Книга: Герман. Интервью. Эссе. Сценарий
Назад: Дополнение. В поисках утраченного
Дальше: Фильмография
ГЛАЗ ДЖУНГЛЕЙ
Представление для театра или для видеофильма по рассказу Редьярда Киплинга «Рикки-Тикки-Тави»
Действие первое
В углу сцены красное, в потрескавшейся дешевой бронзе, разрисованное пианино. Над пианино прилажен вентилятор, приводимый в движение ногой. Плетеная педаль вентилятора рядом с бронзовыми педалями пианино. Потирая пальцы, выходит тапер. Высокий, похожий на удилище человек в очень потертом фраке садится за пианино, быстро и, как ему кажется, незаметно избавляется от одной из потрескавшихся лакированных штиблет.Жарко.Тапер гордо вскидывает голову, встряхнув длинными седыми волосами, это жест художника или пьяницы, а может, того и другого вместе. Он начинает играть, и возникает в сопряжении звуков мелодия английской песенки и барабан, строевой шаг, стон и ругань, все вместе.Одновременно с музыкой начинает светиться легкий занавес, на занавесе образуются нерезкие тени, будто несуществующий механик ищет фокус в несуществующем проекторе. Внезапно тени приобретают стройность и резкость. Театр теней имитирует несуществующую кинохронику – приход английского парохода «Азия» в индийский порт, самое начало века. Тени, тени. Забытые, ушедшие. Полунагие носильщики и кули бегают под музыку туда и обратно, неторопливо проходят морские офицеры в кепи и перчатках. Пузатый колониальный чиновник и брамин, тяжелые волы с горными пушками на хребтах, прибывшая в Индию батарея Ее Величества и британские солдаты по кличке «Томми» с большими рюкзаками. Молодая дама под зонтом с вереницей детей и гувернанткой, и тень странного ободранного существа с замотанной тряпьем головой подняла руки и, будто распластанная, растворенная светом, уставилась в зал.К музыке вкрадчиво и незаметно присоединяются бытовые шумы, шипение пароходных котлов, дудка боцмана, слова встречи и прощания на разных языках и крики скачущих по веткам обезьян.
ТАПЕР. Чего в Индии действительно много, это солнца… Ужасно много солнца… Еще в Индии много людей. Говорят, в Китае еще больше, но никто толком не считал… А при этом все едут и едут…
Говоря это, ТАПЕР начинает играть быстрее, а от того и тени начинают двигаться с невозможной скоростью. Потом вдруг вроде бы останавливаются и вроде бы случайно на светящемся мягким светом занавесе-экране застывают четыре тени – трое взрослых и один ребенок – мальчик с сачком. По обе стороны от них – куча багажа, и от того ли, что движения нет, или от чего другого в четырех фигурах – растерянность. Запомним же их, это наши будущие герои.
Некоторые считают, что в Индии нет романтики, но они не правы. В жизни Индии столько романтики, сколько для нее полезно… Иногда немножко больше. И только те, кто это поймут…
Неожиданный резкий звук, будто разбили стекло, и мяуканье, будто наступили на хвост коту, треск материи. В полупрозрачном занавесе возникает дыра, и через нее на сцену вылезает крепкий рыжий человек в полинявшем красном мундире английского солдата и с походным мешком, один из тех, тени которых мы видели.Звук проектора исчезает и одновременно тени на занавесе растворяются.
СОЛДАТ (в радостном возбуждении, ни секунды не переживая, что порвал занавес). Черт возьми, я рад, что нашел вас, сэр! Вы оставили свой зонт, а местная газетка пишет, что здесь вот-вот начнется сезон дождей…
ТАПЕР (встает из-за пианино и незаметно пытается надеть на босую ногу штиблету). Но как вы сюда попали, милый друг?!
СОЛДАТ. Ну просто понятия не имею… Сначала у меня ничего не получалось, что-то меня не пускало, потом я надавил плечом, разбежался, какая-то старая парусина… Уж больно хотелось отдать вам этот зонт, сэр… Меня зовут Том Аткинс, сэр, может быть когда-нибудь слышали?..
ТАПЕР (всплескивая руками). Конечно, слышал! Том Аткинс, старый британский солдат… Сколько лет мы пели твои песни…
АТКИНС (вытирая лоб, оглядываясь). Песни песнями, но уж больно здесь жарко, сказать по правде, сэр.
ТАПЕР. Еще бы, ведь мы же в Индии, дружок…
Жалобный и нежный звук.
Кроме того, ты кое-что нечаянно повредил, и пока это не залатают…
ТАПЕР хлопает в ладони, порванный занавес поднимается, позади другой, состоящий из всех красок мира – лианы, цветы, листья. Занавес шуршит, шевелится, там, в листве, смех и будто множество глаз и странных рожиц высовываются сквозь образовавшиеся в листве отверстия. Шепот, шорох, хихиканье, ворчание. Еще раз жалобный и нежный звук, и над всем этим вспыхивает зеленым таинственным светом огромный странный глаз. Глаз мигает, каждый раз меняя краску.
Черт возьми, пока меня не было, здесь стало еще красивее. Знаешь что, Аткинс, доставай свое банджо из мешка, оно у тебя там рядом с фляжкой и ветчиной, и помоги мне немного… Мы вместе с тобой расскажем эту историю сэра Редьярда Киплинга об одной великой войне…
АТКИНС (чешется). Один капрал говорил, что Индия хороша двумя вещами, которые исключают друг друга. Из нее всегда хочется уехать и сразу же хочется вернуться. (Расстегивает мешок и достает старое банджо.) Если мы будем рассказывать о Хейберском перевале, сэр, так этот самый капрал…
ТАПЕР. Ни в коем случае, Томми… Мы расскажем с тобой о совсем другой великой войне, которую вел отважный Рикки-Тикки в умывальной комнате Большого Дома, в саду и на дынной грядке возле мусорной свалки… О законах Джунглей, потому что Индия – это Джунгли, а Джунгли – это не хаос, где все поет, ликует и поедает друг друга, Джунгли – это другое. Джунгли – это закон куда более строгий, чем другие. Это и ненависть, и любовь, и, скажу тебе по секрету, что-то еще, чего не знает никто.
Шепот, шорох, шуршание и звук, похожий на неясный смех. АТКИНС подстраивает к звукам пианино банджо.АТКИНС и ТАПЕР улыбаются друг другу и оба скидывают сапоги и штиблеты.Перед занавесом, медленно кружась в свете театральных фонарей, держа друг друга за кончики хвостов, танцующей походкой проходят большие обезьяны – БАНДЕРЛОГИ.
ТАПЕР (обращаясь не то к ним, не то к залу).
Внемлите Закону Джунглей.
Он стар, как небесная твердь.
Послушный зверь преуспеет,
но ждет нарушителя смерть.
БАНДЕРЛОГ-СОЛИСТ. Для себя, детеныша, самки убивай,
если в пище нужда, но нельзя убивать для потехи,
человека же никогда.
Танцуют БАНДЕРЛОГИ, ТАПЕР и АТКИНС играют. Над пестрым занавесом по-прежнему светится, меняя цвет, странный глаз.
АТКИНС (продолжая играть). Вы так и не знаете, сэр, кому принадлежит этот странный глаз?
ТАПЕР. Этого не знает никто, дружок, или почти никто… (Высоко поднимает вверх палец.) …Но это Глаз Джунглей, Который Блюдет Закон.
БАНДЕРЛОГИ, медленно кружась, раздвигают тяжелый занавес, подтягивают наверх отдельные тяжелые цветы и ветви, впервые открывая всю сцену.
ХОР БАНДЕРЛОГОВ. Блюди же законы джунглей,
их много, от них не спастись.
У них голова и копыта,
горб и бедро – подчинись!
Сейчас открыта только верхняя часть сцены, нижняя часть скрыта густой зеленью и темнотой. Верхняя часть сцены представляет кусок тропического сада у освещенной веранды и крыльца. Над верандой ветка в огромных огненно-красных цветах, на втором плане индусы бегом носят чемоданы, там же забинтованный до бровей нищий. Впереди неожиданно стоят четверо англичан, тени которых мы видели прежде. Это БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК, его жена, мы будем звать ее МАТЬ ТЕДДИ, БАБУШКА – у нее не будет другого имени, и сам ТЕДДИ – мальчик десяти лет с сачком. Все они в колониальных костюмах начала века. На всех маски, несколько утрирующие ведущие черты характера, маски не очень явные и легко заменяющиеся. Так же как и на теневом занавесе, все четверо кажутся слегка растерянными.Гремит гром. Красные цветы на ветке качаются, и все четверо белых одновременно открывают над собою зонты.ТЕДДИ внезапно садится на корточки.
ТЕДДИ. Смотрите, мертвая кошечка, давайте устроим ей похороны. ливень кончился и земля еще мягкая.
ТЕДДИ встает, он держит за хвост рыжего мокрого зверька, зверек вцепился лапами в зеленую ветку с цветком и не отпускает ее.
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК. Это не кошечка, Тедди, это молоденький мангуст. По-видимому, его принесло из лощины Большим ливнем, и он захлебнулся.
БАБУШКА. Бедный, бедный зверек. Божий мир еще так несовершенен, Тедди.
Неожиданно зверек чихает.
МАТЬ ТЕДДИ. Он жив, какое счастье! Какая хорошая примета, я знала, я знала!
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК (непонятно к кому). Я же говорил… Надо немедленно завернуть его в вату.
МАТЬ ТЕДДИ переворачивает зонт ручкой вверх, ТЕДДИ кладет зверька внутрь зонтика, как в корзинку, так что головка и мокрый хвост свешиваются наружу. БАБУШКА достает носовой платок и накрывает мангуста. ТЕДДИ и его МАТЬ делают то же самое.Вступает музыка, и белые люди идут, вернее, ритмически переступают, делая вид, что идут, держа перед собой зонтик с мангустом.ТАПЕР вдруг вскакивает и бьет по клавишам ладонями. Словно услышав удары инструмента, мокрый хвост зверька выскакивает из-под платка, наподобие круглой длинной щетки, голова зверька поднимается, на ней расправляются усы, вспыхивают розовые глазки и зверек кричит: «Рикки-Тикки-Тикки-Чк!» Удивленные англичане застывают, вглядываясь в зонт со зверьком.
ТАПЕР. Теперь все поняли, кто такой этот зверек – Рикки-Тикки, хотя это только начало. Птица-кузнец, которая служит глашатаем в каждом индийском саду, сообщит ему новости. (ТАПЕР опять бьет ладонями по клавишам.) Дарзи – птица-портной – поможет ему, и Чучундра, мускусная крыса, и Чуа, ее сестра, дадут ему советы, но по-настоящему воевать он будет один… Белые люди, которые только что приехали сюда, знают об Индии только по книжкам… Эй, Аткинс, помоги им зажечь керосиновые лампы, ведь они ничего еще не умеют.
Гаснет свет. В глубине потемневшей сцены неярко, ничего еще не высвечивая, загораются лампы.По авансцене ходит нищий с забинтованной головой.
АТКИНС (голос из глубины сцены). Сэр, а что здесь делает Матун, ужасный нищий, забинтованный до бровей?..
ТАПЕР. Все имеет связь в мире Джунглей, Аткинс… Уж так здесь все устроено… Давай скорей свет, дружище!
В верхней части сцены разгорается свет в керосиновых лампах. Дом открывается как бы в разрезе. Сюда только что переехали, вещи не разобраны, но над камином уже висит большой портрет королевы-вдовы.РИККИ-ТИККИ сидит на табуретке на большой клетчатой грелке.Гудит жук.
БАБУШКА (в кресле с толстой книгой). Фу! Фу! Какой огромный нелепый жук!
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК (пишет, макая перо в чернильницу). Только не пугайте мангуста, занимайтесь все своим делом да глядите, что он станет делать…
БАБУШКА (продолжает читать вслух с выражением). Из того, что здесь написано, следует, что этих рикки-тикки вообще невозможно напугать… Больше одной минуты мангусты ничего не боятся. Драться с огромными змеями для них такое же удовольствие, как для Тедди играться в пыли. Ага. Их так зовут, потому что, когда они бьются со змеями в высоких травах, их боевой крик: «Рикки-Тикки-Тикки-Чк!». Здесь также написано, что все они мечтают стать домашними мангустами и что они ночные зверьки… (Отвлекается от книги.) Вы все знаете про мои чудовищные бессонницы, и будет так мило и так уютно, если хотя бы в Индии найдется существо, которое разделит со мной ночное бодрствование… (Выразительно смотрит на МАТЬ ТЕДДИ.)
