Тихий, прозрачный вечер примирял Настю с жизнью.

Галдели бестолковые грачи, облачка в низком небе играли в салки, и воздух был такой пушистый и сладкий, хоть продавай его вразвес, словно торт в хорошей кофейне…

Настя валялась на свежескошенной траве и чувствовала себя частью неспешной деревенской жизни. О городе напоминал только сотовый телефон – его она таскала с собой даже в деревне: сильна была дурацкая привычка. «Ты б еще компьютер в поле брала», – смеялась над ней тетя Нина. «А что, вот отдохну немного – и буду брать!» – грозилась Настя. Но пока ее ноутбук лежал в избе, в древнем советском сейфе, рядом с дядь-Петиными охотничьими ружьями.

Ни думать, ни читать, ни звонить в Москву не хотелось. Только вдыхать пахнущий сеном воздух, и лениво следить за шустрыми облачками, и наблюдать, как жирный грач вытягивает из земли очередного червя…

Насте нравилось валяться на сене за околицей. Ни людей, ни машин, ни даже тракторов – только поле, и лес, и заросшее березами кладбище.

«По кладбищу одна не ходи», – пугал ее дядя Петя. Настя согласно кивала и с интересом бродила между могилок, рассматривала портреты: старушки в платочках и деды с лихо закрученными усами. «Им тут спокойно, – думала Настя. – Не то что в Москве, где кладбища близ дорог или аэродромов».

Столичная суета отсюда, из села Колокольного, представлялась безумным и выматывающим хаосом. Вот сейчас – девять вечера. В это время Настя обычно уходит с работы и прикидывает, пока едет домой, планы на завтра. А потом, пробившись через час пик, быстро ужинает и сидит за компьютером – до ломоты в глазах и смятения мыслей, так что потом ворочаешься с боку на бок чуть не до рассвета, когда уже снова нужно вставать и нестись в офис…

А в Колокольном время шло тягуче, лениво, перетекало из утра в день, изо дня – в вечер, а потом в ночь… Время казалось чем-то малозначимым, несущественным, а вечными были только поле, и воздух, и ленивый шепот деревьев.

Настя сладко потянулась. Вот и еще один день прошел, пора домой – ужинать молодой картошечкой и малосольными огурчиками, пить смешную, с запахом мяты, самогонку и кормить сеном лошадь Минутку (единственная ее здесь обязанность).

Уже наступили сумерки. Лес подернулся серой дымкой, избы уютно засветились окошками. Кладбище, днем такое милое, теперь утопает во мраке – только памятники белеют. При свете дня погост приветливый, а сейчас, вечером… Сейчас – проскочить бы побыстрее мимо… Мало ли что… Тем более что нервы расшатаны.

Настя, стараясь смотреть в сторону, спешно шла мимо кладбища. Но все ж не удержалась, глянула.

И снова увидела ее. Фигуру в белом. Кажется, женщина. Горестно склоненная голова. Лица не видно. Кажется, и нет его, лица. Только руки с тонкими костлявыми пальцами молитвенно протянуты к ней, к Насте…

«У вас явная депрессия, – приговорил ее доктор. – Разве можно, голубушка, так себя нагружать?»

Сама к доктору Настя не пошла бы ни за что. Заплатить сто долларов за психоаналитика ее уговорил Олежек. А Настя бы и дальше примирялась с тем, что голова раскалывается все чаще, и настроение хуже некуда, и ночами ей не спится, все слышится, что по пустой квартире кто-то бродит. Но Олег властно сказал: «Здоровье у тебя, Настя, одно, его беречь надо. Смотри, время сейчас упустишь, а потом и до глюков дойдет, загремишь прямиком в психушку».

Настя не сказала Олежеку, что галлюцинации у нее уже были, но к врачу пойти согласилась.

Отчего расшатались нервы – долго гадать не пришлось. Слишком много она на себя взвалила. Вполне могла бы выбрать и поклонника попроще, и на работе – сидела б тихим менеджером до самой пенсии. Но нет: так стремилась к успеху, что сама себя загнала.

