Книга: КРАСИВЫЕ, ДЕРЗКИЕ, ЗЛЫЕ
Назад: Часть третья. Алиса в Зазеркалье
Дальше: В то же самое время

   Июнь 200... года

   На следующий день после возвращения из Бараблина Алиса проснулась с непривычным чувством человека, у которого теперь есть цель в жизни.
   Супруг давно уехал на работу. Вчерашнее возвращение Алисы они с Вадимом отметили бутылочкой «бордо медок» и бурным сексом. А после ночи любви (Алиса стала чувствовать подобное только сейчас, с Вадимом) ей и спалось лучше – словно в детстве, когда родители были еще живы, – и просыпалась она свежей и бодрой.
   Похоже, зацепил ее сердце Вадим, разбудил в ней чувство, сделал Алису настоящей женщиной.
   И теперь, не предаваясь утренней неге, Алиса в хорошем темпе позанималась на тренажерах, приняла душ, позавтракала. Затем оделась, накрасилась – сегодняшнее мероприятие потребует очень скромных одежд (джинсы и водолазка от «Армани» подойдут) и минимума косметики.
   Стараясь, чтоб болтливая Вероничка не застигла ее («Как ты, Алиса, съездила в свою Тмутаракань?»), она выскользнула из дома, прошла к гаражу. По пути бросила любопытствующей домработнице Варьке: «Я – в город по делам. Вернусь поздно». И, невзирая на готовые сорваться с языка Варьки вопросы: «Зачем в город? По каким таким делам?», оседлала свой «Лексус» – и была такова.
   Довольно скоро она влилась в пробку на Кольцевой.
   Путь от Осташковского шоссе до Калужского занял час с четвертью. Попутные водители, соседи по пробке, взирали на красотку-шатенку в «Лексусе» с благоговейным уважением. Алиса слушала попеременно то радио, то музыку на CD. Заниматься обычным для машины делом – английским языком – охоты не было. Все равно из-за похорон тети Веры и своей поездки Алиса пять дней пропустила – пропустит и шестой.
   Наконец она свернула по указателю «Хованское кладбище».
   Здесь были похоронены ее родители.
   Алиса ездила на кладбище нечасто – примерно раз в полгода. Бывала там без определенного графика, не на Пасху или Красную горку, когда к могилам вся Москва стекается, а в дни, когда накатывала грусть или боль.
   Дорога к погосту шла мимо свалки. «Очень символично, по-русски, – подумалось Алисе. – Или по-советски? Свалка старых вещей находится рядом со свалкой людей...» Во всяком случае, милое бараблинское кладбище, на котором позавчера похоронили тетю Веру, – песочек, сосны, щебет птиц – выглядело куда любезней сердцу, чем этот многокилометровый погост.
   «Может, завещать себя в Бараблине похоронить? – мелькнуло в голове усмешливое. – Вот Вадим помучается, пока меня довезет!..» Однако развивать тему смерти не захотелось даже в мыслях. Слишком ярко светило солнце, слишком хотелось жить, и слишком нереальным в ее двадцать шесть лет казалось прощание с белым светом.
   Важное достоинство огромных московских кладбищ – до любой могилы можно дорулить на машине. Алиса издалека увидела памятник черного гранита. Его, один на двоих, она поставила маме и папе четыре года назад.
   Девушка остановилась, выключила зажигание, выбралась из «Лексуса». Ни единой живой души не виделось на огромном пространстве кладбища, лишь противно галдели потревоженные вороны. Не закрывая джипа, Алиса подошла к родной могилке.
   На черном граните резчик по камню изобразил два портрета. Родители оказались почти как в жизни. Алиса два раза заставляла граверов переделывать, пока не добилась сходства. Мамочка – улыбалась. Хоть и говорили Алисе, что смеяться на кладбище не положено, она настояла. Она маму запомнила улыбающейся. Мама была светлым человеком, лучистым, добрым.
   Отец в граните получился, по контрасту с женой, строгим, даже суровым, в притемненных очках, словно кумиры его молодости Цилинский и Мастроянни. Папочка выглядел олицетворением надежности и уверенности в себе. Только единожды, кажется, дала в нем трещину эта уверенность: когда в девяносто втором начались реформы и его зарплаты стало ни на что решительно не хватать, а потом его и вовсе уволили.
   Вскоре отец обрел новую работу, а вместе с ней деньги, и опять, казалось бы, в нем появилась утраченная было вера в себя, однако все равно некий надлом остался. Даже Алиса, несмотря на молодость, замечала тогда эту трещинку. Кто знает: потом, со временем, она бы, верно, затянулась. Но... Никому не дано предсказать, что было бы с отцом дальше. Он погиб.
   Его убили? Или произошла авария, катастрофа, бедствие?
   Чем ты, папа, занимался свои последние дни? И почему погиб?
   Погиб – и фактически утащил за собой в могилу маму.
   И безнадежно исковеркал жизнь самой Алисы.
   Она закурила. Здесь, на кладбище, первая за день сигарета казалась особенно вкусной. Под сигарету думалось остро и ясно. Да, теперь она должна наконец разобраться, что случилось с ее родителями. И кто повинен в их смерти.
   На кладбище по-прежнему ни души, только вдали, у бетонного забора, неспешно ковыряются обнаженные по пояс могильщики. Вдруг подул ветерок. Зашумели три березы, особенно сиротливо выглядевшие тут, на многокилометровом погосте. С них снова сорвались и закаркали вороны. А на посадку в недалекое отсюда Внуково низко пролетел самолет.
   Алиса достала из своей пачки и положила на могильную плиту четыре сигареты: две – отцу, две – матери. Они оба курили, хотя мама стеснялась ее, пряталась. То в ванной скроется, то на балконе...
    – Мамочка, чем это от тебя пахнет?
    – А это я, Алисонька, лук жарила, провоняла вся.
    – Врешь, врешь, врешь!
    – Нельзя говорить старшим: «Врешь!»
    – А обманывать детей можно? Ты курила, я знаю, курила!..
   Ладно, хватит предаваться бесплодным воспоминаниям. Могилка вокруг памятника вся заросла бурьяном. Надо ее привести в порядок, раз уж она, Алиса, здесь.
   Алиса достала из багажника тяпку, секатор, нитяные перчатки. Утром она стащила инструмент из сарая – хозяйства Варьки и Василия. Можно было, конечно, найти кого-нибудь на черную работу, заплатить ему, но зачем? Своя ноша не тянет, а работать руками она не боится. Полтора года в Бараблине ее многому научили.
    – Прополешь картошку – пойдешь на дискотеку.
    – Ой, тетя Вера, я не успею!
    – Значит, не пойдешь. Разговор у меня короткий.
   За четверть часа с сорняками, имевшими наглость подступить к родительской плите, было покончено. Алиса отнесла траву к мусорному контейнеру. Вернулась к могиле. Постояла у памятника, мысленно в очередной раз простилась с предками. Они смотрели на нее с черного гранита:
МЕКЛЕШОВЫЛюдмила ИвановнаВиктор Петрович
   А ниже – даты жизни:
22 апреля 1950 – 19 января 1995,7 ноября 1947 – 21 декабря 1994
   Папа и мама прожили недолгую и не самую счастливую жизнь. Но умерли почти что в один день. Вернее, с разницей всего-то в месяц.
   Алиса записала в органайзер своего мобильника даты смерти отца и матери. Она, хоть ты тресни, не помнила точных дат их кончины. Наверно, мозг таким манером защищался от самых кошмарных воспоминаний в Алисиной жизни.
   – До свиданья, папочка и мамочка, – сказала она вслух и погладила нагревшийся на летнем солнце черный камень. – Я должна понять, что с вами случилось. Я отомщу за вас.
   Алиса уселась в «Лексус» и покатила к выезду с кладбища.
   Поездка на могилу родителей оказалась совсем не напрасной. У Алисы появилась идея, с чего надо начинать ее собственное частное расследование.
* * *
   Записаться в библиотеку – морока та еще.
   Потребовались фотографии, слава богу, у Алисы они всегда с собой: мало ли, понадобится вдруг куда-нибудь срочно визу оформлять. Регистраторша попросила заполнить анкету. Пожалуйста, если желаете.
   О, с каким высокомерием глянула на нее библиотечная грымза, когда Алиса написала в графе «Образование» – «Среднее», и, само собой, прочерк – там, где «Ученая степень».
   Потом охранители пыльных фолиантов долго изготовляли для Алисы читательский билет, закатывали его в ламинат...
   Словом, вошла девушка в обитель знаний и культуры только в три часа дня. Зато дальше пошло как по маслу. Библиотека, конечно, бабье царство, однако и мужчин там оказалось достаточно. И все они – и студенты-ботаники, и редкие нормальные стильные парни, и даже старые грибы ученого вида – отвлекались от своих высокоумных занятий при появлении Алисы: очень стройной, непозволительно красивой и ухоженной даже в простенькой водолазке и с минимумом макияжа. По первому же запросу свернувший на нее шею ботаник показал ей, где можно разжиться подшивками прессы за интересующий ее декабрь девяносто четвертого – январь девяносто пятого года.
   Алиса отвергла высокоумные «Коммерсантъ» и «Известия» и выбрала для себя «Комсомолку» и «Вечерку». Эти издания, показалось ей, скорее напишут о трагическом инциденте, возможно, происшедшем с ее отцом. Если, конечно, что-то подобное имело место. И если журналисты это заметили.
   Алиса опять забыла день смерти отца. Ей пришлось залезать в органайзер телефона, чтобы припомнить проклятущую дату: двадцать первое декабря девяносто четвертого года. Затем она начала листать «Вечернюю Москву». Непривычное уже черно-белое оформление, подслеповатый шрифт, пожелтевшая бумага... На первой странице – фотографии разбомбленных домов.
    «Стрингер» первой необходимости. Специальный корреспондент «ВМ» передает из Грозного...»
   В подборке новостей:
    «Продолжается набор в школу боевых искусств „Смена“, являющуюся лидером по подготовке охранников-телохранителей, экстрасенсов-колдунов, массажистов».
   Чуть ниже:
    «Литературный успех празднует „незабвенный“ Леня Голубков (в миру актер Владимир Пермяков). Его творение „Как я стал Леней Голубковым“ только что появилось на прилавках книжного магазина „Библио-Глобус“...»
   А дальше – ликующий заголовок:
    «Вчера в Москве никого не убили!..»
   Видать, в ту пору было привычным, что в столице убивали каждый день... И ничего, что могло иметь отношение к гибели отца... Алиса перелистнула страницы.
   Номер за следующее число оказался куда более кровожадным. Заголовки вопили:
   « Число замерзших насмерть в Москве увеличилось до 34 человек...»
   « Вчера в Грозном погибла американская журналистка Синтия Эльбаум...»
   « Угроза взрыва у здания ИТАР – ТАСС оказалась ложной...»
   А вот криминальная хроника:
    «Известный в криминальном мире авторитет, 44-летний чеченец Руслан Сулейманов, вышел из дверей собственной фирмы „Инавтосервис“. Из пристроившейся у входа „девятки“ прогремели автоматные очереди. Сулейманов упал. Тогда из „девятки“ выскочил киллер с пистолетом и произвел в спину жертве несколько контрольных выстрелов, после чего нападавшие скрылись...»
   Журналисты с упоением осваивают новые словечки: «киллер», «контрольный выстрел», «разборка»... Следующая заметка озаглавлена: «Разборка в Котляковском».
   « Вчера в двенадцатом часу ночи в Котляковском проезде произошла перестрелка. По свидетельству редких прохожих, пальба велась из автоматического оружия между двумя группами молодых людей. Одни из них прибыли на место «стрелки» на «БМВ», другие – на «Ауди». Впоследствии милиция обнаружила на месте перестрелки более пятидесяти стреляных гильз. Остался на земле также труп некоего З. – по свидетельству оперативников, активного участника коптевской преступной группировки. Несколько пуль попало З. в голову. Интересно, что на теле З. нашлось золотых украшений общим весом более чем полтора килограмма. Вполне вероятно, как заявили наши источники в милиции, что в инциденте имелись и другие пострадавшие, однако их участники банд увезли с собой. Оперативники считают, что перестрелка – часть криминальной войны за передел сфер влияния, разгоревшейся в последнее время между ореховской и коптевской преступными группировками».
   «Гадость, – подумалось Алисе. – Противно». Какое счастье, что в последнее время все меньше появляется подобных сообщений! И еще... При чем здесь может быть ее отец?
   Нет. Нет. Не похоже. Ну как, скажите, он мог стать участником перестрелки между «ореховскими» и «коптевскими»? Какое отношение ее отец, ученый-химик, мог иметь к бандитским группировкам?
   И все же, все же, все же... Мало ли что бывает в жизни. Алиса на всякий случай сфотографировала на свой телефончик статейку.
   Пойдем дальше. Вот новая криминальная заметка – от двадцать третьего декабря девяносто четвертого.
   « В ночь на 21 декабря на сто втором километре Ленинградского шоссе произошло крупное дорожно-транспортное происшествие. Шофер «КамАЗа», следующий в столицу из Новгорода, обнаружил на обочине горящий джип. Рядом догорал милицейский «уазик». Спустя двадцать минут, когда машины уже сгорели дотла, на место происшествия прибыли пожарные, «Скорая» и милиция. «Уазик» оказался пуст, а из уничтоженного огнем джипа «Паджеро» извлекли изудорованные тела четверых человек. Начато расследование».
   Сгоревший джип... Изуродованные тела... Папу хоронили в закрытом гробу... Даже маме не показали...
   «Оно? Но что мой папочка делал ночью в джипе «Паджеро» на Ленинградском шоссе?!»
   Однако Алиса сфотографировала на свой «Сони-Эрикссон» и эту заметку и стала листать газету дальше.
   Тема сгоревшего на сто втором километре джипа снова возникла через два номера.
   « Мы уже сообщали о трагедии, происшедшей в ночь на двадцать первое декабря на сто втором километре Ленинградского шоссе, когда в сгоревшем на обочине джипе «Паджеро» были обнаружены тела четырех мужчин. Теперь следователи Мособлпрокуратуры и оперативники уверены, что дело не ограничилось банальным ДТП. Они выяснили, что мужчины в автомобиле погибли еще до того, как начался пожар. Из тел каждого из них были извлечены пули, выпущенные, предположительно, из пистолета Макарова. Интересно, что в уничтоженном огнем джипе также были обнаружены два автомата Калашникова, а вокруг места происшествия найдено множество стреляных гильз. Джип принадлежал владельцу ИЧП «Протон» Григорию П., труп которого находился в машине. Рядом с ним обнаружено тело еще одного сотрудника вышеупомянутой фирмы – Георгия С., а также двух работников частного охранного предприятия «Тигрис» – Ивана К. и Виктора М.».
   Алису словно под дых ударили. В глазах потемнело.
   Откуда-то издалека память принесла радостно-насмешливый голос мамочки. Их шутливый диалог с отцом:
    – Значит, Витюшка, ты у нас теперь тигр?
    – Не тигр, Милочка, а «тиг-рис». Так наша контора называется... «Тигрис»...
   И инициалы... Инициалы последнего погибшего... В. М. – Виктор Меклешов... Все совпадает...
   Алиса стала хватать ртом воздух.
   «Неужели это он, ее отец?! Не может быть! Боже! Так он погиб?! Сгорел в джипе?.. Из его тела извлечены пули?.. Ведется следствие... Нет! Нет! Он же ученый-химик! Как он мог там оказаться?! Что он там делал?!
   А его работа последних лет? И упорное нежелание говорить о ней? Но, боже мой, неужели ее отец разъезжал в ту пору на джипе «Паджеро»? И, значит, работал на мафию?!
   Невидящими глазами Алиса дочитала заметку, плохо даже понимая смысл написанного:
   « ...Кроме того, выясняется, что «уазик» милицейской расцветки, найденный на месте преступления, никакого отношения к милиции не имеет. Он принадлежит частному лицу и был перекрашен в специфический желтый цвет в кустарных условиях. Видимо, преступники использовали его в качестве своего рода наживки для того, чтобы остановить джип. На месте происшествия найден также след шин третьей машины (предположительно «Жигулей» шестой модели), на которой убийцы скрылись. Всех, кто стал свидетелем данного инцидента, просят позвонить в Мособлпрокуратуру по телефону 229-79-98 или 02. Анонимность гарантируется».