МАТЬ ТЕДДИ (сдержанно). Конечно, конечно.
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК (им обеим). Ну и чудно, чудно.
РИККИ вдруг подпрыгивает и кусает грелку, на которой сидит.
БАБУШКА. Ах, моя грелка! Кыш! Кыш!
РИККИ с интересом смотрит на БАБУШКУ, хвост его взлетает, как флаг, он прыгает БАБУШКЕ на колени.
БАБУШКА. Кыш! Кыш!
РИККИ прыгает на стол БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА, сует нос в чернильницу и переворачивает ее.
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК. Кыш! Кыш! Писать собрался, ну зачем мокрой мангусте чернильница?!
Со стола РИККИ прыгает на колени МАТЕРИ ТЕДДИ, хватает клубок шерсти и прыгает на виолончель. Виолончель отвечает ему густым басовитым звуком, РИККИ слетает с нее.
ТЕДДИ. Испугался, испугался.
Хвост РИККИ пушистой щеткой взлетает вверх, он начинает раскачиваться.
РИККИ (грозно виолончели). Рикки-Тикки-Тикки-ЧК!
Но виолончель молчит.
БАБУШКА (обращаясь к РИККИ). Видишь, она тебя испугалась.
Все смеются. РИККИ с интересом смотрит на всех смеющихся и вскакивает ТЕДДИ на плечо.
БАБУШКА. Ах!
МАМА. Ах!
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК (громко). Не бойся, Тедди.
РИККИ-ТИККИ заглядывает ТЕДДИ за воротник, нюхает затылок и заглядывает в ухо.
ТЕДДИ. Он дует, он дует. (Хохочет.)
РИККИ-ТИККИ что-то в ухе ТЕДДИ не нравится. Потом он успокаивается и, сидя на плече у ТЕДДИ, начинает тереть себе нос.
МАМА ТЕДДИ. Вот чудеса! И это называется дикий зверек! Верно, он от того такой ручной, что мы были добры к нему.
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК. Мангусты все такие. Если Тедди не станет поднимать его с пола за хвост и не вздумает сажать его в клетку, он поселится у нас и будет бегать по всему дому… Давайте споем ему, как мы плыли сюда, в Индию, на пароходе «Азия».
БАБУШКА. А я пока принесу ему яйцо или банан. Здесь написано, что больше всего эти ваши рикки-тикки любят есть ядовитых змей, примерно как я анчоусы. (Бабушка поднимает руки вверх и смеется.) Но не брезгуют яйцами и бананами. Правда, подозреваю, что это для них, как овсянка для Тедди.
МАТЬ ТЕДДИ берет между тем виолончель, начинает играть и петь. Густым басом присоединяется к ней БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК, тоненько выводит ТЕДДИ, БАБУШКА с гроздью бананов кружится посреди гостиной, уютно горят лампы. За стенами дома темно. Ветер качает ветви, на которых не видны цветы, не то светляки, не то бесчисленные глаза загораются вокруг дома, и что-то тревожное в этой опускающейся тропической ночи над пятном света – домом.
МАТЬ ТЕДДИ (поет и играет). Если в стеклах каюты зеленая тьма, и брызги взлетают до труб…
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК: И встают поминутно то нос, то корма…
БАБУШКА. А слуга, разливающий суп…
АТКИНС (не выдерживает, присоединяется со своим банджо). Неожиданно валится в куб…
МАТЬ ТЕДДИ. Если мальчик с утра не одет, не умыт…
БАБУШКА. И мешком на полу его нянька лежит…
ТЕДДИ (тонким голосом). А у мамы от боли трещит голова, и никто не смеется, не пьет и не ест…
ВСЕ ВМЕСТЕ (с Томом АТКИНСОМ, который не только подыгрывает на банджо, но и танцует). Вот тогда вам понятно, что значат слова: «Сорок нор, пятьдесят вест!»
При последних словах песни порыв ветра, ветки отвечают ему стоном, бесчисленные глаза – мерцанием. РИККИ вдруг соскакивает с плеча ТЕДДИ на колени, с колен на пол. Тень от его длинного пушистого хвоста мечется по стенам и по потолку. РИККИ выскакивает на порог и пропадает.
ТЕДДИ. Он ушел! Ему не понравилась наша песня. (МАТЕРИ.) Ему не понравилось, как ты играешь. (БАБУШКЕ, передразнивая.) Кыш! Кыш! Неужели нельзя было быстрее принести ему банан?
БАБУШКА (пытаясь засмеяться). А может, у тебя были просто плохо вымыты уши, Тедди?
ТЕДДИ. Тогда, тогда… Я с тобой вообще не разговариваю…
В процессе этой начинающейся ссоры артисты незаметно меняют маски. Теперь в их лицах появляются что-то раздраженно-коммунальное.
БАБУШКА (не то БОЛЬШОМУ ЧЕЛОВЕКУ, не то портрету королевы-вдовы). Это влияние, это влияние…
МАТЬ ТЕДДИ (бесцельно переставляя с места на место виолончель и тоже имея в виду БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА). Господи, если есть хоть какая-то справедливость в этой мире…
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК (печально смотрит то на ту, то на другую). Стоило из-за этого ехать в Индию… Давайте укладываться спать. (Тяжело вздохнув, устанавливает гири часов.)
МАТЬ ТЕДДИ ходит взад-вперед, взявшись пальцами за виски.
ТЕДДИ (вдруг БАБУШКЕ). Прости меня, прости!
БАБУШКА обнимает ТЕДДИ, оба плачут, и артисты тут же меняют маски на первоначальные.
БАБУШКА. Нет, это вы меня все простите… Я несносна… Не надо плотно закрывать дверь, и утром кто-нибудь обнаружит этого Рикки у себя на подушке… А сейчас он побежал осматривать сад, грядки, огород… Это теперь не наше, а его…
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК (обрадованно и с подъемом). Ночной сад в джунглях. Представьте, что это для маленького зверька… Целый мир.
Медленно и мощно в доме бьют часы. МАТЬ ТЕДДИ со смычком садится у виолончели. ТЕДДИ берет керосиновую лампу, бежит на крыльцо, откручивает фитиль, лампа делается невозможно яркой.
ТЕДДИ. Рикки! Тики-Тикки! Приходи ко мне ночевать!
Рядом останавливается БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК.
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК. Кыс! Кыс!
Гудит жук, ТЕДДИ машет рукой, чтобы прогнать его.
ТЕДДИ. Уйди, уйди, жук! Рикки! Рикки!
Где-то хлопают крылья, где-то там, в мятущихся кустах, то ли вздох, то ли шепот и ярко разгорается наверху в темноте красное мигающее око – Глаз Джунглей. Играет виолончель. Медленно уходит свет наверху. В нижней части сцены, ранее затемненной, закрытой зеленью, высвечивается декорация, возникает мир измененных пропорций и размеров. Тот мир, который, в нашем представлении, видят маленькие звери. Здесь цветок огромен, трава – куст, а основание куста – дерево, густые кроны которого смыкаются где-то в темноте наверху. Шорох, шорох, шепот, смех – страдания этого другого измерения.
АТКИНС. Вот оно, значит, как… Конечно, здесь все большое, потому что звери маленькие… Это их, мелких зверей, мир, я верно понял?
ТАПЕР кивает.Резкий, тревожный, молящий крик. И другой, отчаянный: «Тише, тише, спрячься, спрячься!»
И здесь звери говорят на понятном нам языке…
ТАПЕР (кивает). Ты же слышишь, им часто очень невесело…
Где-то наверху раскатистое, как гром: «Рикки-Тикки! Рикки-Тикки!» Две огромные, как колонны, ноги в крагах. Краги останавливаются. Наверху что-то фыркает, свет, похожий на свет зарницы, освещает подножие куста, на землю падает что-то, напоминающее полено.Это ноги Большого человека, а это просто папироса «Темпси».
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК (голос за сценой). Рикки-Тикки! Кыс! Кыс!
Ноги уходят. Медленно летит большой ЖУК, у него рассеянные глаза и большие, как у кайзера, усы.
ЖУК (собственно ни к кому не обращаясь). Ответьте, здесь нет красных муравьев?
Опять крик, в нем отчаяние и мольба: «Не смотри, не смотри!» И кашель.
ДРУГОЙ ГОЛОС. Посмотри мне в глаза, малышка!
ПЕРВЫЙ ГОЛОС. Не смотри, не смотри!
ТОНКИЙ ГОЛОСОК. Ах!
Удар, шипение, стон. Медленно падают откуда-то сверху большие ярко-красные листья.
АТКИНС. Что это?
ТАПЕР. Это джунгли, дорогой. Ночь спускается в этот сад-джунгли или джунгли-сад, уж как хотите. И, нравится нам или нет, здесь свой мир, свои законы.
АТКИНС бросает артисту банджо.
Что ж, пейте воду вволю, но в меру
и мойтесь от носа и до хвоста.
Спите днем, для охоты ночная предназначена тьма.
Для себя, детеныша с самкой убивай,
если есть нужда.
Но нельзя убивать для потехи,
человек же никогда.
Блюдите законы Джунглей,
их много, от них не спастись,
у них голова и копыта,
горб и бедро, подчинитесь.
На сцену выскакивает РИККИ-ТИККИ, оглядывается, облизывается.
РИККИ. Неплохое место для охоты. (Видит папиросу. Хвост у него раздувается, как круглая щетка, он медленно крадется к папиросе, прыгает на нее, чихает и трясет головой.)
Где-то наверху над ним стон, вздох, плач. Кусты качаются под ветром. РИККИ встает на задние лапки. Только теперь высвечивается висящее в зелени и цветах гнездо, свитое из двух большущих листьев. Из гнезда торчат маленькие очкастые птенцы. И две крупные, тоже очкастые птицы торчат из зелени. Это ДАРЗИ – птица-портной с несчастной, глупой, очень пестрой головкой и его ЖЕНА с головкой поумнее и побесцветней.
Эй вы! Птицы-портные! Это вы здесь стонете?
ДАРЗИ. Случилось большое непоправимое несчастье. Один из наших птенчиков вывалился из гнезда, и Наг проглотил его. И теперь она (он кивает на жену) не хочет больше жить.
ЖЕНА ДАРЗИ. Укуси меня, Рикки-Тикки, я больше не хочу жить.
РИККИ (чешется). Гм!
ДАРЗИ (бьет себя крылом по лицу). Видишь ли, Рикки, одно время я считал, что мы с Нагом родственники, ведь и у него, и у нас очки (показывает крылом, окрас перышек вокруг глаз действительно напоминает очки). Он согласился с этим. Я сочинял гимн в честь Нага. А он… (ДАРЗИ не может произнести.)
РИККИ. Гм! Гм! Это очень печально. Но я тут недавно, я нездешний… И не очень знаю, кто такой Наг?
Тишина. Исчезают все звуки, потом головка ДАРЗИ и его ЖЕНЫ, потом головки птенцов. Становится абсолютно тихо. В этой тишине возникает звук, похожий на вздох.
Эй вы! Куда вы все делись?! Я вас спрашиваю: кто такой Наг?
Опять тишина. В тишине негромкое шипение. Странный холодный звук. Из мелких белых цветов все выше и выше, вершок за вершком поднимается голова огромной черной кобры. Это НАГ. Только часть туловища поднимается над цветами, и тогда НАГ начинает качаться, как одуванчик под ветром. Глаза НАГА задумчивые и крупные.
НАГ (кашляющим голосом, мы его только что слышали). Ты спрашиваешь, кто такой Наг?! Смотри на меня, Рикки-Тикки, и дрожи, потому что Наг – это я.
НАГ раздувает капюшон, на капюшоне проступает очковая метка. Знак всех королевских кобр. НАГ открывает рот с металлическим звуком, напоминающим звук щеколды, будто выпрыгивают два длинных белых зуба.
