Назад: Анна и Сергей Литвиновы Ремейк Нового года

* * *

Цены не было б этим газетам – если бы они правду писали.

Так думала старлей Варя Кононова, молодая сотрудница комиссии – самой, пожалуй, засекреченной спецслужбы страны, занимающейся всем необычным, выходящим за рамки обыденных представлений: от паранормальных явлений до возможных контактов с иными цивилизациями.

Еженедельный просмотр открытой печати был ее обязанностью – не слишком увлекательной и совершенно, по правде говоря, нерезультативной. На памяти Вари имелось всего несколько случаев, когда по сообщениям газет начинали разработку,– однако всякий раз выяснялось, что журналисты либо врали все, от начала до конца, либо основывались на негодных источниках: черпали информацию от психически ненормальных или таких же патологических лгунов, как и сами. Но… Хочешь ты или не хочешь, полезным считаешь или вредным то, что тебе приходится делать, а в военизированных организациях, от пожарной охраны до разведки, поставлено так: раз имеется приказ – ты обязан его выполнить. Варя, воспитанная в университетской вольнице, не раз уже нарывалась, особенно попервоначалу, на жесткие проработки и даже взыскания, когда пыталась начальственные команды не то чтобы не выполнять, а хотя бы даже обсуждать. Теперь – зареклась.

Но, несмотря на определенную твердолобость и косность, царящую в комиссии, Кононовой все равно, порой к собственному удивлению, нравилось служить в ней. И потому, что перед ней время от времени жизнь и начальство ставили труднейшие и необыкновенные задачи (и ей удавалось их выполнять). И оттого, что начальником ее был умнейший, образованнейший человек – полковник Петренко, с которым у Вари сложились почти (насколько позволяла субординация) дружеские отношения. А кроме того, в числе немногих избранных она оказалась допущена к главным государственным секретам и даже удостоилась (через три года беспорочной службы) осмотреть потрясающие артефакты, которые содержались в спецхране под зданием комиссии на глубине около двухсот метров. И то, что ей рассказали о Посещении, равно как о многих других поистине потрясающих событиях, произошедших в мировой истории, вдохновляло ее на дальнейшие поиски. Ведь если чудо произошло хотя бы единожды, значит, имеется определенная вероятность, что оно случится и во второй, и в третий раз.

Но… Но сколько же в Вариной службе было рутины! Сколько же ей приходилось перелопачивать, единого факта ради, тонн словесной и цифровой руды!

Вот и сейчас, в хмурый зимний денек 19 декабря, с трудом подавляя зевоту, старший лейтенант Кононова взялась за свой ежепятничный крест – начала просматривать сообщения открытой российской печати.

Она листала газеты, шерстила Сеть и не находила ровным счетом ничего интересного. Все, что на первый взгляд казалось сенсацией, Варя отметала почти мгновенно. Сплошная лажа, враки, параноидальный бред.

Однако… Когда девушка просматривала очередную общероссийскую бульварщину под названием «Икс-пресс», она взглянула на скромную заметку – и звякнул невидимый звоночек… Варвара отложила таблоид в сторону. А потом, через полчаса, пришлось поместить рядом другое издание – на сей раз санкт-петербургскую газетку «Канал неведомого». И, наконец, на глаза попался листок «Королевские вести» с очень похожим сообщением. В животе сладко заныло… Возникло предчувствие удачи, настоящего Дела, без которого Варя сидела уже много месяцев и по которому, честно сказать, весьма соскучилась.

Девушка осторожно разложила три таблоида рядом. Если только газеты не переписывают одна другую… Если только это не централизованная информация, поступившая по каналам какого-нибудь агентства «Чудо-пресс», поставляющего своим подписчикам враки и выдумки… Варвара еще раз пробежала все три сообщения, одно за другим, и по отдельным, почти неуловимым признакам – разный стиль, подлинные (похоже) места действия и фамилии потерпевших – Кононова почувствовала: нет, заметки написаны не одной рукой, вряд ли организованы из единого центра, друг с другом не связаны – и в то же время ох как перекликаются между собой. До жути!

Варя подхватила газеты и помчалась к полковнику Петренко. Пусть лучше он костерит ее, что она сеет ненужную панику, чем они упустят время – возможно, в данной ситуации драгоценное.

* * *

Полковник Петренко пребывал в настроении благодушном. Возможно, сказывалось приближение Нового года; возможно, он предвкушал прием в Кремле по случаю профессионального праздника, на который он сегодня, впервые в жизни, был приглашен.

Однако, глянув на выросшую в дверях кабинета подчиненную, полковник понял: что-то случилось, Варя опять что-то нарыла. Он, не теряя времени, нацепил на нос очки для чтения, которыми с недавних пор начал пользоваться, и протянул руку к газетам:

– Давай!

Первой в стопке оказалась общероссийская «Икс-пресс», открытая на нужной странице. Искомую заметку девушка пометила маркером. Петренко взял листок и с чувством прочитал заголовок:

МУЖ ИЗВЕСТНОЙ ПРОДЮСЕРШИ ВЫПРЫГНУЛ С СЕДЬМОГО ЭТАЖА.

Саркастически хмыкнул и с выражением начал читать заметку:

– «Вчера ночью жители элитного дома, что на улице Плющиха в Москве, были разбужены шумом падающего тела…» – Оторвался, покачал головой: – Лихо закручено! – Затем начал искать в газете выходные данные.

– Газета вчерашняя, – подсказала Варя, научившаяся за годы службы понимать начальство не то что с полуслова, но и с полужеста.

– Значит, все произошло третьего дня? – глянул поверх очков полковник.

– Да, – пожала плечами Кононова, – если они, конечно, не врут…

Под «ними» она разумела журналистов. Петренко охотно подхватил:

– А «они», как известно, врут всегда или почти всегда.

– Ну, некоторые не врут, – без особой уверенности возразила Варя.

– Значит, брешут, – безапелляционно отозвался полковник и погрузился в чтение, проборматывая наиболее важные моменты статьи: – «Антон Рутков, муж известной музыкальной продюсерши Наины Рутковой, выпал из окна своей квартиры на улице Плющиха примерно в половине четвертого утра. Когда подоспели случайные прохожие, „Скорую“ вызывать не пришлось: мужчина был уже мертв… Милиция сообщила о случившемся жене. Последние годы Рутковы жили отдельно, но не разводились формально. Госпожа Руткова не скрывала внебрачные связи, прославившись, в частности, романом со своим подопечным, 21-летним певцом Иоанном. Как рассказали нам жители дома, в котором в последнее время проживал ее супруг, господин Рутков существовал на средства жены, которая выделяла ему ежемесячное содержание, и вел паразитический образ жизни. 39-летний Антон Рутков нигде не работал. В последнее время он увлекся компьютером и сутками напролет либо играл в игры, либо торчал в Интернете…» Пассаж про компьютеры подчеркнула ты? – вдруг спросил Петренко у подчиненной.

– Я, кто ж еще, – отозвалась девушка.

Полковник кивнул и продолжил:

– "…Когда милиция вызвала госпожу Руткову, та срочно примчалась на место происшествия. С ее помощью правоохранители открыли стальную дверь и осмотрели квартиру господина Руткова. Ничего подозрительного найдено не было, если не считать включенного компьютера. Как об основной версии, милиция заявила о самоубийстве Руткова. Однако в квартире никакой записки или других улик, объясняющих, почему он вдруг решил свести счеты с жизнью, обнаружено не было…» И здесь про включенный компьютер снова подчеркнула ты? – обратился полковник к Варе.

– Я.

– А зачем?

– А вы прочитайте другой материал. – Кононова протянула Петренко вторую газету.

– «Королевские вести», – почтительно продекламировал название печатного органа полковник. – Это что, новости из Букингемского дворца?

– Не «королевские», – улыбнулась Варя, – а «королёвские», по названию города в Подмосковье. Там на третьей странице.

Вторую заметку полковник читал уже про себя, без шуточек: верный признак того, что информация, доставленная подчиненной, его заинтересовала. Впрочем, Кононова с ее феноменальной памятью, натренированной еще в физматшколе и потом на факультете ВМК в МГУ, помнила статью почти дословно:

«Страшную находку обнаружили недавно жители дома номер 2/22 по улице Циолковского. Некоторые из них, живущие на последних этажах, вдруг стали ощущать резкий, неприятный запах. Вскоре выяснилось, что миазмы исходят из-за двери квартиры, находящейся в пентхаусе. В этом великолепном шестикомнатном жилье, занимавшем весь этаж, последние два года в одиночестве жил 23-летний Александр Б. Родители Александра погибли в автокатастрофе, а так как оба они занимались бизнесом, то и наследство Александру досталось поистине роскошное, в виде многокомнатного пентхауса в нашем городе, дачи и трех автомобилей бизнес-класса. Однако богатство не пошло юноше впрок. Автомобили и дачу он продал, а на вырученные средства стал вести весьма разудалую жизнь. Обитатели дома не раз и не два жаловались на настоящие оргии, происходящие в пентхаузе, который занимал Александр. Потом, правда (возможно, помогли увещевания милиции), разгул прекратился. Поговаривали также, что „богатый наследник“ женился. Во всяком случае, несколько раз его видели во дворе в компании весьма эффектной брюнетки. Однако в последние дни девушка в обиталище молодого человека явно не появлялась. Когда милиция вскрыла роскошную квартиру, запах стал поистине нестерпимым, а в петле обнаружился труп молодого человека с явными признаками разложения. По предварительной оценке экспертов, тело провисело за закрытыми дверями не менее десяти дней. Тем не менее эксперты считают, что говорить о насильственной смерти оснований нет: произошло банальное самоубийство. Любопытно отметить, что всё то время, что труп разлагался в пустой квартире, там продолжали работать телевизор и компьютер».

– Ты обратила внимание, – оторвался от чтения полковник, – с каким смаком наши газетенки повествуют о трагических событиях? Им прямо-таки доставляет удовольствие выписывать гадости! Некрофилы натуральные!

Петренко в сердцах отшвырнул «Королевско-королёвский вестник».

– А вы обратили внимание, Сергей Иванович, – осторожно спросила Варя, – на совпадающие детали?

– Самоубийство и включенный компьютер? Естественно! Ну, и что из этого следует?

– А вы еще почитайте. Девушка подала начальнику третий листок, совсем уж непотребного вида – на первой его странице в аляповатом коллаже сплелись блондинка с ножом (с ножа и ее удлиненно-вампирских зубов капала кровь), зеленый инопланетянин и расхристанный труп.

Петренко брезгливо повертел газетенку в руках.

– Что, там опять суицид?

– Да.

– И снова при включенном компьютере?

– Именно.

– Когда дело происходило? – нахмурился полковник. – Где? Кто жертва?

– Когда – в нынешнем месяце, точнее не сообщают. Где – в вашем любимом городе Питере, на канале Грибоедова, прошу заметить. Квартира опять-таки, судя по адресу и описанию, роскошная. Жертва – снова молодой человек, точный возраст не указан, тоже проживал в одиночестве (родители – дипломаты, работают в Африке). И вновь, как вы верно предположили, включенный компьютер…

– Только не надо мне говорить о «вэ-шестьсот шестьдесят шесть», – с нескрываемым сарказмом промолвил Петренко.

