Глава 12
Морок

Весна в Пущу пришла ранняя, и уже в конце месяца первоцвета закипела работа на полях. Несмотря на то, что дайнавы жили среди лесов и мужчины большей частью были охотниками, земледелием соплеменники Скуманда занимались с глубокой древности. Они старались (насколько это возможно в лесах при малых размерах посевных площадей) запастись хлебом как для себя, так и для тех, кто не имел возможности вырастить его собственными силами. Среди дайнавов не было нищих; бедняк мог свободно зайти в любой дом, поесть и вдобавок получить продукты на дорогу. А уж про вдов, жен павших на поле брани воинов, и говорить нечего – они получали с общего котла все лучшее.

Земледелие считалось делом особо почитаемым; ведь сами боги покровительствовали тем, кто занимался крестьянским трудом. Сохи всегда делали не иначе, как из корневищ священных дубов. Дайнавы сеяли рожь, просо, ячмень, горох, лен, а также хмель и репу.

В почете было и пчеловодство – хмельная медовуха издревле была любимым напитком дайнавов (правда, они все же предпочитали густое, похожее на болтушку, пиво и еду, и хмельной напиток в одной кружке). Пчел разводили в Пуще в бортях – естественных дуплах или изготовленных из отрезков бревен и подвешенных на дереве примитивных ульях. В них устраивались отъемные должеи (втулки), а в верхней части – сновы (внутренние кресты), которые служили для лучшего крепления сотов. Бортники в отличие от охотников за медом не уничтожали пчелиные семьи и не разрушали их жилища. Они забирали лишь часть сотов с медом, оставляя пчелам запас корма, достаточный до начала следующего сезона.

В каждом семействе женщины ткали полотно, а мужчины выделывали кожу и изготавливали необходимые земледельческие орудия. Были мастера, которые делали глиняную посуду и музыкальные инструменты – деревянные и роговые трубы, бубны и лиры, на которых играли вайделоты-певцы; их называли брутаниками. Скуманд так и не смог освоить в достаточной мере искусство священного пения; он считал это пустым занятием. Его больше привлекали упражнения с оружием. Были среди дайнавов и искусные резчики, делавшие идолы богов, а также каменщики, которые строили очаги и капища.

Что касается торговли, то она была неразвита. Племена ятвягов и дайнавы, в частности, не любили чужеземцев, даже если они были купцами. В Судовии инородцам не было места. Поляки и кривичи, соседи ятвягов, так и не смогли просочиться на их территорию, хотя на Пущу все смотрели жадными глазами. Она изобиловала дичью; олени, зайцы, косули, лисы, белки, речные бобры, лесные куницы, барсуки, лоси, рыси, бурые медведи, дикие кабаны и туры были желанной добычей любого охотника. А уж пернатых было и вовсе не счесть.

Только совсем дикие племена, вечные бродяги, которые не имели постоянного места обитания и которые неизвестно откуда пришли в Пущу, нарушали достаточно спокойную и размеренную жизнь ятвягов. На них охотились, как на хищных зверей, и убивали всех без разбору.

Различные товары, которые ятвяги не могли производить сами, они добывали войной – набегами на соседей или в качестве наемников в войсках какого-нибудь князя. Такие воинственные соседи мало кому из вождей прибалтийских племен нравились, поэтому почти каждый год они устраивали походы на Судовию. Однако от таких карательных экспедиций толку было немного. Пуща защищала ятвягов не хуже крепости. К тому же мало кто из пришлых мог успешно воевать в труднопроходимых лесных дебрях в отличие от тех же дайнавов, для которых Пуща была родным домом, исхоженным вдоль и поперек.

Небольшие поселения ятвягов были рассеяны по всей Пуще, но всегда неподалеку от них находилось главное убежище с тыном и валами – как то селение, в котором жил Скуманд и где правил вождь Ящелт. Такие «крепости» были надежными убежищами в случае нужды. Мелкие селения были способны защитить людей лишь от незначительных набегов, но могли быстро пасть под натиском крупных вражеских отрядов, поэтому при серьезной опасности ятвяги обычно оставляли эти небольшие укрепления и спешили в потайные, хорошо защищенные укрытия в лесах.

