Она так горько расплакалась, закрыв за собой дверь в квартиру, что Генка, застань он сестру в такую ночь в слезах, непременно сломал бы своему другу шею. А она ведь из-за него разревелась – из-за Иванова.

Стыдно было признаться: первый раз так горько плакала из-за совершенно чужого человека. Человека, о существовании которого еще сегодня утром не подозревала. Нет, знала, конечно, что у Генки есть друзья, но чтобы такие…

Такие славные, хорошие, добрые, порядочные и симпатичные – нет. Нет, не могло в одном мужчине переплестись столько достоинств. Не могла судьба наградить его так щедро, на ее погибель.

Пусть бы он был плохим, ее поздний гость. Пусть бы не так сразу понравился ей, пусть бы не с таким аппетитом и удовольствием ел все, что она приготовила, и пусть не нахваливал бы так часто. Пусть бы не смотрел на нее весь вечер так, как он смотрел. А он явно смотрел на нее с удовольствием и не уставал от того, что видел.

Пусть бы все это было так, она бы тогда не горевала так сильно от того, что он ушел с Лидочкой. Она бы просто простила своей подруге греховный ход против собственных замыслов насчет нее и Генки, и все!

А так ведь не могла! И не думать не могла, и простить не могла. И Генку с Лидочкой ругала. Одного – за то, что подвел и не приехал. Вторую – за то, что без разбора готова хватать претендентов и душить их в своих серьезных намерениях.

Ну и Иванову, конечно, доставалось.

Он не мог!.. Он не должен был!.. Он не имел права!..

И вот, вместо того чтобы начать разбирать праздничный стол и таскать тарелки в кухню, а остатки еды в холодильник, она сидит теперь на крохотной табуреточке в прихожей, льет слезы и… придумывает причину, по которой можно было бы его вызвать от Лидочки к себе, пока еще было не поздно.

Сказать, что в квартире пожар? Глупо, он сразу увидит, что этого нет.

Сказать, что она при смерти? Опять глупо, сразу обнажит свои чувства, а мужчинам это не нравится.

Сказать, что ее топят с верхнего этажа? Тоже обман обнаружится.

Господи, ну как?! Как помешать им сделаться ближе?! Как помешать им совершить то, после чего она уже не сможет надеяться?! Что придумать?..

Ничего путного в голову не лезло. Минут десять придумывала, все оказалось ничтожным и смешным. Даже звонок брату, чтобы тот устроил экстренный вызов Иванова обратно, показался нелепостью.

Генка ведь сразу заподозрит неладное, станет копаться, еще, чего доброго, поймет, что его сестрица позволила себе наконец смелость влюбиться с первого взгляда. Тогда ведь просто беда! Он будет наседать на Иванова, тот, возможно, подчинится, а разве от его покорности в угоду другу ее страдания уменьшатся?!

Никогда…

– Никогда, – прошептала Настя Соколова.

Тяжело поднялась, сняла с себя дутое пальто, которое предпочитала всем меховым полушубкам, которыми заваливал ее Генка. Вязаную шапку сунула в рукав. Стянула замшевые сапожки и пошла менять шикарное синее платье, так и не сумевшее ей сегодня помочь понравиться, на домашние трикотажные штаны и клетчатую байковую рубашку.

Переоделась быстро, не мешкая перед зеркалом. Что там нового можно было увидеть? Ничего. Все те же огненные кудри, веснушки, проступившие ярче прежнего на побледневшем от слез лице. Да нос еще покраснел, соревнуясь в яркости красок с красно-белой клеткой на ее рубашке. Красота, одним словом, – глаз не оторвать. Оно и понятно, с чего Иванов удрать поспешил…

– Кто там?! – Настя вытаращилась в «глазок», но ничего толком не увидела, а в дверь-то уже в третий раз успели позвонить, пока она бежала из спальни.

– Это я, Сергей, Настя. Откройте, пожалуйста, прохладно.

– Сергей?! – изумилась она и, глупая, брякнула не к месту: – Какой Сергей?

– Иванов, Настя. Уже успели позабыть?

Скажет тоже! Его забудешь, пожалуй!..

– А Лида с вами? – Ничего не понимая, она впустила позднего гостя в квартиру.

– Лида дома, спит, наверное, уже.