   Боже, боже мой!..
   Алисе стало плохо. Желудок перехватил спазм. Она вскочила и, бросив подшивки на столе, опрометью кинулась в туалет.
* * *
   Позже, приведя себя в порядок, Алиса вернулась в зал.
   Взяла себя в руки и просмотрела другие имевшиеся газеты за декабрь девяносто четвертого: и «Московскую правду», и «Подмосковье», и даже «Деловой мир».
   Никто больше ни слова о катастрофе с джипом не сообщал.
   Оставалось ориентироваться на «Вечерку». Многое совпадает: и название охранного предприятия «Тигрис», и имя погибшего.
   И еще – число. Папочка умер, как сообщал могильный камень, двадцать первого декабря. И тот джип сгорел в ночь на двадцать первое...
   Все совпадало. А главное, Алисина интуиция, ни разу в жизни ее не подводившая, прямо-таки вопила ей: оно!
   Алиса с досады ударила кулачком по столу и зарыдала.
   Через минуту к ней подошел молодящийся старый гриб с крашеными волосами и участливо поинтересовался:
   – Девушка, вам плохо?
   Она помотала головой:
   – Мне хорошо!
   – Может, вам помочь?
   – Не надо, не надо, ничем вы мне не поможете!
   – Принести воды?
   – Вали отсюда, прилипала!
   Оскорбленный ученый отошел, прямой как палка.
   Алиса постаралась взять себя в руки.
   Вышла в курилку. Прикурила трясущимися руками. Нет, она должна пройти этот путь до конца.
   «Возможно, я узнала главное: отца убили. Но это нужно подтвердить. И кто убил? За что? И чем он провинился перед бандитами – если потом они приходили к маме и требовали у нее взамен и квартиру, и меня, и свободу?
   Как действовать дальше, чтоб узнать наверняка? Через газету? Глупо. Кто там помнит подробности заметки одиннадцатилетней давности! Сколько с тех пор произошло по России дорожных происшествий и убийств!
   Идти в милицию? Но кто там со мной станет разговаривать?
   В прокуратуру? То же самое...»
   И вдруг Алиса поняла, как ей действовать.
   Она достала из сумочки старую записную книжку.
   Вот он, заветный телефончик. Прямой личный мобильник. Его номер известен считаным единицам.
   Когда Алиса выходила замуж, она позвонила по нему. Егор был мил и сказал ей на прощание: «Если что – обязательно звони. Чем смогу, помогу». Девушка знала, что это не пустые слова. Егор не из тех, кто забывает старых друзей.
   А она ему была гораздо больше, чем просто другом.
   Правда, с тех пор много воды утекло, а Егор, судя по сообщениям газет и телевидения, поднимался за эти годы все выше и выше, и редко кто теперь рискнет называть его запросто по имени. В основном все величают Егором Владимировичем.
   Но ведь для нее он когда-то был Егорушкой...
   Алиса решительно набрала номер.
   Егор ответил со второго гудка. Сразу узнал:
   – Алисонька!..
   Спросил озабоченно:
   – Чем могу тебе помочь?
   – Почему сразу «помочь»? – улыбнулась она. – Может, я хотела просто поболтать?
   – Я же реальный человек. И понимаю, что, если старая знакомая звонит после четырехлетнего молчания, значит, ей что-то от меня нужно.
   – Извини, но ты прав.
   – Слушаю тебя внимательно.
   – Тема необычная. В девяносто четвертом году, в ночь на двадцать первое декабря, случилась автокатастрофа на Ленинградском шоссе. Тогда погибли четверо пассажиров джипа. Их расстреляли и сожгли. Следствие вроде бы начала Мособлпрокуратура. Я хотела бы встретиться со следователем, что вел дело. Но мне надо, чтобы и он , следователь, захотел встретиться со мной . И все мне рассказал.
   – Задачу понял. Сделаю все, что смогу. Один вопрос: зачем тебе это надо?
   Алиса секунду поколебалась, но потом решила: что уж тут таиться! Ответила:
   – Вполне возможно, что в том джипе погиб мой отец.
   – О, понимаю. Наведу справки.
   – Я буду тебе очень, очень благодарна.
   Алиса постаралась, чтобы последняя фраза прозвучала интригующе – как в лучшие их времена.
   Она с удовольствием вспоминала о Егоре и была бы рада снова встретиться с ним. Поболтать, как встарь. Он мог бы пригласить ее на ужин. Или хотя бы на ленч.
   – А мне от тебя ничего не надо, – засмеялся Егор.
   Прозвучало это даже слегка оскорбительно.
   – Совсем ничего? – промурлыкала Алиса.
   – Ах, дорогая. Я работаю по двадцать часов в сутки. По сто сорок часов в неделю.
   – И совсем-совсем не отдыхаешь?
   – А когда на Старой площади умели отдыхать?
   – Как семья, дети?
   – Младшего сына еще практически не видел. Мечтаю отоспаться – а больше никаких и желаний-то нету.
   – Бедный ты, бедный.
   – Позвони мне послезавтра, во второй половине дня. Сделаю все, что смогу.
   – Спасибо тебе, Егорушка.
   Алиса нажала «отбой» и бросила дорогущий телефончик в сумочку.
   Поймала на себе перекрестные взгляды трех завзятых посетительниц библиотечной курилки: одной почтенной ученой грымзы и двух – хотя и молодых, но уже уверенно следующих по синечулочному пути, проложенному старшей коллегой. Н-да. Для их ушей явно неуместно звучал и Алисин интимный тон: «Егорушка... Как семья, как дети?..» – и содержание ее разговора: «Сгоревший джип... Там, возможно, был мой отец... Хочу встретиться со следователем...»
   Алиса только усмехнулась про себя в их адрес: «Читайте, девочки, свои фолианты, читайте! А жизнь-то мимо проходит!»
   В этот момент ее телефон затрезвонил.
   Муж не звонил ей порой неделями. Однако она не раз замечала: стоило ей только пококетничать с посторонним мужчиной (как сейчас с Егорушкой) – супруг словно чувствовал это на расстоянии и немедленно начинал названивать. Вот и сейчас – довольное настроение, игривый тон:
   – Дорогая, что ты делаешь сегодня вечером?
   – М-м. Дай подумать. Кажется, ничего, что я не могла бы отменить.
   – Тогда давай поужинаем вместе.
   – Ты меня приглашаешь? – спросила Алиса во всеуслышанье для сидящих рядом и кривящих рты ученых курильщиц.
   – О, да. В старый добрый «Мусин-Пушкин». Я заказал столик в VIP-зоне.
   – «Мусин-Пушкин»? – вслух повторила она, чтобы позлить дам. – VIP-зал? Отлично, я буду.
   Взгляды соседок готовы были испепелить Алису на месте.
   Старшая из них бросила в урну свой бычок, ядовито прошипела: «Совсем стыд потеряли...» – и, важно вздернув голову, пофланировала к выходу.
* * *
   Прошло двое суток. Алиса позвонила старому другу Егору в час дня (справедливо рассудив, что именно в тринадцать ноль-ноль начинается вторая половина дня у человека, работающего по двадцать часов в сутки).
   Егор коротко бросил в трубку:
   – Перезвоню, – и отбился.
   Фоном к его короткой реплике звучала какая-то усиленная микрофонами перебранка. Возможно, Егор был на заседании правительства или в Думе.
   Он позвонил через сорок минут. Был бодр и деловит. На сей раз его голос звучал на фоне многолюдного фойе. Возможно, в заседании правительства объявили перерыв и он вышел в лобби. В кулуары, так сказать.
   В разговоре с Алисой Егор, опытный аппаратчик, не произнес ни единого лишнего, незначащего слова. И не сказал ничего такого, что могло бы вызвать нездоровый интерес людей, находящихся в данный момент вокруг него.
   – Записывай. Следователя по тому давнему делу зовут Николай Евстафьевич Санеев. Он сейчас уже на пенсии. Он ждет твоего звонка. Пиши телефон – разумеется, домашний...
   – О, спасибо, Егорушка, – проворковала Алиса. – Как я могу отблагодарить тебя?
   – Пока никак, а если что – я сам позвоню.
   И Егор отключился.
   «Что ж, очень жаль, – подумалось Алисе, – что ты даже не претендуешь на мою благодарность. Ты много теряешь, Егор, если в самом деле работаешь по двадцать часов в сутки. Жизнь пролетает мимо тебя».
   Алиса немедленно набрала номер следователя-пенсионера.
   Тот отозвался сразу. Разговаривал с Алисой исключительно любезно. Прямо-таки медом растекался. «Когда вам будет удобно... Где скажете, там и встретимся... Разумеется, я хорошо помню то дело...»
   «Конечно, – подумала Алиса, – наводил с ним мосты не сам Егор: слишком велика шишка. Однако даже звонка его помощника (или кому из «шестерок» он поручил навести справки?) оказалось достаточно, чтобы старый следователь отнесся к просьбе с почтительным вниманием».
   Алиса захотела приехать к следователю домой прямо сегодня. Сговорились на пять часов пополудни. Николай Евстафьевич продиктовал адрес, подробнейше рассказал, как найти его дом – проживал он неподалеку от метро «Автозаводская». Закончил архилюбезно:
   – Жду вас. Раз мы встречаемся в пять – будем, как положено в данное время по английской традиции, пить чай.
* * *
   Квартира следователя располагалась в старом сталинском доме. Потолки в жилище оказались даже выше, чем у Алисы на даче: метра четыре, наверное. С лестничной площадки дверь вела в длиннющую прихожую. По обе стороны коридора тянулись до самого потолка книжные полки – оставался лишь узкий проход для одного человека.
   Следователь Санеев оказался подтянутым бодрым стариканом с залысинами и крашеными усами. Видать, он был из тех пенсионеров, что по утрам бороздят окрестные парки на велосипеде, и бегом (летом), и на лыжах (зимой). При виде стройной красавицы глаза хозяина по-молодому загорелись. «Как бы приставать не начал, – мелькнуло у Алисы, – а то весь разговор пойдет насмарку». Впрочем, ее озабоченность развеялась, когда Николай Евстафьевич скомандовал куда-то вглубь квартиры:
   – Машенька, принеси нам чайку. В мой кабинет.
   Затем галантный экс-следователь проводил Алису в свой кабинет. Он был заставлен старинной резной мебелью. По стенам висели фотографические портреты – преимущественно мужчин в военной форме. Фото были и двадцатого, и даже девятнадцатого века; а форма – и старая советская, и царская. Судя по несомненному сходству лиц на карточках, бравому виду и усам, все изображенные являлись предками хозяина в том или ином колене. Было бы интересно расспросить о них – если б Алиса пришла сюда праздно, а не по делу.
   – Прошу, – Санеев усадил гостью в мягчайшее кожаное кресло (явно позапрошлого века, после революции столь чудесной мебели уже не делали). Сам уселся с противоположной стороны резного стола. Вскоре явилась Машенька – женщина одного возраста со следователем, с бодрым телом, но сморщенным лицом. Она поставила на письменный стол поднос с большим и заварочным чайниками, молочником и вазочками с печеньем и конфетами.
   – Ты лекарство принял? – заботливо спросила она следователя.
   – Все я, Маша, принял, – отмахнулся Николай Евстафьевич. – Оставь нас.
   На секунду Алиса позавидовала старой паре: с первого взгляда было заметно, что супруги прожили вместе в добре и согласии столь долго, что стали и внешне похожи, и приучились понимать друг друга с полуслова и даже вовсе без слов. «Мне бы так с моим Вадимом... – пришло вдруг в голову Алисе. Эту мысль сразу сменила другая: – А вот моим папе и маме не дали дожить до старости...»
   Чтобы отогнать грустные мысли, она сразу нетерпеливо выпалила:
   – В деле, о котором вам говорили, меня для начала интересуют фамилии тех, кто погиб тогда, в декабре девяносто четвертого.
   – Могу я узнать почему? – Санеев пытливо уставился на девушку, и она сразу почувствовала себя неуютно. Она мысленно представила, как ежились, встречаясь с ним, те люди, которых по-настоящему допрашивал старый следователь. Под взглядом этих острых глаз хотелось говорить правду, только правду – и Алиса не стала ничего скрывать:
   – Мне кажется, что одним из погибших тогда был мой отец.
   – Вот как? – холодно удивился старик и переспросил: – Вы сами не знаете, что случилось с вашим батюшкой? – И так как девушка оставила этот вопрос без комментария, следователь немедленно задал новый: – А как его фамилия?
   – Меклешов. Виктор Меклешов.
   И по тому, как старик отвел взгляд, Алиса поняла: ее догадка оказалась верной. Ее папочка был там. Это его убили в том джипе. Той холодной декабрьской ночью 1994 года.
   Слова следователя, изысканно-вежливые, лишь подтвердили ее догадку.
   – Да, вынужден огорчить вас, – сказал он, сцепляя на столе пальцы и глядя в сторону. – Виктор Меклешов числится среди погибших.
   Глаза наполнились влагой, но Алиса не заплакала. Она слишком часто за все прошедшие годы оплакивала отца – в одиночку, втихую, по ночам, – чтобы дать сейчас себе волю рыдать в открытую.
   – Я вам сочувствую, – добавил следователь Санеев. – Искренне сочувствую. Я сам знаю, что такое безвременно потерять отца.
   – А что случилось с вашим отцом? – Алиса рада была перевести разговор на другую тему, лишь бы не расплакаться здесь, в чужой квартире, и не начать снова думать о папе, и жалеть его, и воображать, каково ему было в той машине, на заснеженной дороге, ночью... На последнем слове ее голос все-таки дрогнул, старик сочувственно глянул на нее, однако ответил на вопрос:
   – Мой отец, комдив Санеев, был слишком талантливым и ярким человеком. Ни окружение, ни начальство ему этого не простили.
   Николай Евстафьевич сделал жест в направлении одного из фотопортретов. С него – явно увеличенного с небольшой официальной карточки – смотрел бравый военный в форме конца тридцатых годов, со звездами в петлицах, поразительно похожий и статью, и усами на Алисиного собеседника – только значительно моложе.
   Словно решив, что Алиса в силу своей молодости может быть не осведомлена об извивах отечественной истории, экс-следователь пояснил:
   – Мой отец был незаконно репрессирован в тридцать восьмом. В пятьдесят шестом реабилитирован посмертно.
   – И вам никогда не хотелось отомстить за него? – быстро спросила Алиса.
   Николай Евстафьевич отвел глаза (девушка порадовалась, что ей удалось переключить разговор с себя и собственной трагедии и благодаря этому справиться с нахлынувшими слезами).
   – Месть – неплодотворное, разрушительное чувство. Уверяю вас, Алиса Викторовна. И более всего оно разрушает тех, кто ему поддается. Поверьте мне, как следователю с почти сорокалетним стажем.
   – И тем не менее, – холодно ответствовала она, – расскажите мне, пожалуйста, о моем деле.
   – Что ж, – пожал плечами старик, – раз об этом просил лично Егор Владимирович...
   «Ого, – подумалось Алисе, – Егор сам занимался моим делом! Даже никому из помощников не перепоручил. Молодец, спасибо ему!»
   Следователь погладил зеленое сукно идеально убранного стола.
   – Ну-с, Алиса Викторовна, то дело я помню весьма хорошо. А что не припомню ввиду подступающего старческого маразма, – кокетливо добавил Николай Евстафьевич (весьма далекий, на взгляд гостьи, от Альцгеймера), – у меня есть записи, которые я частным порядком, для себя, вел тогда в ходе следствия. Это моя давняя привычка... – Следователь выудил из стола толстую тетрадь в клеенчатой обложке и водрузил на зеленую столешницу. – Вы пейте чай, пейте. Хелп йоселф2, как говорят англичане.
   – Сэнкс э лот3, – машинально отозвалась Алиса и тут же выпалила: – Вы нашли преступников?
   Николай Евстафьевич замялся, оторвался от тетради и с неудовольствием покачал головой.
   – Спешите, мисс. Забегаете вперед.
   – И все-таки?
   – И да и нет.
   – Что это значит?