Весна принесла много новых забот и вайделотам племени. Путтоны – гадальщики по воде – пророчествовали по поводу весны и лета: будут ли дожди, пройдут ли они в нужное время и не изведет ли хлеба внезапная засуха; вейоны – гадальщики по ветру – предсказывали направление ветра на весенне-летний период, что было немаловажно для сеятелей (холодные северные ветры были губительны для урожая), и будущие природные катаклизмы, связанные с воздушной стихией; а жваконы – прорицатели по пламени и дыму – предостерегали соплеменников от огненной стихии, которая могла сгубить их жилища и, что гораздо хуже, Пущу.

Когда горели леса, а такая напасть иногда случалась, все вайделоты объединялись и просили у высших сил, чтобы они послали на землю дожди. Как это ни удивительно, довольно часто боги внимали их мольбе, и сильный ливень тушил лесное пожарище.

Трудился в поте лица и новоиспеченный вайделот – Скуманд. Но у него были другие задачи. Павила, сильно сдавший за последнее время, торопился обучить его тайным знаниям, которые передавались из рода в род, из уст в уста. То, чем он делился с юношей, знали очень немногие жрецы ятвягов. Даже нынешний криве-кривайто не был допущен до заветных тайн древних. Лишь некоторые жрецы (их можно было сосчитать по пальцам) могли, к примеру, «прочитать», что творится в душе человека, по его глазам, или ввести людей в оману, буквально растворившись в воздухе, или «отвести глаза», показав наблюдателю не то, что творится на самом деле.

– …Если человек отводит глаза вверх и вправо, это значит, что он говорит неправду, выдумывает; если отводит глаза вверх и влево, значит, ему можно верить – он рассказывает о том, что и вправду видел, – поучал Павила. – Если попросить человека, чтобы он что-то вспомнил и при этом он смотрит прямо тебе в глаза, это может быть признаком лжи. Если же он дает быстрый ответ, не раздумывая, то это еще больше должно увеличить подозрение в его неискренности. Когда человек о чем-то рассказывает или отвечает на вопрос, а затем на какое-то мгновение отводит глаза в сторону, это может быть попыткой что-то скрыть.

– А если мой собеседник вообще не смотрит на меня, тогда как?

– Ну, причины этого явления могут быть разными. Не исключено, что он просто боится тебя или не желает говорить на предложенную тему. Но в большинстве случаев человек старается избежать твоего взгляда, когда он что-то скрывает от тебя. Усвоил?

– Да, учитель.

– Что ж, пойдем дальше. Когда человек напуган, его зрачки расширяются; также они могут расширяться от радости, возбуждения, гнева, из-за плохого освящения. Сужаются зрачки, когда человеку что-то неприятно видеть, что-то ему не нравится, от отвращения, презрения или просто от яркого света. Если ты задал человеку вопрос, он ответил на него и при этом ты заметил, что его зрачки сузились или расширились, это должно навести тебя на подозрение, что собеседник с тобой не совсем искренен. А вообще-то в разных ситуациях расширение и сужение зрачков может иметь разное значение и не обязательно являться признаком лжи. Для более точных суждений на сей счет нужна большая практика.

– Все это так сложно…

– Несомненно, – подтвердил Павила. – Так ведь и все те знания, которые ты получил от меня, не каждый может постигнуть. К слову, эмоции могут и не быть признаками обмана. Лжецы часто испытывают страх, стыд, вину, восторг от своего надувательства, иногда гнев и презрение, но бывает и так, что эти чувства может испытывать и правдивый человек. Например, обманщик будет испытывать страх, потому что боится быть пойманным на лжи, а правдивый человек может бояться, что ему не поверят и обвинят в том, чего он не совершал. Вайделот твоего уровня есть судия, а значит, просто обязан разбираться в человеческих чувствах. Ведь кровь невинно осужденного падет на тебя, а не на того, кто приведет приговор в исполнение…

Но самое сложное в обучении было впереди – отвод глаз и морок. «Отвести глаза» в понимании старого вайделота была способность воздействовать на человека таким образом, чтобы тот переключил свое внимание на что-то другое или чтобы проявил полное безразличие к тому, что видит, в том числе и к жрецу, который мог стоять в двух шагах от него. А уж навести морок оказалось настолько сложно, что Скуманд впервые за все время обучения под руководством Павилы почувствовал себя совершенно беспомощным, неумелым и вообще никчемным.

Морок – это картина, которую рисовал в своем воображении вайделот высшего посвящения. Предметы, звуки, запахи, различные эффекты, продолжительность восприятия этой картины – все это вайделот должен был мысленно внушить одному человеку, а то и целому вражескому отряду. Наводить морок на соплеменников строго воспрещалось, потому как слабый человек от воздействия древней магии мог просто сойти с ума.

