Состоялась помолвка, объявлено о свадьбе, причем я не могла понять, почему принц тянет теперь-то. Для меня каждый день, каждый шаг был мучителен, хотя я уже жила в Кларенс-Хаус у королевы-матери.

Начали прибывать свадебные подарки. Это нелепо – получать подарки задолго до свадьбы, но королевская свадьба необычна, а потому я ничему не удивлялась. Однако я страшно скучала. У всех свои дела, все заняты либо чем-то серьезным, либо привычным бездельем, но бездельем в своем окружении, ведь даже раскладывать пасьянс или что-то наигрывать на рояле у себя дома – это одно, а в чужом доме, страшно боясь сделать что-то не то, – совсем другое.

Почти пять месяцев сидения в своей комнате с редкими выездами на примерки платья, и скука, скука, скука… К принцу нельзя, он все время занят, поговорить не с кем, звонки из королевской резиденции прослушиваются…

Чарльз часто уезжал, потому что для него дела – самое важное. Наверное, таким и должен быть будущий король, но в таком случае следовало бы просто поторопиться со свадьбой и все, а не заставлять меня маяться без дела пять месяцев. К тому же мой жених умудрился сокрушенно намекнуть, что я слишком полненькая! Никто не может понять, каково это, кроме тех, кто прошел через такое. У меня начались приступы булимии. Как следствие, я начала худеть, даже свадебное платье пришлось несколько раз ушивать в талии.

Неудивительно, что я просто прилипла к секретарю Чарльза Майклу Колборну, разбиравшему подарки. Кстати, Майкл сказал мне просто изумительную вещь! Я спросила его, изменюсь ли я со временем, ожидая услышать, что стану взрослее и сумею наконец запомнить всю эту чертову прорву официальных вещей. А услышала… Майкл обнадежил, что я превращусь в настоящую стерву, поняв, что люди ради меня готовы пойти на все!

Я была настолько потрясена обещанием превратиться в стерву, что даже не поинтересовалась, что это за «все» и кто эти люди.

После очередных посиделок в кабинете Колборна разразился скандал. Нет, с Майклом у нас ничего не было, я даже в мысли не допускала никого, кроме Чарльза, напротив, неприятность исходила от моего будущего мужа! У Колборна на столе лежал очаровательный пакет, какие во множестве приносили в последние месяцы во дворец, решив, что это еще один подарок от тех, кто приехать не сможет, да и не был приглашен на свадьбу, но «отметиться» хотел бы, я решила сверток вскрыть. Майкла в это время куда-то вызвали. Он отсутствовал недолго, но я успела открыть пакет. То, что я увидела, повергло в шок.

Нет, это не был свадебный подарок, это был подарок Чарльза… Камилле! За две недели до нашей свадьбы мой будущий супруг делал подарок своей любовнице! Я с трудом справилась, чтобы не порвать в ярости этот браслет. Даже сейчас, через много лет у меня темнеет в глазах и их застилает туман. Так унизить меня можно было, только пригласив ее третьей в нашу постель. Тогда я не знала, что и это будет.

Я метнулась к Саре, больше не к кому, мама никогда меня не поняла бы, Джейн тоже. Сара только усмехнулась:

– А чего ты ждала? Я тебя предупреждала.

– Я не выйду за него! Это просто немыслимо!

Сестра пожала плечами:

– Теперь поздно. Вашими портретами полон Лондон и вся Англия. Ты сказочная принцесса и не можешь обмануть всеобщие надежды. Это жестоко по отношению к людям.

Я не простила Чарльзу такой подлости по отношению к своей будущей жене. Можно не любить меня и любить другую, но надо быть добросердечным и чутким, понимая, какие раны наносишь своим поведением.

При нашей первой встрече очаровательная Грейс Келли «ободрила» меня:

– Не бойтесь, дорогая, дальше будет еще хуже.

Как часто в последующие годы я вспоминала ее слова!

Но я впрямь не могла обмануть надежды множества людей. Конечно, далеко не все в Британии и в мире желали этой свадьбы, вернее, меня в качестве невесты, но большинство все же желало. Я продолжила подготовку к свадьбе…

В Букингемском дворце устраивали предсвадебный бал, на который были приглашены восемьсот гостей, в том числе представители всех царственных домов Европы, весь цвет высшего общества Британии и Европы. Больше могло собраться только на само венчание.

Я очень переживала, чтобы не ошибиться в выборе наряда, но, слава богу, этого не произошло. Всем понравилось мое платье цвета фуксии и ожерелье из жемчугов и бриллиантов. Когда Мэри Робертсон увидела меня в таком наряде, она воскликнула:

– Великолепно! Ты самая красивая невеста на свете!

Мне были так нужны слова поддержки!

Очень хотелось увидеть восторг и в глазах будущего супруга, но Чарльз был серьезен и чем-то озабочен. Позже я поняла, чем именно, вернее, услышала, как один из гостей с усмешкой сказал другому:

– У несчастного принца последнее вольное свидание…

Я пришла в ужас, но Чарльз действительно исчез, и довольно надолго. На предсвадебном балу мой жених покинул меня, чтобы повеселиться… и с кем?! Я вдруг почувствовала, что со страшной скоростью падаю, качусь куда-то вниз и остановиться невозможно. Вокруг были веселые лица, я все время танцевала, улыбалась, старалась не думать о Чарльзе, просто чтобы не расплакаться. Хотя, если бы это и произошло, все приняли бы мои горькие слезы за слезы счастья. Сейчас мне кажется, что я чувствовала, будто засунула голову в петлю, которая с каждым годом станет затягиваться все туже.