   – Дело еще не закрыто. Следствию удалось установить личности преступников. Но... Пока они скрываются от правосудия. Все объявлены во всероссийский и международный розыск. Однако никому до сих пор не удалось обнаружить их.
   Сердце у Алисы упало. Летний денек за окнами квартиры – с гомоном воробьев, криками играющих детей – померк. Только сейчас она поняла, что мечтала о том, чтобы старик сказал ей: «Преступники схвачены. Давно сидят».
   Уж тогда бы Алиса нашла способ, чтобы убийцы попомнили ее отца. И пожалели, что связались с их семьей.
   А Санеев между тем продолжал:
   – Я справлялся у моего преемника в прокуратуре не далее как вчера, после звонка Егора Владимировича, – ни один из подозреваемых не задержан. Что ж, такое случается. Особенно в отношении тщательно подготовленных преступлений – а то дело, безусловно, входит в данный разряд. Мы, следствие, неопровержимо устанавливаем преступников – а они скрываются от правосудия. Кто знает, где они? – меланхолично протянул он. – Прячутся в глухой деревушке? Убежали за границу? Но скорее давным-давно лежат в сырой земле...
   – Почему вы так думаете? – нетерпеливо перебила его Алиса.
   – Что именно?
   – Что их убили?
   – Да уж больно, Алисонька, сумма денег была изрядная, которую, как мы установили, преступники предположительно похитили.
   – И какая же?
   – Вероятно, от полутора до двух миллионов американских долларов. Наличными. Такие деньги мафия не прощает.
   «Да уж», – вздрогнула Алиса, вспомнив визит бандитов.
   – Мафия? А это были деньги мафии? – нетерпеливо спросила она. – Почему вы так решили? Что, из тех, кто был в джипе, кто-то выжил? Дал показания?
   – Нет, погибли все, – покачал головой следователь. – Но кем, по сути, были убитые? Трое, включая вашего отца, простыми курьерами. Охранниками. По-настоящему деньги принадлежали совсем другим людям.
   – Кому?
   Николай Евстафьевич нахмурился.
   – Давайте, милая Алиса, не будем прыгать, подобно блохам, из стороны в сторону. Вы и сама запутаетесь, и меня, старика, запутаете. Я расскажу вам все по порядку, а потом вы зададите мне вопросы. Если они у вас появятся... Вы пейте чай, пейте... Вы не против такого порядка ведения беседы?
   Алиса кивнула – что ей оставалось делать!
   И начался мерный, обстоятельный, толковый рассказ следователя. Он разрешил Алисе записывать за ним в записную книжку, и она, спешно вспоминая уроки в «школе» Теплицына, конспектировала самое важное.
   Итак, вскоре после ДТП с джипом и «уазиком» следствие выяснило, что имела место криминальная разборка. Об этом свидетельствовали гильзы, оставшиеся на месте преступления, а также два автомата Калашникова, обнаруженные внутри сгоревшей машины.
   Разбитый милицейский «уазик» с характерной желто-синей окраской был найден лежащим на боку недалеко от «Паджеро». Сразу выяснилось, что машины с такими номерами в базах МВД не значится. А экспертиза установила, что в «милицейский» цвет автомобиль был перекрашен совсем недавно, причем в кустарных условиях. Следствие сделало вывод: видимо, автомобиль использовали в преступных целях – как приманку.
   Затем по номерам «уазика» вычислили его владельца. Им оказалось частное лицо – некий Матвей Бабочкин, председатель правления гаражно-строительного кооператива на Касимовской улице. Побеседовали с гражданином Бабочкиным – он показал, что за неделю до преступления он продал «уазик» по нотариально заверенной доверенности некоему Степану Арбенину, тысяча девятьсот семидесятого года рождения. Степан Арбенин оказался в данном ГСК личностью известной. Вместе с приятелем, бывшим одноклассником Петром Кириченко, они устроили в двух гаражных боксах кооператива нечто вроде «левого» сервиса.
   Оперативники отправились туда – сервис оказался закрыт, соседи-гаражники показали, что с вечера двадцатого декабря они друзей не видели. Тогда следствие получило ордер и провело обыск в помещении сервиса. Там обнаружились флаконы и пятна краски, аналогичные той, которая использовалась при перекраске кузова якобы милицейского «УАЗа». (Впоследствии экспертиза доказала полную идентичность краски.) Все указывало на причастность хозяев сервиса к преступлению, и опергруппа немедленно выехала по месту прописки граждан Арбенина и Кириченко: выяснилось, что они вдвоем даже проживали в одной квартире. Однако дома молодых людей не оказалось. Больше того, стало известно: незадолго до преступления Степан Арбенин, которому формально принадлежала квартира, ее продал и съехал вместе с Кириченко в неизвестном направлении.
   – Тщательно готовились, сволочи, – процедила тут Алиса.
   – О да, все у них было продумано, – кивнул следователь.
   – Они что, гомиками были, раз жили вместе?
   Старик поморщился от жаргонного слова «гомики», но ответил:
   – Нет, Арбенин и Кириченко не были гомосексуалистами. Обычные молодые ребята. Друзья детства. А проживали совместно потому, что отец Кириченко, пока парень был в армии, продал их квартиру, а сам переселился в хибару в Тульской области. Вот Арбенин и пригласил жить своего школьного друга к себе... Они вообще, как рассказали соседи и друзья, были неразлейвода. Словно ниточка с иголочкой. И лидером в данной микрогруппе был Степан. Куда Арбенин – туда и Кириченко... Выяснилось, что у них обоих еще с детских лет была также подруга – знаете, есть такие «мальчишницы», «свои парни», которые ходят в брюках, обожают вертеться вокруг сильного пола и играют в мужские игры... Ее звали Валентина Поленова, и она, как впоследствии выяснилось, сыграла непосредственную роль в организации и осуществлении преступления.
   Следователь торопливо, в несколько глотков, выпил остывший чай и продолжил рассказ, сверяясь со своей клеенчатой тетрадочкой:
   – Одновременно были установлены личности тех, кто погиб в джипе. Некто И. Каманин и, – любезный кивок в сторону Алисы, – ваш батюшка Виктор Петрович Меклешов работали в одной и той же фирме: частном охранном предприятии, или ЧОПе, под названием «Тигрис». И. Каманин числился там охранником, а В. Меклешов – шофером...
   – Всего-то шофером, – пробормотала сквозь зубы Алиса.
   – Что вы сказали?
   – Нет-нет, ничего.
   «Мой папа был простым водителем, – повторила она про себя. – Ученый-химик ушел в шоферы, чтоб прокормить маму и меня... За что же, ну за что эти сволочи его убили?!»
   А следователь продолжил:
   – Двое других убитых трудились в иной фирме – под названием ИЧП (индивидуально-частное предприятие) «Протон». Этот «Протон» уже, как оказалось, проходил по оперативному учету УБЭПа. Занималась фирмочка в основном обналичкой – распространенным в начале девяностых бизнесом. За определенный процент фирма, благодаря липовым контрактам и мифическим льготам, превращала безналичные средства в «черный нал». В джипе погибли глава фирмы Григорий Олегович Покеев (ему лично, кстати сказать, и принадлежала машина) и числящийся в «Протоне» охранник Георгий Спицын...
   Но самое главное! – поднял длинный узловатый палец следователь. – В фирме «Протон» ключевую должность главного бухгалтера занимала некая Валентина Поленова, семидесятого года рождения. Та самая Поленова, что находилась в дружеских отношениях с исчезнувшими хозяевами сервиса на Касимовской – Степаном Арбениным и Петром Кириченко!
   Больше того! – возбудился старый сыщик. – Вскоре была обнаружена принадлежавшая Поленовой автомашина – «ВАЗ» шестой модели. Нашли ее неподалеку от станции Колпино Ленинградской железной дороги. А внутри автомобиля – свежие отпечатки пальцев не только самой П., но и Арбенина и Кириченко, а также многочисленные следы крови.
   – Откуда кровь? – нахмурилась Алиса.
   – Один из налетчиков был ранен, – сделал отстраняющий жест следователь, – и сообщники транспортировали его... Потом по группе крови определили, кто это. Оказалось, Кириченко... Но само основное – следы протекторов данной конкретной машины, «Жигулей» шестой модели, были найдены на месте преступления. Итак, все сходилось. Поленова сыграла ключевую роль в преступлении: как минимум в качестве наводчицы и исполнительницы, а может быть, и организатора... Что ж, Поленову – так же как Арбенина и Кириченко – объявили в розыск. Стали отрабатывать ее связи. Она оказалась сиротой. Мать ее скончалась за два года до преступления. Из родственников у нее имелась только тетка, которая виделась с главной фигуранткой весьма редко. Тетку допросили. Та понятия не имела, где Валентина находится.
   – У вас записана фамилия этой тетки? Адрес? – нетерпеливо спросила Алиса.
   Старый следователь скептически посмотрел на девушку, однако имя и адрес родственницы Поленовой, сверяясь по своей тетрадке, продиктовал. Добавил:
   – Оперативники взяли этот адрес под особый контроль, но, насколько мне известно, Валентина там ни разу с тех пор не появлялась и не давала о себе знать... Стали отрабатывать связи и других подозреваемых, Кириченко и Арбенина...
   – А у этих двух родственники были? – спросила Алиса, вспоминая о том, как бандиты прессовали тогда ее и маму. Почему, почему бандиты пришли к ним, а не к родным этих стервецов Арбенина и Кириченко?
   – Самое интересное, что близких родственников у них, как и у Поленовой, не оказалось. И Петр Кириченко, и Степан Арбенин оба воспитывались в неполных семьях. Степана тащила мать, а Петра – отец. Оба парня состояли на учете в детской комнате милиции. Окончили восемь классов средней школы, пошли учиться на автослесарей в ПТУ. Затем обоих забрали в армию. Пока парни служили, у Арбенина умерла мать, а отец Кириченко сошелся с молодой женщиной, продал квартиру и переселился в деревню. Поэтому, вернувшись из армии, оба оказались предоставлены сами себе. И все-таки они не сразу встали на преступный путь. Оба нормально работали – до тех пор, пока не появился искус больших и легких денег. И толкнула друзей на кривую дорожку, я считаю, Поленова. Она и навела друзей на деньги, приняла деятельное участие в организации налета и лично участвовала в совершении преступления... Должен сказать, – следователь откинулся на спинку стула, и глаза его сверкнули, – это первый и, пожалуй, единственный на моей памяти случай, когда люди безо всякого криминального прошлого осуществили столь масштабное преступление – причем относительно успешно. Да, эти преступники были хорошо организованы, тщательно продумали свое преступление и хладнокровно его исполнили.
   Было заметно, что старый следователь чуть ли не гордится криминальным талантом своих «подопечных».
   – И вы ничего дополнительно о них не установили? – резко спросила Алиса. – Кто им помогал? Оружием, документами? Может, они себе дом где-то в глуши купили?
   – Дом – точно нет, но... – Николай Евстафьевич важно поднял палец. – Мы размотали много концов в этой истории. Установили, к примеру, где, когда, у кого и даже за сколько парни приобрели оружие – три пистолета «макаров», запасные обоймы к ним и патроны. Больше того: против продавцов оружия дело было выделено в отдельное производство, по нему всплыли другие эпизоды, и торговцев в конечном итоге даже осудили. Но, – следователь развел руками, – на след Арбенина, Кириченко и Поленовой это выйти не помогло.
   – А документы? – с надеждой спросила Алиса. – Неужели эта троица так и живет по своим документам?
   – Наверняка нет. Кто-то им сделал фальшивки. Но кто конкретно и на какие имена – выяснить, к сожалению, не удалось.
   – И что – никаких родственников? Друзей? Близких? Где они могли бы скрываться?!
   – Отрабатывали оперативники это направление, – поморщился Николай Евстафьевич, – но, увы, мимо.
   – Вы говорили, – сменила тему Алиса, – что сами похищенные деньги, скорей всего, не принадлежали той фирме «Протон», где работали двое убитых. А чьи они были?
   «Кто приходил тогда к нам с мамой? Кто пугал нас? Кто довел меня до больницы, а ее – до смерти?»
   – О, – воодушевился старый следователь, – мы подключили ОБХСС (то есть ОБЭП по-новому) и размотали путь этих денег, что называется, от и до...
   Тут хозяин начал сыпать бухгалтерскими терминами: «проводки», «платежки», «авизо». Рассказывал о хитроумных схемах, по которым безналичные рубли с многочисленных счетов по разным каналам переводились в Москву, на счет ИЧП «Протон», которым руководил убитый Покеев, а затем превращались в наличные доллары.
   Довольно скоро Алиса поплыла. Безнадежно запуталась. Утонула в финансовых потоках.
   – Вы мне скажите, – прервала она следователя, – кто за этими деньгами стоял? Кому они конкретно принадлежали? Назовите фамилию!
   – Почему, собственно, это вас интересует? – уставился на нее старик.
   – Объясню. Потому что после того, как эта троица, Арбенин, Кириченко и Поленова, убила моего отца и похитила доллары, бандиты (те, наверное, кому принадлежали деньги) явились к нам домой. И начали шантажировать мою мать. И довели ее до инфаркта. Фактически – убили.
   Следователь несколько секунд изучал лицо Алисы своими выцветшими голубыми глазами.
   – Понятно... И вы спустя одиннадцать лет вдруг решили отомстить... Взять на себя функцию следствия, розыска и суда... Н-да... Вряд ли у вас что-то, милая девушка, получится...
   Алиса не терпела, когда ей говорили, что у нее что-то не получится.
   – Это мы посмотрим, – холодно ответствовала она. – Скажите имя.
   Хозяин развел руками.
   – Знаете, имя человека, конкретно пострадавшего в результате ограбления, осталось за рамками дела... Вряд ли какой-либо гражданин готов открыто признать, что у него похитили почти два миллиона долларов... Но... Имелся на моей памяти один эпизод... Не занесенный в протоколы... Сообщать о нем я, конечно, не обязан... Но мне симпатичны лично вы... А к тому же... Теперь это вряд ли может ему повредить...
   – Кому – ему?!
   – Что ж, слушайте. Спустя две недели после совершения преступления на меня неофициально вышел некий бизнесмен. Можно сказать, представитель криминального мира. И он предложил мне сделку. Если обнаружу украденные деньги, я получаю тридцать процентов от суммы находки. Если задержу преступников без денег – двадцать процентов от похищенного. Обычная практика в те времена. Почти легальная. Материальное стимулирование работников следствия и розыска.
   – И вы?..
   – Я человек старой закваски и не люблю, когда меня покупают бандиты. Я отказался. И написал рапорт о том, что мне пытались дать взятку.
   – Вы смелый человек.
   – И потому бедный... А того криминалитета, что пытался меня простимулировать, звали Арсеном Измаиловым.
   – Звали?
   – Да. Через полгода, летом девяносто пятого, его убили.
   – Убили... – разочарованно протянула Алиса. – Кто это сделал?
   – Наемный киллер, – пожал плечами следователь. – А имя заказчика, насколько я знаю, так и не удалось установить...
   – Да-а... – иронически протянула Алиса, – замечательно работали в те годы наше следствие и милиция...
   – Не судите, милая девушка, – остро глянул на нее Николай Евстафьевич, – и не судимы будете... Итак, украденные деньги принадлежали Арсену Измаилову. Он довольно быстро умер. Именно поэтому преступники, Арбенин, Кириченко и Поленова, могут быть живы. В противном случае Арсен их из-под земли бы достал... Вспомните, как он доставал вас и вашу матушку...
   – Но мы-то! – воскликнула Алиса. – Мы-то с мамой здесь совсем ни при чем!
   – Бандиты, – хладнокровно пожал плечами хозяин, – отрабатывали все возможные версии. В том числе и ту, что наводчиком являлся ваш отец. Просто у них, в отличие от нас, несколько иные методы. Сволочные, прямо скажем.
   – Мерзавцы – все, – схватилась за голову Алиса. – И те, кто отца убил... И этот Арсен Измаилов. И его бандюки...
   – Вы хотите узнать имена? Тех «шестерок» Арсена? Исполнителей, которые лично угрожали вам и вашей матери?
   – Думаю, нет, – задумчиво покачала головой Алиса.
   – И правильно. Они мелкие сошки, во-первых. А во-вторых, вряд ли они до сих пор живы – за прошедшие годы непрерывных криминальных войн все могло случиться.