Настя работала в агентстве недвижимости. Начинала простым клерком, на рожон не лезла, присматривалась, анализировала, тихонечко проводила малозначительные сделки… Но невозможно было не замечать, что творится вокруг. Вроде агентство и сильное, и богатое, и опытное, а сколько сделок срывается! Настя не уставала поражаться хаосу, царившему в среде риелторов. Вроде база данных по жилью практически безразмерна, умещается лишь в самый многопамятный компьютер, и менеджеры опытные, с сертификатами, – а клиенты часто уходят ни с чем. И почему уходят – по одной лишь глупости да по безалаберности! Просит, скажем, заказчик «двушку» среднего класса, а его начинают водить то по убогим «хрущобам», то по пижонским новостройкам. Или заказывает клиент квартиру на Косинской улице, а его по ошибке везут на другой конец города, на Касимовскую!

«Наша проблема – от нашего богатства, – решила Настя. – Слишком большой выбор. В одной базе данных теснятся и апартаменты в сталинских высотках, и жалкие «гостиничные» с трехметровой кухней. Менеджеры не могут найти нужный вариант из многих тысяч предложений. А проблема-то – решаема!»

Именно она и предложила очевидное: систематизацию. В одну директорию поместить «сталинки», в другую – «хрущевки», в третью – «брежневки» и так далее… И не просто предложила, а написала соответствующую программу – даром, что ли, в МИФИ училась!

Ее инициатива пришлась начальству по вкусу. В поощрение Настю возвысили до ответственных сделок, а потом и до руководства отделом «брежневок».

«Брежневки» – жилье в девяти– и двенадцатиэтажных панельных домах – покупали небогатые, въедливые, занудливые клиенты. Насте доставалось за все – будто это она строила крошечные кухни, бестолково планировала комнаты «распашонкой» и потолки высотой два шестьдесят, от которых развивается клаустрофобия. Приходилось оправдываться и за комаров, что зимой и летом гнездятся в подвалах, и за вид из окон: вечно на автотрассы, железные дороги, заводы. Однако клиенты хоть и ворчали, но шли к Насте сплошным потоком: «Рекомендовали нам именно вас, девушка, очень рекомендовали. Говорят, вы чудеса творите».

Двадцать – двадцать пять сделок в месяц приносили Насте уверенность в своих силах и живые деньги американскими зелеными купюрами. С каждой проданной «брежневки» капал ей реальный немалый процент.

Настя отказалась от извечных сосисок и перешла на парное мясо и круглогодичные фрукты. Не уставала поражаться искусству дорогих модельеров, с удовольствием покупая одежки и мягкую, удобную обувь. Не экономя, отремонтировала квартиру, обставив ее дорогой уютной мебелью. С радостью выехала пару раз в Европу. И наконец-то отправила в отставку неудачника Макса.

Макс прилепился к ней еще на первом курсе: кареглазый, вечно тоскливый, с нервными пальцами. В общем, вылитый Грушницкий. Один в нем плюс и был – Настю он любил всякую: и нестриженую, и в джинсах, и в дурном настроении.

Вместо Макса появился Олежек – обаятельный, ироничный, успешный парень, работавший системным администратором в американской фирме.

Олежек, не чета Максу, всегда держал Настю в колком, волнующем тонусе. Рядом с ним нельзя было позволить себе чуть заметное пятнышко на кофте, подрастрепавшуюся прическу, дурное настроение… Олег предпочитал идеальных девушек – и Настя изо всех сил стремилась соответствовать идеалу. Тяжело, конечно, после работы пыхтеть в тренажерном зале, и задыхаться под маской из грязи Мертвого моря, и до рези в глазах листать модные журналы… Зато под цепким взглядом Олега Настя выбросила три пары нелепых, не по фигуре, джинсов, безжалостно отказалась от удобнейших мокасин без каблуков – в пользу острых шпилек… И оборотилась в наистильнейшую во всем риелторском сообществе девушку.

Даже генеральный директор – и тот заметил ее преображение, позвал на ленч в «Циркус», пообещал: «Готовься, Анастасия, я тебя скоро со «вторички» на элитную недвижимость переброшу. Слишком ты хороша для спальных районов, не там тебе место, а в Барвихах – Николиных Горах. Особняками у меня торговать будешь».