АТКИНС. Только не морочьте мне голову, сэр. Сейчас мангустенка сожрут! Мал он еще! Сейчас, как сосиску! Жаль, жаль, славная была крыса! (Чтобы не смотреть, нахлобучивает берет.)
НАГ раскачивается, РИККИ съеживается, прижимается к земле и медленно начинает раскачиваться тоже. Постепенно он попадает в ритм качания змеи, хвост РИККИ распрямляется и мечется из стороны в сторону все быстрее. Движения этого хвоста рождают музыку, удары медных инструментов. Хвост РИККИ движется все быстрее под медные удары, движение хвоста напоминает танец, хвост будто раздваивается, вот такой же хвост в цветах и еще один отдельно в воздухе. НАГ перестает качаться и трясет головой.
НАГ. Бр-р-р!
Лишние хвосты исчезают. Огромная змея и маленький мангуст напротив друг друга. Оба задыхаются. Из кустов возникают птицы-портные. На другой куст садится ПТИЦА-КУЗНЕЦ, из травы высовывается еще крупный зверек – садовая крыса ЧУА.
ПТИЦА-КУЗНЕЦ. Динг-донг! Молчите и слушайте! Я птица-кузнец, глашатай в каждом индийском саду! В нашем саду начинается страшная битва! Динг-донг-ток!
РИККИ (он еще задыхается). Ну так что, почему я должен дрожать? Ты думаешь, что если у тебя очки на животе, так ты имеешь право глотать птенчиков, которые выпадают из гнезда, объевшаяся болотная пиявка?
НАГ (тоже задыхаясь). Перекормленная мышь, провонявший кролик!
РИККИ (визгливо). Старый трухлявый сук! Кишка дохлой коровы!
НАГ набирает воздух, чтобы ответить, но неожиданно меняется. Кончиком хвоста он убирает зубы, будто пристегивает их к нёбу.
НАГ (миролюбиво). Мы всегда успеем сразиться. У тебя быстрые глаза и лапы, но и мой укус смертелен. Я скажу правду, если замечу, что ты слишком молод, что ты детеныш, зачем же тебе рисковать и драться, когда в доме у человека тебя всегда ждет свежее яйцо, не правда ли, Рикки?
РИККИ. Рикки-Тикки-Тави-Чк! Зови меня полным именем, Наг, а то я тоже что-нибудь придумаю.
За спиной РИККИ между тем появляется вторая кобра, сначала голова, а потом тело, вершок за вершком. Это НАГАЙНА, жена НАГА, РИККИ ее не видит.НАГ медленно и усыпляюще качает головой, но теперь вверх и вниз. Тонкий хвост его высовывается из белых цветов, указывая НАГАЙНЕ лучшее место для удара.
НАГ (ему необходимо отвлечь Рикки). Ты не ответил, а это невежливо. Ведь птичьи яйца ты ешь, не правда ли? Почему бы мне не лакомиться птичками?! Разве я нарушил закон?
ДАРЗИ закрывает крыльями глаза. ЖЕНА ДАРЗИ сунула крыло в клюв, чтобы не кричать.
ЧУА (держась за висок, голосом отца Гамлета в сторону). Ужас, ужас, ужас!
НАГ грозит ей хвостом, скрученным наподобие кулака. ЧУА становится дурно.
НАГ. Позволь, Рикки-Тикки-Тави-Чк, я расскажу тебе об удивительном мангусте, герое из героев, который жил когда-то в этих местах и о котором мы, кобры, до сих пор слагаем песни… Ты похож на него, когда чуть поднимаешь голову.
РИККИ, оказывается, как и все мангусты, падок на лесть. Он поднимает голову.
РИККИ. Так?
НАГАЙНА готовится к удару.
НАГ. О-о-о! Безумно, безумно! Все повторяется в этом мире… Моя молодость, мои битвы…
ЖЕНА ДАРЗИ (вырвала крыло из клюва, она пытается крикнуть, но звука от страха нет. Сначала она сипит, потом вдруг звук прорывается). Сзади, сзади! Оглянись, оглянись!
Поворачиваться РИККИ некогда. Он прыгает как можно выше. Шипящая голова НАГАЙНЫ пролетает под ним и нечаянно бьет НАГА в раздувающийся капюшон. От неожиданности змеи сплетаются.
НАГ. Пусти, Нагайна!
НАГАЙНА. Нет, это ты пусти…
НАГ (в бешенстве). Это мой хвост!
НАГАЙНА. Нет, мой!
РИККИ выплясывает между двумя бьющимися хвостами, кусает то тот, то тот, увертывается от ударов. Мощные хвосты поднимают и бросают его.Змеи расплетаются. Они опять друг напротив друга, медленно качаются, готовясь к ударам. РИККИ мечется между ними, вправо, влево, вправо, влево. Удар головой НАГА – мимо! Удар головой НАГАЙНЫ – мимо! На секунду все застыло. змеи готовятся к удару, РИККИ к прыжку.Медленно влетает ЖУК.
ЖУК. Уф! Надеюсь, здесь нет красных муравьев? (Обнаруживает ситуацию.) Ах да, извините.
Неожиданно обе змеи бросаются вперед, РИККИ подпрыгивает, переворачивается на хвосте, летит кубарем, взлетает на всех четырех лапах, еще раз, еще раз, еще раз, но врагов нет. Воевать не с кем. Змеи исчезли. Неожиданно в углу сцены возникает хвост НАГА, хвост цепляет ствол дерева и дергает его. На сцену летят крупные, в шипах, черные плоды.
РИККИ (увертываясь от плодов). Где же вы, Наг и Нагайна, выходите, сражайтесь со мной.
НАГ (откуда-то из кустов). Всему свое время! Всему свое время, маленький хвастливый мангуст… И вы, гадкие, гадкие Дарзи!
ГОЛОС НАГАЙНЫ. Ждите нас, ждите, мангуст и птицы и все живое в саду.
ПТИЦА-КУЗНЕЦ. Динг-донг! Страшная битва в нашем саду не кончилась! Война! Война! Динг-донг…
ДАРЗИ. Я должен сложить тебе гимн! Сейчас же! Стань на камень, Рикки-Тикки, подними лапку вверх, мне легче будет придумывать слова! «Славься же, славься, великий красноглазый герой Рикки-Тикки…»
РИККИ встает на камень и поднимает лапку.
ПТИЦА-КУЗНЕЦ (начинает). Динг-донг!
ТАПЕР отрицательно качает головой и бьет по клавишам.АТКИНС, понимая его, стучит кулаком по банджо. Оба эти инструмента образуют сейчас странную, не похожую на предыдущие мелодию. На всякий случай АТКИНС запрыгивает на пианино, подтянув повыше босые ноги, мало ли что.
ТАПЕР (очень громко). Эй, кто свободен и не на охоте? Кто не кормит детенышей в логове? А главное, вы, друзья мои, бандерлоги! К нам, сюда! Вы знаете меня, а я вас! И мы не причиним вреда друг другу. Ведь мы одной крови, вы и я! Музыка, музыка, музыка!
Свет в нижней части сцены меркнет, и хвостатые БАНДЕРЛОГИ появляются в нем наподобие легких теней. Одновременно прибавляется свет наверху, там, где спит приехавшая английская семья. Неярко горящие керосиновые ночники высвечивают мальчика, он сел в своей кроватке, огляделся невидящими глазами и заснул опять. Спят в пижамах и колпаках остальные, храпит, вписываясь в музыку, БАБУШКА, странно мерцает портрет королевы-вдовы над камином.Внизу, среди БАНДЕРЛОГОВ, в танце делающих перестановку декораций, время от времени вспыхивают и затухают непонятно кому принадлежащие глаза.НИЩИЙ с забинтованной головой, высоко задрав подбородок, слушает то взвивающуюся, то шелестящую песнь БАНДЕРЛОГОВ.Среди БАНДЕРЛОГОВ выделяются три солиста, каждый ведет свою тему и поет в своей манере.
ПЕРВЫЙ БАНДЕРЛОГ. Это рассказывать надо с наступлением темноты, когда обезьяны гуляют и щиплют друг другу хвосты.
ВТОРОЙ БАНДЕРЛОГ. На крыльях птицы пала ночь. Летят нетопыри. В стадах, в хлевах – свободны мы до утренней зари… Удары когтя, стук зубов слились в протяжный стон. Внимай! Охоты доброй – всем, кто Джунглей чтит закон.
ТРЕТИЙ БАНДЕРЛОГ. Видишь? Мор-Павлин трепещет и в тревоге Обезьяны, плавно Коршун-Чиль кружится на расширенных крыльях. И неясные мелькают в полумраке Джунглей тени… Это страх, Охотник-крошка, это Страх!
ПЕРВЫЙ БАНДЕРЛОГ (вытянув хвост рукой непосредственно к залу). Стра-а-ашно вам всем, ну а нам нипочем. Братцы, ведь зад наш украшен хвостом…
В верхней части сцены в доме под звездами ТЕДДИ садится в кроватке, он в ночной рубашке. Медленно и мощно бьют напольные часы.
ТЕДДИ. Мама, мне снились обезьяны, они пели…
МАТЬ ТЕДДИ. Не шуми, ты разбудишь Бабушку. Ночь, ночь, до утра еще очень далеко… Какие странные ночи здесь, в Индии…
Бьют часы. ТЕДДИ засыпает, его ножка свешивается с кровати из-под простыни. Светят над домом не то звезды, не то глаза. Далекий протяжный звериный крик. Медленно опускается рама, будто бы от картины, но очень большая. Она отделяет фрагмент декорации, часть умывальной комнаты с большим окном матового стекла, угол гостиной, часть кровати, где спит ТЕДДИ. С последним ударом часов высвечивается нижняя декорация. Она вся ограничена такой же рамой и представляет собой резко увеличенный фрагмент верхней декорации. Величина предметов определяется точкой зрения небольших зверей. Здесь внизу огромная ванна, огромные тазы, табуретки, мочалки и зубные щетки. Диковинно увеличены узоры ковра, часть кровати ТЕДДИ, тапочки; голая ножка ТЕДДИ, как и наверху, свешивается из-под простыни, но здесь она очень велика. Слева от рамы тонкая стена умывальной комнаты, выходящая в сад. В саду бочка для дождевой воды, обвитая цветами. Бочка сообщается с ванной короткой толстой трубой.
АТКИНС (в восторге рассматривает новую декорацию). Вот уж не думал, что на бандерлогов можно положиться. А это, значит, умывальная комната?! А это ковшик для дождевой воды? А это тапочки, а это зубная щетка, которую Тедди потерял еще вчера… Так это видят мелкие звери, забавно, забавно… (Хочет подойти ближе.)
ТАПЕР (берет его за руку). Остановись, Томми, это их мир… нам нет туда хода.
Знакомое гудение. Около бочки с дождевой водой возникает ЖУК.
ЖУК. Уф! Уф! Здесь дождевая вода, которую терпеть не могут красные муравьи. (ЖУК садится на край бочки.) Летаешь, летаешь, иногда ну просто в отчаяние приходишь… Мелкие красные отвратительные звери. Нам нет места в одном саду. Я им так и говорю: послушайте, красные муравьи, нам нет места в одном саду. Ой, что это?!
Из бочки беззвучно возникают мокрые головы НАГА и НАГАЙНЫ.
Извините. (Улетает.)
Тихий всплеск, головы змей исчезают в бочке.На сцену выскакивает РИККИ-ТИККИ, прислушивается, сев как кенгуренок, нюхает свешивающуюся из-под простыни ногу ТЕДДИ и скребет ее лапой. Нога ТЕДДИ дергается, РИККИ отлетает, перевернувшись через голову. Опять слушает. В тишине комнаты что-то резкое, похожее на неожиданное всхлипывание, стон и бормотание. РИККИ подпрыгивает и опять слушает, потом поворачивается и щекочет голую пятку ТЕДДИ хвостом. Нога исчезает высоко на кровати. В тишине спящего дома опять возникает хныканье.
ГОЛОС. Не могу, не могу! Опять не могу! О-о-о! О-о! Поздно, поздно, нет сил, нет сил, но почему, почему? О! О!
