Книга: Многие знания – многие печали. Вне времени, вне игры (сборник)
Назад: Откуда он взялся такой?
Дальше: Клиника на Большом Петровском

Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?

Сразу после матча их не по домам распустили, по женам и девчонкам, а усадили в автобус и повезли куда-то за город, на базу. Москва была совсем непохожа на нынешнюю. Машин мало, и все они в стиле ретро: «Победы», «эмки» и разные трофейные. Зато много синих троллейбусов и автобусов. Люди толпами ждут их на остановках. Все одеты очень бедно. Как свернули с Ленинского проспекта, вообще – жесть. Сейчас так не то что в Благодатном или в Камышле – в деревнях так не одеваются. Многие, даже женщины, в ватниках или в телогрейках. И в сапогах. И полно народу в шинелях с погонами, и без – значит, демобилизованные, – но другой подходящей одежи нету.
В автобусе они сидели рядом с парнем, которого все звали Козьма, хотя имя его было Валентин, а фамилия Иванов. Козьма ему понравился. Во-первых, парень он был рассудительный и разумный, не балабол. Вдобавок заметно, что они дружат давно, и Козьма, несмотря на то что старше его лет на пять, относится к нему с уважением.
И тут сразу возник вопрос – а за кого он его принимает?
«Все меня здесь почему-то считают Стрельцовым. Никому и в голову не придет, что я – другой. Что я – человек из второго десятилетия двадцать первого века. Хотя тоже футболист. Однако если я сейчас хотя бы шепотом, на ушко, Козьме признаюсь, он в лучшем случае решит, что я прикалываюсь (или, как они говорят тут, в прошлом, хохмлю). В худшем – что у меня крыша поехала, – размышлял он. – Значит, надо сидеть и не дергаться. Стрельцов так Стрельцов. Центрфорвард сборной страны. Почти как в жизни. Далеко не худший вариант. Мог бы здесь очутиться каким-нибудь колхозником. Или вообще зэком. А раз они меня считают Стрельцовым, и я их не разочаровываю, значит, надо извлечь из своего положения максимум выгоды. А самая главная моя выгода: я в отличие от них всех, в автобусе сидящих, знаю о том, что будет происходить дальше. Что случится в будущем. Ну и что мне это дает? Например, я знаю, что пройдет тридцать пять лет – и их обществу настанет полный трындец. Не станет ни лозунгов, ни партии, ни комсомола, ни пионеров, ни октябрят. Скажут: эксперимент «социализм» завершен. Аттракцион «построение коммунизма» закрывается. Править балом станут карикатурные пончики-капиталисты, как из книжки «Незнайка на Луне». Россия будет воевать с Грузией и даже с Украиной.
И что мне сейчас дает это знание? Рассказать об этом точно никому нельзя. Скажут – злостный клеветник на социалистический строй. Как пить дать, посадят. Тем более на таких сведениях здесь ни карьеры не сделаешь, ни денег не получишь. Наоборот: они тут все, похоже, в социализм-коммунизм верят – а я-то нет.
Нет, надо настраиваться на позитив. К примеру, знаю я, что через год они тут, в Советском Союзе, первые в мире запустят спутник. А двенадцатого апреля шестьдесят первого года, то есть через пять лет, Гагарин полетит в космос. И – что? Если я вдруг просвещу их о двух удивительных фактах – выгод мне опять-таки явно никаких не обломится. Скорее, меня в КГБ сдадут.
Другое дело спорт. Вот я знаю, к примеру, что мы – то есть сборная СССР по футболу – на Олимпиаде в Мельбурне победим. Или мы уже победили? Что-то я не припомню. Сегодня двадцать третье сентября пятьдесят шестого года. Неужели Олимпиада уже прошла – она ведь летняя?»
– Слышь, Козьма, – спросил он у друга, сидевшего рядом в автобусном кресле. – Что-то у меня сегодня с памятью плохо. Когда мы на Олимпиаду поедем?
Слава богу, почти попал. Хотя Иванов и заворчал:
– Какой-то ты, Эдик, сегодня и правда странный. В ноябре мы в Мельбурн отправляемся.
«Ну и что теперь? Допустим, я знаю, что мы победим. А толку? Даже не заработаешь на этом. В СССР ведь никаких тотализаторов нет. И спортбаров тоже. А там, в Австралии, как ставку сделаешь? Ведь у них – доллары. А у нас тут, в СССР, «зеленых» денег нет. И даже наказывают тех, у кого их найдут, – мне Петрович рассказывал. Может, нам, конечно, как футболистам по паре долларов вручат – да только, похоже, в команде порядки, как в казарме. То ли еще будет, когда нас за границу в капитализм вывезут».
Иванов по-своему растолковал его молчание. Толкнул локтем в бок.
– Да ты не горюй, Эдик, что сборы, что запрут нас на базе. Ниче: раньше в самоволку утекали и сейчас утечем. Будет и винишко хлебное, и девчонки. Не пропадем. Ты же знаешь, Гаврила (наверное, тренер?) хоть и всыплет, если попадешься, но не сдаст. А потом во Францию поедем, в Грузии сборы будут, там солнце, вино, девчонки! Не дрейфь!
Назад: Откуда он взялся такой?
Дальше: Клиника на Большом Петровском