   – Самые сволочи в этой истории, – сделала вывод девушка, – те, с кого все началось. Те, кто убил моего отца. Эта Валентина. И Кириченко с Арбениным. И я найду их.
   – Это, – возразил следователь, – не удалось всей российской милиции. И Интерполу.
   – У милиции с Интерполом не было личной заинтересованности, – отрезала Алиса.
   – Что ж, бог вам в помощь, – грустно улыбнулся Санеев, – только, пожалуйста, будьте осторожны.
   – Я вас прошу, дорогой Николай Евстафьевич: дайте мне всю информацию об этой троице.
* * *
   Когда на следующее утро к Алисе опять явилась Вероничка, она с ходу огорошила ее просьбой:
   – Мне нужен телефон твоего частного детектива.
   Как-то раз, с месяц назад, наклюкавшись джина, соседка поведала подруге свою тайную историю.
   Она стала подозревать, что у ее мужа Ричарда появилась другая женщина. Начались странные звонки, неожиданные отлучки, срочные командировки. Подозрения Вероники зрели, потом стали превращаться в уверенность, а затем она наняла частного сыщика, чтобы тот проследил за изменщиком. Слежка продолжалась месяц и не принесла никакого результата. Ричард оказался чист, как слеза ребенка. В этом детектив убедил подругу с фактами и доказательствами в руках. Предъявил полный хронометраж жизни супруга, в котором не нашлось места никаким левым встречам, прогулкам, ужинам и даже ленчам.
   Вероничка осталась детективом весьма довольна. Алисе показалось, что в той истории сыщик во многом сыграл роль психотерапевта, сумев справиться с соседкиной паранойей, возникшей на фоне злоупотребления алкоголем. Но бурные восторги подруги по поводу детектива сыграли свою роль, и Алиса решила его нанять.
   – О! – оживилась соседка, услышав необычную просьбу. – За своим Вадимом решила проследить!.. А что, – глаза ее оживленно заблестели, – имеются подозрения? В чем конкретно провинился твой красавчик?
   Пришлось наплести с три короба: дескать, Алисина провинциальная тетка, которую она хоронила в Бараблине, передала ей свою последнюю волю: разыскать в столице давнего поклонника и вернуть ему любовные письма и часть наследства – всякое барахло вроде чугунных часов каслинского литья.
   Вряд ли Алисе удалось провести соседку. Но двойная ложь сыграла свою роль. И если подружка не поверила в байку о тетушке – наверняка решила, что детектив-частник нужен-таки для слежки за Вадимом. А зачем тот на самом деле понадобился Меклешовой, ей осталось невдомек.
* * *
   Разумеется, и детективу Алиса не собиралась рассказывать правду. Ничего даже близкого к правде. Задание будет простым и спокойным: проследить за женщиной-пенсионеркой шестидесяти пяти лет. Выявить ее связи, привязанности, предпочтения – словом, образ жизни.
   Зачем старушка понадобилась Алисе, детективу знать не надобно.
   Да она и сама не ведала, зачем ей могут пригодиться сведения о пожилой даме.
   Однако пенсионерка, фамилию которой (Стеценко) сообщил Алисе старый следователь, оказалась единственной ниточкой, ведущей к тройке исчезнувших много лет назад преступников. Она являлась родной тетей Валентины Поленовой. (Папаша Петра Кириченко скончался восемь лет назад в Тульской области.)
* * *
   Спустя неделю Алиса явилась к сыщику за результатами.
   Контора его располагалась на Шереметьевской улице. Сам он до чрезвычайности стремился походить на сыщика из романов Микки Спилейна или Дэшила Хэммита: носил свитер грубой вязки, беспрерывно курил и говорил рублеными фразами. Производил впечатление на заказчицу. Ему только шляпы не хватало в стиле американских тридцатых.
   Однако дело свое детектив знал. Он протянул Алисе изрядное досье на пенсионерку Стеценко. Алиса бегло просмотрела его. Приятно поразилась полноте и охвату «дела» и расплатилась с сыщиком.
   Вышла на улицу. Солнце шпарило вовсю. Алиса села в «Лексус», включила кондиционер и принялась читать.
   Итак, тетушка Валентины, Инна Петровна Стеценко, проживала в однокомнатной квартире в новом доме в Марьине, на Братиславской улице. Всю жизнь, почти сорок лет, она проработала в институте Гидропроект. Дослужилась до должности замначальника отдела. Шесть лет назад вышла на пенсию.
   Была замужем. Супруг, много старше ее, скончался почти двадцать лет назад. У Инны Петровны имелся взрослый сын – тридцати шести лет – и тринадцатилетний внук. Сын являлся бизнесменом средней руки и проживал вместе с семьей, совершенно отдельно от госпожи Стеценко, в собственном доме в Кратове.
   Отношения с невесткой у Инны Петровны не сложились. В итоге ни невестка, ни внук практически никогда не бывали у нее, а госпожа Стеценко не посещала имения сына в Кратове. Сын (вероятно, подкаблучник) обычно звонил матери пару раз в неделю. Раз в месяц, не чаще, сам ненадолго заезжал к ней – привозил деньги и продукты.
   Отношений с соседями по многоквартирному дому Инна Петровна практически не поддерживала. Сама нигде не бывала, за исключением поликлиники, собеса и районной библиотеки. Раза три-четыре в год она у себя дома устраивала праздник: в день рождения, на Пасху, Рождество... По такому случаю к ней наведывались бывшие сослуживицы – выпивали, ели, пели... Порой, раза три за лето, пенсионерка выезжала к одной из своих старых подруг на дачу – однако надолго не задерживалась, проводила в гостях не более трех дней. У самой Стеценко никакой дачи не было.
   Ежедневный досуг Инне Петровне скрашивали две кошки – совершенно беспородные, подобранные где-то на помойке.
   Видимо, подумала Алиса, закрывая досье, кошки – единственная сильная привязанность пенсионерки. Ее надо использовать.
   И очень хорошо, что Стеценко столь одинока и неприкаянна. Тем больше шансов, что она все-таки поддерживает связь со своей племянницей – преступницей Валентиной Поленовой. Если та до сих пор еще жива, конечно.
   Алиса бросила досье на соседнее сиденье и тронулась с места.
* * *
   Домой она ехала часа два с половиной – будь прокляты московские пробки! Вернулась уже около девяти.
   Муж, как ни странно, оказался дома. Сидел за столиком в саду и мило болтал с соседкой Вероничкой. На столе стояла бутылка виски. Соседка уже основательно нагрузилась.
   При виде Алисы она как-то очень поспешно ретировалась.
   Когда они остались одни, Вадим довольно хмуро спросил Алису:
   – Где ты была?
   Обычно он никогда не задавал подобных вопросов. Уж не напела ли ему набравшаяся Вероника про интерес Алисы к частному сыщику?
   Алиса извернулась, наплела с три короба, чувствуя некоторую неловкость. Ее давно никто не пытался контролировать.
    – Дискотека кончилась в девять, а ты явилась в одиннадцать. Где ты шлялась?! Отвечай!
   У нее до сих пор порой звучал в ушах крик покойной тети Веры. Наверно, та орала на нее потому, что чувствовала ответственность за двоюродную племянницу. А может, это была привычка контролировать все и вся.
   Вадим поверил объяснениям Алисы. А может, просто сделал вид. Зевнул, сказал:
   – Давай-ка лучше ужинать.
* * *
   В дверь позвонили, как раз когда начался дневной фильм по «Культуре». В последнее время Инна Петровна снова пристрастилась к старым фильмам. Это напоминало ей времена сорокалетней давности, когда они с девчонками ходили в «Иллюзион» на Котельническую набережную и старались попасть на закрытые просмотры, чтобы посмотреть «Восемь с половиной», «Пепел и алмаз» и другие фильмы, о которых говорила вся Москва.
   Жизнь пролетела практически незаметно. Теперь она смотрит те же самые фильмы, только тогда у нее все было впереди, а теперь – все позади и остались одни воспоминания.
   Инна Петровна вздохнула, сунула ноги в тапки и пошла открывать.
   На пороге стояла незнакомая девушка в дешевом халатике и шерстяных тапочках из «Икеа» (тридцать рублей за пару) на босу ногу.
   – Простите, ради бога! – умоляюще проговорила незнакомка. – У меня кошечка пропала. Может, она к вам на балкон зашла? Она у меня такая глупая. Только дверь на лоджию открою – она туда. А потом шмыг на соседние и давай гулять.
   – А вы где живете? – подозрительно спросила Инна Петровна. Всех своих соседей по лестничной площадке она знала. Девушка в их число не входила.
   – Я в триста двадцать шестой живу, в подъезде слева. Я уже у своих соседей по площадке была – все на работе. Боюсь, может, она вниз сорвалась? Все-таки двенадцатый этаж.
   У Инны Петровны тоже случались подобные проблемы. Стоило летом открыть балкон, игривая и любознательная Капелька немедленно отправлялась гулять по соседям. Правда, потом всегда возвращалась, но волнений своими независимыми прогулками доставляла немало. Кастрированный кот Дымка, слава богу, чужими лоджиями не интересовался.
   – Ну, пойдемте глянем, – сказала хозяйка. – Да не снимайте вы тапки!
   – Нет-нет, я же по улице к вам шла. У вас все так убрано.
   Инна Петровна вместе с девушкой заглянули на балкон. Никаких следов.
   – Как ее у вас зовут?
   – Чернушка. Такая, знаете, вся черненькая, пушистенькая, а грудка белая.
   – Стерилизованная?
   – Да, пришлось, – вздохнула девушка.
   – Ну, тогда сама придет, не волнуйтесь.
   – Знаете, она к моему соседу справа однажды через балкон перебралась. А у него балкон открыт был, и она к нему в квартиру зашла. Забралась под диван. Сосед ее не заметил, балкон закрыл. Чернушка под диваном осталась. Ночью он встал воды попить, слышит: в комнате кто-то скребется. Он свет включает – а Чернушка со шкафа ка-ак на него прыгнет. С ним чуть инфаркт не случился.
   Инна Петровна засмеялась.
   – Да-а, вам смешно, а он Чернушку чуть с балкона не выкинул. Да и выкинул бы, если б поймал. Ругался потом на меня – жуть, даже компенсации за моральный ущерб требовал.
   – Ну, не волнуйтесь. Я дверь на балкон всегда закрываю, даже в самую жару. У меня, видите ли, Капелька тоже любит шляться.
   – Что ж, извините меня, ради бога, за беспокойство.
   – Ладно, – махнула рукой Инна Петровна. От фильма девушка ее оторвала, да он (пенсионерка время от времени поглядывала на экран) все равно оказался какой-то чехословацкой лабудой. – Пойдемте, я угощу вас чаем. Я вчера овсяного печенья купила – непонятно для кого. Вы любите овсяное печенье?
   – Очень, – потупилась девушка.
* * *
   Спустя полтора часа Алиса вышла из подъезда Инны Петровны. Свой джип она припарковала за два дома от жилища пенсионерки. Проверила: ни из одного окна Стеценко его не видно. Было немного неловко шлепать по улице в халате и тапках, но по пути она не встретила ни единого человека, кроме полуслепой бабки с клюкой. Взрослые все на работе, дети на каникулах.
   В «Лексусе», за тонированными стеклами, Алиса быстренько переоделась. Ехать через весь город домой в таком виде было совсем неудобно.
   Свой первый визит к Инне Петровне она сочла вполне успешным. Не зря на давешних «курсах» господина Теплицына она изучала практическую психологию и играла в ролевые игры. Контакт Алиса установила, получила приглашение захаживать «на огонек», а главное, рассмотрела жилище пенсионерки.
   На стене висел настоящий иконостас из фотографий. Больше всех оказались представлены сын и внук. Они были запечатлены или вдвоем, или поодиночке, однако не встречалось ни одного фото с невесткой. Кроме того, в коллекции имелись черно-белые фотографии самой Инны Петровны: в обнимку с седовласым мужем, в группе на фоне строящейся плотины, на верблюде на фоне пирамид.
   Однако самое главное, что на фотографиях присутствовало только одно (помимо самой Инны Петровны) женское лицо. Это была сделанная в ателье карточка девушки лет шестнадцати. Судя по стилю черно-белого фото, его сняли в конце восьмидесятых. Алиса была уверена, что на фотографии совсем не невестка Инны Петровны – за что ей такая честь, если нет ни одной карточки с сыном или внуком?
   Алиса решила, что на фото изображена та, кто ей нужен: племянница хозяйки, преступница Валентина Поленова.
   А это означало, что к Инне Петровне ей надо еще наведаться. И, может, не один раз.
   Впрочем, пока Алиса вязла в пробках на Кольцевой по дороге из Марьина к себе на Осташковское шоссе, в ее голове забрезжил план получше.
* * *
   Во время своего третьего визита к Стеценко Алиса сказала:
   – Инночка Петровна, я приглашаю вас в Большой театр. Закрытие сезона – «Дон Кихот».
   – Ой, да что ты, Алисонька. Наверное, билеты дорогие – мне, пенсионерке, и не по карману.
   – Вы не поняли: я – вас – приглашаю.
   – Ты – меня? Бог с тобой, мне неудобно.
   – Удобно-удобно. У меня там блат, билеты мне достают по пенсионерской цене: скидка девяносто процентов. А тут еще муж уехал в командировку, и мне совершенно не с кем пойти.
   – Что ж, у тебя подружек помоложе нет?
   – Да моих подружек только клубы интересуют. А Большой, вы учтите, на капремонт закрывают. Может, на основную сцену еще лет пять не попадешь.
   – То есть ты хочешь сказать, – криво улыбнулась Инна Петровна, – что я могу и не дожить...
   – Да что вы, Инночка Петровна! – Алиса обняла пенсионерку. – Вы так хорошо выглядите, вам еще самой впору на сцену выходить!
   – Ага, – усмехнулась женщина, – в роли лошади Дон Кихота...
   ...Словом, культпоход состоялся. В назначенное время Алиса заехала за Инной Петровной на своем «Лексусе». Пенсионерка ее удивила: вышла из подъезда в вечернем платье, туфлях на каблуках, с изумрудным колье на шее.
   По пути старушка с явным умыслом рассказала девушке, что квартира ее завещана внуку и менять свою последнюю волю она ни в коем случае не собирается.
   – Я с вами встречаюсь совершенно бескорыстно, – Алиса поняла намек и улыбнулась. – У меня муж очень хорошо зарабатывает.
   – Судя по машине, да, – кивнула Инна Петровна.
   К счастью, тетушке не пришло в голову спросить, с какой стати Алиса, жена богатого мужа и владелица «Лексуса», ютится в стандартной квартирке в Марьине.
   В антрактах Алиса угостила старушку шампанским.
   – Дорогущее, наверно, – вздыхала та. – Рублей триста бутылка стоит?
   Алиса не стала открывать пенсионерке глаза: даже самое плохонькое шампанское в Большом зашкаливает нынче за семьсот.
   К концу вечера Инна Петровна, похоже, совершенно опьянела – но не столько от шипучего вина, сколько от блеска и толкотни театра, ярких костюмов и музыки, лощеных иностранцев и собственного участия в празднике.
   Когда они вернулись на Братиславскую, пенсионерка с воодушевлением сказала:
   – Поднимемся, Алисонька, ко мне. Раз твой богатый муж в командировке – тебя все равно, наверное, никто сегодня не ждет. Или я не права?
   – Права, Инночка Петровна, ох как права.
   – Тогда – вперед, выпьем кофе или чая.
   – У меня есть кое-что получше, – улыбнулась Алиса и достала из бардачка бутылку шампанского «Моэт и Шандон». – Праздник продолжается! Шоу маст го он!
   В ночной квартире пенсионерки Алиса спросила, оглядывая фотоиконостас, – впервые она продемонстрировала свой интерес:
   – А кто эта печальная девушка на фотографии?
   – Это Валя, моя племянница.
   «В точку! Я не ошиблась!»
   – А почему она вас никогда не навещает? – О сложных взаимоотношениях с сыном (и, главное, с невесткой) Инна Петровна уже успела поведать Алисе.
   – Она погибла.
   – Ой, извините. А что случилось?
   – Автомобильная авария.
