, о книге Драйзера — на ее столе и в руках убийцы.
— Да ну, киношка какая-то. Малобюджетная. Или подстава — очень грубая, — приговорил майор и без всякого энтузиазма пообещал: — Но, раз ты просишь, проверю.
Дима же выдвинул следующую версию:
— Раз Изабель кричала, что на нее напал Юрий, может, это был кто-то на него похожий? Я знаю, например, что у покойного брат имеется.
— Открыл Америку! — буркнул майор. — Знаем мы про брата и давно его ищем. Только он дома, гад, уже два месяца не появлялся. Но никуда не денется. Связи отрабатываем, ориентировки разослали.
В дверь позвонили в семь утра.
Юлия Аркадьевна только что проснулась, нежилась в кровати с маской-пленкой на лице. Она считала, никогда нельзя начинать новый день в суете, на бегу.
Но умеют в нашей бестолковой стране разрушить идиллию. Кому неймется в несусветную рань? Соседке понадобилась соль? Почтальон принесла очередное заказное письмо из налоговой?
Женщина неохотно выбралась из постели, прошлепала босиком в коридор, сердито крикнула:
— Кто?
— Полиция, — отозвались с лестничной клетки.
И сердце сразу затрепетало.
В дверь снова затрезвонили — требовательно, нагло.
— Подождите, — растерянно пробормотала Базанова. — Я хотя бы оденусь.
Маска медленно сползала с лица, руки дрожали.
Костик Черкашин из дома мог неделями не выходить. А зачем? Питание тут — полный пансион, одежду с обувкой брат давно научил его заказывать по Интернету. А всякие забавы типа киношек или дискотек он искренне презирал. В законные выходные перед теликом валялся, в Сети бродил, по лесу гулял — тут и грибы, и ягоды, а зимой клюква.
Но сегодня — черт, что ли, нашептал? — вдруг ужасно захотелось ему вредного химического соединения под названием «Фанта». Как представил ее — ядовито-оранжевую, ледяную, сладкую, — прямо живот подвело.
Хозяина дома не было, потому без опаски прошел на чистую половину, открыл холодильник. Вот гадство, ничего, кроме минералки. У шефа, видать, очередной виток борьбы за здоровый образ жизни.
«Ладно, пес с ним, — решил Костик. — Прогуляюсь до станции».
И отправился — два километра через лес.
Станция у них — одно название. Ни турникетов, ни даже касс. Электричка — одна из десяти останавливается. Но торговая палатка — единственная — имелась.
Пока шел, пить захотелось вообще смертельно, и оставшийся километр он припустил трусцой. Домчался до палатки, увидел на витрине вожделенный логотип. Велел продавщице:
— «Фанту», полторашку. Только холодную!
И, прямо у ларька открыв бутылку, присосался к ней. Пусть Юрик и говорит, что жутко вредный напиток, зато освежает-то как! В один миг литр уговорил, настолько увлекся, что не заметил, как рядом полицейский нарисовался. Молоденький. Испуганный. Откуда он тут? Не местный, сразу видно.
— Ваши документы, — дрожащим, но строгим голосом потребовал мальчик.
Ну, Костик, что ли, дурак? Когда идешь в ларек на глухой станции, кто с собой документы таскает?
— Дома они, братан, — улыбнулся он юному полицейскому. — Два кэмэ отсюда. Хочешь — пойдем, пройдемся. Покажу.
А мальчик в форме смотрит на него так внимательно, будто заподозрил чего. Сразу стало смешно — но одновременно не по себе.
Тем более что сопляк вдруг как схватит его под локоток, рявкнет тоненьким голоском:
— Гражданин! Пройдемте!
— Эй, эй, командир, ты чего? — опешил Костик.
И лапку полицейского стряхнул. А тот — совсем спятил, что ли?! — за пистолетом потянулся. Неумело, неловко.
Ну, Костик время терять и не стал. Развернулся — и резво бросился прочь. Тут лес в двух шагах, он в нем каждую тропинку знает.
Без брата Костик давно бы погиб. В семь лет полез в речку, переплывать на спор, а вода ледяная, да еще водоворот. Кто выручил? Юрка. В пятом классе тоже был случай — катались на крышах поездов, у Костика нога заскользила, начал падать. Кто за шкирман схватил, спас в последний момент? Опять Юрик.
И вообще Юрец для него — типа палочки-выручалочки. Он и умнее, и шустрей. Но добрый. Брата, дурака, не бросает. Всю жизнь за собой тащит. Пусть и подсмеивается: дурачок, мол, дебил.