РИККИ прыгает в угол за высокие сапоги с крагами, звуки борьбы, и РИККИ выволакивает за шиворот ЧУЧУНДРУ, большую мускусную крысу. ЧУЧУНДРА падает перед РИККИ на колени.
ЧУЧУНДРА (кричит). Не кусай меня, Рикки-Тикки! О! О! Не делай этого.
РИККИ (передразнивает). О! О! Чего ты залезла сюда? Я только что видел тебя в саду…
ЧУЧУНДРА. Нет-нет, ты видел мою родственницу – крысу Чуа… Я же Чучундра, домашняя мускусная крыса. У нас, мускусных крыс, всегда разбитое сердце, потому что у нас мечта набраться храбрости, чтобы выбежать на середину комнаты. Но у нас никогда, никогда не хватит духу на это. И мы очень несчастны. Зато у нас есть мечта.
ЧУЧУНДРА вдруг страшно пугается и впадает в истерику.
Почему ты так смотришь на меня? Ты хочешь погубить меня, я вижу, я знаю. О! О! Я чувствовала, я чувствовала!
РИККИ (презрительно). Перестань хныкать и ныть, Чучундра. Кто убивает змей, станет ли возиться с какой-нибудь мускусной крысой?
ЧУЧУНДРА (очень печально и немного философски). Убивающий змею от змеи и погибнет. (Опять внимательно смотрит на РИККИ и впадает в еще большую истерику.) Мы похожи, мы похожи! Все, все, я так и знала, утром у меня было предчувствие. Теперь Наг или Нагайна убьют меня по ошибке. Они подумают, что я это ты! Все пропало, все, все!
РИККИ. Замолчи! Они никогда этого не подумают. Мы совершенно не похожи. Посмотри на меня! (РИККИ принимает ряд величественных и изящных, по его мнению, поз.) К тому же змеи в саду, а ты там никогда не бываешь.
ЧУЧУНДРА (визгливо). Как же, как же! Моя двоюродная сестра, крыса Чуа, говорила мне…
ЧУЧУНДРА замолкает.
РИККИ (настороженно). Что же она тебе говорила? Ну-ну!..
ЧУЧУНДРА (начинает нести что-то нечленораздельное, состоящее из фырканий и междометий). Да, да… Но, но… Ммм… С другой стороны… Если подумать… Наг вездесущий, он всюду…
РИККИ. Говори скорей, Чучундра, а не то я тебя укушу…
ЧУЧУНДРА садится на корточки и горько плачет.
ЧУЧУНДРА. Я такая несчастная. Я всю жизнь мечтала выбежать на середину комнаты, и что же? А сейчас меня укусят… О! О! (Вдруг поднимает голову и подпрыгивает.)
От неожиданности РИККИ подпрыгивает тоже.
Тс-с-с! (Еще раз подпрыгивает от ужаса.)
РИККИ (тоже подпрыгивая). Что тс-с-с?
ЧУЧУНДРА (подпрыгивая). Разве ты не слышишь, Рикки-Тикки? (Показывает лапкой в сторону ванной.) Нет уж, лучше мне не говорить ничего! Я ничего не знаю, я ничего не слышу, я ничего не вижу. (Громко.) Моя сестра Чуя тоже ничего не слышала, ничего не видела. (ЧУЧУНДРА показывает обеими лапками в сторону умывальной комнаты.)
Оба встают на задние лапки. Дверь в умывальную комнату открыта. Видно, как в умывальной комнате беззвучно падают со стены одна за одной большие пестрые клетчатые мочалки. Из трубы для дождевой воды с тихим шуршанием возникает голова НАГА. Длинное блестящее его тело видно по ту сторону стены, оно тянется из бочки. Из бочки же торчит голова НАГАЙНЫ, и легкий звук, как будто по стеклу ползет оса. Так шуршит змеиная чешуя по кирпичной кладке. Голова и бесконечное тело НАГА опускаются и уходят в ванну. В масштабе увеличенных вещей он огромен. Потом голова появляется опять. НАГ смотрит в комнату, вглядываясь в полумрак, видно, как мерцают его глаза.
НАГАЙНА (за стеной). У Большого человека есть палка, из которой вылетает огонь, но когда он придет сюда умываться, он, конечно, будет без палки. Он первым встает, и ты первого ужалишь его.
НАГ. Конечно, я ужалю его, Нагайна, если ты так считаешь… Но есть ли в этом хоть малейшая польза?
НАГАЙНА (она нервничает и трясет головой. И слышно, как в бочке булькает вода). Огромная, огромная польза! Когда дом стоял пустой, когда предыдущие люди уехали отсюда, когда здесь не жили эти и этот мальчишка, разве тут водились мангусты?! Покуда в доме никто не живет, мы – цари всего сада… Ты – царь, я – царица… И не забудь, когда на дынных грядках вылупятся из яиц наши дети, а это может случиться завтра, им будет нужен покой и уют.
При словах «дынная грядка» НАГ опять быстро трясет головой.
НАГ. Хорошо, хорошо! Но мне кажется, нет никакого смысла вызывать на бой Рикки-Тикки… Я убью Большого человека или, еще лучше, мальчика, его сына, и уползу потихоньку. Белые люди не будут жить в доме, где умер их сын. Тогда дом опустеет и Рикки-Тикки сам уйдет отсюда…
Пока он говорит, НАГАЙНА тихо уползает из бочки в темноту. НАГ опускает голову в ванну, становится слышно, как он пьет. Голова и хвост НАГА торчат из ванны, прикрытые тазом, на котором нарисован розовый летящий младенец.
Нагайна, ты слышишь меня?
НАГУ никто не отвечает, НАГАЙНЫ уже нет.
Не надо волноваться. (Медленно прикрывает глаза.) Вся мудрость мира в укусе моих зубов. Я подожду их здесь, в холодке, до рассвета. Интересно, кто первый войдет сюда умываться… (Медленно засыпает.)
Таз опускается и поднимается в ритме дыхания (будто спит огромная черепаха). Шерсть на РИККИ-ТИККИ торчит. Хвост вытянут, как мохнатая палка. Рядом ломает лапки от ужаса ЧУЧУНДРА.
ЧУЧУНДРА. Ну пожалуйста, пожалуйста, в другой раз. Надо все продумать, нельзя же так сразу, вдруг. Что с тобой, Рикки-Тикки? Ты дрожишь? Ах, я понимаю, я слышала, это боевая дрожь героя…
РИККИ (его лапки, зубы, хвост действительно дрожат). Я немного боюсь, Чучундра! Видишь ли, это выдумки, что мы, мангусты, не боимся змеиного яда… Он так же смертелен для нас, как, скажем, для тебя… И что драться со змеями для нас одно удовольствие, это тоже выдумки… Я всего лишь маленький мангуст, и Наг может убить меня, но кобры нарушают Закон, и мы, мангусты, должны биться с ними, так уж устроено, что ж делать… А боевую дрожь выдумал Дарзи… Дрожь есть дрожь, Чучундра… Ну, мне пора.
ЧУЧУНДРА слушает в потрясении, открыв рот.Мускул за мускулом РИККИ движется в сторону НАГА поперек комнаты.
ЧУЧУНДРА (тащится сзади, шепотом). Посмотри, посмотри, какая у него толстая шея. Если ты схватишь его за шею, он будет мотать тебя, как собака крысу, и сразу убьет.
РИККИ. Отстань!
ЧУЧУНДРА. Посмотри на его хвост. Если ты схватишь его за хвост, он тоже будет мотать тебя, как собака крысу.
РИККИ (продолжая двигаться). Отстань.
ЧУЧУНДРА (продолжая тащиться за ним). Закон Джунглей говорит (торопливо): «Для себя, для детеныша, самки убивай, если есть нужда, но нельзя убивать для потехи, человека же никогда». Но если посмотреть с другой стороны… если вдуматься…
РИККИ. Отстань! И запомни: сторона всегда одна, Чучундра!
ЧУЧУНДРА. Тогда прощай, Рикки-Тикки, это я так, на всякий случай…
РИККИ. Прощай и ты, Чучундра, на всякий случай.
РИККИ двигается вперед, ЧУЧУНДРА садится на задние лапки, оглядывается.
ЧУЧУНДРА. Я на середине комнаты. Ах! Не может быть! Как здесь все высоко! Необыкновенно! Что же ты сделал со мной, Рикки-Тикки? Ах! (Хватается за виски, падает в обморок.)
На последнее «Ах!» ЧУЧУНДРЫ НАГ медленно открывает глаза.
РИККИ (садится на хвост). Рикки-Тикки-Тикки-Чк!
НАГ. А-а-а!
РИККИ. Старый гнилой сук! И трухлявый!
НАГ. Болотная колючка!
РИККИ. Старая кожура! Помоечный червяк! (Быстро.) Нет, два помоечных червяка!
НАГ. Запомни, в молодости я съел твою бабушку. (Раздувает капюшон.)
РИККИ. А мой дедушка!.. Любил обедать. (Страшно трясет хвостом.)
НАГ. Я съел твою бабушку, съел, съел…
РИККИ (оборачивается к лежащей в обмороке ЧУЧУНДРЕ). Ты слышала подобное вранье? Ну это уже слишком… (Прыгает на НАГА и вцепляется ему в шею.)
Треск, грохот, звон. Летят мочалки, щетки, тапочки, тазы, кувшины, мыльницы. РИККИ отскакивает, опять его хвост бьется с медным звоном, создавая иллюзию множества хвостов. НАГ вдруг вытягивается, теперь он сгорблен и несчастен. Он задыхается. Изо рта торчит только один зуб, и голова его похожа на голову старца.
НАГ (нависая при этом над РИККИ, но в состоянии полной беспомощности). Отпусти меня, мы сейчас же уйдем из сада… Ты победил! Ты можешь приблизиться и укусить меня в знак победы… И эта жалкая мускусная крыса утром расскажет об этом всем… А птица-кузнец возвестит об этом всему саду… Я проиграл. Жизнь кончается! Кусай!
НАГ закидывает старческую дрожащую голову, подставляет шею.РИККИ-ТИККИ делает шаг, опускает хвост и неуверенно чешется.На авансцене в свете фонаря знакомый НИЩИЙ, которого мы не раз видели.ТАПЕР приподнимается, готовый что-то сказать, но АТКИНС решается раньше.
АТКИНС (обращаясь к РИККИ и НАГУ). Стойте, я вам говорю! И впрямь все имеет связь в мире Джунглей… Я узнал тебя, Матун, нищий, забинтованный до бровей. Я даже один раз видел тебя в молодости, но ты исчез за горой.
НИЩИЙ пытается что-то сказать, но голоса у него нет.
Я буду твоим голосом… Медведь Адам-Зад, я тоже видел его в молодости. И он тоже исчез за горой. Этот медведь передавил там стада. И вытоптал весь овес. (Обращается к ТАПЕРУ.) Я не большой мастак говорить, я лучше спою… Тут дело не в стаде… в жизни… Вы понимаете, сэр… Я буду петь за Матуна, будто он – это я.
АТКИНС хватает банджо, садится по-индусски у ног НИЩЕГО. НИЩИЙ жестикулирует и кивает в конце строк.Это громкая баллада. АТКИНС почти кричит ее, в сюжете баллады для него заключено что-то личное. Тень от жестикулирующего НИЩЕГО мечется по сцене.
Из каменной пещеры, где гордых сосен ряд,
Тяжелый от обеда, бежал медведь Адам-Зад,
Ворча, рыча, бушуя, вдоль голых диких скал
Два перехода на север, и я его догнал.
Два перехода на север, к концу второго дня
Был мной настигнут Адам-Зад, бегущий от меня.
Был заряд у меня в винтовке, был курок заранее взведен,
Как человек, надо мною внезапно поднялся он.
Лапы сложив на молитву, чудовищен, страшен, космат,
Как будто меня умоляя, стоял медведь Адам-Зад.
Я взглянул на тяжелое брюхо, и мне показался теперь
Каким-то ужасно жалким громадный молящий зверь.
Чудесной жалостью тронут, не выстрелил я… С тех пор
Я не смотрел на женщин, с друзьями не вел разговор.
Подходил он все ближе и ближе, умоляюще жалок и стар,
От лба и до подбородка распорол мне лицо удар…
Внезапно, безмолвно, дико железной лапой смят,
Перед ним я упал, безликий, полвека тому назад.