Иванов не стал рассказывать, что полчаса ходил под окнами сестры своего друга, репетируя решительное объяснение. Выходила дрянь, а должно было быть серьезно и убедительно. Она должна была завтра с ним уехать отсюда насовсем, чтобы насовсем поселиться в его доме, раз насовсем поселилась в его сердце.

Он-то знал, что это так – насовсем, как вот только ее теперь в этом убедить?..

– Настя… – начал Сергей, когда она вымыла наконец последнюю тарелку, вытерла руки и вернулась в гостиную стягивать скатерть со стола. – Настя, мне нужно с вами серьезно поговорить…

– Тсс! – Ее узкая спина неожиданно напряглась, указательный палец лег на губы, а глаза испуганно расширились.

– Что такое?!

Он не хотел, да переполошился. Слишком уж серьезным был ее вид. Он же знал, что она не истеричка и не дурочка, чтобы драматизировать и нагнетать. Она никогда не станет излишне волноваться из-за разбитой чашки или сломанного ногтя.

– Вы ничего не замечаете, Сергей? – ахнула она после того, как сумела привлечь его внимание. – Вокруг ничего не замечаете?!

– А что такое?

– Ящики серванта не так плотно задвинуты, как были! И ваша сумка!.. Где она?! И ноутбук! Вы же все возле этой стены оставляли! Господи, да что же это?! Сергей, ищите же!

Он не зря пообещал Лидочке, что станет Настиным верным псом. Он кинулся исполнять приказ, даже не успев подумать, что в сумке оставил вполне приличную сумму денег, банковские карточки, что в компе хранилась вся информация по их с Генкой последней удачной сделке. Вспомнил обо всем, когда не нашел ничего, обшарив всю квартиру Насти Соколовой. Вспомнил и обомлел.

– Гена, у нас проблемы, – забыв извиниться за поздний звонок, тут же, без переходов, обрушил он на друга суровую правду.

– А у Настюхи что пропало? – тут же вник Вершинин с протяжным зевком. – Дай ей трубку.

– Ничего, кроме украшений. Ты же знаешь, что все документы, карточки и наличность я ношу с собой. Ты еще всегда меня за это ругал, – испуганным, как у ребенка, голосом покаялась сестра. – Украшения жалко.

– Мелочи, восстановим, – оборвал брат, посерьезнев. – Слушай меня внимательно и запоминай…

Выслушать и запомнить было несложно. Гена был краток. Милицию не вызывать, пока он не позволит. Если они с Серегой способны после выпитого спиртного ворочать мозгами, то пускай пока подумают на месте, кто и каким образом смог обчистить квартиру. Если нет, то пускай ждут его с командой, часа через три они будут на месте. Но никакой милиции, шума от них и протокольной писанины много, толку – ноль.

– А что за команда, Сергей? – Настя, съежившись, сидела на краю дивана.

Командой звался начальник службы безопасности и его зам, прошедшие огонь, воду и медные трубы в сыскном деле. Иванов тоже не был совершенным дилетантом, когда-то отслужив в органах полтора года. Им, конечно, даже и в подметки не годился. Но попробовать все же решил. И не столько из-за пропавших вещей, сколько из-за того, чтобы в Настиных глазах возвыситься до героического уровня.

– Настена, давайте подумаем… – Он присел к ней рядом на диван и тронул за плечо. – Да не переживайте вы так, разберемся!

– Да, – протянула она с неожиданным испугом и поежилась, то ли от его прикосновения, то ли от страха. – Вы разберетесь и уедете, а я как тут останусь?!

– Как?

Глупый вопрос задал, конечно же. Но рядом с ней соображалось очень плохо. Какое тут соображение и сосредоточенность, когда глаза цвета молочного шоколада смотрят на тебя с такой суеверной надеждой. Когда пушистые волосы щекочут твою щеку. А яркие губы так трогательно подрагивают.

– Но ведь если этот человек пробрался ко мне в дом один раз, он может и второй раз попробовать! – прошептала она с ужасом. – А если я вдруг окажусь дома! Что тогда?!

– А действительно… – В голове неожиданно забрезжило. – Как он попал к вам в дом? Квартира была заперта?

– Да. На оба замка. На верхний и нижний, – отчеканила Настя Соколова, как прилежная ученица.

– Следов взлома тоже никаких?