Тут доля правды есть. К Костику с детства прицепился диагноз — ЗПР, задержка психического развития. Как умный Юрик объясняет, это из-за того, что мамаша бухала, когда второго сына ждала. Но хотя народ слова «псих» пугается, на самом деле Костик — вполне себе нормальный. Только неразговорчивый. Закончил обычную школу, в технике разбирается. С тех пор как Юрик начал машины покупать (первой «копейка» была, совсем убитая), кто их чинит? Исключительно Костик. И порядок в доме — тоже его заслуга. Юрка за всю жизнь ни разу пол не вымыл, сортир не вычистил. (Даже когда в детдоме были, как-то умудрялся увиливать. Он-то, в отличие от брата, лидер, звезда.)
Братья внешне почти не похожи, только глаза у обоих голубые, огромные, ясные — как у мамашки были, до того как пить начала.
Мать вообще была когда-то красотка по всем статьям, с самыми лучшими парнями гуляла. Потому и Юрик, первенец, родился от красавца и вышел лицом и статью — сущий принц. Да еще отец его в университете учился, так что изрядную толику мозгов мальчик унаследовал.
А Костя появился на свет спустя семь лет, когда мамка изрядно уже поистаскалась, — соответственно и папаша у него такой — страшила и алкоголик.
Но хотя разные по всем статьям братья, друг за друга они ох как крепко держались. Точнее, Костик за Юриком всю жизнь будто ниточка за иголкой тянулся. В любом бизнесе старшего брата — не партнер, но верный помощник. Юрик кроссовками в «Лужниках» торговал — Костя таскал за ним коробки. В интернет-магазине (недолгое время держали) бегал курьером, когда мойку открыли — работал, да с удовольствием, за троих.
Но только Юрику от отца, видимо, еще изрядно честолюбия досталось. Все ему мало было. Какой бы ни крутил бизнес, постоянно ворчал: доходы, мол, не те, перспектив никаких. Скромный Костик с братом не соглашался, наоборот, убеждал, что все хорошо у них. Квартиру им, когда из детдома выпустились, государство выделило — настоящий клоповник, а теперь все, как у людей: ремонт, мебель, телик. Костик для уюта даже ковер купил и хрустальную вазу.
Однако Юрий продолжал искать варианты. Задумчивый ходил, хмурый. С Костиком, ясное дело, не советовался. А когда младший брат сам предложил: «Может быть, ферму организуем? Дело, говорят, прибыльное, и в земле я ковыряться люблю», — поднял на смех.
— Все-таки глупый ты у меня. Какая в этой стране ферма? Только долгов наживешь!
Но про мечту брательника не забыл. И однажды предложил:
— Костян, ферму я тебе пока купить не могу. Но, если хочешь, могу устроить в богатом доме садовником работать. Дел немного: газон подстричь, деревья полить. Плюс полная свобода творчества. Желаешь завести грядку — воля твоя, сажай. За свежий овощ к столу тебе премия будет. Ну, и зарплата…
И такую цифру назвал, что у Костика аж глаза на лоб полезли.
Юрий познакомил его с хозяином, договорились, ударили по рукам.
Сам брат при том же человеке работал, только, естественно, в другой должности — водителем и личным помощником в одном лице. В господский дом вхож, с барином на короткой ноге. Костик Юрику прямо белой завистью завидовал. Тем более что здесь столько красивых женщин бывало, и брательник с ними — будто свой, кого приобнимет, кому ручку поцелует.
А у одной — не русской, шоколадненькой, но тоже с голубыми глазами — с Юриком что-то вроде романа завязалось. Да какого! Рестораны, интим. Даже на тропические острова вместе поехали! Брат хвастался, показывал фотографии, как они вместе под пальмами, на белоснежном песке. И такие красивые, радостные, что Костик простодушно спросил:
— Может быть, вам пожениться?
Но Юрик только расхохотался:
— О чем ты, братка? У нас с этой курочкой бизнес, ничего больше!
Хотя разве красивые женщины в бизнесе понимают?
Но, видно, и правда что-то выгодное завертели. Потому что Юрик и приоделся, и машину в очередной раз сменил. И Костику на хозяйство целую пачку пятитысячных дал, не считая.
Младший брат — раз у старшего столько перспектив — тоже раскрылился, снова начал мечтать — пусть не о ферме, но хотя бы о домике собственном, с огородом… И тут случилась беда.
Когда хозяин вызвал его — впервые за год работы — в чистую половину дома, Костя сразу почуял недоброе. Но он и представить себе не мог, насколько ужасную новость скажет ему босс. Юра, любимый брат, — мертв!!!
— Это случайность. Ему просто не повезло, — виновато повторял хозяин.