МАТУН вдруг садится рядом с АТКИНСОМ, протягивает к залу сжатый дрожащий кулак.МАТУН (тихо и сипло).
Снова и снова все то же твержу я до поздней тьмы:
«Не заключайте мировой с Медведем,
Что ходит, как мы».
Шипящая вспышка молнии, негромкий удар грома.
АТКИНС. Ну что же…
АРТИСТ. Так было и так будет, пока стоит мир джунглей. Смотри!
Тугое мощное тело НАГА взлетает вверх на хвост. НАГ наносит мощный удар, с края ванны падает таз. Этот таз накрывает РИККИ-ТИККИ, и удар, который наносит НАГ, приходится по нему. Таз, из-под которого торчит длинный хвост мангуста, вылетает в комнату, застревает между ножек стула. РИККИ-ТИККИ выскакивает из-под него, НАГ же, не видя этого, наносит по тазу несколько ударов головой и мощными своими белыми зубами.
РИККИ. Рикки-Тикки-Тикки-Чк!
Хвост РИККИ-ТИККИ мечется влево и вправо с медным звуком. Вот уже несколько этих хвостов. Но НАГ нынче готов к бою, голова его мечется вправо и влево, и вот хвост змеи тоже будто бы отделился от туловища, и уже несколько хвостов пляшут среди предметов комнатной обстановки. На секунду мангуст и змея застывают, трясут головами, лишние хвосты пропадают. Удар, прыжок, удар, прыжок. РИККИ-ТИККИ проскакивает под табуреткой, НАГ мчится за ним и появляется, запутавшийся в рубашке ТЕДДИ и с его галстуком на шее.
ЧУЧУНДРА (из высоких краг ТЕДДИ, вытягивая лапки). Спасайся, спасайся!
РИККИ. Нам с ним нет места в одном саду, Чучундра!
Тишина. В этой тишине странный звук и, как в начале картины, из-под одеяла вниз медленно свешивается пухлая и розовая ножка ТЕДДИ.
ЧУЧУНДРА. Ах! (Исчезает в сапоге.)
НАГ (глядя на ножку). Ну вот и ладно, ну вот и хорошо! Что ты там сказал насчет сада, Рикки?
РИККИ (тоже глядя на ножку ТЕДДИ). Я говорил тебе, Наг, называй меня полным именем Рикки-Тикки-Тави-Чк! А не то тоже что-нибудь придумаю…
НАГ (миролюбиво покашливая и приближаясь к ножке ТЕДДИ). Так что ты говорил насчет сада, Рикки-Тикки-Чк?
РИККИ. Ты пропустил Тави, Наг!
РИККИ прыгает и вцепляется НАГУ в хвост.НАГ поднимает хвост и бьет мангустом о пол, о ножку стола, крутит хвостом с вцепившимся в него РИККИ в воздухе, попадает по виолончели, струны виолончели лопаются с низким печальным звуком. РИККИ закрывает глаза, хвост его обвисает. Лапки подгибаются, он теряет сознание. Виолончель продолжает гудеть. Откуда-то сверху возникают кроваво-красные листья и застывают, зависают в воздухе. НАГ вертит головой вправо и влево, не зная, кого первого ударить своими белыми светящимися зубами – ТЕДДИ или неподвижного РИККИ-ТИККИ. То туда, то сюда.Он неторопливо подтягивает хвост с вцепившимся в него мангустом. Теперь РИККИ и нога мальчика недалеко от его медленно покачивающейся огромной головы и раздутой шеи.
НАГ. Нагайна на дынных грядках…
Звуки смещенные, как все в этом мире нарушенных величин.В ответ тихое, сонное бормотание, капли воды. Из сапога огромными белыми от ужаса глазами смотрит ЧУЧУНДРА. НАГ вздыхает, покашливает, продолжает покачиваться.
Нагайна на дынных грядках, и это правильно. Это жизнь. Сейчас я прикоснусь зубами к этому мальчику, а потом к мангусту, потом к этой крысе в углу, которая думает, что я ее не вижу. А потом буду спать в траве и сквозь сон слышать, как птица-кузнец поет (передразнивает): «Динг-донг, война кончилась. Мальчик умер. Мангуст умер и крыса умерла. Как грустно! Динг-донг. Война кончилась». В доме будет громко кричать женщина, слуги – бегать с палками, и пойдет дождь… Сколько раз так было, и так будет сколько раз…
Резко закидывает назад голову для укуса. Огонь. Грохот невиданной, невероятной силы. Вспышка и ветер бросают красные листья, скручивают их столбом. Тело НАГА взлетает вверх, будто распадаясь.Укрупненная декорация исчезает то во тьме, то в слепящей вспышке. Возникает верхняя декорация. БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК с дымящимся ружьем. ТЕДДИ стоит на постели с поднятыми вверх от ужаса руками. МАТЬ ТЕДДИ в дверях в ночной сорочке.
МАТЬ ТЕДДИ (громко, заломив руки). Она укусила тебя, мальчик, где, где, покажи!
ТЕДДИ. Нет, нет! (Он сам в страхе рассматривает руки и ноги.)
МАТЬ ТЕДДИ хватает его с простыней и отбегает с ним в угол комнаты.
МАТЬ ТЕДДИ. Я не хочу здесь больше жить! Мы должны вернуться в Англию! Этот сад! Этот лес! Эти глаза, шепоты! Мы должны уехать первым же пароходом!
В дверях появляется БАБУШКА с большой лампой и грелкой.
БАБУШКА (с доброжелательной и немного печальной улыбкой, торжественно). Доброе утро, дорогие мои! Ведь это наше первое утро здесь, в Индии. Моя бессонница везде со мной, даже здесь. И я опять не сомкнула глаз! Боже, Элис, почему ты плачешь?! Ричард, почему ты с утра с ружьем?! Почему здесь дохлая змея, нет, две дохлые змеи… Почему так темно?..
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК садится на кровать ТЕДДИ.
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК. Посмотри, который час, мама! (Он начинает смеяться и смеется все громче.)
К нему присоединяется ТЕДДИ. Потом, продолжая вытирать глаза, МАТЬ ТЕДДИ, потом так ничего и не понявшая БАБУШКА. Ночь еще не кончилась, они смеются в доме под темными еще деревьями в темных еще цветах, звезды на утреннем небе напоминают зрачки, над всем этим отдельный большой желтый глаз. БАБУШКА садится на постель ТЕДДИ и ставит на пол лампу. Ненадолго свет наверху гаснет, высвечивается нижняя укрупненная декорация. Там в свете лампы ковыляет РИККИ, жалкий, с длинным ободранным хвостом. Он хромает на все лапки. Садится как кенгуренок и пытается издать боевой клич, но сил нет и звуки слабые. Чики-чики-чики-чик! И тут же возникает верхняя большая декорация. БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК поднимает РИККИ.
Смотри, Элис, это наш мангуст. Это он, такой маленький, бился с этой огромной змеей и разбудил меня. Он спас от смерти Тедди! И тебя, и меня, и всех нас!
БАБУШКА. Сейчас я принесу ему много яиц и много бананов. Эй, зверек, может, ты хочешь чашечку кофе?
БАБУШКА зажигает спиртовку под кофейником. ТЕДДИ, МАТЬ ТЕДДИ и БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК сидят, обнявшись, на койке ТЕДДИ. БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК гладит МАТЬ ТЕДДИ по голове, она гладит его руку и качает, качает головой, будто прогоняет наваждение. А мальчик гладит мангуста, сидящего на подушке.
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК. Я люблю тебя, Элис. Если ты не сможешь здесь жить, мы все уедем отсюда… Что ж делать?! Что ж делать?!
МАТЬ ТЕДДИ. Смотри, какой здесь был страшный бой! Все разбросано и виолончель сломана! Я не смогу больше играть, а ты петь!
РИККИ (сипло, не своим голосом). Рикки-Тикки-Тави-Чк!
Все весело смеются. Кофейник начинает свистеть. БАБУШКА несет поднос с яйцами и бананами.
АТКИНС. Никогда не берите с собой в дорогу виолончель… Или скрипку! Берите банджо! Сколько прошло со мной мое банджо! В мешке с табаком и ветчиной! И еще как звучит, послушайте! Это вам, Элис, и моей жене, и (артисту) вашей жене, сэр… Перед тем как отдохнуть перед вторым действием.
АТКИНС поет, БАБУШКА, старательно обходя мертвого НАГА, подбирает разбросанные вещи, МАТЬ ТЕДДИ тихо трясет головой.БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК наливает чашку кофе, с чашкой в руках заходит в умывальную комнату и рассматривает трубу, через которую забрался НАГ. Потом садится на край ванны.
Серые глаза – рассвет,
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены.
Черные глаза – жара,
В море сонных звезд скольженье
И у борта до утра
Поцелуев отраженье.
Синие глаза – луна,
Вальса белое молчанье,
Ежедневная стена
Неизбежного прощанья.
Карие глаза – песок,
Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полета.
Как четыре стороны
Одного того же света,
Я люблю – в том нет вины —
Все четыре этих цвета.
БАБУШКА (немного раздраженно). Пора прекратить, Элис! Все кончилось, сколько можно!..
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК. Змеи больше нет, пора забыть. Мы избавились, раз и навсегда! Начинается новый день!
Неожиданный порыв ветра распахивает окно, падает и разбивается в гостиной ваза, гудят деревья. В саду из бочки фонтаном вдруг выплескивается вода. Огромное, красное и тревожное, поднимается солнце. Зловеще гудит раненая виолончель. МАТЬ ТЕДДИ встает, держась руками за горло, и трясет головой.
МАТЬ ТЕДДИ. Я боюсь, я боюсь.
РИККИ (подскочив на подушке, пронзительно). Рикки-Тикки-Тикки-Чк!
Действие второе
Начало рассвета. Огромное солнце встает из зелени сада.ТАПЕР у пианино торопливо и, как ему кажется, незаметно скидывает лакированные ботинки, АТКИНС выложил на крышку инструмента солдатский скарб из мешка. Тут и солонина, и фляга, и патроны, и молитвенник. ТАПЕР медленно играет, и на фоне солнца возникает декорации дома БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА. ТЕДДИ теперь спит в гамаке, подвешенном под потолочной балкой, БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК, МАТЬ ТЕДДИ и БАБУШКА заснули в креслах в позах, в которых сморила их предутренняя усталость. РИККИ чешется в гамаке в ногах ТЕДДИ, ДАРЗИ – птица-портной – бормочет что-то, прицепившись к форточке, в умывальной комнате пищат ЧУЧУНДРА и ЧУА, ПТИЦА-КУЗНЕЦ выводит свою мелодию на ветке над домом. Утренний сад, обнимающий дом, заполнен непонятными нам покуда шепотами, всхлипами и неясными бормотаниями живого. Медленно опускаются четыре рамы, выделяя четыре фрагмента большой декорации. И тут же эти четыре фрагмента в иных, увеличенных и смещенных пропорциях возникают внизу.Играет и напевает ТАПЕР. Вместе с его песней разгорается наверху Глаз Джунглей, и речь зверей постепенно обретает понятность.
ТАПЕР. Кто спит, тот в норы! Солнце шлет
Лучи наперерез!
Качаясь, шепчется бамбук
И шевелится лес.
Мигают сонные глаза,
На них ночная тень,
И утки плещутся, крича:
«Для человека – день!»
Свет выхватывает в одной из рам лицо-маску с закрытыми глазами. Во сне МАТЬ ТЕДДИ проводит рукой по глазам. Маска выражает тоску и отчаяние.
На шкурах высохла роса —
Иль стерлась по пути.
Где были лужи, там теперь
И капли не найти.
Следы так четки; снят лучом
Однообразный тон…
И зычен клик: «Час добрый всем,
Кто Джунглей чтит закон!»
ПТИЦА-КУЗНЕЦ (в своей раме на ветке). Динг-донг! Динг-донг! Слушайте меня, глашатая в каждом индийском саду!
Нагайна пришла к водосточной трубе
И крикнула Нага Нагайна к себе,
Но сторож взял Нага на палку
И выбросил Нага на свалку.