Опытный маг-вайделот мог навести морок за считанные мгновения, но даже Павила был не в состоянии удерживать воображаемую картину, к примеру, другой местности, долгое время. Этотребовало огромных усилий, и если вовремя не остановиться, то жрец умирал от полного истощения сил и внутренней энергии. Чаще всего морок наводили несколько Посвященных; тогда дурные последствия для их организмов были вполне приемлемыми.

Скуманд старался, но все его усилия пропадали втуне. Если отводить глаза он все-таки научился (пусть и через пень-колоду), то морок никак ему не давался. В какой-то мере этому способствовала скверная зима – сырая, промозглая, как на побережье Вендского моря. Казалось бы, юноша должен был радоваться, что вошел в круг Посвященных, ан нет, он почему-то сильно загрустил.

Виной плохого настроения Скуманда стали юные девицы, которые начали сильно его интересовать. Этот интерес был обоюдным – молодой вайделот неожиданно стал весьма заметной фигурой среди соплеменников, а значит, и завидным женихом. Скуманд и раньше выделялся среди сверстников горделивой и крепкой статью, и в особенности светлым лицом в отличие от смуглых – иногда даже чересчур – дайнавов. Но странное происхождение юноши и то, что Павила держал его на коротком поводке, не способствовало сближению юноши с противоположным полом.

Но теперь-то другое дело. Он стал полноправным членом племени, мало того, занял достаточно высокое положение, имел свое жилище и мог обеспечить будущую семью всем необходимым. Значит, имел полное право выбрать себе жену, тем более, что вайделотам не запрещалось заводить семьи. Однако Павила, который никогда не знал женщин, считал иначе.

– Твоя судьба уже определена, – сказал он сурово. – И пока женщине в ней нет места. Тем более, из нашего селения.

– Но…

– Нет! – отрезал старый вайделот. – Никаких «но»! Провидение нельзя обмануть. Если ты прежде времени заведешь семью, она погибнет. Можешь быть в этом уверенным. Твое предназначение состоит в другом. Об этом тебе ясно было сказано в храме Прауримы. Или ты хочешь пойти против воли богов?

– Не хочу…

– То-то же. Иначе гнев богов будет страшен.

На этом вопрос с семейным положением Скуманда был исчерпан. Он снова стал сторониться девушек племени, и они начали считать его гордецом. Тем не менее ни одни девичьи посиделки не обходились без перемывания его косточек. Замкнутость юноши, вместо того чтобы отталкивать, привлекала девушек к Скуманду со страшной силой…

Весна уже полностью вступила в свои права, первоцвета сменил месяц ярец, и Павила решил в очередной раз испытать Скуманда – как тот усвоил его уроки по наведению морока. Они удалились на приличное расстояние от селения и устроились на крутом берегу реки, которая в весеннее половодье сильно разлилась, стала очень широкой и бурной, почти как море в шторм.

Юноша шел вслед за старым вайделотом со смешанным чувством неуверенности в своих силах и страха – а ну, как опять у него ничего не получится? Тем более что одно дело – наводить морок на людей обычных, неподготовленных к воздействию внушением, и другое – пытаться обмануть все чувства искушенного в подобных вещах вайделота.

– Готов? – строго спросил Павила, когда они стали друг против друга на расстоянии в десять шагов.

– Д-да… – дрожащим голосом ответил Скуманд.

– Что ж, начинай…

Скуманду послышался в голосе Павилы скепсис, и юный вайделот неожиданно разозлился. Неужели он такой слабак, что не способен воспроизвести то, что уже много дней вдалбливал ему в сознание его наставник?! Нет, этого не может быть!

Скуманд напрягся и сосредоточился. Как подействовать на Павилу, чтобы того пленил морок? Это было чрезвычайно сложно. Ведь старый вайделот невольно будет отражать натиск своего ученика, и не из-за скверного характера, чтобы уязвить юношу, а из острого чувства самосохранения, присущего всем жрецам высшего посвящения.

Мысль, которая брезжила в каких-то отдаленных закоулках мозга, неожиданно прорезалась так ясно, так зримо, что Скуманд едва не задохнулся от волнения. Он почувствовал неожиданный жар, будто внутри у него загорелся костер. Ну конечно же Аркона! Они недавно беседовали на эту тему, и она была еще свежа во всех чувствах старого вайделота; а это был немаловажный козырь в таких делах. Вчера, у вечернего костра, Павила весьма увлеченно (и в который раз) рассказывал ему о храме Свентовита – главного бога Арконы, который находился на острове Рюген. В детстве ему довелось там побывать несколько раз, пока в 1168 году храм не разрушили датчане. Похоже, Аркона оставила в его душе неизгладимый след.