Хотя какие могут быть случайности, когда человеку только двадцать девять и он прямо лучился здоровьем?!!
— Понимаешь, у него аллергия была, — разливался соловьем шеф.
— Это что?
— Ну… это когда всем можно, допустим, водку, а ему нельзя, сразу смерть!
— Но Юрка ведь пил водку, безо всяких проблем!
— Это просто пример, понимаешь? У твоего брата была аллергия не на водку, а на новокаин.
— Как?!
— Черт, ну ты совсем, что ли, дикий? Новокаин — это такое лекарство, его колют боль снять. Или как растворитель используют, для других препаратов.
— Но Юрка не пил никаких лекарств, он всегда только медом лечился!
— Не пил, а тут пришлось, — проворчал хозяин. — Запустил простуду твой брат, воспаление легких у него началось. Антибиотики назначили. Это хотя бы знаешь, что такое?
Костя кивнул.
— Ну вот. А их можно или водой растворять, или новокаином. Если водой — то колоть больно. Новокаином — нет. Вот Изабель и решила сделать, как лучше. Развела новокаином.
— Изабель?! Та самая красавица мулатка? — ахнул Костя. — Она решила его убить?!
— Господи, ну ты бестолковый! Зачем ей-то его убивать, она души в нем не чаяла! Девчонка просто хотела, чтобы Юрию больно не было во время укола!
— И дала лекарство, которое брату нельзя?
— Она не знала! НЕ ЗНАЛА! — заорал хозяин. Но тут же взял себя в руки и буркнул: — Ладно. Извини. Похороны через два дня. Мой шофер тебя отвезет.
Бедный Костик сам не знал, как пережил эти ужасные сорок восемь часов. Первые два дня — без брата, один-одинешенек на всем белом свете.
А на похоронах, когда увидел бледного и недвижимого Юрика, стало ему еще хуже. И хотя красавица Изабель рыдала похлеще его, он смотрел на девушку с непреходящей ненавистью. Ведь это она, своими изящными ручками, убила его брата, его все!
Ему хотелось броситься на нее — и задушить прямо здесь, у разверстой могилы.
Однако умный старший брат всегда учил: «Никогда и ничего не решай сам».
Прежде Костик всегда с ним и советовался. Теперь, когда Юрика не стало, отправился к хозяину. И заявил:
— Я хочу убить Изабель.
— Ты спятил, — вздохнул в ответ шеф.
Юрик, верный Юрик никогда бы так не сказал. Костик взглянул на хозяина обиженно, хмуро — и повторил:
— Я обязательно ее убью.
— Убивай. Сначала брата потерял — теперь сам пожизненное получишь, — равнодушно отреагировал хозяин.
— Но я жить не могу, когда думаю, что он — в могиле, а этой дряни — хоть бы что.
— Говорю тебе, она не дрянь. Она просто не знала.
— Вы совсем бессердечный? Не понимаете, как мне тяжело?
— Понимаю. Но в тебе сейчас говорит горе, а оно — плохой советчик.
— Я все равно никогда ее не прощу.
— А я и не говорю тебе, что надо ее прощать. Но идти напролом — глупо. Выжди, все обдумай…
— Здесь не над чем думать. Я уничтожу ее.
— Да уничтожай, ради бога, она нам больше не нужна. Только зачем самому-то мараться?
— А кто за меня это сделает?
— О-о, ты даже не представляешь, сколько в мире любителей! Сколько чудовищ с удовольствием возьмутся поохотиться на красавицу.
— Вы просто успокаиваете меня.
— Я просто призываю тебя не торопиться. Поезжай в отпуск, расслабься, отпусти голову. Медитируй. Ты знаешь, что это такое? Нет? Ладно, просто грей пузо на солнце. И я почти уверен: через пару месяцев твоя проблема решится сама собой.
— А если нет?
— Тогда я сам благословлю тебя. И дам пистолет. Договорились?
Костик, конечно, никуда не поехал — но честно ждал. Столько, сколько хозяин попросил. Иногда — в одинокие, грустные выходные — ездил к дому Изабель. Потом, узнав, что она открыла салон красоты, стал наведываться туда. Любовался роскошной мулаткой. Сочился злобой. Делал то, к чему не привык — думал. И все больше понимал, что, если чудовище, о котором говорил хозяин, не решит проблему за него, он не станет лишать эту прекрасную бабочку жизни. Куда справедливее — отобрать у нее красоту.
Как раз и способ нашел подходящий — все газеты об этом писали, телеканалы смаковали. С одним из балетных за какие-то грехи неведомые расправились. Кислотой в лицо.
