Юлия Солнцева

Мы в тот день, перед ноябрьскими праздниками восьмидесятого года, когда получили расчет за стройотряд, поехали все вместе на квартиру Марцевича куда-то на Варшавку – родителей его не было, и мы разгулялись: из девчонок была твоя Лидия и мы с Галкой Ланских. А парней – пятеро: кроме хозяина, Петька, Пильгуй, Кутайсов, Селиверстов. Тебя не пригласили. Харченко – тоже. Лида твоя потом всем, кто в ту ночь не присутствовал, рассказывала, что у нее на вечеринке конфликт с Питом вышел, он ее даже ударил, и она сбежала. Все было почти так – да не так. Начнем с того, что деньги парням жгли карман, и они накупили самых лучших коньяков и других крепких напитков. (Кстати, ты помнишь, Кирилл, что в советское время свободно, за рубли и недорого, продавались кубинский ром «Гавана-клаб» и чешская «Бехеровка»? Социалистическое разделение труда и братство стран народной демократии!) Поэтому мы все, не исключая нас, девочек, здорово тогда напились. Так как мы в ту пору были стреляные воробьи, на третьем-четвертом курсе учились, никто не перебрал, но все дошли до кондиции. Были, что называлось, хорошенькие. Мало того! Хозяин достал откуда-то два косяка. Можешь себе представить?! В советской столице, в восьмидесятом! Я тогда о наркотиках (как и ты, наверное) слышала, что они только в буржуазных странах бывают, ни разу никакой марихуаны в глаза не видела и даже не слышала, чтобы ее кто-нибудь курил. Не говоря уж о тяжелых наркотиках. И вот на тебе! Жутко стало, страшно, боязно всего на свете: что донесут, или друзья, или соседи, что это провокация, что немедленно приедет милиция или даже КГБ. Или вдруг с одного раза привыкну, стану наркоманкой, подсяду на дурь?! А одновременно появилось чувство своей отчаянной элитарности, крутости, продвинутости: мы, такие молодые и модные, неслыханный запрет нарушаем, страшнее наркотиков может быть только антисоветская демонстрация! Всем, конечно, а не только мне, было ужасно стремно, но парни старательно делали вид, что для них это занятие едва ли не привычное: ганжу раскурили, пустили по кругу. Потом – второй чинарик. Если честно, на меня марихуана особенно не подействовала – может, я только чуточку пьяней стала. Потом мы с Ланских делились – она тоже мало чего почувствовала. А парни – да: они стали смешливей и активней, даже настырней. Может, притворялись просто. Но вот твоя Лидуся… У нее совсем крышу снесло. Она стала на всех парнях наперебой виснуть – то на одном, то на другом, то на третьем. Пит – вроде бы считалось, что она его девушка, – смотрел, смотрел на это, ему надоело, он ее в ванную завел и конкретно дал в глаз. Потом она отплакалась, мы, девчонки, ее утешили, конечно, и она, как нам показалось, протрезвела. Однако от мужичков посторонних не отлипала, даже демонстративней стала с ними вести себя, чтобы Петьке досадить. Пит смотрел на нее, смотрел круглыми глазами, потом плюнул: «Да чтоб ты провалилась!» – хлопнул дверью и ушел. Уехал. Не она, подчеркиваю. Он. А она, Лидка, ему вслед: ну и катись ты! И с нами осталась. И совсем вразнос пошла. Схватила двоих парней – по-моему, Марцевича и Кутайсова, и в одной из комнат с ними уединилась. Причем все у них там было по-серьезному – я, конечно, свечку не держала, но они дверь к себе забаррикадировали креслами, а когда часа через два к нам в гостиную назад вышли, видок у всех троих был тот еще. Парни довольные, как коты, что сметаны объелись, да она тоже, вся раскрасневшаяся, чуть не облизывается. Вот именно, Кирилл! Согласна с тобой. Именно: фу! Какая-то немецкая порнуха (которую, к слову сказать, я тогда еще не видывала). Мы с Галкой наших оставшихся кавалеров ничем подобным обрадовать не могли. И тогда Лидуся ситуацию эту просекла и быстренько устроила чейндж: схватила двоих оставшихся парней и теперь с ними двумя, Селиверстовым и Пильгуем, в запертой комнате скрылась! Какая гадость, ты говоришь, Кирилл? Да, соглашусь: гадость. И лучше бы тебе ни о чем таком не знать – но ты ведь сам первый спросил.

А что потом было? К утру улеглись спать – к вечеру, наконец, разъехались, расползлись. И больше, как и следовало ожидать, никогда не встречались – в институте, если виделись случайно, кивали друг другу, и все. И я, когда сталкивалась с теми парнями, всегда жутко краснела. Боялась, что пойдут слухи, дойдут до других мальчишек и девчонок, а потом и до курсового бюро, факультетского, комитета комсомола… Однако, знаешь, твоя Лидуся после той ночи почему-то меня в свои наперсницы выбрала. И однажды шепнула по секрету, что – залетела. От кого конкретно, она не знает. Почти на сто процентов произошел залет после той ночи. А с Питом они после происшедшего разругались капитально. Она мечтала, конечно, к нему вернуться и попытку даже делала – да только он ее никак не принимал, категорически. Аборт делать она боялась, хотела рожать. А через пару недель я вдруг узнаю, причем даже не от нее: они подали заявление в загс с Харченко. А еще через семь месяцев у нее дочка родилась, назвали Лилечкой…