А особняки ценой под миллион (или за миллион) и маклеру процент дают ого-го, не то что «брежневки». Вот Настя вечерами и взялась изучать рынок дорогих коттеджей – готовилась.

И доготовилась.

Нервы расшатались незаметно.

Сначала ее перестала радовать работа. Настя до крови сжимала губы, чтоб не облаять норовистых покупателей, с ненавистью смотрела на заливающийся телефон, и даже приятнейший профессиональный момент – клиентское чистосердечное «спасибо» – вызывал лишь зевоту и скуку.

Потом Настю начали раздражать любимые некогда магазины с белозубыми продавщицами. Она честно шла за новым костюмом, смотрела, мерила – и ничего не покупала. Привыкшие к ее золотой кредитке продавщицы посматривали со снисходительным сочувствием – что, мол, богачка-скороспелка, разорилась?

Настя чуть не в слезах выбегала из магазина, шла поднять тонус в кофейню – и понимала, что даже не чувствует нежнейшего вкуса «Черного леса» и капуччино… И все трудней становилось держать вечную улыбку и широко распахнутые глаза, когда она встречалась с Олегом.

Олег первым почувствовал: с подругой что-то происходит. Он перестал традиционно над ней посмеиваться. Тревожно смотрел в Настины грустные глаза. И посоветовал обратиться к доктору:

– Настена, тебе не идет быть хмурой. Ты устала, перетрудилась. Сходи к врачу, он тебе витаминчиков выпишет – пропьешь курс и станешь как новенькая!

Но доктор сказал сурово:

– Вам, Анастасия Евгеньевна, не витамины пить надо, а невроз лечить. Но в клинику лечь вы же не согласитесь?

Она замотала головой:

– Ни за что.

– Тогда немедленно – немедленно, слышите! – уезжайте. Полный покой: спать, есть и гулять. Организм у вас молодой, безо всяких таблеток справится. Только на жару, на море вам не надо. Лучше в Швейцарию или в Германию. Что называется, к водам. В Висбадене вот есть замечательный санаторий…

Доктор своим диагнозом Настю не потряс. Она и сама понимала: с ней что-то происходит. Что-то непонятное, страшноватое… Хорошо, она о фигуре в белом, о человеке без лица врачу не рассказала – тот бы ей живо не в Висбаден, а в Кащенко путевку выписал! А теперь, ура, объяснение ее хандре появилось: виноваты проклятые нервы. Что ж, велят ехать на воды – поедем на воды. Пусть организм, как велел ему доктор, справляется сам. В отпуске она уже два года не была, имеет полное право.

Настя подошла к ближайшему банкомату, сунула кредитку, запросила выписку со счета… М-да, негусто – жалкая тысчонка. Как она могла забыть! Точно: у нее что-то с памятью. Может, болезнь Альцгеймера?

Как раз на днях ей вышла возможность перевести сбережения в швейцарский банк. Грех отказываться от счета в «Банке Люцерна», его не каждому открывают, а только по рекомендации. Настя и решила, раз рекомендацию дают – в России сбережения не оставлять, денег она еще заработает, а баксики пусть лежат на черный день или на пенсию.

Значит, с Висбаденами не получится – не кредит же брать. Впрочем, не очень-то и хотелось – что за радость сидеть в санатории, пусть зарубежном, в компании подагрических старичков. К тому же Настя, признаться, никогда толком за кордоном не отдыхала. Все время напрягалась, когда говорила на чужом языке – наследие советской школы, где иностранному учили до полного отвращения.

И тут Настя вспомнила про свой, доморощенный, санаторий. Село Колокольное, Саратовская губерния, родная тетка Нина, ее муж дядя Петя, хозяйство, речка, бесконечные леса, тишина… И верный, со времен школьных каникул, поклонник Андрюха. Рассказывали, он сейчас стал трактористом – наверное, много пьет, жена его поколачивает и рожает ему детей, интересно будет на него посмотреть…

Так Настя и оказалась в Колокольном.