Ее и достать не сложно. А вот как бы устроить, чтобы Изабель его узнать не смогла?
Сначала собирался идти на дело в маске. Но помозговал, понял: ждать красавицу, возможно, придется долго, нельзя к себе внимание привлекать. Пошарил в Интернете — и нашел выход. Борода, естественно, парик и пластический грим. Ну, и еще полезную штучку нашел в магазине подарков. Маленький сейф в виде книги. На якобы обложке (она же крышка) умная надпись — «Финансист». Очень удобная вещь — чтоб не таскаться с кислотной банкой.
Костя не сомневался, что Изабель никогда его не узнает. Тем более и виделись они в доме хозяина всего пару раз, мельком. Юрик его даже не представил — постыдился, наверное.
…Красавица и не признала. Когда кислота ожгла ей лицо, начала отчаянно вопить: «Юра! Юра!»
Костик и красавец брат были ни капельки не похожи. А разрез глаз — единственное, что их объединяло, — он изменил при помощи пластического грима. Но парень не удивился, что мулатка приняла его за Юрца. Это в ней совесть заговорила. Говорят ведь люди: «Если ты кого убил, покойник к тебе завсегда являться будет».
Делая мощные скачки, Костик уже приблизился к лесу — и вдруг наперерез ему выскочил другой полицейский. Но хватать не стал, заорал своему напарнику, который догонял Костю:
— Миха, дурак, не стреляй!
А тот — болван, ковбой! — то ли не слышал, то ли страх глаза залил. Пуля свистнула, ударила совсем рядом.
Костик резко рванул вбок, запетлял, словно заяц. Сзади — придурок с пистолетом, навстречу мчится другой полицейский, не стреляет, но оружие на изготовку. Кричит:
— Остановитесь немедленно!
Костику совсем нехорошо стало, голова закружилась. И тут краем глаза он увидел идущую со стороны Москвы электричку. Хорошо шла, резво — явно останавливаться в их дыре не станет.
Вот он, единственный шанс!
Парень рванул к путям. Полицейские — за ним, задыхаясь и вопя на ходу:
— Стой, стой!!!
Электровоз уже сигналил, фары — будто два огромных глаза. Он, конечно, успеет! Он быстрый, шустрый! Метров сорок еще до поезда, целая секунда!
Костик бросился вперед, не раздумывая. Полицейские остались сзади, ура!
Он в упоении продолжал свой отчаянный бег… и не заметил, что по соседнему пути мчится товарняк. Успел увидеть отчаянное лицо машиниста, потом вдруг лицо Юрика — а дальше ничего, только холод и тьма.
Круговерть последних дней наконец замедлила ход. Нервное напряжение спало.
Изабель пока оставалась в Ожоговом центре, но врачи уверяли, что ее жизни, а также зрению больше ничего не угрожает. От шрамов тоже, говорили, можно избавиться — если найдутся деньги на реабилитацию в немецкой клинике.
Скандальное видео — к неописуемой радости Тамары Кирилловны — так нигде и не всплыло.
Юлия Аркадьевна Базанова к делу оказалась непричастна.
В новой квартире дела шли на лад. Надюха постепенно обращала хаос коробок и чемоданов в подобие уюта. Штор на окнах еще не имелось, чистые носки приходилось доставать из целлофанового пакета, но сегодня на ужин подруга уже пообещала не сухомятку, а отбивные под кремовым соусом — «Если ты мне, конечно, блендер найдешь и подключишь, Димочка».
Блендер он разыскал и наконец с радостью предвкушал домашнюю пищу.
Полуянов ехал в новую, уже почти комфортную квартиру, к любимой женщине — а настроение было на нуле. Не оставляло, прямо-таки поедом грызло ощущение, что нечто очень важное он упустил.
Хотя полицейских «идеальное дело» — когда мотивы очевидны, а преступники мертвы, похоже, полностью устраивало. И Диме за помощь следствию вроде грамоту даже собирались давать (по крайней мере, Савельев грозился, на излете коньячной бутылки). Но только злоключения Изабель напоминали ему сказочку о курочке Рябе: «Дед бил-бил — не разбил, баба била-била — не разбила…»
И все вроде объяснимо. Подруга — мстила за старые обиды. Черкашин-младший — за смерть брата. Но два невыясненных вопроса оставались. Почему — вот почему?! — Ирина копила злобу больше десяти лет? И другой, не менее важный: Стеклова убить Изабель не смогла, погибла сама, однако уже через день (!) на мулатку последовало новое покушение.
Савельев в ответ на Димины сомнения лишь плечами пожал:
— Бывают и в нашей нелегкой службе счастливые совпадения.