   Алиса внимательно следила за лицом пенсионерки и могла поклясться: Инна Петровна знает о судьбе племянницы нечто большее. Но чтобы не насторожить старушку, Алиса сменила тему.
   – Давайте по пятьдесят граммов шампанского. А то я в театре и не пила ничего. Гаишников страсть как боюсь.
   ...В конце концов игристое вино сделало свое дело. Возбуждение, смех и веселые рассказы сменились апатией. Инна Петровна пару раз зевнула. Алиса не без умысла вышла «поправить прическу» и задержалась в туалете минут на десять. Когда она вернулась, Инна Петровна уже спала в кресле, уронив голову на грудь, на изумрудное колье. Девушка громко пощелкала пальцами. Никакого эффекта. Тетушка продолжала посапывать.
   Алиса подошла к секретеру – отечественному чуду мебельной моды времен восьмидесятых. Наверно, здесь старушка хранит свои заветные документы. В подобном секретере держала личную переписку, счета и гарантийные талоны на технику бараблинская тетя Вера. И мама с папой хранили документы в таком же. Пока были живы.
   Пока их не погубила племянница этой милой тетушки.
   У стариков сон чуток. Поэтому Алиса подмешала в шампанское Инны Петровны полтаблетки снотворного. Конечно, она испытывала угрызения совести: вдруг у пенсионерки не выдержит сердце?
   Но она решила: на войне как на войне. Племянница доброй старушки убила Алисиного отца. Задумывалась ли Валентина Поленова хоть раз о последствиях? О том, что станет с семьями убитых? Наверняка нет. Тогда какого черта Алиса должна жалеть ее милых родственников?
   Девушка открыла секретер. И правда, в нем оказались документы. Советская власть научила целое поколение если не думать, то вести себя одинаково.
   В отдельном целлофановом пакете лежали книжки оплаты за квартиру, свет, телефон. Это – в сторону.
   Рядом – счета за междугородние переговоры. Их тоже отложим. Пока. Они, быть может, еще пригодятся.
   А вот и самое главное. Письма. Внушительная стопка. Алиса взяла корреспонденцию под мышку.
   Старушка в кресле спала совершенно беззвучно. Девушка тихонько подошла к ней, пощупала пульс. Он был ровным, хорошего наполнения. Алиса отпустила руку. Пенсионерка всхрапнула.
   Девушка удалилась на кухню. На ее счастье, письма оказались отсортированы. Первая, самая внушительная пачка, написанная одним почерком, начиналась одинаково: «Милая моя Инночка!» Шпионка проглядела их.
   Мужской почерк повествовал в юмористическом ключе о провинциальных гостиницах, пустых прилавках и сверхурочной работе. Заканчивались письма стандартно: «Целую, люблю, жду встречи!» Самое последнее датировалось восемьдесят шестым годом. Кажется, письма от мужа. Потом он умер, Инна Петровна осталась одна.
   Другая пачка посланий, перетянутая резинкой, начиналась детским почерком: «Милая моя мамочка! Живу я здесь хорошо, погода хорошая...» На последнем письме от сына, написанном взрослой скорописью, стояла дата: 21 сентября 1990 года. Видимо, после женитьбы он счел, что больше не нужно писать матери, откуда бы то ни было. Инне Петровне еще повезло, что он звонит и порой наносит ей визиты.
   Еще две пачки были написаны женской рукой. Алиса проглядела их. Ничего интересного. Первая стопочка – от одной подруги из Ленинграда – Петербурга, вторая – от другой, из Бишкека. Вторая стопка заканчивалась сентенцией: «Дорогая моя Инна, больше писать мне, пожалуй, не удастся. Цены на письма в Россию непомерно высоки, и вряд ли я смогу, с моей нищенской пенсией, позволить себе это удовольствие...»
   И – ничего подозрительного. «А что я хотела! – вздохнула Алиса, откидываясь на угловом диванчике. – Вряд ли эта Валентина Поленова – убийца, провернувшая дерзкое ограбление, – столь неосторожна, чтобы оставлять о себе такие улики: письма тетушке. Да и вообще, жива ли она?»
   Тут Инна Петровна в комнате жалобно застонала, захныкала, что-то проговорила. «Еще не хватало, чтоб старушку кондратий хватил!» Алиса метнулась к ней, задела стол. Письма из двух последних пачек разлетелись по кухонному полу.
   Когда Алиса влетела в комнату, пенсионерка по-прежнему спала, повесив голову, однако при этом бормотала: «Яшенька!.. Сынок!.. Ну не надо!.. Не хочу я!.. Зачем ты это делаешь?!»
   «Господи, – мелькнуло у Алисы, – почему же люди столь жестокосердны? И я – не исключение».
   Она вернулась в кухню, стала разбирать рассыпанные письма. Кот Инны Петровны явился на шум и брезгливо нюхал белые листы.
   Алиса отогнала Дымку и вдруг обратила внимание, что среди писем валяется яркая открытка.
   Алиса подняла ее. На карточке был изображен совсем не российский пейзаж: католический собор, крепостная стена и пальмы. Девушка перевернула открытку. Почерк, которым она была написана, совсем не походил на почерк подруг Инны Петровны, или ее сына, или мужа.
   Московский адрес пенсионерки написан латинскими буквами. Обратного адреса – нет. Текста всего несколько строк. Набросаны торопливой, скорей всего, женской рукой. Алиса нетерпеливо пробежала их.
    Дорогая моя,
    С Новым тебя годом! Желаю здоровья и счастья в Новом году и Новом веке!
    У меня все по-прежнему, живу я хорошо, устроилась, не хвораю.
    Я люблю тебя и надеюсь, что ты тоже здорова.
    Целую крепко!
   Вместо подписи изображена закорючка.
   Птичка. Галочка.
   А может быть, латинская буква V?
   Сердце Алисы забилось.
   V – вполне могло означать «Валентина».
   Девушка всмотрелась в штемпель. Почтовая карточка отправлена 2 января 2000 года. Откуда – непонятно. Штемпель смазан.
   Алиса достала из сумки телефончик. Сфотографировала открытку – сначала лицевую часть, с собором и пальмами. Потом – оборот, со штемпелем и текстом. Повторила снимок на всякий случай несколько раз, добиваясь, чтобы штемпель оказался в фокусе.
   Потом собрала письма и отнесла их в комнату.
   Пенсионерка спала глубоким сном, дышала спокойно и мерно. «Будем надеяться, что, кроме легкой головной боли, завтра она не ощутит никаких последствий. Я – не такая садистка, как твоя юная родственница. Я не желаю никому зла. Кроме, разумеется, непосредственно виноватых».
   Ее взгляд упал на фото племянницы, и в голову пришла новая идея. Она осторожненько сняла со стены рамку с карточкой Валентины. Перевернула ее оборотной стороной. Вытащила снимок из рамки.
   Есть! На тыльной стороне фотографии, на белом глянце сделана подпись:
    Моей любимой тете Инне – в день окончания школы – на память!
    25 мая 1986 года.
   И почерк, почерк!
   Да, он переменился, отвердел, повзрослел – но было очень похоже, что надпись на фото и заграничная открытка написаны одной и той же рукой.
* * *
   Преступница-таки допустила ошибку.
   Сентиментальность сыграла с железной девой (а Алиса представляла себе Валентину именно такой) дурную шутку.
   Алиса не сомневалась, что напала на след.
   Настоящий, полноценный след.
   Валентина Поленова жива. И она скрывается за границей.
   Где конкретно и как ее дальше искать, Алиса старалась не думать. Пока не думать. Не сейчас, не ночью.
   Ее охватила эйфория. От того, что она провела собственную спецоперацию. И добилась успеха. У нее все получилось!
   С помощью телефончика она сняла фотокарточку Валентины. Сначала – лицо. Затем, несколько раз, оборотную сторону с текстом. Наверно, Алисе надо будет все еще раз проверить. Но это – детали. А для деталей у нее есть наемные рабочие. В данном случае – частный детектив. Она же сама в затеянном деле главная. Стратег. Мозговой центр.
   И Алисины мозги, интуиция и искусство перевоплощения ее не подвели. Она вышла на след преступницы.
   Алиса аккуратно вставила карточку в рамку. Повесила ее на место.
   Инна Петровна по-прежнему спала, теперь завалившись в кресле набок. Дышала шумно и ровно. Похоже, здоровье у старушки оказалось крепким, и «парадоксальная реакция при одновременном приеме с алкоголем», которым пугала аннотация к снотворному, у нее не наступила.
   Алиса глянула на часы. Начало второго. Муж, наверно, потерял ее. Впрочем, если б потерял – звякнул бы на мобильный. Но от Вадима ни слуха ни духа. Счастье, что он у нее такой неревнивый. «Я пойду сегодня в Большой театр с подругой». – «Пожалуйста». – «Она живет в каком-то Фуеве-Кукуеве, я завезу ее после спектакля». – «Ради бога. Только рули ночью осторожней. И шампанского много не пей».
   Алиса оглядела комнату. Жалко было уходить отсюда – в тот момент, когда она наконец получила доступ ко всем тайнам пенсионерки. Может, в обиталище Инны Петровны найдутся другие следы Валентины? Какие-нибудь более существенные, кроме заграничной открытки без обратного адреса?
   Внимание девушки привлек стоящий на телевизоре видеомагнитофон – старый, еще советский – «Электроника ВМ-12». Вещественное свидетельство того, что в материальном смысле пожилая женщина знавала лучшие времена.
   Алиса открыла тумбочку под телевизором. Как она и предчувствовала, в ней ровными рядами стояли видеокассеты. Не только, как можно было ожидать, классика советского кино – «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука», «Весна на Заречной улице». Еще и голливудские детективы: «Китайский квартал», «Окончательный анализ», «Схватка», «Бессонница». Никогда не скажешь, что пенсионерка из числа бывших ИТР балдеет от вида Аль Пачино с большим пистолетом.
   Алиса просмотрела кассеты. Во втором ряду оказалась одна, выбивающаяся из общего ряда. Она была не новая, лицензионная (в красочной обложке), и не старая, пиратская (с напечатанным на машинке названием). На кассете, стоявшей особняком, красовалась краткая надпись от руки чернилами: «Дом».
   Может быть... Алиса оглянулась на Инну Петровну. Та спала в кресле сладко и беспробудно. Девушка достала кассету из тумбочки. Включила видик. Он выплюнул свое приемное устройство – «лифт» – так громко, что девушка испуганно вздрогнула и обернулась на пенсионерку. Ничего, спит.
   Алиса вставила кассету – опять скрежет – и нажала «Play». Видюшник нехотя, с посвистыванием, завертелся. Интересно, сколько лет этому чуду техники? Чуть ли не Алисин ровесник. Она не видела такого старья никогда. И до сих пор работает. Как там папа говаривал, когда бывал в хорошем настроении? «Советское – значит, шампанское».
   По экрану пробежали черные полосы, а потом появилось изображение.
   Алиса увидела хозяйку – лет на двадцать моложе. Инна Петровна оказалась хороша собой, подстрижена по моде восьмидесятых годов и одета в красивый (по советским меркам) костюм. Съемка явно велась профессиональной камерой, и говорила женщина в микрофон, торчащий из угла кадра. На экране возник титр: И.П. Стеценко, заместитель заведующего отделом института Гидропроект. В руках у помолодевшей и посвежевшей Инны Петровны имелась маленькая указка. Она тыкала ею в макет плотины.
   «Перепад высот между верхним и нижним бьефом новой гидроэлектростанции, – говорила женщина бодрым голосом, – составит сто восемьдесят пять метров. Мощность только первой очереди достигнет семисот двадцати мегаватт. Это означает, что объединенная энергосистема страны будет получать дополнительно свыше трех миллиардов киловатт-часов электроэнергии ежегодно...»
   Как ни любопытно было посмотреть на хозяйку в лучшие ее времена (а она и в сорок пять оставалась хорошенькой), девушка включила видик на быструю перемотку.
   Довольно скоро официальная Инна Петровна уступила место Инне Петровне домашней. Началась новая запись – теперь какого-то застолья. Титр в углу экрана свидетельствовал о дате съемки: 16 декабря 1991 года. Видеокамера в ту пору, похоже, была редкостью – поэтому женщины, попадавшие в кадр, каменели и прихорашивались, а мужчины с искренним интересом рассматривали чудо техники и выспрашивали у оператора о свойствах новинки. А остающийся за кадром владелец снисходительно советовал своим моделям: «Да вы не стойте!.. Не замирайте!.. Это вам не фотоаппарат!.. Двигайтесь, двигайтесь!..»
   Впрочем, вскоре к кинокамере привыкли – и обычное застолье конца советской эпохи пошло своим чередом. Гостей потчевали чудом добытым сыром и шоколадными конфетами, сваренными своими руками, поили водкой из бутылочек из-под пепси-колы. Оператор явно неровно дышал к Инне Петровне и снимал ее чаще других, а она держалась царственно и непринужденно. Алиса все ждала: вдруг на экране появится Валентина Поленова – тогда ей было лет двадцать – но, увы. В празднике участвовали только сослуживцы Инны Петровны.
   В ее почти пролетевшей жизни работа, похоже, занимала очень много места.
   Довольно скоро Алиса заскучала. Видео с изображением домашних застолий не интересны решительно никому – порой даже тем, кто в них участвовал. Алиса включила быструю перемотку. Магнитофон мотал кассету с таким свистом, что девушка боялась: вдруг он развалится либо хозяйка проснется. Но бросить просмотр ей мешало, помимо любопытства, с каким мы все с удовольствием тайно подглядываем за чужой жизнью, и другое соображение. Кассета ведь оказалась из тех далеких времен, когда Валентина Поленова еще жила в Москве. Значит, оставался шанс ее увидеть – и не только на детской постановочной фотографии в ателье.
   Упорство Алисы было вознаграждено. Бесконечные съемки застолья наконец закончились. На экране возник новый сюжет. В углу появился титр: 12.02.1992. А в телевизоре возникла она. Валентина Поленова. Повзрослевшая по сравнению с карточкой восемьдесят шестого года, вдохновленная, веселая. Одета девушка была в парадное платье по моде начала девяностых. Съемка велась в каком-то казенном коридоре. Сначала Валентина позировала и улыбалась в камеру. Сперва одна, а потом в обнимку с женщиной лет пятидесяти. «Наверно, ее мать», – догадалась Алиса.
   Затем Валентина попривыкла к объективу и бойко защебетала в камеру, подражая телерепортерше: «Дамы и господа, мы с вами присутствуем при историческом событии. Сегодня здесь, в Москве, вручаются государственные дипломы об окончании Российской экономической академии имени Георгия Валентиновича Плеханова. Одной из первых получит свой красный диплом будущий великий экономист, спортсменка, некомсомолка, но просто красавица Валентина Поленова!..»
   Алиса с жадным отвращением всматривалась в ее лицо. Валя себе льстила. Она далеко не красавица. Хотя... Стройная фигурка, крошечная грудь, широкая улыбка... Маленькие хитрые глазки. Птичьи черты лица. Сразу видно: особа себе на уме... Но... Убийца?.. Организатор дерзкого ограбления?.. Если заранее не знать, никогда не скажешь.
   А Валентина продолжала самоуверенно вещать: «В условиях свободного рынка за экономистами – будущее. А у выпускников «Плешки» – самое большое будущее! Пожелаем же им, а в особенности Валентине Поленовой, трудовых успехов, личного счастья и много-много зеленых тугриков!..»
   «Вот сволочь! – непроизвольно подумалось Алисе. – Тугриков зеленых ей понадобилось! Чего же ей не хватало! Высшее образование. Красный диплом. Рядом – любящие мама и тетка (Инна Петровна, похоже, как раз и снимает ее. Позаимствовала, видно, камеру у своего приятеля). Как же Валентина могла дойти до того, чтобы грабить, убивать, калечить чужие судьбы?!»
   Алиса пыталась понять, но понять было решительно невозможно. Да, лицом эта Валька не вышла. И фигурка у нее, конечно, подкачала. Ростик никакой. Грудь маленькая. Чуть сутулится. Наверняка у мужиков не пользовалась особенным успехом. Отсюда, похоже, и комплексы. Но... Неужели же из-за этого надо убивать!..
   Сволочь.