Встретили ее шумно и радостно. Один дядя Петя, приехавший к поезду на телеге, чего стоил! А дорога со станции в Колокольное – чемоданы от «Вьютона» ерзали в сене, как поросята, когда кобыла Минутка переходила на галоп.

К Настиному приезду закололи молодую свинью, и на пороге дома ее встречали три ужасающе жирных кота – негодяи так облопались требухи, что на лапах не стояли, валились на бок. Спотыкаясь о нахальных животных, выскочила тетя Нина, обняла Настю, запричитала: «Как былиночка стала, одни косточки… Бледненька-ая!.. А что это за брючки у тебя такие, все в лохмотьях!..» (Это о новой модели от Лакруа.)

Настя ела фантастически вкусные свиные ребрышки, и тщетно просила заменить самогонку хотя бы на московскую водку, и сердилась на дядю с тетей за то, что они уступили ей лучшую комнату в доме, где стояла кровать с метровой периной и кучей подушек.

Наутро от ядреной самогонки у нее болела голова, и она отправилась вылеживать похмелье на сеновал. Дядя Петя, озабоченный здоровьем племянницы, трогательно принес литровую чашку с крепким кофе, и Настя благодарно подумала: «Ну какой Висбаден сравнится с моим Колокольным?»

…Время для Насти потекло легко и бездумно. К хозяйству тетя Нина ее не подпускала – «маникюры свои попортишь». Только и разрешала задать сена Настиной любимице кобыле Минутке. «Давай, теть-Нин, я хоть корову тебе подою!» – «Корову?! Да не надо. Она тебя хвостом исхлещет».

Настя возилась с дядькиными охотничьими собаками, расчесывала их, баловала привезенным из Москвы «Педигри». Играла с маленькими племянницами – катала вместе с ними на игрушечном грузовике теть-Нининых кроликов. Много гуляла. Встретилась с друзьями детства. Андрей, ее школьный воздыхатель, вырос в белокурого красавца, лихого тракториста, – форсил, гонял по полям с такой скоростью, что Настя чуть из кабины не вылетала.

Кундера с Мураками так и остались лежать в чемоданах – Настя набросилась на теть-Нинино чтиво, любовные романы, и дядь-Петины пособия по охоте. А вечерами она с дядькой выходила в овраг и лупила из мелкашки по консервным банкам, к восторгу детворы и собак. Ей снова полюбились драные джинсы и небрежный «хвост» вместо стильной прически. А банька на задах огорода расслабляла так, что куда там джакузи! «Видел бы меня сейчас чистюля Олежек!» – ухмылялась Настя, возвращаясь с огорода, вся перепачканная перезрелой клубникой.

Только одна беда: белый человек не исчезал.

Первый раз Настя увидела человека без лица еще в Москве, ночью, в окне своей квартиры. Жуткое лицо, без глаз, без носа, вглядывалось в нее из ночной темноты… Настя дико закричала – лицо отпрянуло прочь…

В тот вечер ночевать она пошла к соседке…

Больше чужое лицо в окне не появлялось, – но все равно с тех пор ей в собственной квартире было тревожно. Вечерами так просто жутко.

Правда, доктор сказал, что у нее расшатались нервы… А раз нервы раздрызганы – вот и чудится всякая муть. Но здесь-то, в Колокольном, с нервами у нее полный порядок! И голова не болит, и ничто не раздражает, не бесит – наоборот, все время классное настроение!

И вот снова – белая фигура на деревенском кладбище.

Настя никому тогда не сказала, почему вернулась с вечерней прогулки дрожащая, бледная. Коротко ответила на теть-Нинины вопросы: «Замерзла». Мужественно тяпнула самогонки, уснула и с тех пор больше одна в поля не ходила. Болталась во дворе, паслась в огороде, играла с племянницами.

…Телефон зазвонил, когда они с девчушками принялись за постройку домика из сена (дядя Петя ворчал, что почем зря растаскивают Минуткин корм).

Малышки с восторгом подпели электронной мелодии и принялись напряженно вслушиваться в разговор.