«Вирус V-666» был уткой, придуманной газетчиками еще в девяностые годы двадцатого века, и комиссии тогда пришлось потрудиться, чтобы выявить, кто первым запустил в обиход этот бред, а также дезавуировать негативное влияние слуха на массовое сознание. А страшилка, которая в то время охотно тиражировалась журналюгами, заключалась в следующем: появился, дескать, компьютерный вирус-убийца. В вирусе, мол, ровно 666 байт, и воздействует он непосредственно на психику того человека, в чей компьютер попадает. На просторах СНГ от V-666, – без зазрения совести врали писаки, – уже умерло то ли сорок шесть, то ли шестьдесят шесть человек, подпадших под зловредное вирусное излучение через экран собственной ЭВМ…

– И про «двадцать пятый кадр» вам не рассказывать? – с усмешкой, в тон начальнику, поинтересовалась девушка.

– И слова такого не вздумай произносить!

На примере одной из самых удачных мистификаций двадцатого века теперь учили молодых сотрудников – а работа по проверке данного факта явилась одним из первых дел комиссии, созданной Хрущевым. Бред про «двадцать пятый кадр» опровергли и наши, и американцы, причем многократно: исследования показали, что он на деле никакого воздействия на людей не оказывал. Больше того: сам Джеймс Вайкери, «изобретатель» двадцать пятого кадра, через пять лет после своего «открытия» заявил, что результаты эксперимента он сфабриковал (это, однако, не помешало ему продать свою методику доверчивым рекламным агентствам и стать богаче на несколько миллионов долларов). И все же до сих пор предприимчивые молодчики впаривали негодную методологию «двадцать пятого кадра» доверчивым студентам, желающим враз выучить все науки, и не менее доверчивым политикам, пытающимся вмиг поправить свой пошатнувшийся рейтинг…

– В компьютерах вообще никакого «двадцать пятого кадра» нет, изображение строится на других принципах, – на всякий случай пояснила старший лейтенант Кононова, по образованию программист, по призванию хакер.

– Да знаю, знаю, – отмахнулся полковник. – Что ж тогда ты этими писульками заинтересовалась?

– Совпадения странные, – пояснила Варя. – Не ровен час, кто-то из журналюг заметит, раздует вселенский шум – надо обеспечить легенду. И потом: а вдруг, товарищ полковник, появилось что-то? – с оттенком мечтательности проговорила Варя.

– Да, вот именно… а вдруг… – пробормотал полковник.

Он-то знал, что разработка способов дистанционного воздействия на психику и интеллект (в том числе и через компьютер, конечно) идет и в наших засекреченных лабораториях, и в научных центрах вероятного противника. Пока, если судить по тем сведениям, что до него доводились в ежемесячных совсекретных бюллетенях, никто: ни наши, ни американцы, ни китайцы, ни израильтяне – ощутимых результатов в данной области не достиг. Но действительно: а вдруг? Вдруг у кого-то получилось? Вдруг вирус, воздействующий через компьютер на оператора, наконец создан? И по неосторожности или злому умыслу вырвался из засекреченных лабораторий на свободу? Или его (что еще хуже) сотворил гений – маньяк-одиночка? И начал использовать в собственных корыстных целях?

Петренко откинулся на спинку кожаного начальственного кресла и смежил веки. А после минутного раздумья промолвил:

– Проверь, Варя.

– Хорошо, – кивнула девушка.

– За тобой никаких «хвостов» не висит?

– Никак нет, товарищ полковник.

– Тогда набросай план расследования и оформляй командировку в Питер. В Москве и Королеве поработаешь без командировочных. Хорошо бы к Новому году уложиться.

– Слушаюсь, товарищ полковник. Готова приступить хоть завтра.

– Завтра – суббота.

– Какая разница?

Петренко хотел было спросить, а когда Варя думает рождественские подарки покупать, да вовремя прикусил язычок.

В этом году один за другим умерли Варины родители: сперва отец, генерал в отставке, а вскоре, в одночасье, и мама. Девушка, единственная дочка в семье, нежно любила обоих и теперь очень тосковала. А парня у нее то ли не было, то ли она его не афишировала… И жила она, некстати вспомнил полковник, примерно в тех же условиях, что и трое погибших: в роскошной генеральской (пятикомнатной, кажется) квартире на Новослободской.

Совсем одна.

* * *

Была ли Варя влюблена в своего начальника?

Полковник Петренко, умный, немногословный, красивый, похожий на слегка постаревшего Андрея Болконского (каким она себе литературного героя представляла), конечно, занимал ее мысли. Он был прекрасным командиром и товарищем, но если она и была в него влюблена, то совсем чуть-чуть. Во-первых, Варя являлась правильной девушкой (и даже чересчур правильной, как она сама о себе начинала подумывать), чтобы заводить романы на службе. А во-вторых, полковник слишком уж трепетно относился к своим «девочкам», как он называл жену и дочку. Покушаться на их общее счастье было бы просто неприлично.

Беда заключалась в том, что у Вари сейчас вообще не было никого. Потенциальных поклонников отпугивали, как она сама анализировала, ее ум, прямота, да и почти кустодиевские красота и сила. Редко кто из мужчин с самого начала и добровольно согласится на заведомо подчиненную роль, поэтому слишком много у девушки было хороших друзей-партнеров – по совместным автопутешествиям, тренировкам, походам на байдарках – и слишком мало любовников, а еще меньше возлюбленных. И наступающий Новый год она опять собиралась встречать не в романтическом путешествии или хотя бы шампанским с кем-то тет-а-тет, а в старой, еще студенческой, компании на даче у приятеля. Подружки, конечно, обещали привести для нее нового ухажера, но девушка изначально не питала никаких надежд и заранее предчувствовала очередную пустышку.

Поэтому когда она увидела капитана Федосова… На следующий день, в субботу, двадцатого декабря, Варвара поехала на Плющиху поговорить с участковым того района, где жил (и скончался) муж своей знаменитой жены Антон Рутков. И когда она зашла в его кабинет, и капитан с улыбкой поднялся ей навстречу, в груди у Вари екнуло, сердце дало мгновенный сбой и сладко потеплело в низу живота. Капитан Борис Федосов был высоченным, широкоплечим – настоящая косая сажень! – а рукопожатие его мощной длани оказалось бережным – он словно погладил ее ладонь. И глаза его при виде девушки загорелись, уста залучились улыбкой…

Варя представилась, села в предложенное кресло и даже начала задавать вопросы о покойном Руткове, но мысли ее – в кои-то веки! – витали совсем не вокруг работы. Федосов ее поразил. Околдовал. Пленил. Убил. Не было больше бесстрастного компетентного специалиста Варвары Кононовой. Осталась одна лишь женщина. И как ни старалась Варя смотреть в сторону, взгляд ее то и дело спотыкался о роскошные, сочные губы капитана… о его небрежную челку… сильные плечи… И в голове билось: «Нравлюсь ли я ему? А если нравлюсь – не слабак ли он, не трус ли? Последует ли продолжение? Пригласит ли он меня куда-нибудь? И не потеряю ли я „очки“, если приглашу его сама – куда-нибудь в совершенно невинное место, скажем, сыграть партию в теннис? Или можно наврать, что не хватает партнера для боулинга…»

Но капитан Федосов о Вариных терзаниях, кажется, и не подозревал.

– А что это соседей заинтересовало какое-то банальное самоубийство? Да еще в собственный праздник? – с улыбкой поинтересовался он. Место работы Вари, естественно, являлось легендированным: никто в целом свете, кроме узкого круга высшего руководства страны, не должен был знать даже о самом существовании комиссии, поэтому сейчас (как, впрочем, почти всегда) девушка выступала под прикрытием: согласно документам, ее звание – старший лейтенант ФСБ.

– А я водку не пью, вот и решила поработать, – бесхитростно улыбнулась в ответ Варвара. – И чтобы пресечь дальнейшие расспросы о том, почему чекистов заинтересовала обычная бытовуха, переспросила: – А вы уверены, что Рутков покончил с собой?

– Патологоанатом – лучший диагност, – развел руками Федосов. – А судмедэксперты своего заключения еще не выдали, поэтому отказ о возбуждении дела за отсутствием состава преступления еще, насколько я знаю, не оформляли. Но, по-моему, никаких оснований возбуждать дело и нет. Судите сами, Варя: на трупе следов насилия, не связанных с падением с высоты, не обнаружено. Тело лежало на животе – характерная поза для самоубийц. Да и квартира закрыта, никаких следов пребывания посторонних в помещении не обнаружено. Нет здесь темы, чтоб дело возбуждать. А у вас что, имеются другие данные?

Варя, изо всех сил пытавшаяся обрести свойственное ей всегдашнее хладнокровие, сделала вывод о Федосове: «Умен. Хитер. Знает себе цену». Она отдала должное незаметным попыткам капитана все-таки выведать, с чего вдруг смежники заинтересовались гибелью Руткова. Но пояснять ничего не стала (хотя наготове имелась, конечно, сочиненная легенда), ответила вопросом:

– В гибели Руткова есть у его супруги интерес?

– Разумеется. Но у нее стопроцентное алиби: весь вечер и ночь она провела на телевидении. Шел прямой эфир с участием ее подопечного… Этого, ну, сладкоголосого певца…

– Иоанна… – подсказала Варя. – Но, может, Руткова мужу своему угрожала, давила на него, издевалась? Не лично, а на расстоянии, например, звонила… Или письма электронные писала?

– Вы же знаете: доказать доведение до самоубийства очень сложно. А что, у соседей есть в этом интерес?

– Никакого интереса обвинить госпожу Руткову у нас нет, – жестко ответила Варя. – А вот, скажем, компьютер покойного вы изучали?

– Лично я – нет. Но опер из следственной бригады просмотрел, что там. Компьютер ведь был включен в момент происшествия.

– В электронный почтовый ящик покойного заглядывали?

– Насколько я знаю, нет. Из Сети покойный перед своим последним полетом вышел. Пароля у нас, естественно, не имеется.

«А мне пароль не нужен, – подумала Варя. – И еще чрезвычайно интересно, на какие сайты Рутков перед гибелью заходил. Мне бы только до его компа добраться…»

– Пойдемте, посмотрим квартиру Руткова, – без особой надежды на успех предложила девушка.

– Как? – усмехнулся коллега. – Жилье закрыто, дверь стальная, тем более ордера у вас, как я понимаю, нет.

– А телефон госпожи Рутковой у вас имеется?

– Конечно.

– Я запишу.

«По делу наш разговор с участковым подходит к концу, – мелькнуло у Вари. – А что насчет не по делу? Неужели он не понял, не допер, что нравится мне? Или понял – но не решается? Или, – больно кольнуло в грудь, – я его совсем не впечатлила? И он и не собирается никуда меня звать?»