   Эх, если можно было бы сейчас перенестись туда – за экран, как в Зазеркалье! Отмотать назад время. Тогда бы Алиса лично удушила эту стерву. Растерзала бы ее. И не испытала б при этом ни малейшей жалости или угрызений совести. Тогда бы и папа оказался жив, и мама... И Алисина судьба шла бы по накатанной: институт, диплом, работа – как у этой маленькой дряни, – и не извивалась бы она, полжизни барахтаясь в грязи!..
   Но оказаться в девяносто втором невозможно, что тут мечтать. Остается лишь надеяться, что Алиса сейчас, в наше время, отыщет убийцу – и уж теперь воздаст ей по заслугам.
   План на экране сменился. Хронометр в углу показывал тот же день, только получасом позже.
   Съемка велась из зала. Временами в объектив попадали головы впереди сидящих. А на сцену один за другим поднимались наглаженные мальчики в галстучках, девочки в модных по тем временам платьях или брючных костюмах. Мордатый ректор вручал дипломы, девчонкам целовал ручки, дарил гвоздичку.
   Валентина получила диплом одной из первых. Сама – отличница, диплом – красный. Донельзя довольная, махала рукой залу. Зал вежливо поаплодировал. Чей-то мужской голос выкрикнул: «Даешь, Валька!» Кто-то рассмеялся.
   Камера сняла длинный проход Валентины к своему месту. Кое-кто ее останавливал по пути, на ходу поздравлял. Наконец девушка пробралась по ряду вплотную к камере и стала хвастливо демонстрировать в объектив свой диплом бордового цвета и вкладыш с многочисленными пятерками.
   Себялюбивая крыса!..
   Тут запись оборвалась. По экрану замельтешили черно-белые полосы и зигзаги.
   Алиса промотала кассету вперед. Нет, конец. Больше ничего.
   Тогда она прокрутила изображение назад. Снова послушала бахвальство Валентины в роли репортера: «Будущий великий экономист... спортсменка, некомсомолка и просто красавица...» Потом нажала на стоп-кадр и несколько раз сфотографировала экран. Изображение получилось так себе, но в общем приемлемое.
   А потом – заранее не зная, зачем ей это, и подчиняясь скорее наитию – Алиса записала на диктофон (опять же предусмотренный в телефончике) отвратительно хвастливую речугу Валентины.
   Затем выключила видюшник и вдруг почувствовала, насколько она устала. Устала физически. Болела спина. Все тело прямо-таки ломило.
   Алиса глянула на часы. Немудрено: без четверти три. Пора сматываться.
   Девушка потянулась. Выгнула по-кошачьи спину. Хорошо бы сделать йоговское упражнение «собака головой вниз» – от нее и усталость проходит, и мозги прочищаются, – но для этого не время и не место.
   Алиса включила обратную перемотку. Пока древний видюшник с грохотом мотал кассету, девушка критично осмотрела комнату: не наследила ли она. Вроде все чисто. Жировки и письма покоятся в секретере – кажется, в прежнем порядке. Роковая открытка замаскирована в стопке корреспонденции.
   Видик клацнул и остановился. И тут от его звука встрепенулась Инна Петровна. Открыла глаза, несколько секунд испуганно всматривалась в Алису. Потом с удивлением проговорила:
   – Кажется, я уснула...
   – Да-да, – торопливо отозвалась Алиса. – Пойдемте, я уложу вас в кровать.
   Сердце ее застучало. «Не дай бог, посмотрит на часы – как я объясню, что делала в ее квартире три часа? И как кассету из видика при ней доставать?»
   – Да, Алисонька, извини, я сейчас... Еще минуточку...
   И пенсионерка смежила веки и опять задремала.
   «Нет уж, снова я тебя будить не буду».
   Алиса максимально тихо – насколько позволял агрегат прошлого века – достала из видюшника кассету с домашним видео и сунула ее на прежнее место в тумбу. Затем подхватила сумку, сунула туда телефон и надела туфли.
   Еще через пять минут она открывала дверь своего припаркованного во дворе джипа. За полночи на переднем крыле появилась пара свежих, кем-то с удовольствием прочерченных царапин. Поборники социальной справедливости из пролетарского района не смогли перенести явление нового «Лексуса». Чертыхнувшись, Алиса вырулила на Братиславскую и покатила в сторону Кольцевой дороги.
* * *
   Когда она вернулась в особняк, уже рассвело и вовсю щебетали птицы. Вадим мирно спал, отгородившись от света плотными шторами. Красавец, умница, он слишком выматывается, чтобы дожидаться Алисиных ночных возвращений и комплексовать по их поводу.
   Когда Алиса смыла макияж, приняла душ в примыкавшей к спальне ванной и подошла к супружеской кровати, рука вроде бы крепко спящего Вадима схватила ее за бедро. Она отскочила.
   – Ф-фу, напугал!
   – А ну-ка, расскажи, – совершенно бодрым голосом произнес муж, – что это за театр, из которого жена возвращается в четыре утра?
   – М-м, понимаешь, милый, – промурлыкала Алиса, – в Большом я познакомилась с интересными людьми. Иностранцами. Точнее, с неграми. Баскетболистами. Из команды «Лос-Анджелес Лэйкерс», основной состав. Пятерка. Огромные, мускулистые, красивые... Ну, и я не устояла... Прости, милый, грешна...
   К этому моменту Вадим уже был готов – вскочил с кровати и, рыча, набросился на нее. Удивительно, до чего на мужиков действуют пошлости вроде пяти негров!
   – И ты... с ними... со всеми?.. – задыхаясь от страсти, подхватил игру муж. Он завалил Алису на кровать и стал ласкать ее грудь.
   – О да... – продолжала она. – Пришлось... И со всеми вместе, и по отдельности... Они такие классные... А какие у них члены!..
   – Что, больше моего?! – взревел Вадим, демонстрируя свою вздыбившуюся плоть.
   – Чуть-чуть... Сантиметров на семь...
   – Ах ты, мерзавка!..
   – Ой! Нет! У тебя! Конечно же, у тебя больше!..
   Потом они долго лежали в постели и разговаривали, и Алиса рассказала супругу все: и о судьбе своего отца, и о тех поисках, что она затеяла: о старом следователе, о частном сыщике, о пенсионерке Инне Петровне и о «спецоперации», которую она провела сегодня ночью, пытаясь выйти на след Валентины...
   Вадим заинтересованно выслушал ее, а потом развел руками:
   – Чем бы дитя ни тешилось...
   – Но, Вадик, это же мой отец! И моя семья! Я хочу знать правду. Посмотреть убийце в лицо!
   – А я что, разве против? Занимайся, если тебе так хочется.
   Вадим посмотрел на часы:
   – Полшестого. Мне все равно уже пора вставать.
   И он небрежно чмокнул Алису и отправился в душ. А она, истомленная слишком длинной ночью, завернулась в простыню и мгновенно уснула.
* * *
   Утром Алиса спала долго. Пробудилась около двенадцати. Потом выполнила утренние ритуалы : занималась на тренажерах, принимала душ, завтракала с приятным чувством того, что вчера она хорошо поработала в квартире Валентининой тетки. И с предвкушением, что открытия, сделанные ночью, дадут ей пищу для новых розысков. И, может быть, выведут в конце концов на след убийц.
   Сначала, когда она под утро рулила по Кольцевой, Алиса думала никогда больше не звонить Инне Петровне. Не появляться на ее горизонте. Исчезнуть без объяснений из жизни пенсионерки: «А зачем она мне? Отработанный материал!»
   Но на свежую голову Алиса сочла, что тетушка еще может ей как-нибудь пригодиться. А главное, она испытывала нечто похожее на угрызения совести. И даже волновалась: «Как там моя старушка? Не переборщила ли я вчера со снотворным?»
   Поэтому сразу после завтрака и самой сладкой утренней сигареты она позвонила Стеценко. Та откликнулась. Голос ее звучал свежо и виновато. На душе у Алисы отлегло.
   – Алисонька! Милая моя! Вы уж меня простите! Я вчера так позорно уснула! Даже не поблагодарила вас за то необыкновенное удовольствие, что вы мне доставили!..
   – Что вы, Инна Петровна, – это вы мне доставили удовольствие тем, что согласились пойти со мной.
   – Ах, не лукавьте!.. И простите меня!.. Право, шампанское – это такой коварный напиток!.. Подумать только, я уснула прямо в кресле, словно какой-нибудь алкаш!.. Даже не представляю, что было бы, если бы вместо вас в доме оказался какой-нибудь проходимец. Он мог бы делать в моей квартире что угодно! Впрочем, у меня и взять-то особо нечего. Да и сама я вряд ли уже представляю какой-либо интерес даже для жулика...
   – Ничего страшного.
   «Может, старуха что-то заподозрила?»
   – Но я все болтаю, и вы, Алиса, как воспитанный человек, слушаете меня, не перебивая, а стоило бы. Потому что я хотела сделать вам ответный подарок. Представляете, я замыслила сегодня рулет с маком, уже и тесто поставила. И я приглашаю вас нынче ко мне на чаепитие – запросто, по-соседски. Жду вас!..
   Алисе, в планы которой решительно не входил новый визит на Братиславскую, пришлось отнекиваться, объясняя отказ тем, что они с мужем приглашены до конца недели в гости к друзьям на дачу.
   – Ах, как жалко!.. – искренне огорчилась Инна Петровна. В ее голосе даже в какой-то момент зазвучали слезы. Однако довольно быстро она справилась с собой и бодро сказала: – Что ж, в таком случае я жду вас в начале той недели. Раз не удалось заманить вас на рулет, я придумаю что-нибудь новенькое. «Муравьиную кучу», например...
   Поговорив, Алиса с неудовольствием сказала себе: «Ну вот, приручила я старушенцию на свою голову», – но с удивлением обнаружила, что ее недовольство звучит фальшиво и, в сущности, ей приятна привязанность пожилого человека.
   После смерти родителей в ее жизни было так мало тепла!..
   Затем она позвонила частному детективу, раскопавшему для нее подноготную Инны Петровны. Тот с готовностью откликнулся на просьбу о встрече: «Подъезжайте в любое время в мой офис». Каждому мастеру нужны богатые клиентки, а Алиса воспринимала детектива именно в качестве мастера, наподобие классного парикмахера или автослесаря. И, как со всяким мастером, она предпочитала при разговоре с сыщиком не растекаться аморфными пожеланиями, а давать ему ясные, точные инструкции.
   И пока Алиса печатала на принтере в кабинете мужа фотографии, сделанные вчера ночью дома у пенсионерки, а потом рулила со своего Осташковского шоссе на Шереметьевскую, в офис к детективу, у нее сами собой сформулировались конкретные поручения для него.
* * *
   В офисе сыщика Алиса положила на стол два снимка.
   – Итак, я хочу знать. Первое... – На одной из карточек была запечатлена подпись на обороте фотографии, подаренной Валентиной своей тетушке в восемьдесят шестом году. На другой – несколько предложений с иностранной открытки, найденной Алисой в залежах писем у пенсионерки. – Один ли человек писал оба этих текста? Мне не нужна точная графологическая экспертиза...
   – Почерковедческая, – машинально поправил детектив.
   – Что?
   – Графология – это лженаука. Графологи по почерку якобы характер узнают и судьбу предсказывают. А почерковеды – реальные эксперты. Они определяют, кто писал тот или иной текст.
   – Неважно, как это называется. Не прерывайте меня. Я хочу знать: один и тот же человек писал обе эти записки? Не нужно точного экспертного заключения, с печатями и подписями. Мне с ним в суде не выступать. Но я хочу знать наверняка. Это один человек? Или все-таки разные? Вам понятно?
   – Без проблем. Бу сделано.
   Сыщик аккуратно спрятал снимки в папку, а затем положил ее в ящик. Ментовская привычка: ничего лишнего на столе. Враг не дремлет.
   – Второе. Я хочу выяснить, где это. – Алиса выложила на стол еще одну фотографию с лицевой стороны, предположительно присланной Валентиной: средневековый собор, пальмы, древняя стена. – И еще: откуда, желательно точно – страна, город, почтовое отделение – послана эта открытка. Текст у вас уже есть. Вот почтовый штемпель крупным планом.
   – Будем искать.
   Новая пара фото была засунута в другую папку, а затем отправлена в ящик стола.
   – И третье. Я хочу, чтобы вы поставили на постоянную, круглосуточную прослушку квартирный телефон одного человека. Эта особа – самая обыкновенная: не мафиози, не чиновник, не мент.
   – Пожалуйста, подробнее.
   – Мне нужно, чтобы вы постоянно слушали телефон, кстати, старой знакомой, – с тем чтобы среди других звонков засечь одного абонента. Только одного. Вот его голос. – Алиса положила на стол микрокассету. На нее она скопировала записанный ночью голос Валентины, ведшей шутейный репортаж с места вручения ей диплома. – Меня не интересует содержание разговора. Мне нужна только та особа, которая позвонит. Я хочу ее найти. Вы должны выяснить: откуда конкретно она звонит.
   – Боюсь, я не смогу выполнить эту работу.
   – Почему?
   – Не хочу из-за вас зону топтать.
   – Не поняла?
   – Сделать то, что вы предлагаете, значит нарушить закон о частно-розыскной деятельности. И Уголовный кодекс, кстати, тоже.
   – Давайте. – Алиса решительно придвинула к себе микрокассету с записью голоса Валентины. – И фотографии, кстати, верните тоже. Я найду другого профессионала. Менее целомудренного.
   – Постойте! Вы меня неправильно поняли. Здесь вопрос лишь тактики...
   – Меня, знаете ли, вопросы тактики не интересуют. Это – ваши проблемы. – Алиса поднялась. – Всего доброго.
   – Постойте! Я всего лишь хотел спросить: у вас есть доступ в квартиру объекта? Ну, той дамы, которую вы хотите слушать?
   – Предположим, есть.
   – А вы, Алиса Викторовна, могли бы сами, находясь там, подключить к телефону небольшой прибор? С его помощью я бы смог...
   Алиса представила себе, что ей опять придется обманывать несчастную пенсионерку, и отрезала:
   – Исключено.
   – Да вы садитесь, садитесь, ради бога!.. Я ведь не сказал вам «нет». Просто боюсь, что данная работа потребует с моей стороны весьма значительных материальных затрат.
   – Вот это – деловой разговор, – расхохоталась Алиса и села.
   – Итак, пожалуйста, вводные данные. Кто и откуда, предположительно, будет звонить на телефон объекта?
* * *
   Через неделю частный сыщик сам позвонил Алисе на мобильный.
   – По первому вашему вопросу, об идентификации почерка, готов сообщить: проведена экспертиза. Ответ положительный. Оба текста писал один и тот же человек.
   – Я догадывалась.
   – По второму вопросу: на открытке изображен собор, находящийся в Испании, на острове Майорка, в местной столице – Пальма-де-Майорка. Открытка послана оттуда же, обработана центральной почтой города. Это пока все.
   – Что по звонку?
   – Работа началась. Однако интересующий вас человек объекту пока не звонил.
   Звонок детектива застал Алису в дороге. Она рулила в Марьино, к даме, которая и не подозревала, что стала «объектом» для частного сыщика, – к пенсионерке Инне Петровне. Девушка уверяла себя, что едет по делу: у нее появилась новая идея – как разыскать Валентину.
   Алиса не признавалась самой себе, что ей хочется проведать старушку. Она почему-то чувствовала себя ответственной перед ней. И отчасти виноватой.
   Инна Петровна встретила Алису против ожидания совсем неласково. Поджала губы.
   – Здравствуйте. Проходите.
   – Что-нибудь случилось? Как вы себя чувствуете?
   – Чувствую я себя хорошо.
   – Это вам, – Алиса протянула пенсионерке бутылку сладкого французского вина и маленький тортик «Черный лес».
   – Поставьте на стол.
   Вдруг Инна Петровна, мрачная как туча, словно бы на что-то решилась.
   – Алиса, а где вы живете?
   Кровь прихлынула к лицу девушки.
   – Как – где? Здесь, в нашем доме.
   – Не врите.
   – О чем вы?