Нет, ну до судорог хотелось потрогать ее рот губами. Просто сидеть и смотреть на ее рот, когда Настя говорит, и оставаться при этом безучастным было невыносимо. Интересно, а она врежет ему, если он…

– Сергей, вы меня не слушаете! – возмутилась Настя, ткнув пальцем ему чуть ниже ключицы.

– Простите, задумался.

И тут же про себя шкодливо хмыкнул: знала бы она, о чем!

– Так на чем мы остановились?

– Я сказала, что следов взлома никаких. Было бы видно, свет на лестнице великолепный. Да и… – Она помялась, словно думала, признаваться ей или нет в своих секретах. – Да и нижний замок у меня с особенным вывертом. Генка снабдил. На заказ делал. Простому, рядовому домушнику вряд ли по зубам такой запор.

– Тогда как?

Он обнаглел настолько, что, не выдержав, взял и заправил ей прядку волос за ухо. И тут же зачастил, зачастил, чтобы она отвлеклась от смущения, тут же залившего ей лицо пунцовым цветом.

– Тогда как вор смог проникнуть в квартиру?! Не на крыльях же он взлетел на четвертый этаж! Хотя… Минуточку, Настя… У вас есть освещение на лоджии?

Освещения не было. Пришлось вооружиться фонариком, свет в котором приходилось извлекать вручную, то есть без конца его встряхивать, потому что отходили батарейки. Или окислились, она сказала. Он без зазрения совести разглядывал ее крохотные ступни и стройные ножки, когда исследовал пол на балконе.

Что он сумел рассмотреть там, кроме ее ног?

Первое – сделал окончательный вывод о собственном добровольном пленении. Он пропал ведь из-за рыжей-то! Да, пропал…

Второе – никаких следов чужого присутствия на балконе не было.

Толстый лохматый кусок ковра не хранил на себе ни единой снежинки, которую могли притащить с собой ботинки грабителя. Ни окурочка, на что надеяться было бы глупо. Ни сухой травинки, что тоже было не по сезону.

Так как попал в квартиру грабитель?!

– А кто ваши соседи, Настя? – спросил ее Иванов, высунувшись за остекление, которое Настей, оказывается, не закрывалось никогда, наружу. – Ваша лоджия, я смотрю, граничит с соседней квартирой. Там все точно так же…

– Так же, да не так, – вздохнула она вдруг с печалью. – Там живут… Пьют они, одним словом.

– Да?! – оживился сразу Сергей. – Идемте туда немедленно!

– Зачем?! – ахнула Настя, еще минута, и она точно пальчиком бы у виска покрутила, настолько читаемым был ее взгляд.

– Наверняка оттуда было совершено проникновение к вам в квартиру. На балконных перилах и ваших, и соседней квартиры сметен снег. Если эксперт…

– Господи, Сергей, опомнитесь! Что вы несете?! Кому из той квартиры корячиться по балконным перилам, если они по твердой земле ходить по большей части не могут!

– А кто там вообще живет? – немного сник Иванов.

– Мама с дочкой.

– Обе пьют?

– Да нет, что вы! Алиса славная девочка. Она школьница. Мама у нее алкоголичка. Друг ее тоже. Ну и все остальные друзья, соответственно.

– Что-то я на лестничной клетке следов их присутствия не заметил. Мало того, там цветы в горшках!

– Правильно. Потому что эта квартира, с которой граничит моя лоджия, находится в соседнем подъезде.

– Ага! – кивнул Иванов с пониманием, хотя ничего не понял.

Нет, он, конечно, понял, что если замок входной двери не открыли отмычками, то вор пробрался именно оттуда – из квартиры, что через стенку. Но он не понимал, кому надо было оттуда лезть? Если, конечно, у соседей давно не кончилось спиртное, и они, расслышав праздничный звон бокалов за стеной, не решили пополнить запасы.

Замок он внимательно исследовал. Настя ему даже из каких-то школьных своих коробочек притащила обломок большого увеличительного стекла. Смущаясь, призналась, что берегла его для «секретиков», да так и не успела сделать – выросла.

Увеличительное стекло окончательно подтвердило – взлома не было. Ни единой царапины, ничего.