Записав номер супруги погибшего, девушка проговорила:

– Что ж, тогда у меня к вам все. – Но помедлила, вставать из кресла не спешила.

– Хорошо, – кивнул Федосов и поднялся – проводить ее.

«Вот ведь чурбан бесчувственный!» – вздохнула Варя про себя.

Придется ей тоже вставать.

Капитан обогнул стол и протянул девушке руку.

– Спасибо за помощь, – сухо проговорила она.

По логике, нужно было улыбнуться. Загадочно облизнуть губы. Вроде как случайно коснуться его плеча… Но Варя стояла недвижимо – а сердце ее разрывалось на части.

– Приятно было познакомиться, – молвил участковый, снова нежно обнимая ее кисть своей лапищей.

А потом случилось неожиданное: он за руку притянул Варю к себе. Другая рука вдруг легла ей на талию и притиснула. Его глаза оказались совсем рядом, чуть выше уровня ее глаз. Они смеялись.

– Что вы делаете? – ошеломленно пробормотала девушка.

– А я влюбился в тебя, – нагло прошептал Федосов и попытался поцеловать в губы.

Варя дернулась и вырвалась из его объятий.

Капитан не стал повторять приступ. Стоял на том же месте с безвольно опущенными руками.

– Я не могу так сразу! – то ли прошептала, то ли выкрикнула Варя. И залилась краской, поняв, что своей фразой с головой себя выдала.

– Ох, девчонки-девчонки… – вздохнул Федосов. – Зачем вам эта постепенность? Ну, хорошо: буду ждать тебя сегодня в девять вечера в боулинге «Шарики-ролики».

– Вы мне одолжение делаете? – прищурилась Варя.

– Свидание назначаю, – спокойно парировал капитан. – Я же говорю: влюбился в тебя.

– А если я сегодня вечером занята?

– Постарайся освободиться, – проговорил мужчина.

И было в его взгляде что-то такое… заставлявшее безоговорочно исполнить приказ…

– Ровно в девять, – повторил Федосов. – Дорожку я закажу.

– Я, конечно, постараюсь, – пробормотала Варя, – но ничего тебе не обещаю.

Когда Варя вышла из кабинета участкового на свежий воздух, лицо ее горело. Печальные снежинки не спеша падали на серый асфальт. Их было мало, они были не уверены в своих силах. Земля стояла голой, настоящего снега не предвиделось. Варвара несколько раз, пытаясь успокоиться, глубоко вдохнула сырой, насыщенный углекислотой, столичный воздух. Через несколько минут ей наконец удалось привести чувства и нервы в порядок и переключиться на расследование.

Предстоял разговор с вдовой Руткова – разговор в любом случае непростой.

Дозвонившись продюсерше на мобильник, Варя представилась:

– Вас беспокоит дознаватель, капитан милиции Варвара Конева.

Милицейские «корочки» с оперативным псевдонимом «Конева» являлись еще одним прикрытием Варвары. Порой совершенно не нужно, чтобы подозреваемые знали, что ими интересуется ФСБ.

– Что вы хотели? – резко бросила вдова.

Варя решила играть в открытую.

– Мне нужно осмотреть квартиру вашего покойного мужа.

– Зачем?

– Мы должны решить, возбуждать ли уголовное дело по факту гибели гражданина Руткова. Чтобы написать отказ в возбуждении дела, я должна быть уверена, что ему никто… м-м-м… не помогал прыгнуть.

Варя загадала: если Руткова ни в чем не виновна, она должна пойти навстречу. Впрочем, какие уж тут особенные загадывания? Обычная психология. Никто не хочет, ни невиновный, ни, тем паче, тот, кто в смерти замешан, чтобы открыли уголовное дело по факту гибели близкого человека. А Варя натурально шантажировала вдову: покажешь квартиру – закроем дело, нет – пеняй на себя.

Однако та сухо ответствовала:

– А у вас есть ордер на обыск?

– Нет, – не стала лукавить Кононова. – Я надеюсь на ваше добровольное сотрудничество.

– Боюсь, что у меня нет для вас времени. И в ближайшие две недели не будет.

– В таком случае я возбуждаю по факту гибели вашего мужа уголовное дело, – еще раз надавила Варя.

– Ваше право.

Девушке показалось, что ледяной голос Рутковой все ж таки дрогнул. Значит, ей настолько не хочется пускать милицию в жилье супруга, что она готова даже на расследование согласиться, лишь бы избежать осмотра квартиры – или хотя бы отсрочить его.

– Раз мы откроем дело, – продолжила Варвара, – будет и ордер на обыск. И вам к тому же придется являться к нам на допросы.

Но и третья попытка убедить вдову показать квартиру по-хорошему успехом не увенчалась.

– Что ж, если будет повестка, тогда и поговорим, – до невозможности сухо откликнулась Руткова.

Положив трубку после разговора с продюсершей, Варя подумала: «Держу пари, она виновна. Но как она могла убить собственного мужа, если у нее самой был прямой эфир? И в квартире – никого посторонних не было?»

Впрочем, перед Кононовой, как сотрудницей комиссии, не стояла задача непременно изобличать Руткову. Пока ей требовалось просто покопаться в компьютере покойного. Ну и что делать?

За несанкционированный обыск по головке никого не гладят. Если, конечно, начальству вдруг становится известно, что сотрудник к подобному причастен. Но Варя надеялась, что, во-первых, сумеет проникнуть в квартиру Руткова незаметно, а во-вторых, Петренко, даже если до него дойдет информация, взыскание Варе точно объявлять не станет. Что не дозволено быку (милиционерам и даже фээсбэшникам), дозволено Юпитеру (то есть комиссии).

Пробраться в подъезд мимо консьержа для подготовленного человека (каковым, разумеется, была Варя) труда не составляет. Потом, конечно, пришлось повозиться со стальной дверью в квартиру Руткова, но специнструмент не подвел. Осадок на душе, правда, оставался – Варя не любила действовать незаконными методами. Но еще неприятнее стало после того, как она тщательно обследовала все три комнаты, где проживал убитый, и никакого компьютера там не обнаружила. Хотя незапыленный прямоугольник на полу, где раньше стоял системный блок, имелся и более светлый кусок обоев позади него – тоже.

Когда Варя выскользнула из квартиры Руткова, она уверилась в обоих своих интуитивных предположениях: во-первых, в преступлении замешана вдова; а во-вторых, компьютер сыграл в нем особую, если не ключевую, роль.

Планируя сегодняшний день, Варя думала, что, если у нее останется время после изучения обстоятельств самоубийства Руткова, она сразу рванет в Королев – осматриваться там, где погиб второй фигурант. Но, когда вышла из дома самоубийцы, подумала: «Какого черта? Я что, автомат? Боевая машина? У меня сегодня вечером, между прочим, свидание!»

При мысли о нежно-сильных руках Бориса Федосова сладко заныло сердце. И почему-то появилось предощущение если не счастья, то, по крайней мере, удачи.

На первых порах предчувствие ее не обмануло: несмотря на то, что Новый год на носу и все мастерицы красоты завалены работой, оказалось, что у Вариной маникюрши, пользовавшей еще ее покойную маму, как раз сейчас случайно появилось «окошко». А в салоне к тому же выяснилось, что и косметологиня может ее принять. После процедур у Вари хватило времени заехать домой, чтобы переодеться.

Поэтому к боулингу «Шарики-ролики» Варя подходила во всеоружии, гордая и довольная собой.

Огромный и обаятельный участковый ждал Варю в баре.

Он заказал ей «Мохито» – «для разминки». Чувственно и нагло оглядел ее с головы до ног: блузка, какой бы просторной ни была, не скрывала ни большую грудь, ни мощные плечи, ни красивые руки, – и присвистнул:

– А ты хороша!

Варя оставила комплимент без ответа.

– Сейчас выпиваем по коктейльчику – и на дорожку, – распорядился капитан.

Девушка поняла: красавец-мент любит доминировать. Наверное, это характер, да и род занятий играет свою роль. Беда заключалась в том, что Варя не любила подчиняться.

– На вашем месте, – заметила девушка, отхлебнув «Мохито», – я не торопилась бы закрывать дело о самоубийстве Руткова.

– Как выпьем, говорим о работе, да? – нагловато усмехнулся Федосов, но все-таки переспросил: – А почему все же такое внимание к бедному самоубийце?

Варя знала: милиционеры и прокурорские работники не могут оставить без внимания мнение «старших братьев» из ФСБ.

– Я разговаривала с вдовой, и она явно нервничает. А еще, по информации из наших специсточников, нам известно, – она, конечно, не стала признаваться в своем проникновении в жилище погибшего, – что из квартиры самоубийцы пропал компьютер. Скорее всего, его вывезла вдова. Спрашивается, зачем? И почему столь спешно?

– Улики косвенные, – возразил Федосов. – О-о-очень даже косвенные!

«Вот так у нас с ним всю дорогу и будет, – подумала Варя, – сколько бы она, эта дорога, ни заняла, пусть даже один сегодняшний вечер: постоянное соревнование, дуэль. Что ж, пока мне такое положение скорее нравится. Чуть не впервые – герой мне достался по силам».

– Но их нельзя не учитывать, правда? – надавила она. – И хотя бы допросить Руткову стоит, как ты думаешь?

Вопросы Варя специально поставила в такой форме, что на них мог быть один ответ: да. Однако капитан с ней, может, внутренне и согласился, но промолчал. И девушке пришлось добавить:

– А когда вдову станут допрашивать, пусть ей зададут, между делом, вопросы о компьютере покойного. Куда он делся? И какой, кстати, у Антона Руткова был электронный адрес?

– Ну, раз ты настаиваешь – поможем в твоем лице славным соседям, – кивнул капитан. – Тем более нынче ваш профессиональный праздник. Но ты на поддавки по такому случаю не надейся. Пошли, наша дорожка – пятая.

– Минутку… – Варя достала лейкопластырь и обернула три пальца на правой руке, спасая свежий маникюр.

– О, как у тебя все серьезно! – слегка насмешливо воскликнул мужчина. – Да ты, наверно, чемпион!

– Пока еще нет, – пробормотала Варя.

Первые же броски показали, что Федосов, впрочем, как и Варя, играет безыскусно. Не было в их арсенале крученых ударов, да и точность порой оставляла желать лучшего. Однако силушкой бог не обидел обоих, и когда самый тяжелый, «шестнадцатый», шар врезается на скорости тридцать километров в строй кеглей – те разлетаются, даже если попадаешь не совсем точно. И уже в первой, пристрелочной, партии оба сделали по куче «страйков», выбили каждый больше ста пятидесяти очков, и за их спинами стали собираться официанты, обслуга, да и игроки с других дорожек то и дело глядели на двух гигантов, раз за разом сметавших кегли с поля.

– Во дают! – заслышала Варя уважительный голос хрупкого паренька, соседа по дорожке. – Прям битва титаников!