И верная Надюха в ту же дудку дует:
— Изабель — просто типичная жертва. По психотипу. Мне самой, знаешь, сколько раз хотелось ей в глаз дать? — И покраснела.
Но Диму еще один вопрос занимал. Он не был знаком с Юрием Черкашиным. Но расспрашивал о нем у Тамары Кирилловны, у Изабель. И по их ответам ему показалось, что был тот неглупым, но вовсе не Бисмарком, однако сумел организовать рискованный, опасный, уникальный бизнес. Неужели сам додумался? Или имелся кто-то поумнее, кто наставлял, помогал и получал основные деньги? А еще — чрезвычайно ловко умел переводить стрелки на других.
Дима резко перестроился в левый ряд и развернулся — в сторону от своего нового дома. Звонить Наде не стал — когда остановился на светофоре, отбил эсэмэску: «Срочная работа. К ужину не жди».
Новенький «Мерседес» осторожно крался по узкой лесной дороге. Ям на ней нет, но извивы такие, что уже минимум трое местных гонщиков «целовались» с вековыми соснами и летали в канаву. А сейчас, когда только что прошел дождь, осторожность нужна вдвойне.
Он и крался — на безопасных сорока километрах в час. Тише едешь — дальше будешь. Одна беда: на «хвост» прицепился, светит фарами какой-то хлыщ. Тоже обычное дело на их дорожке. Ну почему до людей не доходит, что нужно хотя бы минимальную дистанцию держать? А дальний свет, если к впереди едущему приблизился, выключить — это вообще аксиома.
Хотя и опасно на скользкой дороге, он сбросил скорость, почти съехал на обочину, включил на два щелчка аварийку — обгоняй, мол, дурак! Но горе-гонщики у нас какие — только на бампере висеть горазды, а объезжать в темноте, да по скользкому, не решаются. Тем более машина у хлыща так себе, «маздочка». Парень, наверное, молодой.
Водитель «Мерседеса» сдал вправо еще больше, практически оказавшись в кювете. И тут горе-гонщик наконец решился. Дальний свет так и не выключил, рванул вперед — и немедленно раздался удар. Зеркало сбил, козлина!!! Впрочем, нет, не сбил — оно просто закрылось. Ну, поцарапалось, может, немного, и бог с ним, езжай, езжай уже дальше, отвяжись от меня, дебил!
Однако «Мазда», зачем-то перегородив дорогу, остановилась. Разбой? Нажать на телефонном пульте единичку — вызов поселковой охраны?!
Принять решение не успел.
Из протаранившей его машины с удивительной прытью выскочил парень. Водитель «Мерседеса» немедленно его узнал. Тот самый. Мутный. Выпивали еще с ним. Как его — Дима?
Золотой в ярости опустил окно (выходить из машины не спешил) и заорал:
— Ты что творишь, придурок?!
— А как вас еще ловить, Георгий Васильевич? — кротко отозвался виновник аварии. — На имейлы не отвечаете, трубку не берете. Даже в квартире появляться перестали. Сами вынудили меня. Авария у нас. ГАИ вызывать будем?
— Пошел ты со своим ГАИ! — не совладал с собой Золотой. — Что ты все таскаешься за мной? Что тебе нужно?!
Парень принял виноватый вид.
— Да про Стеклову Ирину… мы тогда с вами поговорили… а я так ничего и не понял.
— Чего тебе непонятно? Она сумасшедшая была. Крэйзи. Дура! — Фотографа все больше переполняла ярость.
— А неулептил ей кто назначал? Врачи — или вы?
— Чего-чего?
— Она принимала нейролептик. Корректор поведения. На вскрытии выяснилось. Но врачи ей его не назначали. Вы об этом не знали?
— Тоже мне, новость, — снисходительно произнес фотограф, — Ирка постоянно над собой эксперименты ставила! Каких только «колес» не пробовала, про травку с грибами вообще молчу. Ладно, парень, все. Некогда мне тут с тобой языком чесать. — И нажал на кнопку стеклоподъемника.
Полуянов не сомневался ни секунды. Размахнулся — и врезал по стеклу локтем. Комплектация у «мерса», к счастью, оказалась обычной, окно не бронированным. Осколки брызнули фонтаном.
Сейчас-то он из машины выйдет?
Но нет! Золотой с неожиданной прытью нажал на газ, да еще руль успел вывернуть, чтобы не влететь в Димину «Мазду». Но правые колеса «Мерседеса» съехали на обочину, забуксовали, и Полуянова эта пара секунд спасла. Успел в отчаянном прыжке броситься на капот. Неужели все равно поедет?!