Рассказ старого вайделота был настолько зримым и детальным, что Скуманд слушал его так, будто видел прекрасный сон. Храм стоял на центральной площади города, был деревянным; его стены, снаружи покрытые красивой резьбой, внутри украшали картины. В здании имелось два помещения; внешнее было накрыто красной кровлей, а внутреннее, опиравшееся на четыре резные колонны, вместо стен имело богатые занавеси, шитые золотыми и серебряными нитями, и ничем не связывалось с внешним помещением, кроме редкого переплета дубовых балок. В одном из них находился кумир – идол Свентовита, а также колчан со стрелами, узда и седло его коня, который содержался здесь же, в храме.

У кумира было четыре лица, смотревшие в разные стороны света. Свентовит не имел бороды, на голове у него были завитые кудри, а левой рукой он опирался на лук. В правой руке бог держал инкрустированный драгоценными металлами большой рог (сам кумир намного превышал человеческий рост), а на бедре у Свентовита висел меч в серебряных ножнах. Кроме того, в храме находилось священное знамя божества – станица; его несли впереди войска перед сражением.

Раз в году Свентовит давал ответы на вопросы верующих, общаясь с ними через жреца. Праздник проходил осенью, после уборки хлеба. Накануне праздника главный жрец Свентовита с веником в руках входил во внутреннее святилище и, задержав дыхание, чтобы не осквернить божество, начисто выметал пол. Выметание символизировало конец года. На следующий день жрец брал из руки Свентовита рог, который в течение года наполняли вином. Устами жреца Свентовит предсказывал о плодородии в грядущем году, и если вина испарилось много, то год грозил быть бесплодным, и, наоборот, если мало, то урожай должен быть хорошим.

Прошлогоднее вино выливалось перед стопами Свентовита, затем жрец наполнял рог новым вином и выпивал его в честь бога с просьбой, чтобы тот даровал людям изобилие и удачу в ратных делах. Далее жрец снова наполнял рог и вставлял его в руку кумира.

По окончании этой церемонии вносили пирог огромных размеров; в него мог поместиться человек во весь рост. Жрец входил внутрь пирога и спрашивал у присутствующих: видят ли они его? Когда ему отвечали, что нет, он обращался к Свентовиту и просил, чтобы Солнце было видимым и после зимы все вновь ожило. После окончания обрядов главный жрец от имени бога обещал людям всяческие блага и победу над врагами. Потом начинался всеобщий торжественный пир.

Конь Свентовита, огромный жеребец, был белой масти. Его гриву и хвост оставляли нестрижеными. Оседлать скакуна мог только главный жрец. Перед началом военного похода конь принимал участие в гадании. Младшие жрецы втыкали перед храмом три пары копий на некотором расстоянии друг от друга, и к каждой паре привязывалось третье копье – поперек. Жрец торжественно произносил молитву, затем выводил коня за узду из сеней храма и вел на эти барьеры. Если конь переступал их сначала правой ногой, а потом левой, это считалось счастливым предзнаменованием, если же конь ступал сначала левой ногой, то военный поход в этом случае отменялся.

Храм Свентовита был очень богатым, поскольку он принимал не только дары, но и часть военной добычи. По общему убеждению прибалтийских племен, Арконский бог давал самые знаменитые победы, самые точные прорицания. Поэтому для жертвоприношений и для гадания сюда стекались люди со всех сторон Поморья. Каждое племя посылало Свентовиту ежегодную дань на жертвы. У храма были обширные поместья, дававшие ему доход, в его пользу собирались пошлины с купцов, торговавших в Арконе, с рыбаков, ловивших сельдь у острова. Свентовиту приносилась третья часть военной добычи, все золото, серебро и жемчуг, добытые на войне. Даже иноземцы обращались в Арконский храм за предсказаниями, а властители соседних народов посылали дары. Поэтому в храме стояли сундуки, наполненные драгоценностями.

За Свентовита в войнах сражались триста всадников на белых конях, оснащенных тяжелым рыцарским вооружением, которым и причиталась треть добычи. Эта дружина участвовала в походах прибалтийских племен на иноземцев и до нашествия датчан во главе с королем Вальдемаром была непобедима.