А девушку захватил азарт борьбы. Она уже не думала – как частенько забывала думать и раньше при общении с молодыми людьми – о кокетстве, флирте, жеманности. Она стала сама собой: женщиной, нацеленной на выигрыш, на успех – любой ценой. Только один раз, когда Варя добила практически невозможный «спэар» и вырвала концовку партии, радостно вскинув затем вверх руки, Федосов вполне по-дружески обнял её и поцеловал, от этого всё тело девушки словно окутало наэлектризованное поле любви.

Оба уступать не хотели, и за три часа игры счет по партиям оказался равным: четыре – четыре. И Варя, в кураже, в азарте настаивала:

– Давай еще одну, на победителя!

– Лучше оставим до следующего раза, – рассудительно молвил Борис, – хотя бы для того, чтобы был повод встретиться.

Они оделись в гардеробе и сели в машину Федосова – «Форд», довольно не новый. Капитан завел мотор, включил печку и, словно об обыденном деле, спросил:

– Ну, к тебе или ко мне?

И Варю мгновенно обдало холодом. Вопрос был, конечно, вполне естественный и логичный. И любая другая, обычная, женщина ответила бы на него притворным гневом, кокетливым смехом, лукавым взглядом… Варвара же на полном серьезе отрезала:

– Ни к кому! Если подбросишь меня до дома – буду тебе признательна. Если нет – поймаю такси.

Не готова она была так быстро впустить его – в свое сердце, в свое тело, в свою душу!

Федосов, может, и обиделся, но виду не показал. Довез как миленький до дома, и они обменялись номерами мобильников. Капитан помог Варе выйти из машины и поцеловал ручку. И сказал, что позвонит.

* * *

Неизвестно, из каких соображений к названию платформы Подлипки Ярославской железной дороги добавили определение «Дачные». Сто лет здесь уже никаких дач не водилось. Может, подумала Варвара, наименование было одной из составных частей легенды прикрытия нашего космического проекта – который, как известно, творился именно здесь, в обстановке строжайшей секретности.

В утренней воскресной электричке было полно лыжников – несмотря на захудалую зиму, в лесах снег все ж таки нападал. Однако ехали туристы дальше – в Монино, или, на худой конец, в Валентиновку.

А Подлипки, хоть и Дачные, выглядели явным городом. По подземному переходу сновали люди. Старушка, очень древняя и морщинистая, разложила на асфальте на клееночке нехитрую галантерею: спички, туалетную бумагу, салфетки, мыло. Варя дала ей двадцать рублей – просто так, старушка просияла: «Спасибо, дочка!»

В серых пятиэтажках светились окна. Улица вывела Кононову (вчера она пробила адрес по «гугловской» карте) к новейшему, щегольскому, дому, снисходительно возвышающемуся над округой, словно юная девушка-модель, по недоразумению попавшая в толпу простых работниц.

Варя обошла дом по периметру. Пентхаусы под крышей казались нежилыми.

Здешнего участкового на месте не оказалось (еще бы, воскресенье!), к тому же и мобильник его молчал. В отделении милиции не нашлось оперов, выезжавших на недавнее происшествие, а уголовное дело по факту самоубийства здесь возбуждать не стали – слишком уж очевидным оказался суицид. Пришлось оставлять ментам свои визитки («ФСБ, старший оперуполномоченный Варвара Кононова» – значилось в них) и просить, чтобы участковый и опера ей по возможности срочно позвонили. Единственным, что ей толком удалось разузнать в милиции, были имя самоубийцы – Александр Барсуков – и его полный адрес.

Варя вернулась к дому на улице Циолковского. Ей очень хотелось как можно быстрей проверить свои подозрения. И – а что оставалось делать! – она второй раз за уикенд незаконно проникла в чужое жилище.

Квартира Александра Барсукова оказалась воистину роскошной, полной новомодной техники: здесь и домашний кинотеатр, и хай-энд-проигрыватель, и навороченная кофеварка, и даже измельчитель мусора и дистанционно управляемые жалюзи. Кроме того, юный хозяин явно страдал нарциссизмом: во всех шести комнатах имелись его фотографии, а в спальне так даже написанный маслом портрет: смазливый, явно себялюбивый, хитрый и капризный мальчик с длинными белокурыми волосами. Может, душа Вари очерствела, но ей отчего-то не было его жалко.

Девушка последовательно обошла все шесть комнат, коридор и кухню. И убедилась – хозяин явно фанател от бытовой техники. Однако нигде в квартире не обнаружилось компьютера. Ни стационарного, ни ноутбука – никакого. Впрочем, чего-то подобного Кононова как раз и ожидала.

Вопрос: кто похитил его из квартиры Барсукова? И кто унес комп из квартиры Руткова? Ясно одно: компьютеры не могли испариться по воле особенного виртуального вируса. Или в результате какого-то другого чуда. В их исчезновении явно замешаны вполне земные силы. А значит, получалось, что комиссии, по большому счету, расследовать здесь нечего.

Но загадка-то оставалась. И отсутствие обоих компов наводило на мысль о сокрытии улик преступления. Или даже, точнее, – на сокрытие орудия преступления. Но как с помощью компьютера можно принудить человека к суициду? Неужто действительно кто-то создал особую программу, запустил в ЭВМ несчастных убийственный вирус? Кто? Почему? И как он достиг успеха? Вот эти вопросы комиссию как раз интересовали.

Чтобы путешествие в подмосковный город Королев не оказалось совсем уж малорезультативным, Варя занялась нудной, достойной милицейского опера работой: отправилась в поквартирный обход, и тут снова ей пригодились милицейские «корочки». Однако соседи с нижних этажей, как один, рассказывали о пьянках-гулянках в квартире лоботряса Барсукова, об ужасном запахе, доносившемся с его этажа в течение нескольких дней (перед тем, как был найден труп). Но никто не мог указать, с кем конкретно дружил покойный и кто бывал в его квартире, а главное – с какой такой девушкой, вроде даже женой, его видели в последнее время. Никто из соседей не переписывался с покойным по Сети, никто не знал его и-мэйла.

В поисках виртуальных следов Барсукова девушка зашла даже в местное интернет-кафе, но и там никто ничего не ведал о самоубийце.

Уже стемнело, когда Варя – практически несолоно хлебавши – отправилась на электричку. День прошел, можно сказать, впустую. «И правильно, – ехидненько прокомментировал ее внутренний голос, – по воскресеньям нужно не за виртуальными призраками гоняться, а отдыхать. Или в крайнем случае хлопотать по хозяйству».

Однако когда девушка вышла на Ярославском вокзале, она вместо того, чтобы последовать совету внутреннего голоса и заняться собой и (или) домашними хлопотами, перешла на Ленинградский вокзал и купила билет до Питера на сегодняшний ночной поезд.

«Хм, в последнее время я часто стала совершать импульсивные поступки, – с неудовольствием подумала она. – Что-то, вероятно, со мной не так… Может, оттого, что по родителям скучаю? И Борис, как назло, не звонит…»

* * *

В купе, предназначенное для женщин (на железной дороге появилось такое новшество), Варя пришла первой. Скинула дубленку, шапку, устроилась – и тут накатило… Вспомнились папа и мама, и как они впервые, все вместе, ездили в Питер. Ехали втроем в одном купе, и им никого не подселили, и папа был весел, много шутил и даже разрешил дочурке отхлебнуть пива, а потом они полночи с мамой вели шепотом задушевные разговоры, и за окном, как и нынче, была зима, и летели мимо станционные огни… Варе даже показалось – вдруг сейчас откроется дверь, и войдут мама с отцом, дышащие морозом, родные, веселые… Слезы навернулись Варе на глаза. Тут как раз первая попутчица явилась – холеная бизнес-леди с презрительно поджатыми губами, и девушка не выдержала, убежала в туалет. Ей не хотелось, чтобы кто-то увидел ее слезы, да еще бы и утешать начал…

Когда Кононова умылась и привела себя в порядок, Ленинградский вокзал уплыл в сторону, и застучали колеса. Слава богу, в туалет никто не ломился, все привыкли, что на стоянках пользоваться им нельзя.

Девушка вернулась в купе и, избегая дорожных знакомств и разговоров, забилась на верхнюю полку. Но все равно: было ужасно жалко себя и хотелось плакать. И от того, что мамы с папой больше нет с нею и никогда не будет… И потому, что дело «самоубийц с компьютером» никак не вытанцовывалось… И потому, что проклятый капитан Федосов ей так и не позвонил…

* * *

В Питере было теплее, чем в Белокаменной: на вокзальном термометре всего-то минус один. Но из-за ледяного ветра, что гулял по проспектам и дул практически отовсюду, казалось в десять раз холоднее. Поэтому Варя сочла за благо нырнуть в троллейбус «десятку»: она еще со времен той поездки с мамой-папой помнила, что этот маршрут проходит через весь Невский.

За немытыми и запотевшими окнами троллейбуса скорее угадывались, чем были видны, красоты Северной Пальмиры: Аничков мост с конями, дворец Белосельских, крутой и радостный изгиб так и не замерзшей, зябкой Фонтанки… В саду близ памятника Екатерине светилась елка. У Гостиного сновали люди.

Варя вышла из троллейбуса. Отворачивая нос от ветра, пересекла Невский, а потом – опять неожиданно для себя! – вдруг зашла в Казанский собор. Зашла – и помолилась Богоматери: не о деле, не о службе, не о Борисе и даже не о покойных родителях, а просто о том, чтобы все было хорошо.

И непонятно, то ли помогла молитва, то ли светлая полоса сменила черную, но в Питере Варваре все стало удаваться как по маслу.

Для начала ее очень радушно встретили в местной милиции. Опера в кабинете, куда ее направил дежурный, не выказали никакой неприязни ни по поводу того, что она – чекистка, ни из-за того, что она – москвичка. Усадили пить чай, стали рассказывать о происшествии на канале Грибоедова. Оба тоже оказались старлеями, обоих звали Максимами (один – Шадрин, другой – Бароев), оба даже моложе Вари и – на полголовы ее ниже. Впрочем, мужское начало так и кипело в парнях, прорываясь в слегка неуклюжей галантности и рискованных шуточках. И Варя мимолетно подумала: не потому ли она пошла служить, что в среде силовиков еще остались чуть ли не последние в стране настоящие мужчины – на фоне прочих хлюпиков и нытиков?

Два Макса рассказали Варе, что уголовное дело по факту самоубийства двадцатилетнего Артема Веретенникова, студента университета, все-таки возбудили (первое из трех, подумала девушка). Однако дело открыли не потому, что сами обстоятельства его смерти вызывали вопросы. Нет, суицид казался, что называется, некриминальным: студент наглотался снотворного, улегся в ванну, а когда от таблеток потерял сознание, захлебнулся. Экспертиза не обнаружила на теле покойного никаких следов насилия или борьбы. К тому же он оставил собственноручную записку. Варе продемонстрировали ее фотокопию: «Мама, папа, мои родные, простите меня и прощайте! В моей смерти можно винить только меня самого». Расследование начали потому, что отец Веретенникова был дипломатом, недавно назначенным послом в одну из африканских стран, и имел выходы на Смольный и на Белый дом. Но главной причиной была другая: как оказалось, в квартире, где жил студент, хранилась небольшая, но чрезвычайно ценная коллекция картин русского авангарда. Веретенников-дед, известный искусствовед, в свое время составил свое собрание буквально за гроши, теперь же оно стоило миллионы. Долларов, разумеется. Так вот коллекция – в нее входили и Кандинский, и Ларионов с Гончаровой, всего шесть полотен – исчезла.