Нет, сдрейфил толстяк. Резко затормозил. В ярости выскочил из «Мерседеса», заорал:
— Тебе что, жить надоело?
Дима постарался остаться спокойным:
— Георгий Васильевич, невежливо. Мы ведь с вами еще не договорили, а вы уехать хотите.
Мимо, на скорости под сто, промчался «Хаммер». Золотой попытался махнуть водителю, но тот или не заметил, или останавливаться не захотел. Плохо. Дорога не настолько пустынна, как кажется.
Полуянов не стал ждать, пока фотограф разразится новыми потоками брани, и несильно врезал толстяку в челюсть — тот сразу обмяк. Схватил его за шиворот и поволок прочь с трассы, в лес.
И хотя поблизости имелась усыпанная хвоей полянка — специально швырнул фотографа в лужу.
Черная жижа приняла неподъемную тушу, аппетитно чавкнула. Золотой застонал.
Полуянов вытащил из внутреннего кармана планшетник. Нашел нужное изображение, увеличил. И, едва фотограф распахнул мутные еще глаза, сунул гаджет ему в лицо:
— Узнаешь?
Золотой отпрянул.
Дима снова врезал ему под подбородок, на сей раз совсем не сильно:
— Я задал тебе вопрос!
Золотой взглянул затравленно, залепетал:
— Ну, кто ж его не знает…
— Фамилию мне скажи!
— Ну, этот, как его, полномочный, представительный, с-сенатор…
— Ответ неверный, — поморщился Дима. — Для тебя он уж точно не просто сенатор.
И предъявил жиртресту следующее изображение: тот же мужчина, на сей раз в венецианской маске, но обнаженный по пояс. На яхте, в спущенных штанах, с перекошенным в экстазе лицом.
— Что это? Что за гадость? Убери! Я… я не понимаю, зачем ты мне это показываешь… — тоненько, по-женски заблеял фотограф.
— Все, Золотой, прекрати концерт! У меня есть полная запись. Полная, понимаешь. А начинается она с того, как на пристань приезжает некий «Мерседес». Ты, правда, решил в шпионов поиграть. Номер заклеил стикером дешевеньким, в Интернете, наверное, купил. Но не верь рекламе. Не скрывают ничего эти наклеечки. Вот, посмотри. Здесь твой номер. Именно твой. Ошибки быть не может.
И предъявил следующую фотографию.
— Да и лица можно разглядеть. Посмотри сам. За рулем — ты. Справа — сенатор.
— Фальшивка, — продолжал упорствовать фотограф.
Но Полуянов спокойно продолжал блефовать:
— И пристань я нашел, откуда ваша яхта отправлялась. Сторож, врать не буду, не колется. Но зато лесник обнаружился. Он и номер вспомнил, и тебя узнал. И рассказал, что ты все лето сюда людей возил. Примерно раз в месяц. А где-то за полчаса до тебя приезжала еще одна машина. За рулем — молодой парень, пассажиркой — женщина. Мулатка.
Фотограф молчал.
— Что теперь делать-то будешь, Золотой? — сочувственно проговорил Дима. — Юрий Черкашин мертв. Изабель — вышла из строя. Накрылся твой бизнес? Или у тебя другие исполнители есть?
Фотограф, лежавший в черной луже, являл собой прежалкое зрелище, но сдаваться не собирался.
— Я ничего тебе не скажу, — сурово и твердо произнес он.
— И зря, Георгий Васильевич, очень зря. Вы ведь поняли уже, что я — не полицейский, я — журналюга, жареные факты люблю. Ох и заработаю на этом видео! Вам оно, конечно, может, и ничего, только на улучшение имиджа, а вот сенатор наш, богатый, влиятельный защитник сирых, убогих, уж точно вам этого не простит. Вы, возможно, не знаете, но в наших кругах хорошо известно, — понизил голос до интимного шепота Полуянов, — человечек этот непотопляемый много скандалов пережил, переживет и этот. А вот вы точно будете валяться в лесу, в такой же луже — только с дыркой в башке.
— Ай, не говори ерунды, — фыркнул Золотой. — Чего мы такого страшного в конце концов делали? Обычная забава. В Таиланде сплошь и рядом подобное устраивают, всего-то за пятьсот долларов. Отцы в паре с дочерьми работают, сестры — с братьями. Что только не придумают мужики, чтобы хоть как-то свою половую жизнь разнообразить.
— Угу, — хмыкнул Полуянов. — Только больше половины несчастных девушек откачать после такой забавы не удается. И они умирают.