Все эти сведения Скуманд мысленно собрал у себя в голове в единый кулак и уже готов был нанести Павиле внешне невидимый удар своей сконцентрированной волей, как вдруг вспомнил, что ему нечем отвлечь внимание учителя, чтобы тот хоть на миг растерялся и от этого расслабился. И тут ему словно кто-то подсказал со стороны: «Оберег! Покажи оберег Прауримы!»

С того времени, как подаренный главной жрицей Прауримы оберег в виде волка, державшего в пасти луну, оказался у него на шее, он никогда его не снимал. Но самое удивительное: с каждым прожитым днем, который все больше и больше отдалял во времени путешествие к храму богини, образ Гиватты-Дайниди в его воображении становился все четче и зримей. Какая-то странная нить протянулась между ними, и она крепчала все больше и больше. Прекрасный облик этой женщины волновал его, но совсем не так, как лица девушек из племени дайнавов. От него шла какая-то солнечная теплота, согревавшая юношу в холодные зимние ночи, когда затухал очаг, а выбраться из-под шкуры, заменявшей одеяло, чтобы подбросить в него поленьев, было зябко, да и лень…

Решительно рванув ворот своего жреческого одеяния, Скуманд достал оберег и резким движением поднял его над головой. Павила невольно бросил на него взгляд, и в этот момент юный вайделот, прошипев, как лесной кот, швырнул в своего наставника накопившиеся в его воображении образы из давно разрушенной и оскверненной врагами Арконы. Глаза Павилы остекленели; он посмотрел на юношу, как показалось тому, испуганно и робко, а затем отвел взгляд, напрягся и стал двигать руками, совершенно не обращая внимания на окружающую его действительность.

Напряжение нарастало. Скуманд чувствовал, что наставник пытается сопротивляться его воле, но эти попытки были слабыми, а он, ни на миг не прекращая давления, пожирал Павилу взглядом. С некоторым удивлением юный вайделот отметил, что наставник двигает руками в определенном ритме; присмотревшись более внимательно, он сообразил, что старый жрец повторяет пассы, которые обычно сопутствуют благодарственной молитве Свентовиту.

А затем произошло и вовсе чудо. Павила вдруг немного присел, его лицо приобрело просветленное выражение, и он начал ритмично подпрыгивать. Пораженный юноша мгновенно понял, что это за движения, – старый вайделот вообразил, что скачет на коне Свентовита!

Это было одно из гаданий, в котором жрецы Арконы задействовали коня. Под вечер священного жеребца чистили и умащали благовониями, а утром, при большом стечении народа, находили его вспененным и грязным. Это значило, что всю ночь Свентовит бился с врагом на своем коне. По состоянию жеребца и определяли, можно начинать войну или нет. Намечаемый поход благословлялся, если боевой богатырский конь Свентовита был в отличной физической форме. Среди жрецов не считалось тайной, что вместо Свентовита на коне всю ночь скакал главный жрец. А простому народу такие вещи знать было не положено.

Павила «мчался» на коне Свентовита, а Скуманд остолбенело смотрел на это чудо. Ничего себе, навел он морок! Не пора ли прекратить эту бешеную «скачку»? Потому как, судя по обильному поту, оросившему чело наставника, тот уже сильно устал – годы брали свое. Как бы не случилось беды… Испуганный Скуманд мигом ослабил внушение и резко хлопнул в ладони. Павила мотнул головой, прогоняя наваждение, пошатнулся и сел на землю – не без помощи Скуманда, который подскочил к нему быстрее оленя.

– Уф-ф… – На лице Павилы появилось выражение восторга. – Спасибо тебе, сын мой… Ты сумел вернуть меня в юность. Я ходил по улицам Арконы, молился в ее храмах. Мало того, я был самим Свентовитом и мчался на его коне! Потрясающе! На такой морок неспособен ни я, ни другие вайделоты, лучшие из Посвященных! Значит, я в тебе не ошибся… О, боги, благодарю вас за сие чудо!

Ни старый вайделот, ни Скуманд не могли видеть огромную белую волчицу, которая следовала за ними от самого селения. Все это время она сидела, притаившись в кустах, и пристально смотрела на Скуманда. При этом ее глаза горели ярким зеленым светом, словно на землю уже пала ночь.

Услышав последние слова старого вайделота, волчица тихо фыркнула и оскалилась, словно рассмеялась, а затем, по волчьему обычаю, незаметно и бесшумно исчезла среди зарослей, подступивших к берегу почти вплотную.