Потрясенная Варя воскликнула:

– И родители оставили пацана-студента одного в квартире с дорогущими картинами!

Э, не так все просто, объяснили оперативники. Самое ценное на время отсутствия родителей было на всякий случай уложено в домашний сейф. Правда, Артем знал его код, но, во-первых, неподалеку проживала бабушка парня, которая навещала его чуть ли не каждый день, а во-вторых, мальчик он был очень положительный: ни гулянок, ни подозрительных знакомств.

– Порой с тихими домашними мальчиками происходят самые большие неприятности, – заметила Варя. И ее новые знакомцы-опера поспешили с ней согласиться.

О том, что сам парень как-то замешан в краже, продолжали рассказ милиционеры, свидетельствует тот факт, что не тронуты ни замки в квартире, ни замок сейфа, где хранились полотна. Жильё было на милицейской охране – но сигнализация не срабатывала, и на окнах нет следов взлома. Словом, пацан, несчастный этот Артём, получается, сам впустил злоумышленника(ов) в квартиру и сам отдал ему (им) картины.

– Вы, конечно, отрабатываете связи убитого, – не вопросительно, а утвердительно заметила Варя. Никаких в том сомнений не могло и быть.

Естественно, оба Макса их отрабатывали. Но ровным счетом ничего пока, увы, не нарыли. Юноша был человеком замкнутым, «ботаником», почти отличником, и, казалось, ничто, кроме наук, Артема не интересовало. Единственный его друг, такой же, как он, студент-отличник, абсолютно вне подозрений. Самое ужасное преступление, на которое способен тот дружбан, как ехидненько заметил один из оперов, это задолжать книги в университетскую библиотеку.

– А девушки? – заметила Кононова.

– Вот! – воскликнул второй опер. – Совершенно центрально замечено!

Да, подтвердил первый Макс, появилась в жизни Артема в последнее время женщина. И, возможно, бывала в его квартире, но… Такое впечатление, что он ее ото всех скрывал. Во всяком случае, ни бабушка, ни его ближайший друг девушку ни разу не видели, не разговаривали с ней. Даже не знали о ее существовании! Видели только соседи – невзначай, мельком, со спины. Помнят только, что высокая и, кажется, брюнетка. Субъективный портрет не составишь.

– А вы работали с компьютером погибшего? – задала Варя ключевой для себя вопрос.

Опера переглянулись.

– Просматривали файлы, – заметил один.

Кононова чуть не подпрыгнула на месте с радостным криком: «Так комп не пропал!» – но сдержалась и продолжила слушать милиционеров.

– Ничего криминального в компьютере Веретенникова не оказалось, – подтвердил второй. – Обычный набор: игрушки, рефераты, фотки, научные книги… Ну и порнушка. Так ведь какой подросток нынче без порнушки!

– А почтовый ящик вы смотрели?

Милиционеры переглянулись снова.

– Как бы мы его посмотрели? – вытаращился один. – Он же запаролен!

Варвара отставила чай и решительно встала.

– Пойдемте.

– Куда?

– Я должна поработать с компьютером парня. Прямо сейчас, пока не поздно.

Видимо, голос девушки прозвучал настолько решительно, что оба милиционера тоже немедленно поднялись.

В иных обстоятельствах Варя, и сама не обделенная жильем, все равно, наверное, позавидовала бы квартире Веретенниковых: тихое место с видом на канал Грибоедова, по-дореволюционному высоченные потолки, десятилетиями налаженный быт: напольные часы с боем, абажур с кистями, сервант красного дерева. Всюду картины в золоченых рамах – не такие, видимо, ценные, как похищенные, но вполне достойные… Только сейчас на серванте возвышался огромный фотопортрет с черным бантом на боку: застенчивый мальчик с милой улыбкой…

Их встретила мать: она выглядела, как сомнамбула, и почему-то все улыбалась тонкими губами.

– Я не могу уделить вам много времени, – светски предупредила она гостей, – папа слег, мне надо везти ему передачу.

– Нам бы только посмотреть компьютер Артема, – поспешил один из Максов.

– Пойдемте. Конечно, Тема был бы ужасно недоволен, если б узнал, что вы рылись в его файлах, но теперь… – Губы женщины задрожали. – Темы уже нет, – с трудом выговорила она, и по щекам заструились слезы, – поэтому он, наверное, не рассердится… Ах, извините! – Она прижала руку к глазам и выбежала из комнаты.

Горе матери пробрало даже обоих Максов. Варя, прикусив губу, чтобы самой не расплакаться, принялась осматривать комнату парня. Там снова был его портрет, и опять с крепом на углу, а кроме того, шарф и плакат «Зенита», плакаты Курта Кобейна, Джимми Хендрикса и группы «Рэд хот чили пепперз». На застланной кровати сидел истрепанный плюшевый мишка. У окна – компьютер с большим экраном.

Варя села к нему. Оба опера застыли за ее спиной. «Или здесь побывал другой преступник, – подумала она, – или он почему-то не смог унести с собой системный блок… Ну, да, у него же руки были заняты картинами… Впрочем, это только догадки…» Пока Варя размышляла, ее пальцы порхали по клавиатуре. Удивилась – похоже, все файлы хозяина сохранились в неприкосновенности. Впрочем, с ними она будет разбираться позже.

Девушка достала из дорожной сумки и подключила к компьютеру Артема внешний жесткий диск. Набрала команду «скопировать все». Информации оказалось не слишком много, не больше пятнадцати гигабайт. Пока она скачивалась, Варвара вышла в Сеть. Появилась приглашающая плашка хозяйского почтового ящика: никаких закидонов, простое а[email protected]. Программа предложила ввести пароль. И Варя, не столько ради дела – она могла бы заняться этим потом, в спокойной обстановке, сколько для того, чтобы произвести впечатление на питерских оперов, вытащила из сумки свой карманный комп, подсоединила его к хозяйскому и запустила программу-дешифратор. Впрочем, ей и самой не терпелось просмотреть содержимое почтового ящика Артема… Через три минуты все было кончено. Дешифратор подобрал пароль, и она вошла в ящик бедного самоубийцы. Девушка почувствовала, как за ее спиной два опера, два Макса, уважительно переглянулись.

Однако… Почтовый ящик юноши оказался пуст. Ни единого послания: ни во «входящих», ни в «отправленных», ни в «черновиках». Кто-то уничтожил всю переписку Артема.

– Это меняет только одно, – пробормотала Варя.

– Что именно? – спросил один из Максов.

– Удлиняет мой рабочий день, – лихо заметила девушка, и форсу в ее фразе было примерно пополам с правдой.

* * *

Варвара распрощалась с операми у подъезда.

Разумеется, она обещала, что все значимые данные, какие добудет, немедля переправит им. Естественно, и сама получила заверения, что Максы будут держать ее в курсе расследования и делиться результатами. А сейчас Кононова искала только тихое кафе – желательно с вай-фай-интернетом – чтобы предаться своему самому любимому (если говорить о службе) занятию: добывать информацию из чужих компьютеров и Сети.

В Северной столице разыгралась поземка: мелкая, резкая, злая. Порывистой ветер кусал за нос, подбородок и щеки. Ни единого человека не видно было на тротуарах вдоль канала, только изредка проскакивали машины мимо. Натянув шапку пониже, а шарф – повыше, Варя добрела до Гороховой. Здесь с общепитом стало веселее, однако наклеек на дверях с вожделенным «вай-фаем» не наблюдалось. И вот наконец такое кафе – чистенькое, в модном экологическом стиле, видать, недавно открытое. И ни единого посетителя внутри.

Варвара немедленно заказала у стойки чайник чая, салат и карточку доступа в Сеть. Уселась на один из стерильно белых диванов. Здесь ей никто не помешает, если только не будут докучать явно не обремененные заботами официантки. Девушка разложила на столе свою аппаратуру: компьютер и внешний диск. Принесли чай и салат.

Крепкий, горячий, сладкий чай прогнал из тела холод, а из головы усталость после ночи в поезде. Варя вошла в Сеть.

После тщательного осмотра вычищенного почтового ящика Артема Веретенникова стало ясно, что уничтожали корреспонденцию извне. Явно какой-то умник-хакер, вломившийся в него так же, как и Кононова, без спроса.

– Ну-ка, посмотрим, кто ты таков… – пробормотала девушка, пытаясь вычислить место, откуда произошло вторжение.

Следы были запутаны. Они гнали ее от одного сервера к другому. Кононовой явно противостоял если не профессионал, то весьма искушенный любитель.

И вот наконец виртуальный адрес мерзавца, опроставшего ящик бедного Артема, был найден. Варвара немедленно запустила программу, определяющую по сетевому адресу физическое местоположение человека.

– Что? – оторвалась она от комментатора и непонимающе уставилась на выросшую рядом официантку. Та во второй раз участливо переспросила:

– Вы совсем не покушали салат. Вам не понравилось?

– Все просто супер! – бросила девушка. – Только не надо больше меня отвлекать, ладно?

Официантка обиженно удалилась. Кононова почти не заметила ее, она предвкушала свою первую маленькую победу, но… Программа-определитель физического адреса высветила явно издевательское: Каймановы острова, город Че-Гевара-град, проспект Ленина, дом 13, квартира 13.

– Ах ты, маленький засранец! – выругалась девушка. Почему-то она не сомневалась – наверное, по низкой пробы шутке с адресом, – что ей противостоял засранец, и именно маленький. – Ну, что ж, – пробормотала она, – мы, как говаривал вышеупомянутый Ленин, пойдем другим путем…

Как известно, полностью уничтожить информацию в компьютере невозможно – если только ты разобьешь жесткий диск на мелкие кусочки или расплавишь его в раскаленном металле. «Но и то еще не факт!» – как восклицал в этом месте своей лекции читавший Варе курс информационной безопасности профессор Зимин. Впрочем, Зимин, конечно, шутил – даже подготовленному человеку восстановить затертые файлы не всегда удается. Но не Варе Кононовой – с ее образованием, опытом и, что греха таить, благодаря почти неограниченным возможностям комиссии. Чего-чего, а новейшего программного обеспечения и кодов доступа к почтовым серверам у спецслужб хватает.

Поэтому через полчаса работы – чай остыл, салат так и остался нетронутым, официантки перестали обращать внимание на большую румяную деваху, неотрывно глядящую в комп, – Варвара восстановила для начала самое последнее электронное письмо, полученное несчастным Артемом. К нему прилагался видеофайл – небольшой, всего около шести мегабайт.

Письмо дошло до адресата в воскресенье, седьмого декабря, в двадцать один час сорок минут.