— Ну, Изабель это не грозило, — заверил фотограф. — Она тренированная, легкие развиты прекрасно, специально ее выбирали — можно сказать, по конкурсу. И работать согласилась добровольно. Никто ее на аркане не тянул!
— Ну конечно, — кивнул Дима. — А наш сенатор — прекрасный семьянин и отец. И вообще защитник детей.
— Слушай, чего ты хочешь? Денег?
— Нет, Георгий Васильевич, — покачал головой Полуянов. — Я хочу правды. Я уже понял: вы хотели руками Стекловой отомстить за смерть Черкашина-старшего. Но как вы уговорили ее на весь этот бред? На фотографию мертвой тренерши, рыбок, манекен? На встречу в бассейне, наконец?!
— Дим, ну, Ирка ведь больная на всю голову была. На таких влиять — дело совсем не хитрое. К тому же она мне свою сагу, как Изабель ее жизнь в щепы разрушила, сто раз рассказывала. Я и подумал: грех не использовать старую ненависть. И Черкашину-младшему, бедняге умственно отсталому, потрафить, и самому развлечься. Вот и стал масло в огонь подливать. Планомерно. Каждый день. Ирка ведь — будто воск. Песня такая была, не помню чья. «Ты всегда принимаешь форму того, с кем ты!» Вот я и наполнял Ирину тем, чем хотел — ненавистью. Убеждал: как только она отомстит — вся ее жизнь сразу новыми красками заиграет. Но даже я, — тяжко вздохнул Золотой, — не представлял, в какую благодатную почву упадут зерна. Ты говоришь: неулептил. Ну да, давал лекарство. Чтоб волю ей подавить. Но Ирка — она и без всякого неулептила безумная. Начала совсем с мелочей. Какой-то вирус отправила в компьютер Истоминой, чтобы тот вместо заставки с рыбками похороны показывал. Но дальше — такие дела творить начала! Ты только представь! Я специально подстроил ей встречу с Изабель, дамочки почирикали. Изабель, как водится, хвастаться начала: мол, салон красоты открываю, а фитнес у меня будет вести не какая-нибудь девочка безвестная, а сама Валерия Наконечная, великий тренер. И представляешь, что эта идиотка Стеклова сделала? Отправилась к той тренерше в гости. Она ведь ее тоже знала — по спортивным, старым делам. Чаек, тортик, болтовня за жизнь, за прошлые успехи. Ночью бабусе вдруг становится плохо. «Скорая», инфаркт, до больницы не довезли. А Ирина хохотала: «Хорошо у нас в стране! Клофелин — повсюду, и без рецепта. А бабе Лере давно на тот свет пора было». Я, признаться, сначала и не понял, в чем ее замысел. Когда же Ирка мне похвасталась, как съездила в морг, договорилась с санитарами, сняла post-mortem, отправила фотографии Изабель, опешил, конечно. Но виду не подал, в лицо ей рассмеялся. Говорю: «Заход, конечно, интересный. Но слишком по-женски. Издалека». Но Ирина уверенно оборвала меня: «Я лучше тебя знаю, как Лизку извести».
Дня через два у меня в особняке состоялся большой прием. На него приехала и Изабель. Дамы снова встретились, поболтали. Вдруг Ирка примчалась, вызвала меня в спальню, потребовала:
— Обязательно сегодня черномазую отсюда отправь!
— Куда? — опешил я.
— В офис!
— Почему в офис?
— Господи, да она сама сказала! Дома покупатели квартиры ночуют — а у нее, если что, кушетка в офисе есть. Вот и сделай так, чтобы она туда умотала!
Я тогда ничего не понял, но просьбу выполнил, мне не жалко. Сделал так, что Изабель уехала.
А утром Ирка явилась, довольная такая. Хвастается: «Все, как я планировала, так и вышло. Она ночевать в офис потащилась. А я туда приехала раньше. Замочек — дрянной, шпилькой вскрыла его в два счета. Ну, и покуражилась от души!»
— Знаю я, что там было, — вздохнул Полуянов. — И про манекен знаю. Только откуда Ирина выяснила, во сколько Изабель в тот день из дома выходить будет?
— Да от нее самой! Та ведь болтушка, каких свет не видывал. Сама Иришке позвонила и начала жаловаться, что сделку назначили на девять утра, это ведь несусветная рань, кошмар!
— А почему Изабель уверяла, что манекен в ее одежде был?
— Так Ирка постаралась, — хмыкнул Золотой, — максимальное сходство соблюсти. Сама джинсы стразиками расшивала — чтобы получилось точно, как у Изабель. Говорю тебе: дура.
— Георгий Васильевич, но вы-то — умный! Неужели сами не понимали, что это все — несерьезно, по-детски?