– Анастасия Евгеньевна! Это Дми…

– Дмитрий Васильевич, любимый банкир, как не узнать!

– Вы сегодня веселая…

– Да я ж в отпуске! На водах, в Висбадене.

– Ах как жаль!

– Почему же? Говорите свободно, у меня безлимитный тариф.

– Не хотел я вас расстраивать… Но сообщить обязан. Анастасия Евгеньевна, у нас в банке произошла небольшая проблема…

– Какая?

– Попытка компьютерного взлома. К счастью, служба безопасности вовремя среагировала, и хакера мы заблокировали.

– Так какая же это проблема? Поздравляю, оперативно работаете!

– Хакер успел ввести запрос на перевод денег. Первым он запрашивал именно ваш счет. И еще – он точно угадал сумму. Ту, которая лежала на вашем счету еще недавно. Что вы уже перевели от нас – в «Банк Люцерна». Собственно, именно это нас и спасло: система предупреждения немедленно высветила сигнал, что со счета в автоматическом режиме запрашивается та сумма, которой на нем нет.

– Та-ак…

– Вам, наверное, стоит вспомнить, кто столь точно был осведомлен о вашем финансовом положении.

– Я поняла, Дмитрий Васильевич. Спасибо, что позвонили.

Настя рассеянно нажала на кнопку отбоя. Да, дела… А осведомлены-то о ее финансовом положении оказались многие…

Какой только бес ее тогда под локоть толкнул!

Настя со стыдом и досадой вспомнила недавнюю встречу выпускников: пять лет со дня окончания инженерно-физического. Бывшие однокурсники тогда слегка перебрали, и Настина давняя врагиня, отличница Жанка, начала хвастать мужем-миллионером. Удержаться у Насти не получилось, пришлось зазнайку припечатать:

– Чем миллион, который надо отрабатывать, – лучше сто тысяч самой заработать!

И гордо вытащила из сумочки выписку со своего счета (как раз в тот день взяла). Эффектным жестом бросила на стол. Бумага пошла по рукам… Сколько ж народу ту выписку, столь опрометчиво продемонстрированную, видело? Да уж немало! Колян, Димон, и та же умытая Настей Жанка, и начкурса, и отставленный Настин поклонник Макс… И тот же Олежка… И кстати! Даже в ее агентстве кто-то мог бы, если захотел, эту злосчастную выписку изучить. Настя долго таскала ее (зачем, спрашивается?!) с собой в сумке – а сумочку беззаботно оставляла на рабочем столе…

«А кто из знающих мог по-хакерски попытаться меня ограбить?» – спросила себя Настя. И сама себе ответила: «Да каждый второй и мог!» Образование им всем позволяет… Все-таки МИФИ – это школа. Настя сама (пару лет назад, в пору полного безденежья) «троянские» вирусы благополучным разиням засылала, подворовывала с «виповских» счетов интернетное время. Это не банк, конечно, ограбить, но… Да у них весь курс хакерством баловался!

Словом, ищи теперь ветра в поле. Но боже, какое счастье, что денег на ее счету не оказалось! Ведь тогда б система предупреждения, о которой говорил Дмитрий Васильевич, не сработала, и весь ее капитал ушел бы неизвестно куда.

Настя устало потерла виски. Здесь, в Колокольном, она уж и забыла, как это неприятно, когда болит голова…

– Тетенька Настенька, ну иди же скорей, – защебетали обиженные племянницы. – Позвала нас домик строить, а сама… То по телефону болтаешь, то думу думаешь!

– Иду, девочки, – рассеянно улыбнулась Настя.

И тут телефон зазвонил снова. Девчушки дружно скорчили рожицы. Настя глянула на определитель номера. Батюшки, сам генеральный! Неужели собирается из отпуска отзывать?

– Да, Арсен Юрьевич, – деловито откликнулась она.

– Анастасия Евгеньевна? У меня для вас новости. Не самые лучшие новости.

– И у вас тоже? – не удержавшись, ляпнула она.

Повисла двухсекундная пауза. Генеральный молчал. Наконец сбавил тон на менее официальный и продолжил:

– Настя, у нас чрезвычайное происшествие. Несем прямые убытки, а в прессе уже пошел про нас черный пиар.