Тело мальчика нашли, рассказали оперативники, утром восьмого декабря. Жильцы снизу обнаружили протечку, стали звонить в дверь, никто не открывал, связались с бабушкой Артёма, она пришла с ключами, и…

По заключению судмедэкспертов, смерть Веретенникова произошла около ноля часов в ночь с седьмого на восьмое. А до этого, как рассказали Варе питерские опера, он с десяти до одиннадцати вечера все пытался дозвониться – и с домашнего телефона, и с мобильного – до какого-то «левого» сотового номера, зарегистрированного на пенсионерку из Гатчины. Всего звонков насчитали шестнадцать. Парень явно был в отчаянии, но он не позвонил ни бабушке, ни родителям в их далекое посольство, ни своему близкому питерскому другу. Он упорно набирал и набирал один и тот же номер – который ему не отвечал.

Итак… Варя постаралась рассуждать хладнокровно. Значит, он получил письмо, прочел, посмотрел видео, потом начал названивать, не дозвонился и, отчаявшись, напился снотворного и лег в горячую ванну умирать.

* * *

С внутренней дрожью и неожиданной гадливостью Варя открыла последнее полученное Артемом письмо. И, несмотря на то, что она была подготовлена, примерно представляла, что ей предстоит прочесть, текст больно ударил ей по глазам – словно обжигающим кипятком плеснули. Девушка старалась не впускать в себя текст, читать по диагонали, но все равно ей становилось плохо. Ей, постороннему человеку! Что ж тогда говорить о том несмышленыше, кому послание было адресовано.

«Дорогой Артем!

Пришла пора сказать тебе правду. Горькую, но, увы…

Я не люблю тебя. И никогда не любила.

Ты глупец, бедняк, варвар. И мне никогда не было с тобой хорошо. Нигде: ни в жизни, ни в постели. Ты – ноль, деревяшка, полное ничтожество!

И не было у меня никакого мужа, от которого я, влюбившись в тебя, должна была скрываться. Только такой пень и осел, как ты, мог поверить в столь развесистую лажу. Я врала тебе, во всем врала – так было надо. Мне – надо.

Как ты понимаешь, картин своих ты больше никогда назад не получишь. И не увидишь.

Прощай навсегда!

Не любящая тебя и никогда не любившая

Н.

А если ты совсем отупел и до тебя не доходят человеческие слова – можешь посмотреть картинку. Ведь ты, мальчик, любишь забавные картинки!»

Ощущая боль и ужас, Варя бесчувственной рукой, чтобы только побыстрей покончить с этим, запустила приложенный к письму видеофайл.

Там, как она и догадывалась, была порнуха. Самого мерзкого толка, снятая любительской видеокамерой. На пленке были двое. Женщина, довольно молодая, но, на взгляд Вари, очень так себе – брюнетка с чувственными губами и длинноватым носом. Она, совершенно голая, оседлала обнаженного молодого человека – красавчика-блондина – и фальшивым голосом покряхтывала: «Да!.. Так!.. Еще!.. Хорошо!..» Груди ее тряслись, а глаза были широко открыты и, словно издеваясь, бесстыже смотрели прямо в камеру.

Боковым зрением Варя заметила, что официантки, тосковавшие у стойки, переглянулись, и одна из них украдкой повертела пальцем у виска. Кононова вспыхнула и убрала звук. Она бы остановила пленку вообще, если бы не… Если бы не ощущение, что где-то она уже видела и второго участника порнофильма, и интерьер, в котором снималось действо. И тут до нее дошло: да ведь длинноволосый парень – не кто иной, как Александр Барсуков, самоубийца из подмосковного города Королева! И «кино» снималось, похоже, в его спальне в пентхаузе дома на улице Циолковского!

И тут, словно по заказу, грянул телефонный звонок.

* * *

Варвара остановила видео и взяла трубку.

– Это Аркадий Минаев зво€нит, – доложили ей.

– Кто? – не поняла девушка.

– Минаев я, лейтенант, участковый из Королева, – раздельно и снисходительно, словно Варя была тупоголовой блондинкой, пояснил голос. – Вы тут вчера нашим самоубивцем интересовались…

– Да-да, – отрывисто сказала девушка. – А у вас что, есть для меня какие-то сведения?

– Ну, например, – с чувством собственного превосходства молвил участковый, – известна ли вам информация, что гражданин Барсуков был женат?

– Что?! – вскричала Варя.

– Ну да, – степенно продолжил лейтенант, которому оказалась приятной столь непосредственная реакция «фээсбэшницы». – Он два месяца назад поженился с одной особой и прописал ее на собственной жилплощади. Других у гражданина Барсукова наследников, получается, нет, поэтому по всем законам через шесть месяцев квартирка его достанется в полное и безоговорочное владение ей, жене. То есть теперь уже, извиняюсь, вдове. – Участковый хихикнул. – А у нас, конечно, не совсем Москва, но его апарта€менты, я думаю, лимончика на три зеленых потянут…

– Имя! – вскричала девушка. – Как ее зовут?

– Записать есть чем?

– Есть, есть, говорите!

– Анастасия Ивановна Зараева, одна тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения, уроженка города Кургана. Успеваете?

Варя азартно вбивала данные в компьютер.

– Да, да, успеваю!

– Номер, серия паспорта требуются?

– Да, да!

А когда Кононова записала все установочные данные и устало откинулась на спинку диванчика белой кожи, к ней подскочила официантка. Хотя посетительницей Варя оказалась единственной, кажется, девчатам она надоела, и те не чаяли выпроводить ее на мороз.

– Желаете еще что-нибудь? – спросила девушка.

– Да, – выдохнула Варя. – Желаю. Принеси-ка мне водки, сразу сто граммов.

И почему-то вдруг вспомнила, как говаривал здесь, в Питере, ее отец: «Ленинград – коварный город (папа по привычке именовал Северную столицу ее старым именем), здесь сама природа подталкивает тебя выпить. Да и страсти тут вечно кипят нешуточные…»

«Да, папа, ты прав, – мысленно ответила ему дочка. – Ты прав, мой дорогой папочка, прав, как всегда…»

Но не успела Варя выпить заказанную водку, не успела даже официантка принести ей рюмку, раздался еще один звонок. Ровно в тот момент, когда она о нем совершенно забыла, ей позвонил участковый Борис Федосов.

– Варя? Куда ты пропала?

Сил не было с ним пикироваться, и девушка устало бросила:

– Я в командировке.

– Когда вернешься?

Делать в Питере ей, пожалуй, больше нечего, расследование пора переносить в Москву, и Кононова сказала:

– Возможно, сегодня вечером.

– Я тебя встречу.

– Не надо. Я сама еще не знаю, когда приеду.

– А наш дознаватель все-таки допросил вдову Руткову, – сообщил капитан Федосов.

– И что?

– Ты права: она очень дергается даже при упоминании слова «компьютер».

– Пусть в следующий раз при ней назовут фамилию: Зараева. Анастасия Зараева. Запомнил? И ее фотку предъявят – я ее тебе подброшу.

– Да, хорошо, я записал: Зараева… Я хочу видеть тебя.

– В ближайшее время вряд ли получится. Ужасно много дел.

– Жаль.

– Мне тоже.

Голос девушки звучал ровно. После чудовищного предательства, свидетелем которого Варя только что невольно стала, трудно было поверить в любовь и искренность.

– Ну, тогда звони, как освободишься, – заметил явно недовольным голосом Борис.

– Конечно.

После того как Варя положила трубку, она немедленно забронировала себе по Интернету билет на вечерний сидячий экспресс.

Ночью можно будет спокойно выспаться в своей постели, а завтра как можно раньше прийти на работу, чтобы плотно заняться гражданкой Зараевой.

* * *

Назавтра Варя приехала на службу рано даже для себя: без четверти семь. Постовой прапорщик на входе посмотрел на нее с удивлением – вся Москва готовится к Новому году, гуляет «корпоративки», а эта трудоголичка…

Весь день старший лейтенант Кононова посвятила тому, что в открытых, полуоткрытых и совершенно закрытых источниках черпала информацию об уроженке города Кургана Анастасии Зараевой и ее семье. А вечером, когда все ушли, а глаза резало от восемнадцатичасовой непрерывной работы за монитором, Варя пробила (ей показалось, что в тот момент ее пальцы по клавиатуре летали как-то крадучись) по доступным ей базам данных капитана Бориса Федосова. Участковому оказалось тридцать два, три года как разведен, детей нет, проживает в одиночестве, квартира в районе Марьино. Его не разрабатывало ни УСБ, ни ФСБ, и он не числился в базах сотрудников, заподозренных в связях с оргпреступностью или в коррупции.

Не то чтобы Кононова в своем новом ухажере сомневалась, но все равно отлегло от сердца. «Наверное, у меня начинается профессиональная деформация личности», – усмехнулась Варя про себя. А уж что она злоупотребила служебным положением в собственных интересах – даже бритому ежику ясно. Но ей хотелось хоть какой-то компенсации за целый день, проведенный в виртуальном обществе Зараевой. То общество оказалось куда как неприятным…

А на утро следующего дня, двадцать четвертого декабря, Варя пришла к полковнику Петренко с докладом. Она старалась уложиться в пять минут – начальник не терпел долгих рассусоливаний. Но за каждой минутой доклада стояли, без преувеличения, мегабайты проштудированной ею и тщательно перепроверенной информации.

– Анастасия Зараева, восьмидесятого года рождения, прибыла в Москву из города Кургана. Трижды пыталась поступать на психфак МГУ. Дважды проваливалась, в промежутках работала санитаркой в психиатрической клинике, в компании, распространяющей тайм-шеры, и секретаршей в агентстве по подбору персонала. На третий год поступила на платное отделение. В ходе учебы особо интересовалась гипнозом, нейролингвистическим программированием, другими методами внушения. После окончания вуза работала в частных клиниках. В прошлом году организовала собственное индивидуальное предприятие, получила лицензию на медицинскую деятельность. У Зараевой имеется брат Леонид, на четыре года ее младше, отчислен с четвертого курса Бауманского за неуспеваемость. Судя по всему, умелый хакер. В прошлом году разрабатывался отделом «К» ГУВД Москвы по делу о мошенничестве с кредитными картами. Доказательной базы тогда против него собрать не удалось.