— Но дальше-то — я девчонкам очную ставку устроил, — не без гордости продолжил Золотой. — Место выбрал сам. Все узнал про бассейн. Что вышка десятиметровая есть. Что санитарный день, никого не будет. Что воду станут сливать. Отличный получился бы несчастный случай… Кто мог предположить, что там окажется какая-то идиотка и все испортит?! В общем, — окончательно помрачнел фотограф, — обещал я Черкашину, что за брата его отомстят, да слово не сдержал. А тому — глупцу! — время не лекарь. И мозгов Бог не дал. Придумал бред с кислотой. Мало что живой ее оставил, дурында еще и орать начала: «Это был Юрий, Юрий!» Тут даже дураки менты начнут похожего искать. Брата. А Костик и дальше стал глупости воротить. Нет бы на дно уйти. Даже если задержали — раскайся, чистосердечное напиши. Аффект бы признали, через пару лет на свободу. Но нет, взялся в героя играть. Вот на хрена ему было убегать? Глаза от страха вылупил — да под поезд. Собственными руками свою жизнь погубил.
Золотой безнадежно махнул рукой и с вызовом взглянул на Полуянова:
— Ну, услышал правду?
— Георгий Васильевич, — усмехнулся Дима. — В жизни не поверю в вашу красивую сказку. Чтоб вы — да кому-то бескорыстно помогли? Какой-то садовник потерял брата — и вы взялись за него мстить?
— Я только забавлялся. А мстила Ирка, — пожал плечами фотограф.
— Да вам абсолютно наплевать было на обоих Черкашиных. И на Юрия, и на Костю. — Полуянов схватил толстяка за подбородок, попытался поймать его лживый, ускользающий взгляд.
Глаза Золотого косили, бегали. И голос дрожал:
— Дима, ну честное слово! Я просто человек такой — грешный. Обожаю людей стравливать, кайф от этого получаю.
— Не надо, Золотой, сказки рассказывать. Ты мстил не за Юрия, а лично Изабель. За что?
— Ну ты и приставучий. — В голосе Золотого прозвучало даже что-то похожее на уважение. Однако он продолжал отпираться: — С чего ты взял-то такую глупость?
— Да с того, Золотой, что ты сейчас не флэш-моб устраивал, а человека убивал. И, разумеется, на то у тебя имелись веские основания. Изабель чем-то тебе мешала. Шантажировала тебя?
— Хуже, — демонически усмехнулся фотограф. — Она со мной советовалась. Как со старшим товарищем. Ей-богу, так сказала: «Гошенька, а может, мне какой-нибудь желтой газетке интервью дать? Или в ток-шоу выступить? Я ведь этого сенатора — хоть он и в маске был — узнала. По голосу и по фигуре».
Я так и опешил: «Зачем?»
«Да для пиара, — с очаровательным простодушием ответила она. — Мне когда-то ток-шоу хорошо продвинуться помогло — может, и сейчас сработает? Очень уж хочется опять на телевидении работать. В кадре».
Я ей, конечно, категорически посоветовал не дурить. И она вроде пообещала. Но… — Фотограф страдальчески закатил глаза.
— Я понял. На всякий случай ты решил подстраховаться, — с презрением произнес Дима.
— Ага, — кивнул Золотой. — Ну и позабавиться заодно.
— Какой же ты гад! — вздохнул журналист.
— Ладно, не лечи, — буркнул толстяк. — Я уже взрослый мальчик, перевоспитывать поздно. Давай, диск гони. Я тебе все рассказал.
Дима покорно протянул ему флешку.
— А какие у меня гарантии, что у тебя копии не осталось? — жалобно проблеял фотограф.
— Никаких, — хмыкнул Полуянов. — Только мое слово. И я его сдержу при одном условии. Ты прямо завтра переводишь на счет немецкой клиники сто сорок семь тысяч долларов. Это стоимость полной реабилитации Изабель.
— Но…
— Гоша, других вариантов нет. Вот реквизиты.
Дима швырнул поверх распластанного в грязи тела отпечатанную на принтере бумажку и, не оглядываясь, зашагал по черному лесу прочь.
Шел — и представлял.
Как Изабель — излеченная, ставшая еще прекрасней, чем была, — приходит к ним в гости, благодарить. А Надя напряженно сутулится, опасливо переводит взгляд с мулатки на него. И тихо вздыхает, признавая превосходство соперницы.
Хотя на самом деле бояться верной Митрофановой больше нечего.
Он никогда не сможет не то что полюбить Изабель, даже банальную интрижку с ней завести.
Слишком уж мерзким у красавицы оказалось хобби.
notes