В нашем саду война, война! Ах, какая же кровавая битва разыграется с часу на час, с минуты на минуту. Динг-донг! Динг-донг!
Нежный голос, как удары молоточка в медную тарелочку.В умывальной комнате в своей раме ЧУЧУНДРА и ЧУА по две стороны расписного таза на краю ванны.
ЧУЧУНДРА. Тверже! Тверже! У тебя совершенно не получается звук «ки». Я не убеждена, что садовые крысы способны к чужим языкам, вы слишком стачиваете резцы, Чуа. (Протяжно.) Ки-и, ки-ки-и… Теперь вместе и твердо. И постарайся при этом поднять хвост…
ЧУЧУНДРА и ЧУА (приняв неестественные позы, похожие, с их точки зрения, на боевую стойку РИККИ, хором, но на всякий случай негромко). Рикки-Тикки-Тикки-Чк!
За их спиной матовое окно в сад. Неожиданно за матовым окном возникает и трется об него огромная голова НАГАЙНЫ.
ЧУЧУНДРА. Ай!
Рядом с головой НАГАЙНЫ появляется еще большая голова НАГА. Она красная, НАГ, качая головой вправо-влево, пытается заглянуть в умывальную комнату. Обе крысы складывают лапки на груди и с легким стоном торжественно теряют сознание. Матовое окно поднимается, это садовник протирает его тряпками, одна из которых красная.ДАРЗИ в своей рамке висит головой вниз и в этом непростом положении речитативом выкрикивает оду в честь РИККИ. Во время этой оды РИККИ, надо сказать, любящий подхалимаж, время от времени принимает величественные позы.
ДАРЗИ (гекзаметром). Велик белозубый о Рикки, чистейшим однажды потоком внесенный в наш сад поутру.
РИККИ (встряхнувшись). Все это так, но где же Нагайна?
ДАРЗИ. Великий, белозубый, о Рикки! Мои птенцы приветствуют тебя.
РИККИ. Вот я сейчас сбегаю и выброшу всех твоих птенцов, глупый пучок перьев, или ты не знаешь, что всему свое время…
ДАРЗИ перемещается в естественное положение, головой кверху, пытается стать деловым.
ДАРЗИ. Я готов замолчать для тебя, для героя, для прекрасного Рикки.
РИККИ. В третий раз тебя спрашиваю: где Нагайна?
ДАРЗИ (не выдерживает и опять срывается на гекзаметр). На мусорной куче она у конюшни рыдает о Наге… она…
РИККИ (нетерпеливо). Не знаешь, где она спрятала яйца?
ДАРЗИ (как о несущественном). У самого края свалки на дынной грядке, там, где всегда солнце… Слушай, как красиво получается дальше: «Много недель миновало с тех пор, как зарыла она эти яйца…»
РИККИ (в бешенстве). И ты даже не подумал сказать мне об этом?..
ДАРЗИ. Но ведь Рикки-Тикки не пойдет глотать эти яйца…
РИККИ (срываясь на визг, от возмущения он колотит себя кулачками по животу и голове). Как я с вами живу?! Что за дурацкий сад?! Что за дурацкие птицы в этом саду… Ты знаешь, что маленькая кобра, даже если она наполовину еще в яйце, уже кобра? И что для нее уже нет законов и она может убить тебя, меня, этого мальчика, который до сих пор думает, что змеи ему снятся только во сне, и даже Большого человека с палкой, который делает «бам»!
ДАРЗИ всплескивает лапками, от чего чуть не срывается с форточки.
ДАРЗИ. Но это же яйца, они такие же, как у моих птенцов…
От бешенства РИККИ повисает на хвосте и лупит себя лапками по голове.
РИККИ. Ты, хвост, приделанный к лапам… Если у тебя осталась хоть капля ума, лети сейчас же на свалку, найди Нагайну и сделай вид, что у тебя перебито крыло… И пусть Нагайна гоняется за тобой как можно дольше.
Рядом с ДАРЗИ опускается серенькая и умная ЖЕНА ДАРЗИ и повисает, зацепившись за гардину.
ЖЕНА ДАРЗИ. Немедленно лети к детям. Там ты можешь горланить свои красивые песни о гибели Нага… Мужчины всегда одинаковы, прости его, Рикки… Я сама полечу.
Птицы улетают.РИККИ прыгает на пол, и рама сопровождает его в этом прыжке.
РИККИ. Ах, как болят лапы, мне кажется, что я разорван на сорок кусков. Но надо все равно идти и закончить это дело. Как не хочется, как страшно.
РИККИ поднимает хвост, пытается его распушить, как щетку, и идет, прихрамывая.Наверху в доме медленно бьют часы.
ГОЛОС БАБУШКИ. Ричард, не надо будить Элис, но мангуст ушел…
ГОЛОС БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА (он старается говорить весело). Но ведь он же зверек, мама. Мало ли какие у него заботы: побегать, покататься в пыли…
АТКИНС (в углу сцены возмущенно). Зверек, покататься в пыли… ну уж так ничего не понимать… Нет, сэр, таким людям даже кота в Англии заводить не следует. (Берет банджо.)
Внизу темнеет. Высвечивается верхняя часть сцены. Мы видим весь дом, всю декорацию. Медленно просыпаются обитатели дома. Кашляет и тяжело встает БАБУШКА. Как от ночного кошмара, медленно приходит в себя, заламывает руки Мать Тедди. БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК с закинутой назад головой медленно трет виски. Он говорит что-то неслышное и, видимо, пытается успокоить Мать Тедди. БАБУШКА зажигает огонь под кофейником. Мусорщик, сидя на тачке, сгорбившись, жует лепешку. Прошел садовник с тачкой, постоял над опавшими цветами, покашлял и покачал головой.Вещи разбросаны, БАБУШКА и Мать Тедди неторопливо, сутулясь, собирают их, и портрет королевы-вдовы в луче солнца тоскливо смотрит со стены. БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК переводит стрелку часов, часы опять бьют.
ТАПЕР. Каждый час что-нибудь начинается и что-нибудь кончается в мире Джунглей. Начинается время Великой битвы… и пусть она закончится со следующим ударом часов. Эй, бандерлоги, друзья!..
В красных лучах восходящего солнца на сцену выскакивают БАНДЕРЛОГИ, некоторые тащат дыни, но у большинства сломанные никчемные вещи, то, что образует свалку – старые лопаты, ломаные кресла, прохудившийся котел, ломаная картинная рама, тряпье – чалмы, халаты. Часть тряпья БАНДЕРЛОГИ нацепили на себя. У одной из обезьян большой обломок зеркала. Свет в верхней части декорации не исчез, и лучом, отраженным от зеркала, обезьяна выхватывает унылые маски, фрагменты жизни дома, трудной и безрадостной в это утро.В полутанце, полуигре на свою песню-речитатив БАНДЕРЛОГИ организуют нижнюю декорацию – мир увеличенных предметов.
БАНДЕРЛОГИ. В лесу отцы наши жили,
Велика была их прыть,
Они отправлялись в села
Землепашцев играм учить.
Отцы резвились в пшенице,
Отцы топтали ячмень,
Отцы качались на ветках
И плясали среди деревень.
Потом пришли земледельцы,
Не знавшие игр никаких,
И наших отцов поймали
И работать заставили их.
Дали им плуги и косы,
Научили работам простым,
Посадили в домишки из глины
И… отрезали им хвосты.
Мы к ним подойти не смеем,
Потому что, узнав нас, тотчас
Они придут в наши чащи
И заставят работать и нас!
А мы свободны, свободны, свободны!
Под этот крик и визг обезьяны с грохотом бросают утварь в одну кучу, солнечный свет окончательно заливает нижнюю декорацию, верхняя декорация исчезает.Внизу угол свалки, неподалеку от данных грядок. В центре свалки череп буйвола, золоченое в прошлом кресло с вылезшими пружинами и сломанная виолончель, недавно выброшенная. Это Индия, и свалка уже проросла большими яркими цветами. Дыни на грядках огромны. Земля там темная, на ней отчетливо выделяются крупные белые яйца, яйца выложены узором, и на каждом яйце тоже узор – очковая метка.Огромная голова НАГАЙНЫ лежит на пружинах кресла, и, когда она поднимает голову, распрямившиеся пружины издают глухой звук органа.Медленно и задумчиво, что-то шепча, пролетает старый наш знакомый ЖУК.
ЖУК (про себя). Конечно, наверное, если вдуматься, ох, ох!
Неожиданно в некогда позолоченной ломаной картинной раме появляется ЖЕНА ДАРЗИ, с неестественно вытянутым крылышком, которое она пытается поставить на место, толкая крылышко о раму.
ЖЕНА ДАРЗИ (очень правдоподобно). Мальчишка, живущий в дому, бросил в меня камнем и перебил мне крыло. У меня перебито крыло. (Вытянув второе крыло и упираясь им в другой край рамы, она опускает голову, делаясь похожей на композицию малых голландцев – дичь.)
НАГАЙНА резко поднимает голову. За ночь она изменилась, глаза стали больше, углы пасти опустились вниз. НАГАЙНА тяжелее и мрачнее, чем в первом действии. Она медленно переносит голову в пустой череп буйвола и внимательно смотрит на ЖЕНУ ДАРЗИ из глазницы.
НАГАЙНА. Это ты дала знать Рикки-Тикки, что я хочу ужалить его? Плохое же ты выбрала место хромать…
ЖЕНА ДАРЗИ (делая вид, что только сейчас увидела НАГАЙНУ). Мальчик перебил мое крыло камнем… Когда я поправлюсь, я никогда… (Она отчаянно бьет «здоровым» крылом и мечется в цветах.)
НАГАЙНА начинает медленно и неотвратимо скользить к ЖЕНЕ ДАРЗИ, в цветах ее черное блестящее тело кажется бесконечным.
НАГАЙНА. Ладно, ладно. Тебе будет приятно узнать, что, когда ты умрешь, мальчик умрет тоже. Сегодня с рассвета Наг очень тихо лежит в этой мусорной куче, но еще до заката мальчик утихнет тоже… (Поднимает голову.) Ну куда же ты?! Глупая, погляди на меня, посмотри мне в глаза…
Глаза НАГАЙНЫ делаются огромными. Все затихает вокруг. В тишине лопается последняя пружина старого кресла.ЖЕНА ДАРЗИ мечется по сцене.
ЖЕНА ДАРЗИ. Нет, нет. Отпусти меня.
Крик, шум. Совершенно неожиданно возникает сам ДАРЗИ, муж и отец.
ДАРЗИ (забыв все инструкции и вообще все). Кто-нибудь, сюда, на помощь… Спасите! (НАГАЙНЕ.) Эй ты, длинная грязная тряпка! Сюда бежит сам Рикки-Тикки. Он тебе сейчас покажет… (В полном отчаянии решившись на подвиг.) Ну-ка, посмотри мне сама в глаза, старая садовая кишка. Я тебе сейчас сам покажу… (К ЖЕНЕ ДАРЗИ.) Тебе очень больно?
ЖЕНА ДАРЗИ (в отчаянии, тихо). Убирайся отсюда, идиот! В гнездо, к детям, ты все забыл… (Опять на весь сад, но уже с двойным смыслом.) Ой, я несчастная! О, горе мне, горе! Всю жизнь мне не везет.
ДАРЗИ (внезапно сообразив, но уж больно ловко его жена играет свою роль). Ах да, прошу прощения! Конечно, конечно! Продолжайте уж как-нибудь без меня. До встречи, Дарзи, то есть, конечно же, прощай! (Прикладывает крыло ко лбу.) Нет, это не для меня! Ты вернешься к обеду? Ах да! Прощай навеки!
НАГАЙНА, ничего не понявшая из монолога, трясет головой.
ЖЕНА ДАРЗИ (отчаянно на весь сад). Мой муж потерял разум… О, не кусай меня, Нагайна! О мое крыло! О мои бедные дети! О ужасный мальчик! О камень! (Мечется по сцене, якобы пытаясь взлететь, на самом деле увлекая НАГАЙНУ за собой.)
НАГАЙНА начинает скользить вслед за ЖЕНОЙ ДАРЗИ все быстрее и быстрее. Теперь их не видно, только качаются цветы. Слышен удаляющийся голос ЖЕНЫ ДАРЗИ.