– Что? Что случилось? – тревожно спросила Настя.

– Нашу базу данных разослали по Интернету во все риелторские агентства. В графе «предмет сообщения» написали: «эксклюзивный подарок»…

– Кто… Кто это сделал? – с трудом выдавила Настя.

База данных на десятки тысяч квартир, принадлежавшая их агентству, охранялась почище сверхсекретного объекта. Настин принцип сортировки квартир плюс ежедневно обновлявшиеся данные стоили баснословные деньги. Ходили слухи, что генеральному вроде предлагали за базу двести штук «зеленых», но тот, естественно, отказался.

Арсен Юрьевич выдержал едкую паузу. И выдохнул:

– Похоже, сделала это ты.

– Я?!

– Извини, но обратный адрес во всех письмах указан твой, Настя. И рассылали базу с твоего рабочего компьютера…

– Но меня и на работе-то нет! – отчаянно вскрикнула Настя.

Генеральный, явно подготовившийся к разговору, парировал:

– А я думаю, твой ноутбук легко стыкуется с твоим компьютером в офисе – был бы телефон. Лэп-топ, насколько я знаю, ты взяла с собой. Как, впрочем, и сотовый.

– Но зачем, Арсен Юрьевич? Объясните: зачем мне это делать?! – Настя изо всех сил старалась, чтобы голос ее не дрожал.

– А это уж у тебя надо спрашивать, – холодно произнес он.

В трубке завыли короткие гудки. Настя в ярости отшвырнула телефон. Племянницы углядели по ее лицу, что надвигается буря, и поспешно ретировались.

– Дядь Петь! Дядь Петь! – заорала Настя. – Где ключ от сейфа?

– Что, Настенька, что? – всполохнулась на ее крик тетка.

А дядя Петя успокаивающе похлопал ее по плечу и молча протянул ключ. Настя дрожащей рукой отперла замок… Вот он, ее ноутбук, лежит на полке, крышка подернулась дымкой пыли.

– Мы его не трогали… – растерянно и виновато проговорила тетя Нина.

Настя дрожащей рукой включила компьютер. Нетерпеливо дождалась окончания загрузки. Открыла опцию «статистика включений»… Все верно: последний раз лэп-топ включали еще в Москве, две недели назад.

– Но как же так? – растерянно пробормотала она.

– Настя, что случилось? – потребовала тетка. – Что-то по работе?

Настя, закусив губу, кивнула.

– Тебя подставили? – прозорливо спросила тетя.

И снова Настя кивнула.

– Жизнь ваша московская такая, – утешающе сказала тетка. – Но ничего – ты сильная. Ты разберешься.

А дядя Петя ласково похлопал ее по плечу и, не мучая вопросами, посоветовал:

– Сначала выясни, кто. А когда выяснишь, – он широким жестом махнул на открытый сейф с ружьями, – мы его пристрелим.

«Дядька прав. Это – враг», – думала Настя, сосредоточенно шагая через поле. Она еле отбилась от теткиных хлопот. Отказалась от валерьянки, постельки и самогонки. Какая постелька, если весь ее мир рушится! «Оставь ее. Пусть погуляет. Подумает», – приказал жене дядя Петя. И вот Настя, снова бредя по любимому полю за околицей, впервые за время отпуска не баловала мозги деревенской безмятежностью, а сосредоточенно думала.

«Враг. Бьет по всем фронтам. Лишает и работы, и денег. Значит, непримиримый. И, собака, как тонко ударил! Явно готовился, всю жизнь мою изучил! И сумму на счету знал, и в офисный компьютер проник! Значит, надо подумать, кто из моих знакомых мог знать – одновременно! – и о моих деньгах, и о том, как войти в мой рабочий компьютер».

Настя вытащила блокнот и ручку. Написала: «сумма на счете». Немного напрягла память и составила список однокурсников, ставших свидетелями ее опрометчивого бахвальства. Список вышел изрядный – семеро. «Но такие новости – «однокурсница разбогатела!» – разлетаются со скоростью света! – сверкнула запоздалая мысль. – И о моем счете в банке, и о примерной сумме на нем знает уже полпотока плюс однокурсничьи родственники и друзья!»