Петренко слушал заинтересованно. Кононова разложила перед ним на столе фотографии Анастасии и Леонида Зараевых и продолжила:

– По моим предположениям, преступники действовали следующим образом. Зараева регулярно просматривала Интернет. Анализировала, базируясь на своем психологическом образовании и опыте работы, те тексты, что пишут посетители форумов и авторы блогов. Среди них она отбирала людей с шизоидной акцентуацией личности – а значит, в принципе склонных к суициду. Когда жертвы были намечены, в дело вступал братец. Он сканировал их компьютеры, взламывал пароли доступа к почтовым ящикам и читал всю переписку и, кроме того, определял их физические адреса. Благодаря изучению личной почты жертв и данных в «левых» персональных базах преступники из числа потенциальных самоубийц отбирали тех, на ком они могли поживиться: богатых и одиноких. Такими оказались, в частности, Александр Барсуков с его шестикомнатной квартирой и Артем Веретенников с коллекцией картин. Информацию о будущих жертвах преступники изучали всю. Они знали их привычки, слабости – полный психологический портрет. Когда конкретные жертвы были намечены, кончалась виртуальная фаза, Леонид отступал на второй план, и на сцену, уже в реале, выходила его сестрица Анастасия. Она знакомилась с молодыми людьми, влюбляла их в себя, очаровывала, используя психотехники влияния, которыми, похоже, владеет в совершенстве. И в итоге очень быстро добивалась, чего хотела: Барсуков на ней женился и прописал в своей квартире, Веретенников своими руками отдал преступнице коллекцию дорогих картин… После этого поклонники становились не нужны, и, чтобы избавиться от них, Зараева меняла свое отношение к ним на сто восемьдесят градусов, с любви на ненависть и, опять-таки с помощью психотехник, доводила парней до самоубийства…

– А дело Руткова? – спросил полковник. Он всегда задавал вопросы не в бровь, а в глаз. – Оно к Зараевым каким боком?

Однако у Варвары был заготовлен ответ:

– Я проследила точки пересечения Зараевой и Рутковой. Они в одно и то же время посещали – более года! – один спортклуб. Там, вероятно, познакомились и подружились, а в итоге Зараева получила от продюсерши заказ на устранение ее мужа. Она, я полагаю, устроила заказное самоубийство. Подобного в уголовной практике, по-моему, еще не было!

– А куда исчезали компьютеры?

– Преступники заметали следы. Леонид ведь точно знал, что умелый белый хакер, вроде меня, сможет выйти на них. Поэтому из квартиры Барсукова комп унесла его свежеиспеченная вдова Зараева. А из обиталища Руткова вытащила системный блок жена-продюсерша. И только к компьютеру Веретенникова они не подобрались, Леонид затирал информацию дистанционно, опять войдя в почтовый ящик Артема. Таким образом они в итоге и попались.

– Все равно доказательств у тебя мало. Или даже нет вовсе.

– Доказывать – не наше дело.

– Правильно мыслишь. Поэтому передавай материалы по принадлежности – в милицию, прокуратуру, следственный комитет – и переключайся на свои собственные дела. Ты хорошо поработала, Варя.

– Сомневаюсь, чтобы кто-то из смежников сумел собрать против Зараевых доказательную базу. Да и что инкриминировать братцу с сестрицей? Доведение до самоубийства? Это максимум – до пяти лет лишения свободы. Легко отделаются эти гады!

– А кража картин?

– Зараева будет упирать на то, что мальчик сам их ей подарил.

– Хорошо, Варя, куда ты клонишь? – устало спросил Петренко.

– У меня вот какие соображения…

Когда девушка закончила свой рассказ, полковник решительно заявил:

– Такие твои действия я санкционировать не могу.

– Тогда запретите. Приказом.

– Скажи: зачем тебе рисковать?

– Какой там риск! – с бравадой воскликнула Кононова. – Все будет предусмотрено!

– Зачем, Варя? – переспросил полковник, устало потирая лицо.

– Затем, Сергей Александрович, что я мерзавку Зараеву буквально ненавижу. И хочу отомстить за того несчастного мальчика из Петербурга и его семью.

– Только ли? – поднял бровь полковник.

А Варя тихо добавила:

– И за себя тоже. За то, что я теперь в людей не верю.

Петренко только махнул рукой:

– Ты этого не говорила, а я этого не слышал.

* * *

Ни в каких базах данных – ни полулегальных, продающихся на «Горбушке», ни даже в совершенно секретных МВД и ФСБ – Кононова не значилась как сотрудник органов. Просто работница ООО «Ритм-21», программист, волею судьбы оказавшаяся прописанной одна в пятикомнатной квартире на Новослободской. Так что с бытовой стороны к её сути преступники не подберутся…

В тот же день, двадцать четвертого, она почистила – да так, чтобы даже следов от многих файлов и писем не осталось, свой домашний компьютер. Варя понимала: если парочка злодеев клюнет, они первым делом просканируют ее компьютер. Ничего, связанного со службой, в нем и без того не содержалось, однако пришлось выкинуть все оптимистическое, радостное, победное. А еще девушка сфабриковала пару писем от собственного имени, отправленных якобы пару месяцев назад нескольким известным антикварам. В первой депеше она интересовалась, за сколько можно продать награды отца-генерала, в том числе орден Ленина и боевого Красного Знамени. В другом – спрашивала о цене изумрудного ожерелья (фото драгоценности прилагалось). Ордена были настоящие, отцовские, а ожерельем ее снабдили друзья из столичного угро – украшение числилось в конфискате и стоило не меньше полумиллиона долларов.

Затем Варя разместила на сайте, который регулярно посещал при жизни Артем Веретенников, пять сообщений. Первое из них, путем нехитрой манипуляции, датировала концом ноября, последнее пометила сегодняшним числом. В своих постах она демонстрировала – причем по нарастающей – симптомы тяжелой депрессии. В последнем сообщении Варя писала:

«Скоро Новый год, все суетятся, радуются, а у меня наступающий праздник вызывает только страх и отвращение. Дата меняется, – а жизнь, увы, нет. Еще один одинокий праздник… Не случайно именно первое января – лидер по количеству самоубийств. Наверное, уйду из жизни и я. Мне больше нечего делать в нашем мире. Ни парня, ни любви, ни привязанности. И даже кошку завести неохота и лень. И вы, мои дорогие папочка и мамочка, так далеко от меня, уже ничем не сможете помочь… Ну, ничего, скоро я приду к вам… Скоро мы опять будем вместе…»

Теперь оставалось только ждать.

* * *

Той же ночью девушка получила отклик. Некто под ником «Белоснежка» писал:

«Такое бывает, поверь мне. Тоска приходит и уходит. Что-то подобное случалось и со мной. Но мне помогли выйти из этого состояния. И научили, как помогать другим. Все вернулось: счастье, радость, солнце, любовь. Поверь, вкус к жизни возвратится и к тебе. Я могла бы тебе помочь».

Варя, тщательно заметая собственный след, прошла по виртуальному пространству весь путь, по которому двигалось письмо «Белоснежки». Физический адрес отправителя оказался знакомым: «Каймановы острова, Че-Гевара-град…»

Преступники клюнули. Возможно, они спешили, чтобы жертва не ушла из жизни раньше, чем успеет принести им профит.

Варя откликнулась на послание «Белоснежки» сразу же – ничего удивительного, что одинокий, страдающий депрессией человек ночь напролет просиживает за компьютером. Она написала:

«Как ты можешь мне помочь?»

И опять реакция преступницы не заставила себя ждать:

«Ты живешь в Москве?»

«Да», – отстучала Кононова.

Теперь диалог происходил практически в режиме реального времени.

«Мы могли бы встретиться», – осторожненько, чтобы не вспугнуть жертву, предложила «Белоснежка»-Зараева.

«А это удобно?» – засомневалась Варя.

«Вполне. Мне будет приятно помочь тебе».

«Беда в том, что у меня проблема с деньгами…»

Нельзя соглашаться сразу, понимала Варя. Для людей вообще характерна недоверчивость, а те, кто в депрессии, недоверчивы втройне. Интересный диалог происходит, с усмешкой подумала она, каждый боится спугнуть другого.

«Феи обычно помогают бесплатно», – ответила Зараева и поставила «смайлик».

«Ну, если я тебя не обременю…»

«Ты доставишь мне удовольствие тем, что позволишь себе помочь».

И они описали друг другу, как выглядят. «Точно, придет сама Зараева, никаких посредников, никакого его братца-хакера!» – обрадовалась Варя. Договорились встретиться назавтра, в девять вечера, у метро «Новослободская». «Правильно, – отметила про себя Кононова, – никаких кафе, по легенде у меня проблемы с деньгами, так что сразу будет повод пригласить новую знакомую к себе домой. А она заглотнула наживку удивительно легко. То ли и вправду спешит, то ли убийство уже стало ее пристрастием – и ей требуются все новые и новые жертвы».

* * *

Всю дорогу на свидание Варя входила в образ: глаза потухшие, волосы встрепанные, голова опущена, взгляд в пол, на плечах – словно неподъемная тяжесть. И еще – ни грана косметики и сапоги нечищеные (для человека, находящегося в депрессии, характерно пренебрежение к своему внешнему виду). Она пришла первой и словно бы случайно заняла (как учили) место, с которого просматривались все подходы. Кононова волновалась, и то было не обычное предстартовое волнение спортсмена, а напряжение перед смертельной схваткой. Напряжение, перемешанное с ненавистью.

Зараеву она увидела издалека. Окликать и подходить не стала («Выбьюсь из образа!» – удержала Варя себя) – надо, чтобы та сама узнала и приблизилась. Преступница тоже тщательно поработала над своим имиджем: ничего кричащего или вызывающего, светло-серые тона, все тщательно отутюжено. Образцовый психотерапевт.

Вот она осмотрелась. Заметила Варю. Подошла.

Поздоровалась. Голос звучал бархатисто и участливо:

– Вы – Варя? А я Настя.

Протянула руку – ладонь оказалась теплой, мягкой, тоже какой-то участливой.

«Она очень талантливый человек, – вдруг оценила преступницу Кононова, – и могла бы лечить, консультировать, приносить людям пользу. И зарабатывать, между прочим, неплохо. Но она решила своим талантом – убивать. Почему, зачем?»

– Приятно с вами познакомиться, – безжизненным тоном ответила Варя. (Она волновалась: «Сумею ли я убедительно сыграть человека в депрессии? Не расколет ли меня профессионал? А она ведь действительно профессионал!»)

Зараева отступила на шаг, осмотрела девушку с ног до головы.

– Да вы так хороши собой! – воскликнула она. – Просто красотка!

Кононова в ответ только грустно улыбнулась. А про себя подумала: «Теперь у нас с ней одна и та же задача: оказаться у меня дома. Но и она боится меня спугнуть, и я ее. Что ж, я ей помогать не буду. Пусть действует сама».

– Может, зайдем куда-нибудь? – непринужденно предложила преступница.

– У меня денег нет, – глухим голосом призналась Варя.

– Ну, тогда не стану смущать вас своей благотворительностью, – улыбнулась новая знакомая. – Может, просто погуляем?

– Холодно. Сыро. Промозгло… – пожаловалась Кононова.

– А хотите, поедем ко мне? – лучезарно предложила Зараева. – Это близко.

Люди в депрессии боятся новых мест. Варино лицо исказилось. Она почти простонала:

– Нет, не хочу никуда… Пойдемте лучше домой. Здесь ко мне действительно рядом. Пять минут пешком.

В тот момент преступница не смогла скрыть блеснувшее в глазах торжество.

* * *

– Пошли в гостиную, – предложила Варя.

– Ой, какая у тебя шикарная квартира! – восторгалась Зараева. По дороге девушки незаметно перешли на «ты». – Какие высокие потолки! И комнаты огромные!