Я посмотрю тебе в глаза, если ты пообещаешь… Но не теперь, не теперь…
ГОЛОС НАГАЙНЫ. Посмотри теперь, глупышка…
Голос удаляется.
ГОЛОС ЖЕНЫ ДАРЗИ. Ах, ах, у меня закружится голова!..
Из цветов высовываются ЧУА и ЧУЧУНДРА.
ЧУА (голосом отца Гамлета). Ужас, ужас, ужас! Надо что-то делать, но что?
Над грядками появляется ЖУК и зависает в воздухе.
ЖУК. Какие прекрасные желтые дыни, какие дивные белые яйца в узорах. О чем говорит неповрежденная кожура? О том, что здесь не было, нет и никогда не будет отвратительных красных муравьев.
ЖУК медленно опускается на грядку. С легким звоном складывает крылья и высвобождает лапкой из-под наусников забавные длиннющие усы.
Как ласково и успокоительно шумят кусты. Мне говорили, ты не найдешь в Индии места без красных муравьев. Потому что они всюду. А я говорил: я найду, я найду. Мое упорство победило. И когда-нибудь я скажу об этом, непременно, непременно скажу.
Два пронзительных нежных звука рядом с ЖУКОМ. Белые в узорах яйца рядом с ним лопаются, из них, как на пружине, весело выскакивают две очкастые головки. Они поднимаются на тонких шеях, и, хотя часть их туловища еще в яйце, головки поднимаются довольно высоко.
ПЕРВАЯ ГОЛОВКА. Ну, здравствуй, Жук!
ВТОРАЯ ГОЛОВКА (кивая). Здравствуй, здравствуй!
ЖУК (приятно удивляясь). Здравствуйте, здравствуйте. Кто же вы, юные создания?
ПЕРВАЯ ГОЛОВКА (раскачиваясь, ее качание похоже на то, что мы видели, очень просто). Я твоя смерть.
ВТОРАЯ ГОЛОВКА (также качаясь, торопливо). И я, и я смерть.
ЖУК (испуганно, но стараясь владеть собой). Нет, это абсолютно исключено… По-видимому, вы маленькие кобры… Но вы только что вылупились, вы просто не знаете, что шестой и главный Закон Джунглей гласит: «Для себя, детеныша, самки убивай, если есть нужда. Но нельзя убивать для потехи…»
Две маленькие кобры очень внимательно слушают и кивают.
В общем, позвольте мне улететь… Я издалека и поставил себе задачу… Прощайте, маленькие кобры…
ПЕРВАЯ КОБРА. Нет.
ВТОРАЯ КОБРА. Нет.
Маленькие кобры быстро прикасаются к ЖУКУ и отскакивают, встряхивая головками. ЖУК пытается взлететь, но крылья не слушаются его. Он машет ими, как руками, на неожиданно длинных ногах бежит от грядки. Спотыкается и медленно ложится. Тяжелый удар грома, и на сцену, кружась, падают красные листья.
АТКИНС. Какие дряни! Ну просто две маленькие дряни!
Еще один тяжелый удар грома. На сцену выскакивает РИККИ.
РИККИ. Вот она, дынная грядка.
Он делает несколько ударов, будто бьется с воображаемым противником, как боксер, фехтовальщик, каратист. Прыжок, стремительные удары и наскоки переходят в танец РИККИ, наконец он перехватывает свой длинный хвост лапкой, и хвост его напоминает копье. Гром, резко темнеет. На сцену падают, падают, закрывая все, крупные красные листья. Ярко вспыхивает и горит Глаз Джунглей. Вокруг Глаза Джунглей кругами летает ЖЕНА ДАРЗИ.
ЖЕНА ДАРЗИ. Рикки, Рикки, где ты? Начинается гроза, я не умею летать под дождем. Ветер снесет меня. Рикки, Рикки!
РИККИ на авансцене. Вокруг продолжают падать красные листья.
РИККИ. Я слышу, я слышу тебя, Дарзи!
ЖЕНА ДАРЗИ. Что я наделала, что я наделала! Я заманила Нагайну в дом, чтобы ее увидел Большой человек. Но она увидела его раньше. Сейчас она будет убивать, где же ты, Рикки, сразись с ней, сразись!
Неожиданно РИККИ садится, съежившись и глядя в землю.
РИККИ (тихо). Мне не выдержать еще одного боя…
ГОЛОС ЖЕНЫ ДАРЗИ. Рикки, Рикки! Я не вижу тебя.
Гудит сад, и в этом гудении ветвей, цветов и листьев шепот, шорох, размытые стоны и бормотание. Голос ЖЕНЫ ДАРЗИ еще отчаянней.
Рикки. почему ты не отвечаешь?!
РИККИ (в землю). Потому что я не хочу умирать. Подождите несколько секунд. Вот и все. (Громко.) Я иду, иду!
Удар грома. Молния гасит все, высвечивая при этом ярким белым светом веранду дома, черную ветвь над ней, портрет королевы-вдовы в гостиной. Лицо у королевы испуганное, брови подняты домиком, а губы на портрете что-то шепчут.Там за верандой небо, стремительные облака то закрывают свет, то пропускают его сюда. В центре веранды стол с кофейником и едой. Но ТЕДДИ, БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК, МАТЬ ТЕДДИ и БАБУШКА сидят за завтраком неподвижно. Все они без масок, но лица их бледны неестественной меловой бледностью. И неподвижны, как камень. На циновке у самого стула ТЕДДИ извивается широкими черными кольцами НАГАЙНА. Голова ее с раздутой шеей совсем рядом с голой рукой ТЕДДИ.У НАГАЙНЫ новое, незнакомое ранее выражение – победы и торжества.
НАГАЙНА (непривычно громко). Сын Большого человека, убившего Нага, подожди немного, сиди, не двигайся! Я еще не готова. И вы все трое сидите потише. Если вы шевельнетесь, я ужалю его. Если вы не шевельнетесь, я тоже ужалю. О глупые люди, убившие Нага! Сколько вас было и сколько вас еще будет в моей жизни и в жизни моих детей!
ТЕДДИ, не отрываясь, смотрит на отца.
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК. Сиди и не двигайся, Тедди, умоляю тебя, мальчик, сиди и не двигайся!
МАТЬ ТЕДДИ. Сиди и не двигайся, мальчик! Эта змея не причинит тебе беды! А если и причинит, ненадолго! Ты просто сразу заснешь и проснешься здоровым! Это такая порода змей! Поверь мне, мальчик!
МАТЬ ТЕДДИ медленно подтягивает юбку и медленно вытягивает ногу в шелковом чулке в сторону змеи.
Кусай, кусай, ну что он тебе?! Какой в нем прок, он мал!
НАГАЙНА (не раскачивается, она поднимает голову и смотрит в глаза МАТЕРИ ТЕДДИ). Все в свое время.
Пробегающие облака то затемняют комнату, то, напротив, она резко освещается, и пестрая занавеска у входа раздувается ветром. То закрывает дверь, то обвисает. Темнота сменяется светом, обвисшая занавеска открывает вход. Удар молнии. Большая черная ветка над домом вдруг ломается и дымит. Все вздрагивают, и в наступившей тишине становится слышен заикающийся голос РИККИ.
РИККИ (заикается). Повернись ко мне, Нагайна!
Занавеска открывает и закрывает РИККИ, полураспластавшегося на крыльце с широко раскинутыми передними лапами и красными, как кровь, глазами. Между передними лапками у РИККИ крупное белое со знакомым узором яйцо.
Повернись ко мне, Нагайна, и ты что-то увидишь…
НАГАЙНА (не оборачиваясь). Все в свое время, все в свое время! С тобой чуть позже, маленький мангуст. А покуда погляди на своих милых друзей! Как они притихли, и у них совсем другие лица! Совсем, совсем другие лица.
Тишина. Шумит ветер, и ветка над домом вспыхивает вдруг необыкновенно красным, похожим на огромный цветок пламенем.
АТКИНС. Смотрите, дерево загорелось… Они все там сняли маски… И они все говорят на одном языке… И звери, и люди.
ТАПЕР. Когда очень страшно, случается и не такое, дружок.
РИККИ (вдруг кричит, задыхаясь). Эй, попробуй, встань на хвост, Нагайна, может, ты увидишь дынные грядки, там, у забора… Ты увидишь там все что угодно, кроме своих змеенышей… Потому что я, Рикки-Тикки-Тави-Чк, прибежал оттуда… Я, я, я был там, и этим все сказано.
Выкрикнув это, РИККИ чуть отскакивает, катнув вперед яйцо с узором.НАГАЙНА резко поворачивает голову и видит яйцо.
НАГАЙНА (пронзительным высоким незмеиным голосом). О, отдай мне его!
РИККИ прыгает вперед, обхватывает лапками яйцо и кричит так же громко и так же заикаясь.
РИККИ. А какой выкуп за змеиное яйцо?! За маленькую кобру! За кобру-царевну! За самую, самую последнюю в роду! Так кого будут убивать твои дети, Нагайна…
НАГАЙНА резко оборачивается, забыв о ТЕДДИ. Раздутый капюшон ее опадает, а глаза делаются огромными и белыми, как у напуганной ЧУЧУНДРЫ, тогда, в ботинке. В эту же секунду БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК, протянув большую руку, хватает ТЕДДИ за шиворот и тащит его по столу, уставленному чайными чашками, в сторону от змеи.РИККИ прыгает вокруг яйца вверх и вниз всеми четырьмя лапами сразу, сложив их в один пучок и прижимаясь головой к полу.
Это я, я, я нынче ночью схватил твоего Нага за шиворот… Там, в ванной комнате… да… Наг размахивал мной во все стороны, но не мог стряхнуть меня прочь… Он был уже неживой, когда Большой человек расшиб его палкой надвое… Убил его я, Рикки-Тикки-Чк-Чк! Выходи же, Нагайна, выходи и сразись со мной! Тебе недолго оставаться вдовой…
НАГАЙНА вдруг начинает кашлять жалким, задыхающимся старушечьим кашлем.
НАГАЙНА. Отдай мне мое яйцо, Рикки-Тикки! Отдай мне мое последнее яйцо, и я уйду и не вернусь никогда.
РИККИ (немного потеряв уверенность и перестав заикаться). Да, ты уйдешь и никогда не вернешься, Нагайна, потому что тебя скоро отнесут на мусорную кучу. Большой человек сейчас пойдет за ружьем. Сражайся же со мной, Нагайна!
НАГАЙНА. Последнее, последнее яйцо! Отдай! Отдай! (Резко опускает большую голову.) Не нужно ждать человека, прокуси меня здесь, но отнеси на место яйцо! Мир не может жить без кобр, маленький мангуст! И это тоже закон! Самый главный, самый трудный закон всего живого! Просто звери не поняли этого! Ну, рази! Не жалей меня! Я все равно старуха. Я отжила.
РИККИ абсолютно растерян. Урок НАГА не пошел ему впрок.АТКИНС хватает банджо и несколькими мощными аккордами из песни об Адам-Заде пытается предупредить РИККИ, даже ногой топает. РИККИ на секунду прислушивается, но сиюминутные мысли вытесняют память.
РИККИ. Да-а-а! (Чешет задней лапкой за ухом, оглядывает застывших в нелепой позе людей и опять чешется.)
Неожиданно НАГАЙНА стремительно взлетает на хвосте, короткий хлопок, как удар бича. Огромная плоская голова бьет РИККИ так, что он взлетает вверх, на секунду застывает в воздухе, быстро перебирая лапками, и шлепается в блюдо с салатом. НАГАЙНА быстро вертит головой, обнажив огромные белые зубы, мангуста нет, БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК плещет в ее сторону кипятком из кофейника, НАГАЙНА стремительно убирает зубы, хватает в рот яйцо и, черной лентой прочертив пространство, исчезает в саду, оставив на веранде застывших людей, горящий над ними сук и встающего из блюда перепачканного сметаной, жалкого мокрого РИККИ.И опять – вспыхнувшая молния высвечивает неправдоподобно белым светом часть сада со свалкой, дынную грядку и цветы на ветру. Свет этот не меркнет с раскатами грома, лишь немного синеет, как бы останавливая мгновенную вспышку.