– Значит, либо кто-то подделал ключи…

– Исключено, – тут же перебила его Настя. – Они всегда при мне. Даже когда, пардон, на работе в туалет хожу, таскаю их с собой.

– А в бассейне, сауне?

– Не посещаю. Не модная я, Сергей, – со смущением призналась она.

И слава богу, хотелось ему крикнуть! Сыт модными по горло! Простушку хочется любить. Милую рыжую простушку с такими потрясающими…

– Значит, через балкон. Больше никак! – Он шлепнул себя руками по бедрам. – Либо без вашей подруги тут не обошлось.

– Лида?! – веснушки тут же так ярко проступили на ее лице, такими сделались крупными, будто он и к ним только что поднес оставшееся от детства увеличительное стекло. – Не смейте, понятно? Не смейте брать под сомнение нашу дружбу!

– Не буду, не буду. Одевайтесь тогда, – сдался Иванов.

– Зачем?

– Идем в квартиру через стенку. Станем допрашивать ваших алкоголиков…

Алкоголиков дома не оказалось. Они долго молотили в хлипкую дверь. Сначала по очереди, потом одновременно. Им никто не открывал.

– Да нету их, – выбралась из своей берлоги старенькая женщина, запеленутая пуховой шалью по самые брови. – Ушли с вечера. Алиса одна осталась.

– А что она не открывает? – изумился Иванов. – Давно ведь стучим.

– Может, спит, а может, боится. Вы пошумите. Может, услышит. – Женщина широко зевнула, проворчала что-то о полуночниках и ушла к себе, громко хлопнув дверью.

Иванов только набрал полную грудь воздуха, намереваясь крикнуть, как славно пахнувшая духами ладошка легла ему на губы.

– Давайте я попробую, – тихо сказала Настя. – Она и правда может бояться, если одна дома… Алиса! Алисочка, милая, открой, детка!

Странно, но ее тихая просьба была услышана тут же. Как ни молотили в дверь, как ни стучали, ответа не было. А тут, поди же ты…

– Здравствуйте.

На грязном пороге стояла высокая девочка-подросток. Лицо ее было очень бледным, то ли перепуганным, то ли заспанным.

– Здравствуй, Алиса. Можно мы войдем? – сразу напросилась Настя.

– Зачем? – Алиса от двери не отступала.

– Нам нужно с тобой поговорить, – улыбнулся проникновенно Иванов перепуганному подростку. – И кое-что посмотреть.

– Что? – упрямилась та и так и не впускала.

– Алиса, милая… – Настя положила руки девочке на худенькие плечи. – Это очень важно, поверь! Вот этому человеку только что сделали плохо.

– А я тут при чем?! – со слабеющим вызовом отозвалась девочка.

– Ты? Ты можешь помочь ему, милая, – продолжила проникновенно уговаривать Настя. – Это очень важно для него. Разве тебе не говорили, что в рождественскую ночь нужно делать друг другу добро?..

– Говорили! – фыркнула она с внезапной, не детской совершенно горечью. – Мне много чего про эту ночь говорили, толку-то!.. Ладно, входите.

Настя с Алисой сразу прошли в комнату, а Иванов начал метаться из комнаты в кухню, из кухни в другую крошечную комнату, давно превращенную матерью Алисы в свалку. Хотя и именовала она ее всегда гордо – кладовая. Бегал, чем-то гремел, снова бегал, потом набегался и присоединился к ним.

Сел на диван, на котором спала Алиса. Уставился на стол, все еще хранивший следы несостоявшегося таинства. Думал, думал, а потом спрашивает:

– Ты видела его?

– Кого?

Алиса мгновенно насупилась и даже от Насти отодвинулась, хотя минуту назад увлеченно говорила с ней об уроках.

– Нареченного своего видела в зеркале? – И Иванов ей заговорщически подмигнул.

– Вам-то что? – нагрубила Алиса, закусила губу и пробубнила с опущенной головой: – Я вообще-то спать собираюсь.

– Успеешь, малышка, уснешь. Ты только скажи мне, видела мужа своего будущего? Понравился?

– Да идите вы! – закричала вдруг Алиса, вскакивая на ноги, губы у нее обиженно задрожали, того гляди расплачется. – Нашли мужа! Он мне тысячу лет без надобности! Это неправда все, понятно! А теперь уходите!!! Уходите, или я маме пожалуюсь!..