   – Вас не было всю неделю. Ну ладно: вы сказали, что до воскресенья будете с мужем на даче. Но вас не было и позавчера, и вчера. И тогда я забеспокоилась: а не случилось ли с вами что? И тут сообразила, что не знаю даже номера вашего телефона. Я пошла в квартиру, в которой вы, как мне говорили, живете, – триста двадцать шестую. Мне открыла молоденькая девчонка и сказала, что никакой Алисы здесь нет и что она вас знать не знает и вы там никогда не жили... И я хочу выяснить: зачем вы врете, Алиса? Зачем ко мне подбираетесь? Что вам от меня нужно?
   Во время обличающего монолога пенсионерки Алиса лихорадочно думала: «Вот я и влипла. Провалилась на пустяке. В шпионских романах пишут, что обычно так и бывает. Что мне теперь делать? Как прикажете оправдываться?.. Рассказать правду: я, мол, дочка человека, убиенного вашей племянницей? Она сломала мне жизнь, и я теперь подбираюсь к ней. Просто хочу в глаза посмотреть. Может, вы, дорогая Инна, знаете, где она живет?.. И что дальше?.. Скажу я это – и тогда конец игры. Инна Петровна свою племянницу все равно не выдаст. Не тот она человек. Да еще и Валентину предупредит. А меня взашей вытолкае?.. Надо соврать. Но что? Как же убедить старушку... Любое вранье, чтобы в него поверили, должно быть: а) наглым, б) близким к правде. Итак?..»
   Алиса расхохоталась.
   – А почему вы не зашли в триста двадцать седьмую?
   – Седьмую?.. Но мне вы сказали, что живете в триста двадцать шестой...
   – Да нет же! В триста двадцать седьмой! Хотите: пойдем ко мне в гости. А? Прямо сейчас!
   Ужасно наглый и опасный блеф.
   – Да мне как-то...
   – Пойдемте-пойдемте! У меня, правда, совсем не убрано, и к чаю ничего нет, но не беда: возьмем этот тортик, – Алиса схватила со стола «Черный лес». – Вперед, в гости! – Она бросилась поднимать Инну Петровну со стула.
   – Но...
   – Не люблю всяких недомолвок, кривотолков и подозрений. Вперед!
   – Ах, Алисочка! – Женщина вдруг закрыла ладонями лицо и заплакала. – Простите меня! Простите!.. Но та девочка в триста двадцать шестой сказала, что она вас даже не знает... И кошек никаких у них на площадке нет...
   – Ой, да не обращайте на нее внимания. Она у нас дурочка настоящая!.. – «Если тебя обвинили во лжи – переходи в контрнаступление». – Что ж вы думаете, Инна Петровна: я – воровка? Что я на ваш фамильный фарфор нацелилась? – Алиса иронично кивнула на керамическую кружку с надписью «Инна» (цена сто рублей в базарный день). – На ложечки серебряные?
   В ее голосе звучала неподдельная обида. «Какой талант пропадает! Эх, жаль, что я на актрису так и не выучилась!»
   Алиса закончила очень сухо:
   – Я, пожалуй, пойду. Извините за беспокойство. Прощайте.
   Она вновь поставила тортик на стол и развернулась к выходу. Алиса не сомневалась: ее остановят.
   Женщины всегда знают, когда их остановят, – и только тогда поворачиваются, чтобы уходить.
   – Подождите. Подождите, Алиса. Простите меня.
   Через полтора часа, после чая, тортика, остатков испеченной пенсионеркой «муравьиной кучи» и двух бокалов вина, женщины, усевшись рядком на диване, рассматривали семейные альбомы Инны Петровны.
   Искомая фотография появилась во втором по счету фолианте: девушка с хитренькими глазками и мелкими чертами лица. Она, Валентина. Убийца.
   – А это кто? – невинно поинтересовалась Алиса.
   – Это моя племянница. Валя.
   – Вы ничего о ней не рассказывали. Почему она у вас не бывает?
   – Она погибла.
   – Ой, кошмар какой! А что случилось?
   – Я же, по-моему, говорила: автомобильная катастрофа. Ей было примерно как вам сейчас – двадцать пять лет.
   – Соболезную.
   – Ничего. Это было давно, в девяносто четвертом году.
   – Какое у нее лицо интересное. Интеллигентное, милое.
   – Она хорошая девочка была. Плехановский институт окончила с красным дипломом.
   – Замужем была?
   – Нет. Все время вились вокруг нее мальчишки. Она с ними на машине гоняла, даже починить ее сама могла, в преферанс с ребятами играла... – «Наверно, Инна Петровна имеет в виду тех самых – убийц: Петра Кириченко и Степана Арбенина». – ...Но постоянного парня у нее не было... Куда только мужики смотрели? Валечка и готовила хорошо, и знаете как вышивать любила. Всем свои вышивки раздаривала, такие красивые...
   – Ох, Инна Петровна, – решила сымпровизировать Алиса, – а мне как раз сегодня такой сон странный приснился... Вдруг девушка, незнакомая мне... Вокруг нее так хорошо: пальмы, море, песок... И меня так тянет туда, к ней... И она меня зовет... И, знаете, Инна Петровна!.. Эта девушка – из моего сна – была очень похожа на вашу племянницу. Прямо одно лицо... Это, наверно, означает, что она зовет меня к себе... А вы сказали, что она умерла... Значит... Значит, я тоже скоро умру, да?..
   Взор Алисы блеснул слезой.
   «А ведь я опять хорошо сыграла!.. Ах, почему я не звезда мыльных опер?!»
   Инна Петровна вдруг расхохоталась.
   – Да что вы, Алисонька! Ну что вы!.. – Она обняла ее за плечо и погладила. – Совсем это ничего не значит! Просто сон! И потом, совершенно не обязательно он означает, что вы умрете! Может, наоборот, вы отправитесь куда-нибудь в заграничную поездку, в теплые страны...
   – Почему вы так решили? – сквозь слезы спросила Алиса.
   Инна Петровна смешалась. Она, кажется, поняла, что невольно выдала себя. Показала, что знает: Валентина жива и в бегах, – и сделала неловкую попытку выкрутиться.
   – Вы же сами говорите: пальмы, море, песок. Может, они в вашем сне – главные, а совсем не лицо моей племянницы. И не надо, пожалуйста, о грустном, а то я сейчас и сама начну реветь как белуга...
   И пенсионерка решительно перевернула страницу альбома.
   «Итак, нет сомнений: Валентина жива. И Инна Петровна хорошо знает это. И знает, где она находится. Хотя бы приблизительно. И, судя по реакции тетушки, убийца действительно скрывается в жарких краях. В самом деле, что ли, на Майорке?»
   Утомительный просмотр семейного альбома продолжался: вот сын Инны Петровны, постепенно растущий; вот ее внук; только невестки нигде нет, даже свадебные фотографии отсутствуют... Наконец Инна Петровна спохватилась, что утомила Алису, повела пить чай. А когда было выпито по две чашки, вдруг, под конец, пригласила ее к себе на день рожденья:
   – Приходите послезавтра. По-простому, по-соседски... Часика в три. У меня никого не будет, приедут только две мои старые сослуживицы по Гидропроекту – без мужей, без детей, а капелла...
   – Ой, мне как-то неудобно...
   – Да что ж тут неудобного! Они очень милые женщины, и я не сомневаюсь, что вы найдете с ними общий язык... Впрочем, если вы, конечно, Алисонька, заняты и у вас есть более интересные планы, чем коротать день с пенсионерками, я не буду настаивать...
   – Да нет, никаких особых планов. Я приду.
* * *
   «Будет забавно, – думала Алиса на пути к Инне Петровне, – если старушка сходит меня проверить в триста двадцать седьмую квартиру и тоже не обнаружит там никакой Алисы. Тогда нашей дружбе уж точно конец. Жаль только: куда я тогда подарок дену?»
   Алиса везла Инне Петровне шикарный (для пенсионерки) презент: DVD-плеер с караоке. Потратить пару сотен долларов для Алисы сейчас, когда она живет с Вадимом, не было проблемой, а она испытывала к старушке странную симпатию и одновременно чувство вины – и хотела искупить его богатым даром.
   Когда с получасовым опозданием Алиса появилась в квартире на Братиславской, все старушки оказались в сборе, стол ломился. Пенсионерки уже успели опрокинуть по рюмочке, о чем свидетельствовали их раскрасневшиеся лица, сверкавшие глаза и бурные речи. С нескрываемым любопытством обе пожилые гостьи Инны Петровны уставились на юную особу, ставшую новой приятельницей их старой товарки.
   Хозяйка представила подруг: «Это – Ирина Семеновна, ведущий специалист... Анна Николаевна, главный инженер проекта...» Забавно и грустно было слышать должности женщин – словно титулы, имевшие вес лишь в прошлой, безвозвратно ушедшей жизни. Девушка отрекомендовалась сама: «Меня зовут Алиса, я жена богатого мужа».
   Тетушки посмеялись, а воодушевленная Инна Петровна вскричала:
   – К столу!.. К столу!..
   Хозяйка и гостьи повосхищались Алисиным подарком, но его подробный осмотр и опробование оставили на потом.
   Стол ломился от яств – скромных, но остроумных: помидоры, фаршированные рублеными яйцами; тертая редька с майонезом; «торт» из жареной печенки. Выпивали тетушки разбавленный спирт, собственноручно настоянный на лимонных корочках.
   Зазвучали здравицы в честь именинницы. Посыпались истории из давно забытого прошлого: экспедиции в Сибирь; интриги, главным демоном которых являлся какой-то неведомый Якубовский; командировки в Среднюю Азию...
   Несмотря на всеобщее оживление, Алисе казалось, что Инна Петровна внутренне напряжена. Звонил телефон, и всякий раз хозяйка подскакивала к нему с нетерпеливой надеждой, но, услышав голос в трубке, в первый момент не могла совладать с разочарованием.
   Ситуацию тихонько разъяснила одна из гостий, когда Инна Петровна выходила на кухню подавать горячее:
   – Сын опять ей не позвонил.
   – Мерзавец! – шепотом припечатала вторая товарка.
   Ближе к вечеру хозяйка вынесла чай с тортом «Наполеон» из одиннадцати коржей. Под чай опробовали Алисин подарок. Пенсионерки на удивление легко разобрались с технической новинкой. Бойкая и некрасивая Ирина Семеновна для затравки спела фальцетом: «Парней так много холостых на улицах Саратова...» Экран выставил оценку: «Вы поете великолепно», – и все, а исполнительница первая бурно зааплодировала. Товаркам стало обидно, что их таланты оказались не востребованы, и в квартире наперебой зазвучали и «Вечерний звон», и «Комсомольцы-добровольцы», и «Надежда, мой компас земной». Старушки разошлись – чуть не отнимали друг у друга микрофон, а потом грянули в него хором: «Атланты держат небо на каменных руках...»
   И тут снова затрещал телефон. Звонки раздавались прерывистые – междугородние. Опять хозяйка кинулась к аппарату, словно девочка, ожидающая звонка любимого. Но когда сняла трубку, на ее лице опять отразилось разочарование, которое быстро сменилось радостным удивлением, а затем смущением. Звонок явно оказался не совсем кстати.
   Инна Петровна отвернулась от гостей, будто загораживая спиной своего телефонного собеседника. Алиса знала – и по краткому курсу психологии, преподанному ей в «школе Теплицына», и по собственному опыту, – что подобная поза характерна, когда человек ведет слишком личную, очень интимную беседу. В наступившей после караоке тишине стала слышна каждая реплика хозяйки:
   – Да, это я. – Потом, после долгой паузы: – Спасибо тебе... Спасибо тебе большое... Вот сидим с подругами, отмечаем... А как ты?.. Как тебе там живется?.. Что нового?.. Нет, никто тобой не интересовался...
   Несмотря на то, что Инна Петровна старательно избегала называть собеседника по имени и по ее словам даже его половую принадлежность невозможно было идентифицировать, в груди Алисы екнуло: «Это она – Валентина!»
   Девушка вслушивалась в каждое слово пенсионерки, пытаясь отыскать хоть малейшую зацепку: откуда звонит племянница Инны Петровны? Где она сейчас находится?
   Но нет.
   – Давление у меня нормальное... Желудок не побаливает... Чувствую себя хорошо... Да нет, не надо никаких денег, это будет совершенно лишнее!..
   Когда Инна Петровна попрощалась, положила трубку и повернулась к гостям, выглядела она смущенно. А тут и Алиса с невинным видом задала вопрос в лоб:
   – Кто вам звонил?
   Пенсионерка отвела глаза.
   – Одна моя подруга... Из Бишкека... Еще институтской поры... Никто из вас ее не знает...
   «Ага, – насмешливо подумала Алиса, – подруга-пенсионерка из нищего Бишкека денег в Москву хотела прислать... – И вспомнила другие уроки психолога из «альма-матер» Теплицына: – Многословное и разветвленное объяснение – верный признак лжи... Когда говорят правду, отвечают кратко: «подруга». А Инна Петровна и «институтскую пору» приплела, и «Бишкек», и «никто из вас ее не знает»... Можно к гадалке не ходить: это наверняка была она, Валентина Поленова. Интересно, засекли ее звонок хитрые приборы моего детектива?»
* * *
   Хоть и имелось у Алисы сильнейшее искушение позвонить сыщику немедленно, как только она вышла из квартиры пенсионерки, по мобильнику, она отложила звонок на следующее утро. В десять частный детектив был уже в офисе. Алиса спросила:
   – Что нового?
   – О, а я как раз собирался вам звонить.
   – Что-нибудь случилось?
   – Наш объект вышел на связь.
   «Ура: я не ошиблась».
   – И?..
   – Распечатку разговора я готов предоставить вам завтра. Но, предупреждаю сразу, в самой беседе нет ничего интересного.
   – Я почему-то так и думала... А номер телефона, с которого она звонила? – нетерпеливо спросила Алиса. – Вы его засекли?
   – Да, я определил его.
   – Вы можете мне сказать его прямо сейчас?
   – Пожалуйста. Как хотите. Но, предупреждаю сразу, это всего-навсего телефон-автомат.
   – Вы можете определить город, где он находится? Улицу, дом?
   – Как раз этим я сейчас и занимаюсь.
   – Когда вы мне расскажете все?
   – Приезжайте ко мне в офис завтра. Насколько я понимаю, моя работа закончена?
   – Правильно понимаете.
   – Тогда я жду, что вы со мной расплатитесь. И, – детектив хмыкнул, – рассчитываю на премию.
   – Если только вы не скажете мне, что телефон-автомат установлен где-нибудь на Пятой авеню. Или на Елисейских Полях.
   – Нет, насколько я понимаю, в гораздо более спокойном месте.
   – Где?
   – В маленьком городе на юге Испании.
* * *
   Муж от Алисиной идеи – ехать в Марбелью, искать Валентину – в восторг не пришел. Комментарий за вечерним чаем (его Алиса соорудила сама, без помощи домработницы, и даже тортик испекла, правда, из покупного слоеного теста с прослойкой из покупного же крема) последовал самый уничижительный: «По-моему, ты заигралась в свои детские игрушки». Однако опытные жены – а Алиса не без оснований к таковым себя причисляла – прекрасно знают: ворчание мужей, даже богатых, на конечный результат не влияет. Поэтому Вадим мог по-всякому демонстрировать свой скепсис в связи с ее поездкой, но разубедить Алису не сумел. Она поедет в Марбелью – и точка. Да, шансы на успех мизерные, а сама затея «попахивает бабьей дурью» – с данной критикой она охотно согласилась. И, преданно заглядывая мужу в глаза, спросила:
   – Но ты же, Вадик, не деспот, чтоб просто мне денег не дать?
   Супруг слегка стушевался, и Алиса мигом просекла: а ведь и правда, гад, подумывал, чтоб ее кредитку «стопануть». Ну, мужики, мелко вы плаваете... И она спокойно произнесла:
   – Ты, конечно, можешь начать закручивать гайки. Только тебе ведь, Вадечка, самому скучно будет.
   – Скучно? – не понял муж.
   – А то! Жена-дворняжка – такая тоска... Правда, что ли, хочешь, чтоб я безвылазно при тебе пребывала, ни единой собственной мысли, и чеки от косметологов в папку подшивала?
   – Ну, этого от тебя не дождешься, – буркнул супруг, – а не мешало бы.