– Только, извини, неубрано, даже запущено, – не выходя из депрессивного образа, посетовала Кононова.

– Все прекрасно, идеальная чистота и порядок, – возразила гостья.

– И угостить нечем. Только чай с сушками. Я плохая хозяйка.

– Не надо угощений! У меня для тебя есть кое-что получше.

Зараева торжественно вытащила из сумки отпечатанный на плотной бумаге листок.

– Знаешь, что это? – лучезарно вопросила она. – Приглашение на бал. Сегодня, в самом лучшем клубе города. Начало в двенадцать. И я приглашаю на него тебя. Ты там будешь настоящей королевой!

– Но как я пойду… – пробормотала Варя. – Я так ужасно выгляжу. Лицо серое… А руки – вообще кошмар.

Она в отчаянии посмотрела на коротко обрезанные ноготки (жаль, но недавно сделанным шикарным маникюром пришлось пожертвовать).

– Мы тебя подготовим! Я помогу!

– Я уродина.

– Не говори так. У тебя великолепные данные, а я сделаю тебя настоящей красавицей! И мейк-ап будет, и все прочее. У меня хорошо получается. И, знаешь, у меня предложение: давай начнем праздник прямо сейчас.

– Как?

– Ты сейчас пойдешь и переоденешься. Наденешь свое самое лучше вечернее платье. И лучшие туфли – на самом высоком каблуке. И лучшие украшения.

«Вот он, момент истины, – подумала Варя. – Она хочет увидеть ожерелье. А что еще она может с меня взять? Ведь не успеет же прописаться в моей квартире!»

– Платье? Украшения? – непонимающе проговорила Кононова.

– Да! От того, как ты выглядишь, зависит половина успеха. Ты почувствуешь себя победительницей.

– Ну, что ж… – Варя нехотя встала. – Если ты настаиваешь…

Она отправилась в свою спальню. Не спешила (для депрессии характерны постоянные сомнения, колебания, неуверенность в себе). Надела действительно свое самое красивое платье с глубоким декольте, вечерние туфли на двенадцатисантиметровом каблуке, застегнула на шее то самое ожерелье. Оглядела себя в зеркало: выглядит великолепно. Плечи и декольте такие, что ни один мужик не устоит, провалится туда взглядом!

Но она старательно притушила перед зеркалом победительный блеск в глазах. Появилась на пороге гостиной робкая, неуверенная, оглаживающая себя руками.

– Какая ты! Исключительная, сногсшибательная! – ахнула Зараева. А глаза на одно мгновение алчно вспыхнули при виде ожерелья. – Ты затмишь всех: и сегодня, и всегда! Надо выпить за тебя.

На журнальном столике стояла маленькая бутылочка «Моет и Шандон» – предусмотрительная гостья принесла ее с собой. И успела достать из серванта Варины бокалы, разлить в них шампанское.

«Хм, что-то новенькое, – подумала Кононова, – в прежних сценариях подобного не было. Давай, думай быстро: зачем шампанское? Она хочет меня отравить? Или оглушить каким-нибудь снадобьем, чтобы действовать прямо сейчас, наверняка?»

– Но я не пью… – робко проговорила Варя.

– Когда шампанское разлито, его надо выпить, – категорически заявила гостья. – Я дипломированный врач и говорю тебе: в данной ситуации – лучшее лекарство.

– Слушай, я не могу без закуски, – неуверенно молвила Варвара. Господи, только бы она клюнула! – Может, принесешь? У меня в холодильнике шоколадка завалялась. Я не доковыляю на таких каблучищах, разучилась.

Зараева вскочила и отправилась на кухню. Она, кажется, потеряла бдительность – потому что уже, похоже, не сомневалась в своей победе.

Когда женщина исчезла из комнаты, Варя быстро поменяла бокалы местами.

Гостья вернулась с шоколадкой, положила на стол.

– Ну, за твое преображение и за твой успех! – провозгласила она. – Пьем до дна!

Девушки чокнулись. Зараева украдкой глянула на часы. Хозяйке дома ничего не оставалось делать, как выпить. Шампанское вроде оказалось с нормальным вкусом, но Варя не слишком часто в своей жизни пила настоящее французское, чтобы утверждать с уверенностью.

– А теперь, – жизнеутверждающе воскликнула гостья, – мы займемся твоим макияжем. Где у тебя самое большое зеркало?

Она подхватила свою необъятную сумку, и девушки прошли в спальню. Зараева усадила Варю на вертящийся стульчик перед маминым трюмо.

– Ох, что-то мне в голову ударило, – пожаловалась Кононова слегка заплетающимся языком.

«Что, интересно, было в том бокале? И какой реакции она от меня ждет? Неужели она хотела меня банально отравить? Нет, не похоже, убийцы не меняют свой почерк… Наверное, подмешала в шипучку какой-то препарат, подавляющий волю…»

Зараева встала у нее за спиной, положила руки на голые плечи. Варя видела ее в зеркале, возвышающуюся над собой. На секунду стало страшно.

– Ты так хороша…Ты так красива… – приговаривала черноглазая, чернобровая гостья. – Ты уверена в себе… Ты великолепна…

Снова украдкой глянула на циферблат – и вдруг резким движением развернула вертящийся табурет на сто восемьдесят градусов, наклонилась к Варе и схватила ее обеими руками за щеки. «Кажется, она решила, что ее снадобье начало на меня действовать. Надо подыграть ей: сделать взгляд совсем безвольным».

Хищные глаза Зараевой оказались на расстоянии полуметра. Они впивались в мозг.

– Ты – несчастна! – вдруг проговорила она непререкаемым тоном. – Ты несчастна сейчас и будешь несчастна всегда!

– Что ты такое говоришь… – пролепетала Варя.

– Ты слишком много ошибок сделала в своей жалкой, никчемной жизни! – продолжала преступница. – Рядом с тобой – никого нет. Ты одинока, и так и будешь одинока, если не найдешь в себе силы покончить со всем сейчас. Все люди, которых ты любила, ушли от тебя. Ушли и мама с папой. А почему? Ты, ты во всем виновата! Ты недостаточно их любила! Ты могла бы спасти отца от сердечного приступа, если бы начала действовать вовремя! Ты могла бы спасти мать – если после смерти отца проявляла бы о ней больше заботы, повезла бы ее отдыхать! Ты… ты не заслужила жить! – выкрикнула она.

– Да, да… – растерянно проговорила Варвара.

Глаза девушки наполнились слезами – совсем не наигранными. Даже ее – знающую, зачем и с какой целью Зараева произносит столь ужасные фразы, убийственные слова преступницы травили, жгли, язвили, обжигали. Что же тогда говорить о неподготовленных, несчастных, замороченных людях!

– Тебе – пора уйти из этого мира! – непререкаемо скомандовала Зараева. Затем заговорила мягко: – Все, довольно, одним шагом ты прекратишь свою боль, свои страдания. Всего лишь миг – и наступит вечность. Счастливое отдохновение от всех мук.

– Я должна? – прохныкала Варя. Просительно заглянула в глаза преступницы. И заметила в них перемену. Только что они были режущими, будто черные лазеры, – и вот уже поплыли, стали терять фокусировку. Препарат, растворенный в шампанском, кажется, начинал действовать.

Однако руки преступницы, словно невзначай, расстегнули ожерелье, обвивавшее шею девушки.

– Иди… Ступай к окну… Я помогу тебе… – Голос Зараевой зазвучал не столь уверенно, как прежде.

Варя встала во весь свой рост и совершенно неожиданно для преступницы весело засмеялась.

– Что с тобой? – невольно вырвалось у гостьи испуганное.

– Со мной – все хорошо. А вот с тобой – плохо. Ты хотела, чтобы я выпрыгнула из окна? Как муж продюсерши Рутков? А сама не хочешь попробовать?

В глазах Зараевой мелькнул ужас. Но Варя продолжала:

– Я все про тебя знаю. И про Александра Барсукова, которого ты заставила повеситься – ради квартиры в Королеве. И про несчастного Артема Веретенникова из Питера. А сейчас… Сейчас ты, между прочим, покушалась на жизнь сотрудника правоохранительных органов! Поэтому тебе светит пожизненное – слышишь, пожизненное!

Зараева, отравленная своим же препаратом, стояла, покачиваясь, держа в одной опущенной руке уже ненужное ожерелье.

– Зачем тебе жить? – воскликнула Варя. – Весь свой век провести в тюрьме? Стареть там и в конце концов сдохнуть? Лучше тебе умереть сейчас. Красиво умереть! Иди к балкону, иди! Всего один шаг – и ты будешь избавлена от всех дальнейших страданий!

– Нет!!! – неожиданно очнувшись, выкрикнула Зараева.

Она вдруг выхватила из своей сумки скальпель и ринулась на Варю. Девушка, хоть и не ожидала нападения, приемом самбо все-таки успела отбить руку с ножом. Скальпель полетел под кровать, а Зараева, отброшенная Вариным ударом, тяжело опустилась на колени, закрыла лицо руками и зарыдала.

В комнату вошли капитан Федосов и еще двое оперативников.

– Вы, гражданка Зараева, задержаны, – объявил Борис, наклонился, отнял руки преступницы от лица и защелкнул на них наручники.

– Не забудь взять ее бокал на экспертизу, – устало посоветовала Варя. – Надо узнать, что она подмешала в шампанское. Хотела отравить меня, а траванулась сама.

– То-то я смотрю, – усмехнулся Федосов, – что она такая на все согласная. Я уж думал, грешным делом, ты ее так напугала. А оказывается, она сама себя…

И Варя еще раз уверилась, что их соперничество с Борисом будет продолжаться и дальше. Но ей хотелось длить и длить это состязание…

* * *

Прошло несколько дней, и снова была та же квартира, и капитан Федосов в ней, и то же платье, и те же туфли на высоченных каблуках на хозяйке. Только вот ожерелья, послужившего главной приманкой для преступницы, на шее Вари не было. И, слава богу, не было в квартире ни Зараевой, ни кого-то еще. Зато было предощущение праздника.

Федосов заехал за Варей, а она спросила: «Ну, как я тебе?» – и ловко прокрутилась перед ним на каблуках. И тут же вместо ответа оказалась в его объятиях. Его руки нетерпеливо спускали с ее плеч бретельки, а нежные губы целовали шею.

– Пусти, ты помнешь мне прическу! – отбивалась со смехом Варя.

– До головы не дотр-ронусь! – прорычал Борис.

– И макияж испортишь!

Вместо ответа капитан легко подхватил ее на руки и понес в спальню.

Очень мало кто, честно признаться, носил Варю на руках – не те у нее стати! – и забытое ощущение оказалось восхитительным, чертовски упоительным. Федосов бережно опустил девушку на кровать. «Подумать только, – мелькнуло у нее, – не будь этой гадины Зараевой, мы бы с ним никогда не встретились…»

Борис нежно приник к ее губам, и все мысли кончились, Варю затопила волна удовольствия…

notes

Назад: Анна и Сергей Литвиновы Ремейк Нового года

Дальше: Примечания