ПТИЦА-КУЗНЕЦ. Динг-донг! Скоро хлынет дождь и битва придет к концу, потому что все знают слишком много, чтобы она продолжалась. Динг-донг! Нагайна ползет к норе с последним яйцом королевской кобры, кобры – царицы нашего сада, и Рикки-Тикки бежит следом. Динг-донг! В нашем саду война, война! Динг-донг!
ЧУА и ЧУЧУНДРА появляются из белых цветов. Обе в отчаянии.
ЧУЧУНДРА. Ты слышишь? Птица-кузнец поет о беде… Но смерть кобры не может быть бедой… Значит, значит… Надо кричать голосом Рикки-Тикки… Мы научились, мы научились… Пусть Нагайна думает, что мангуст везде… И тогда она уползет из сада!
ОБЕ (сипло). Рикки-Тикки-Чк!
Густые белые цветы в стороне вдруг быстро и ритмично трясут головками, с них падают лепестки. ЧУА и ЧУЧУНДРА, замерев, открыв рты, смотрят на эти цветы. Глаза у них делаются белые и большие.Потом из белых цветов высовывается длинная плоская голова НАГАЙНЫ с яйцом в пасти и все ее черное блестящее тело.
ЧУА и ЧУЧУНДРА (вдруг хором). Здравствуй, Нагайна. Здравствуй.
НАГАЙНА бросает на них бешеный короткий запоминающий взгляд.
ЧУА и ЧУЧУНДРА (охваченные ужасом). Ах!
Раскат грома. Все затихает в саду. Шумный порыв ветра, как тяжелый последний вздох перед началом ливня, и под этот ветер-вздох длинное тело НАГАЙНЫ бесконечной темной лентой проскальзывает к свалке и, стягиваясь, исчезает в невидимой ранее норе. Нора эта под черепом буйвола, и череп с пустыми глазницами медленно покачивается.Ветер стихает, цветы, дрожа, выпрямляются, и из них выскакивает перепачканный сметаной, со спекшимся тощим хвостом-палкой РИККИ. Крик, прыжок, РИККИ хватает за хвост исчезающую в норе НАГАЙНУ. Одновременно он пытается притормозить, уцепившись за предметы на свалке – кресло с пружинами, виолончель. Те отвечают то сиплыми ударами пружин, то стоном лопнувших струн. Мощный хвост все ближе подтягивает его к норе. Там, под свалкой, где напрягается мощное тело НАГАЙНЫ, дрожит земля, подпрыгивают и звенят битые бутылки.
РИККИ (сипло). Эй, кто-нибудь, помогите! Эй, что же вы?!
ЧУА и ЧУЧУНДРА начинают быстро крутить головами, будто не слышат, откуда их зовут.Старый котел отлетает в сторону. Нора сквозная, из другой ее дыры появляется голова НАГАЙНЫ, в пасти у нее по-прежнему яйцо. Она осторожно опускает его на землю, но оно откатывается в сторону. Шея НАГАЙНЫ сначала вытягивается в сторону яйца, затем она поворачивает голову и мучительно вытягивается к первому входу в нору, откуда наполовину торчит РИККИ, вцепившийся в ее хвост. Удар, стон. Вспышка белой молнии. Быстро кружась, проносятся смерчем завернутые красные листья.Перепачканный землей, мокрый, не понимающий меры своей беды РИККИ, пятясь, выбирается из норы, медленно поднимается, как кенгуренок, пытаясь сесть на тощий и не являющийся более опорой свой хвост.
РИККИ. Рикки-Тикки… (Он пытается издать боевой клич, но из этого мало что получается.)
Неожиданно лопается последняя пружина золоченого кресла. Ее звук как пушечный выстрел, тоскливый и мощный. Под этот звук РИККИ прыгает, вцепляется в шею НАГАЙНЫ позади головы и медленно ложится по другую сторону кресла. Так же медленно с тихим шуршанием опускается, будто опадает на землю, НАГАЙНА.Еще порыв ветра, и красные, закрученные смерчем листья проносятся в обратную сторону.НАГАЙНА и РИККИ смотрят в зал широко открытыми, живыми еще глазами.
НАГАЙНА. Вот и все. Кончается жизнь. Когда стареешь, стареет и яд. А я забыла об этом и вела себя как маленькая кобра, только что вылупившаяся из яйца. Как жаль, а впрочем, что ж сделаешь…
РИККИ (закрывает глаза). Может быть, она не укусила меня, может быть, я просто поранил шкуру об эти стекла и сучки… Но почему же так слабнут мои лапы и так плохо шевелится хвост… Не может быть, не может быть, не может быть…
Неожиданно темнеет, ярче разгорается Глаз Джунглей. Начинается дождь. РИККИ и НАГАЙНА неподвижно смотрят в зал. Огромные в этом увеличенном мире капли тропического ливня похожи на хрустальные шары.
НАГАЙНА. Мое яйцо! Последнее яйцо королевской кобры… Зачем все?! (Закрывает глаза.)
АТКИНС. Черт возьми, сэр! В Афганистане, в Африке, да и здесь я видел много печального. Однажды целый корпус перемер от холеры. Я, наверное, старею, сэр, и мне грустно… Однако смотрите, черт возьми! Да не шевелитесь же вы…
Яркий и привычный уже Глаз Джунглей за пеленой дождя моргает, моргает, меняет цвет и перемещается, спускаясь ниже и ниже. И вдруг обнаруживается на голой ветке как часть маленького мохнатого существа. Только один глаз его огромен, второй мал, печален и похож на собачий. Мохнатое тельце этого существа на крепких кривых косматых лапках составлено из разных зверюшек, потерявших пропорции, – зайца, олененка, волчонка, поросенка и птицы.На небольших коротких своих лапках хозяин огромного глаза – существо из детского сна – проворно спускается вниз, постанывая, повизгивая и похрюкивая, идет по стеклу и колючкам, присаживается на корточки и берет змеиное яйцо, слушает его и тихо стучит по нему. Яйцо лопается, как на пружинке выскакивает знакомая змейка в очках. Существо сразу щелкает ее по носу, так что очки у змейки подпрыгивают, и, присмиревшую, кладет в большой желтый цветок, который тут же с тихим звоном закрывается.Так же постанывая, похрюкивая, сильно наколов одну лапу, светя, как прожектором, огромным своим глазом, существо это ковыляет к РИККИ, садится над ним, раскачиваясь, потом вдруг срывает огромный лопух и закрывает им РИККИ от дождя. И так, закрыв его от дождя, ложится рядом, согревая РИККИ шумным своим дыханием. Дождь из хрустальных шаров идет все гуще, и сквозь него светит, светит желтый неподвижный глаз. Удар грома гасит свет в саду, одновременно высвечивая его в доме, где последние минуты предотъездной суеты. Потому что БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК, ТЕДДИ, МАТЬ ТЕДДИ и БАБУШКА навсегда уезжают в Англию. Вещи уже собраны, и носильщики и кули под большими зонтами, и садовник, и даже нищий Матун – все здесь среди этого дома и среди этих упакованных вещей. Крыша в доме протекла от дождя, и на пустой кровати ТЕДДИ, и на пустом столе стоят тазы, в которые тоже громко капают капли.Далекий гудок парохода.ТЕДДИ, накрывшись отцовским клетчатым макинтошем, в его же болотных желтой кожи сапогах по пояс, высовывается в окно.
ТЕДДИ. Рикки, Рикки, Рикки! Мы уезжаем, где же ты? Я приготовил тебе клетку… А в Лондоне выпустил бы тебя… Рикки, Рикки! Они не хотят ни минуты оставаться здесь, им всюду чудятся змеи… У папы будут неприятности по службе из-за этого отъезда… Но он такой безвольный… Рикки, Рикки!
БАБУШКА (не увидев ТЕДДИ, закрытого макинтошем, истерически). Тедди! Тедди! Где Тедди? Пропал Тедди!
МАТЬ ТЕДДИ (роняя большое зеркало). Тедди, мальчик, где ты? (Видит его, хватает на руки.)
ТЕДДИ отбивается, кричит.
ТЕДДИ. Ты же видишь, что нет Рикки-Тикки… Он всех спас, а мы бросаем его… Мы предатели, вот кто мы… И ты, и бабушка, и папа, и я – все предатели… Рикки-Тикки, скорей сюда! Рикки, меня не выпускают в сад.
ТЕДДИ бьется в руках у мамы, теряя большой сапог.
БАБУШКА (разглядывая зеркало). Не разбилось, только трещина… Это к болезни… Пусть болезнь, пусть все что угодно, только не эта проклятая страшная страна.
Далекий гудок парохода.
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК (нарочито бодрым волевым голосом). Ну что ж, вот и все. Несите вещи.
Носильщики поднимают чемоданы, открывают кожаные желтые зонты.
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК (таким же громким волевым голосом). Поверь, малыш, нам не стоит огорчаться из-за зверька. Ведь драться со змеями – для Рикки такое же удовольствие, как для тебя, например, играть в теплой пыли. Ну что он будет делать в дождливой Англии?! Он не скажет тебе спасибо. Одни созданы для одного, другие – для другого.
МАТЬ ТЕДДИ (подходит и гладит БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА по лицу). Прости меня, прости. Я такая нелепая.
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК (отстраняя ее руку, волевым голосом, в котором вдруг слышатся слезы). Все хорошо, дорогие мои, все хорошо! По-видимому, мы не созданы… (Машет рукой.)
Он пожимает плечами, поднимает пустую клетку, ставит на стол, еще раз пожимает плечами и решительно открывает зонт.Музыка… На теневом занавесе под зонтами кули, носильщики, садовник,БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК, МАТЬ ТЕДДИ, БАБУШКА И ТЕДДИ – маленькие фигурки с большими чемоданами уходят от нас между огромными листьями, тревожными большими цветами в мире смещенных объемов и понятий.Медленно возникают крупные в этом масштабе персонажи нашей истории – ЧУА и ЧУЧУНДРА, ДАРЗИ и ПТИЦА-КУЗНЕЦ и вовсе незнакомые звери. Покачивая головами, они смотрят им вслед.«У-у-у!» – гудит пароход.«У-у-у!» – отвечает этот мир шорохами, шипением, шепотом и стоном. Удар грома, и возникает брошенный дом, клетка на столе, забытый портрет королевы-вдовы.Хромая на все лапы, в гостиную входит РИККИ-ТИККИ, доходит до стола, на котором стоит его клетка, присаживается, как кенгуренок, и слушает. Возникают шаги и кашель. РИККИ приподнимается. Через гостиную, покачивая головой, проходит МАТУН – нищий, забинтованный до бровей. Находит на столе забытую сигару, раскуривает, садится в качалку и начинает качаться, с наслаждением пуская дым кольцами. РИККИ медленно залезает на кресло, оттуда на стол и садится рядом с клеткой.Обрушивается кусок известки, портрет забытой королевы начинает тихо покачиваться на стене.Идет дождь, горит Глаз Джунглей. АТКИНС берет банджо.
АТКИНС (напевает, подмигивая). Злая ворона, не каркай тут
И не буди нашу детку.
В джунглях на ветках сливы растут,
Целый мешок за монетку,
Целый мешок за монетку дают,
Целый мешок…
Он повторяет этот куплет еще и еще. И с каждым разом дом стареет, качалка под МАТУНОМ пронзительно скрипит, зеленые побеги закрывают окна, а паутина – углы.При последнем повторе РИККИ-ТИККИ встает на хвост, распустив его, как щетку. Пронзительно кричит: «Рикки-Тикки-Тикки-Чк!»И словно в ответ, с треском открывается чашечка огромного желтого цветка, и из нее возникает крупная черная головка кобры и раздается знакомый леденящий душу звук, будто кто-то скребет по стеклу.
ТАПЕР (кричит ликующим голосом). Ну вот все и началось сначала. И будет так, пока стоит мир. (Торопливо надевает штиблеты и кланяется.)
Глядя на него, АТКИНС, продолжая приплясывать, кланяется тоже.Занавес
1991
Фотограф – Геннадий Авраменко
Назад: Дополнение. В поисках утраченного
Дальше: Фильмография