   – Нет, я серьезно, могу остаться, – продолжала гнуть свою линию Алиса. – И даже суп тебе могу сварить. Но только дуться буду. И на жизнь жаловаться. Днем и ночью. Самому ж тошно станет. Так, может, я лучше поеду, а?
   – Ох уж мне эти бабские решения, – хмыкнул Вадим. – Ни ума, ни логики, ничего...
   – Так отпустишь? – просияла она.
   – Да езжай ты, – отмахнулся он, демонстративно закрываясь «Коммерсантом», – хоть в Марбелью, хоть в Шмарбелью, хоть в Антарктиду.
   Однако тортик, кулинарный примитив, умял с удовольствием.
   «Ура», – мелькнуло у Алисы.
   Но «ура» получилось не ликующим, а скучным, проходным. Потому что не появилось особой радости от победы над мужем. Алисе вдруг показалось: все ее тщательно выверенные речи с Вадима, словно с гуся вода, скатились. И если б он решил НЕ ОТПУСТИТЬ – придумал бы как. Иным путем, чем ее кредитку блокировать. А раз не возражает против ее поездки, значит, она ему тоже выгодна. Интересно только, в каком ключе? По бабам, что ли, хочет всласть походить, пока супруга в отъезде? Или в бизнесе какой-то виток намечается – столь крутой, что лучше на это время жену прочь из страны отправить? «Впрочем, плевать на его мотивы, – решила Алиса. – Я еду в Марбелью, и это главное».
   И тем же вечером заказала себе билет до Малаги, ближайшего к Марбелье аэропорта.
   И, уже сидя в самолете, самокритично подумала: «А все-таки мы, бабы, – большие дуры».
   Потому что хоть и ехала по делу (почти что на дело!) , а ведь даже краешком сознания не представляла, что предпринять. Каким образом искать Валентину, песчинку в плотной гуще испанской жизни...
   «Но, впрочем, когда это я сдавалась? Тем более так быстро?»
   И Алиса улыбнулась в ответ на вопросительный взгляд стюардессы и потребовала принести неизбежную в международных перелетах бутылочку «Бейлиса».
* * *
   По поводу фешенебельного испанского курорта Алиса вынесла вердикт в первый же вечер: «Ну и тоска! Как только люди тут живут?»
   Марбелья оказалась типичным пенсионерским местечком, можно даже герб для нее нарисовать: скучно-полосатый зонтик от солнца, а под ним – артритные дедок с бабкой. Выглядят старички классически, по-европейски: оба убелены сединами, с иссохшими конечностями, помутневшими от времени обручальными кольцами и с пляжными сумками от неподдельного «Луи Вюиттона». Вот для таких курортников Марбелью, видно, и строили – все здесь чинное, скучное, предсказуемое...
   Если гостиница или дорогие апартаменты, то здание обязательно стоит вдоль набережной, а балконы смотрят на море. Если популярный в городе ресторан, то белые крахмальные скатерти на столах неизбежны, как и официанты в наглаженных фраках. И даже редкая молодежь здесь, в царстве пенсионеров, на удивление робка и носит свои традиционные фишки-фенечки-клепки вроде бы даже с опаской. Будто боятся, что деды заругают.
   «Чтоб эта Валентина, криминальное отродье, решила тут жить?! Судя по рассказам тетушки и тому, что она совершила, характер у нее, как говорят психологи, моторный. И остаться в эдакой скучище навсегда? Маловероятно», – подумалось Алисе первым же вечером.
   Она коротала время в еще одной курортной неизбежности – на набережной, в кафешке, выставившей свои столики прямо на пирсе. Вечерний морской ветер порывался похитить скатерти (безуспешно: их намертво пришпилили специальными прищепками) и вырывал у посетителей салфетки.
   «Маргарита» в вызывающе чистом бокале оказалась безупречной – даже сахарная кромка по краю стакана выстроена будто по линеечке. Старички – а средний возраст посетителей, за вычетом Алисы, явно переваливал за семьдесят – чинно читали прессу и с детским любопытством наблюдали за поведением чаек.
   «Что Валентине здесь делать? – подставляя лицо соленой прохладе, продолжала гадать Алиса. – Просто жить, тратить деньги, гулять по набережной?.. Вряд ли. Не тот, совсем не тот у нее характер... Да и никаких денег не хватит, даже тех, что они тогда украли. В Марбелье даже пол-лимона долларов копейками кажутся. Вон вшивая «Маргарита» в кафе у моря – и то пятнадцать евро стоит. А сколько же, интересно, тогда квартира тут тянет? Учитывая, что богатые пенсионеры со всей Европы сюда подваливают, чтоб кони двинуть «с видом на море»? Наверно, самая захудалая – никак не меньше полумиллиона евро. То есть примерно столько, сколько эта гадина тогда, одиннадцать лет назад, и загребла... Но что-то очень я сомневаюсь, что наша Валечка оказалась шибко предусмотрительной – и сумела те денежки сберечь-приумножить...»
   Алиса улыбнулась приземлившейся у ее ног чайке – такой же сытой и благостной, как и большая часть местной публики. Не пожалела, угостила птицу поданными к «Маргарите» хлебцами. И тут же нарвалась на претензию: официант, тоже седенький, но, видно, не шибко успешный, раз приходится на старости лет с кипами тарелок бегать, сделал ей замечание на английском:
   – Пардон, мадам, но кормить чаек в нашем кафе запрещено.
   – Хлеба для птичек жаль? – усмехнулась Алиса.
   – Нет. Просто, поев, они га-дят, – раздельно произнес официант. – Вы понимаете?
   – Да, – снова улыбнулась Алиса. И велела: – Еще одну «Маргариту», с такими же хлебцами.
   Что ж, она покормит птиц, когда официант отвернется – пусть это глупость и детство, но до чего приятно нарушать незыблемые буржуазные правила!
   «Итак, где наша Валя? – вновь вернулась к главной теме Алиса. – Может, я к ней все же несправедлива? Может, бабки остались при ней? И девица оказалась настолько умна, что теперь у нее здесь, в Марбелье, скажем, собственный ресторан? Или иной процветающий бизнес – кафе, отель, яхт-клуб?..»
   Алиса задумалась. Собственный бизнес, которым заправляет русская?.. Да еще и возникший как минимум несколько лет назад?
   Маловероятно. Русские только в последние годы в Европах обнаглели – покупают футбольные клубы, конные заводы, банки и нереально дорогую недвижимость. А в каком-нибудь диком для России девяносто четвертом наши за границей вели себя тише воды ниже травы. Скромничали. Шугались. Что объяснимо: между нами и Европой тогда, считай, целая пропасть была. Иной менталитет, иной смысл жизни, да и уровень этой жизни отличался от нашего разительно. Это лишь сейчас и у нас, и у них капитализм, считай, одинаковый.
   «Поэтому нет у нее никакого ресторана, – решила для себя Алиса. – И вообще никакого собственного бизнеса нет. И особых доходов – тоже. Те, ворованные, деньги она промотала, новых – не заработала. Короче, не преуспела в Европе. Могу об заклад биться – таскает эта Валька тарелки. Или, того хуже, полы в сортирах драит».
   Перед глазами мелькнуло – ненавистная остроносая Валентина в несвежем халате и с грязной шваброй. Картинка была настолько яркой, что Алиса даже подумала: «Вот! Это и есть ее потолок. Самое в сортире ей и место – а то ишь, трепалась тут перед камерой: звезда экономических наук, чудо-бухгалтер... Но только... Как прикажете эту гадину искать? Обходить все рестораны-кафе-отели – и спрашивать, нет ли у них русской официантки-уборщицы? И, если есть, украдкой на нее посмотреть?.. Очень долго и несерьезно. К тому же почему именно русская ? Ведь Валентина с таким же успехом могла, скажем, чешкой представиться. Или полячкой... А тогда, значит, еще сложнее получается. Нет. Так ее не вычислить. Нужно круг поисков сужать. Только как?»
    Прошло пять дней
   – Do you like your stay in Marbella?4 – спросил сегодня Алису портье.
   Она, конечно же, откликнулась подобающим моменту лучезарным «файн». А позже, смакуя первую за день чашечку кофе с первой же сигаретой (в этом смысле здесь клево: общественное мнение к табаку лояльно, а шпионка Варька далеко), и вправду задумалась: хорошо ей здесь, в Марбелье? На скучнейшем пенсионерском курорте? В чинном и чопорном отеле, где достаточно лишь взглянуть на сплошные дубовые панели по стенам с «приличествующими месту» литографиями – и тут же в тоску впадаешь?
   А типовым местным развлечениям Алиса не предавалась. Страшно подумать: за пять дней ни разу на пляж не вырвалась! Не посетила ни SPA-салон, ни тренажерный зал, ни теннисный корт. Не отметилась в казино. Не выезжала на скутере – тут почему-то полагалось кататься не самостоятельно, а сидя за спиной водителя-инструктора, и при этом – истошно орать. Да что там скутер – она даже в рестораны ходить перестала. Зачем? Кормежка там какая-то вялая, без остроты, изюминки и смака, а официанты – еле живые, меню и счета по полчаса ждешь.
   Куда логичнее перебиваться уличными сандвичами – и вкуснее, и быстрее получается. «И, – особо отметила про себя Алиса, – приятно, что финансовый вопрос тут вообще никакой роли не играет. Как все-таки здорово: покупать самую дешевую еду – сандвичи за шесть евро – не потому, что другого себе позволить не можешь, а просто не хочешь!»
   И вообще, оказалось, что ей очень нравится быть на курорте и при этом работать.
   Работала Алиса так.
   Она решила обойти все места «потенциального появления» Валентины. То есть проверить все конторы, где эта девица, по Алисиному разумению, могла трудиться – если, конечно, она и правда жила в Марбелье.
   По идее, таких мест, конечно, миллион даже на небольшом курорте, но, если сузить круг поисков, получается не слишком много. Тетка Валентины, помнится, упоминала, что племянница, совсем не по-женски, на машинах помешана? И гонять на них обожает, и, что совсем уж странно, в моторах копаться? О’кей, наводка ценная. Обойдем-объедем все окрестные автостоянки, сервисы, прокатные конторы и автошколы. И зададим невинно-дурацкий вопрос: «Вы мне не поможете найти одну малышку?.. Ну, в смысле, девушку, очень миниатюрную, славянку. Она ведь, кажется, у вас работает?»
   Марбельцы – сотрудники автостоянок, сервисов, прокатных контор и автошкол – Алисиному вопросу, похоже, удивлялись. Но – о, это европейское воспитание и изысканность! – отвечали безупречно вежливо:
   – Мы сожалеем, мадам. Вы говорите, миниатюрная девушка? Славянка? Нет, мадам, у нас таких нет. У нас в городе вообще не приветствуют иммигрантов, а брать их на работу и вовсе запрещено...
   Автомобильная тематика, к огорчению Алисы (всегда обидно, когда твоя версия не подтверждается!), иссякла довольно быстро: никаких признаков Валентины.
   Но запивать горе «Сангрией» она не стала, тем более, как объяснил по секрету словоохотливый старичок-портье, «Сангрию» эту одни туристы жалуют. И представляет она собой просто опивки от всех вин, собранных официантами из бокалов.
   Алиса сходила отвлечься-развлечься на пляж и осталась до крайности недовольна. Слишком уж он оказался перегружен неэстетичными старческими телами. И эти артритные старички еще смели поглядывать на нее с вожделением! А их пожилые спутницы – с ревнивой угрозой!
   Поэтому вместо того, чтобы просто скучать под полосатым зонтиком, она снова взялась за работу: придумала еще одну версию.
   Тетка Валентины, кажется, что-то лепетала про племянницын тонкий, высокоэстетичный вкус? А выражался тонкий вкус в том, что девица в страшной тайне от своих приятелей-мужланов увлекалась вышиванием. Алисе даже был продемонстрирован угрюмый, с тонкими крыльями, ангел – шедевр, презентованный Валентиной любимой тетушке. Так, может, здесь, в европейском покое, девица полностью отдалась своему хобби? Сделала его своей профессией?
   Вот и возникла идея: обойти все художественные салоны, частных портних и даже цветочные магазины (упражнения во флористике – чем не дань «высокоэстетичному» вкусу?).
   Подобных заведений в Марбелье оказалось немало, едва ли не больше, чем автомобильных контор, и Алиса проверила их все с завидным упорством. Однако и здесь ей не повезло. В одном из художественных салонов обнаружилась администраторша-хохлушка (дородная, шумная баба), в цветочном магазине мыли полы две неудачницы-москвички, бывшие училки и охотницы за испанскими женихами. И опять никаких признаков Валентины.
   Обидно.
   Алиса даже не удержалась – в вечерней беседе с Вадимом (а она, тщательно играя в «верную жену», звонила ему каждый вечер) посетовала: вот, мол, не везет, или, может, я в неправильных местах ищу? И, разумеется, нарвалась. Ясное дело, не на полезный совет, а на презрительную тираду. «Хватит заниматься всякими глупостями», – велел ей Вадим. И предостерег: за подобные расспросы в Европе можно и в полицию угодить, они ведь русских так и норовят в преступники-мафиози записать. Ну и вздыхал, конечно, что дома, в Москве, без Алисы казенно, будто в казарме. И самое главное (об этом она и сама давно думала):
   – С чего ты взяла, что Валентина – дура? Она ведь подозревает, что ее могут искать до сих пор. Поэтому сроду не станет звонить тетке из того места, где живет. А что твой детектив звонок засек... Ехала она, допустим, на машине. Скажем, из Малаги в Кадис, тормознула в Марбелье поужинать, и решила вместо десерта звякнуть любимой тетушке. А потом покатила себе дальше. А ты, миссис Марпл недоделанная, на случайном звонке целую теорию выстроила...
   Алиса безропотно выслушала Вадимову речь. И даже «Марпл недоделанную» проглотила без звука. Чего спорить, если супруг, во-первых, всю ее поездку башляет, и башляет по высшему классу, а во-вторых, скорее всего, он прав.
   – И что же делать? – грустно спросила Алиса.
   – Домой возвращаться, – хмыкнул Вадим. – Или, по крайней мере, отставить частный сыск и вдоволь поваляться на пляже. На массаж сходить. К косметологу. Ну, не мне тебя учить.
   – Скучно... – вздохнула Алиса. И посетовала: – Одни деды кругом, эстетические чувства оскорбляют. Взгляд остановить просто не на ком... – А потом подольстилась: – Может, приедешь? И глаз порадовать, и страсть удовлетворить?
   – Неужели пылкие испанцы еще не удовлетворили твою страсть? – подколол ее муж.
   – Не-а. Говорю же тебе: тут кругом сплошь пенсионеры. Даже аниматоров симпатичных нет.
   – Непорядок, – усмехнулся муж.
   И, дурачок, разразился целой речью – почему не может сейчас вырваться в Марбелью – даже на выходные.
   Алиса слушала его вполуха. Вот мужики все-таки дурачки! Взял и поверил, будто она и правда жить без него не может, сюда зовет. Да нужен ей Вадим сто лет! Не до него сейчас. А во-вторых, в голове вспыхнула новая мысль. Аниматор. То есть, говоря по-русски, массовик-затейник, только на «буржуазном» уровне. Заводит народ на дискотеках, затаскивает в дурацкие спортивные игры, учит национальным песням и пляскам. Молодой, веселый, нетребовательный, спортивный. И денег аниматорам, Алиса когда-то из любопытства расспрашивала, платят сущие копейки, то есть евроценты, – ни один уважающий себя мужик на такую работу не пойдет. Только разные бедняки сию ниву возделывают – из Туниса, Румынии, Индии. И, конечно, России. Поэтому, может, скелетоподобная, спортивная Валентина именно аниматором здесь служит?!
   «Это будет последний «куст», – решила Алиса. – Объеду всех местных аниматоров. Не так их, наверное, тут и много. Если найду Валентину – честь мне и хвала. А нет – может, мальчик из числа аниматоров подвернется? Чисто напряжение снять? Они, говорят, любовники прекрасные, а я уже почти неделю без мужчины...»
   И она спешно распрощалась с Вадимом. Настроение снова поднялось, как бывало всегда, едва в жизни появлялась новая цель...
Назад: Часть третья. Алиса в Зазеркалье
Дальше: В то же самое время