Настя в отчаянии смяла список, швырнула на траву. Бог с ней, с экологией, когда вся ее жизнь в мусор летит!

«Ладно, пойдем другим путем. Кто мог проникнуть в мой офисный компьютер?»

А тут и думать нечего – весь отдел мог. В ее комнате сидело четверо, все, разумеется, имели допуск к агентской базе данных. Понятия «свой компьютер» в отделе, строго говоря, даже не существовало. Работали на той машине, что ближе. А за Настин, самый мощный в отделе комп вообще вечная война была. И пароль ее, словечко guerilla, вовсе не был вселенским секретом.

«Что ж я шефу-то этого не сказала!» – мелькнула запоздалая мысль. Рука потянулась к телефону, но Настя себя одернула. Рано звонить. И глупо.

«Ну и что мы имеем? Первое множество – со встречи выпускников – никак не пересекается с множеством вторым, с моими коллегами. Или… Или пересекается? Может, какой-то мой бывший однокурсник связан с кем-то из моих коллег? И они совместно решили меня закопать?

Но зачем? По какой причине? Неужели просто так? За удачную карьеру, чтоб не задавалась?»

Нет, что-то не складывается. Не может она поверить, что кто-то решил уничтожить ее просто так. Практически ни за что.

И тут в голове вспыхнуло: Олежек!

Только он знал о ней все. Знал о сумме на счете. (О переводе денег в Швейцарию Настя не сказала даже ему.) И пароль для ее компьютера – английское словцо guerilla – она тоже ему выдала: просто к слову пришлось. Олег еще хмыкнул: «Тоже мне, Настена-партизанка!» И… и… Это он посоветовал ей обратиться к врачу! И дал телефон доктора – сказал, что это лучший психоаналитик Москвы! А врач запугал ее тем, что нужно немедленно ехать в отпуск!

Да Олег просто расчищал себе пространство для маневра, выдавливал ее из Москвы! А она, дура, и правда поверила, что ей нервы нужно лечить!

Но зачем же он это делает?

Настя горько усмехнулась – теперь, когда она потеряла работу, причины не имели никакого значения.

Вокруг нее по-прежнему безмятежно зеленели поля и шептали о чем-то возвышенном деревья, но глупая деревенская красота больше не радовала. «Все. Больше никаких «санаториев», – решила Настя. – Нужно срочно убираться отсюда. И спасать то, что еще можно спасти».

Она поднялась, в последний раз окинула взглядом лесок, уходящее в перспективу небо, задумчивое, сонное кладбище… На Колокольное снова наплывали сумерки.

А на одной из могил снова маячила, мерцала в вечерней дымке изломанная, страшная, белая фигура без лица…

Настин крик всполохнул безмятежных грачей, птицы взвились с деревьев, галдя и роняя перья.

– Дядя Петя, завтра я уезжаю, – сообщила Настя, едва вошла в дом.

– И думать, Настена, не смей, ты и в себя прийти не успела! – возмутилась тетя Нина.

А дядя Петя деловито спросил:

– Ну что, решила, кого пристрелить?

– Решила, – улыбнулась Настя.

– Если докажешь, что действовала в состоянии аффекта, больше трех лет не дадут, – со знанием дела прокомментировал он.

– Немедленно замолчи, Петр! – прикрикнула на него жена. И побежала суетиться, собирать Насте бесчисленные соленья-варенья-компоты.

– Дядь Петь, пошли на крыльцо, перекурим, – позвала Настя. – У меня к тебе дело. Секретное.

Село Колокольное уснуло. Басисто храпел дядя Петя, ему нежно подсвистывала тетка. Что-то бормотали во сне племяшки – Настя на цыпочках прошла в их комнату, укрыла девчушек поплотнее. Одни коты вальяжно шастали по дому, подстерегая рассеянных мышей.

Не спала и Настя. Сидела у окна, не закрыв ставен и призывно распахнув форточку. Чтоб ее не было видно с улицы, спряталась за ширмой. На коленях лежало охотничье ружье. Она напряженно вслушивалась в темноту. Когда казалось, что по двору шелестят шаги, принималась сладко посапывать, будто спит… И изо всех сил старалась не заснуть по-настоящему. Но… Миновала полночь, полпервого, час – никого. И глаза слипались отчаянно…

Кажется, она задремала – потому что очнулась от противного скрипа стекла. Она вскинула к окну сонные, испуганные глаза – и снова увидала его. Белый человек. Человек без лица. Мертвая маска без глаз, безо рта, без носа!.. И по стеклу отстукивает тревожный ритм костлявая, с длинными ногтями, рука.

«Ну, здравствуй, зайчик!» – прошептала Настя. Вскинула ружье. Прицелилась пониже подбородка. И жахнула в окно дуплетом.

Крик был жалким, совсем не мужским. Будто бы голосила глупая баба.

– Убили! Помогите!

Настя и дядя Петя выскочили во двор. Дядька сдернул с плеч ночного гостя, корчившегося на земле, белый балахон. С лица его сорвал серый дамский чулок.

– Макс? – в ужасе прошептала Настя.

В глазах ее отставленного поклонника застыли жалкие слезы.

– Ты убила меня, сука! – причитал он, хватаясь руками за грудь.

– Никто тебя не убивал, – презрительно буркнул дядька. – Ружье заряжено солью!

А Настя, оправившись от шока, склонилась к Максу:

– Так это ты?! То самое привидение?! И в Москве, и здесь, на кладбище?

Она в ярости схватила его за плечи:

– Чуть до инфаркта не довел, сволочь! А ну говори! Зачем? Какого ляда ты это затеял?

– Помоги мне, Настя, – жалобно заныл Макс, – у меня вся грудь горит!

– Перебьешься. Сначала скажи: зачем?

Макс на мгновение перестал скулить и прошипел:

– Затем! Затем, что меня никто не смеет бросать, ясно? А ты, фря, решила, что теперь кру-та-а-я! Что я тебе больше не нужен!

– И что? Ты думал, если я без денег, без работы и с расшатанными нервами – я к тебе вернусь?

– Ну разумеется! А кому ты еще будешь нужна, – презрительно проговорил он.

– Ты так думаешь? – усмехнулась Настя. – Ладно, проехали. Еще вопросец. Как ты в мой офисный компьютер пролез?

– Делов-то! – фыркнул Макс. – Взломать банк было куда сложнее. Но ты, сука, денежки куда-то перепрятала…

– В Швейцарию, Максик, в Люцерн. А тамошний банк тебе не взломать – кишочка тонка…

– Врача, Настена… Помоги…

– Мы еще не закончили. Долго ты тут, в деревне, ошивался? Где жил? Кто тебе помогал?

– Да никто мне не помогал! В лесу я жил, за кладбищем, в палатке! Тушенку жрал!

– Во дурак-то… – печально вздохнула Настя.

– Сама ты дура! И сучка! – злобно прокричал, почти не владея собой, Макс.

– Но, но! – взял парня за плечо дядя Петя. – Иди давай в дом, Настена!.. А с этим крокодилом я сам разберусь.

– Хорошо, дядь Петь… – пролепетала Настя.

Теперь, когда напряжение последних дней спало, она почувствовала, что силы на нуле и ее всю колотит – то ли от усталости, то ли от пережитого страха.

Она прижалась к дядькиной груди и прошептала:

– За что мне это? За что?

– За то, что ты сильная, Настька, – усмехнулся охотник.

– И… И что же мне теперь делать?

– Да ничего. Иди отдыхай. А с чудиком твоим мы сейчас побеседуем. Он мне бумагу подпишет, какую я ему скажу. Про все свои художества… Покажешь ее в Москве своему шефу. И будешь работать себе дальше.

– А я… а я думала, что у меня… галлюцинации, – вздохнула Настя, с отвращением глядя на унылую фигуру Макса, на валяющийся у его ног белый балахон…

Презрительно пнула босой ногой серый чулок и с усмешкой добавила:

– Тоже мне – человек без лица!