Но, наверное, я сомневалась недолго, завтра моя свадьба с принцем, самым завидным принцем на Земле! Так не хотелось думать о его прошлых любовницах, казалось, что завтрашний день отсечет все прошлое, мы останемся на свете вообще одни – только я и он. Я готова была преподнести себя Чарльзу на блюде в любом виде – жареной, пареной, разделанной на куски… Я была без памяти влюблена в принца Чарльза. Даже если больше в принца, чем в самого Чарльза, которого, по сути, почти не знала, то все равно в него и только в него!

Я оглядывала огромную толпу радостных, возбужденных гостей, каждый из которых старался улыбнуться мне как можно шире, подбадривая. Все они искренне веселились, и никто меня не ненавидел, среди приглашенных не было Камиллы Паркер-Боулз, ее вычеркнули по моему настоянию. И я не позволяла мыслям о проклятой сопернице омрачить мои счастливые мгновения. Чарльз отправился к Камилле? Тем хуже для нее, потому что он должен сказать бывшей любовнице последнее «прощай» в преддверии завтрашнего венчания со мной.

Тогда мне казалось, что их свидание действительно последнее, что я победила, с завтрашнего дня Чарльз будет принадлежать только мне. Ну, еще королевской семье и короне, но это как принц, а как мужчина – только мне.

Как же я ошиблась! Он и не собирался принадлежать только мне, Чарльз не намеревался бросать Камиллу и говорить ей последнее «прощай», что бы они там позже ни твердили. Сейчас я понимаю, как эти двое любовников смеялись надо мной, пока я улыбалась толпе восторженных гостей в зале, смеялись над моей глупой наивностью, и принц наверняка обещал своей любовнице почаще охотиться, чтобы видеться с ней…

Наивная девушка полагала, что, став супругой принца Чарльза, получит и его самого? Ничуть не бывало, я была просто выполненным долгом. Конечно, Чарльз относился ко мне тепло, по-своему даже любил, как любил определенные вещи или даже слуг, но не больше.

Я не опозорилась на предсвадебном балу, сумела сделать вид, что не замечаю отсутствия того, с кем должна пойти завтра под венец, старательно думала только о том, что завтра моя свадьба! В какой-то миг даже поймала себя на том, что думаю о СВОЕЙ, а не о нашей свадьбе. Все было просто: если вспоминать о Чарльзе, значит, придется думать о том, куда он сбежал от своей невесты и с кем проводит время. А это непременно означало бы слезы.

Слез не было! Я справилась, но оказалось, это только начало, мне придется справляться с собой много лет, и далеко не всегда я сумею это делать. Просто тогда у меня была надежда, что это в последний раз, позже я поняла, что просто в очередной… Через много лет я откровенно сказала в интервью, что в браке нас всегда было трое. Нас было трое даже у алтаря, и понадобилось немало сил, чтобы выбросить эти мысли из головы.

После бала я отправилась в Кларенс-Хаус. Мы поднялись ко мне наверх только с Джейн, я не хотела видеть Сару, потому что Сара напоминала о неверности моего будущего супруга. Я старательно держалась, Джейн не заметила моего жуткого состояния…

Но когда ушла Джейн, меня скрутил приступ булимии.

А потом вдруг принесли подарок от Чарльза – перстень-печатку с теплой запиской, в которой он обещал ждать меня у алтаря и просил привести всех в полный восторг!

Я выпрямилась, разбитое состояние мгновенно улетучилось! Чарльз будет ждать меня у алтаря, завтра для меня начнется новая жизнь. Принц обвенчается с принцессой – что может быть лучше и красивей? Платье с огромным шлейфом уже ожидало меня, оно было великолепно, я буду самой красивой невестой в мире, к тому же выходящей замуж за самого завидного принца!

Но я была не в состоянии ни заснуть, ни оставаться одна, еще чуть – и начнутся слезы, значит, завтра будут красными глаза и бледным лицо. Я почти бросилась вниз. Перепуганный паж королевы-матери Уильям Тэллон невольно произнес:

– Что с вами, Ваше Высочество?

Едва ли он сам заметил оговорку, ведь никаким Высочеством я тогда еще не была, но именно эти слова вернули меня к жизни. О чем я думаю?! Завтра моя свадьба, завтра я стану из просто Дианы Спенсер принцессой Дианой, женой наследника престола! При чем здесь какая-то Камилла Паркер-Боулз?! Ее больше не будет, она просто исчезнет, испарится, как злая волшебница из сказки, которую облили ведром воды. Этим волшебным ведром воды станет наша с Чарльзом свадьба!

Без пяти минут Высочество вдруг улыбнулось:

– Грустно…

В кабинете у пажа я вдруг увидела велосипед. Ему там совсем не место, как и мне во дворце, но мы были, и с этим приходилось считаться! Почему-то наличие велосипеда привело меня в восторг! Мы выпили – паж и конюший коктейли, а я какой-то сок, – потом я вдруг принялась кататься по комнате на велосипеде и почти вопить:

– Завтра моя свадьба! Завтра я стану принцессой!

Не знаю, что подумали королева-мать и ее гости и слуги, но если посмеялись, то замечание мне не сделали. Вся Англия ждала эту свадьбу не меньше меня самой!

Мне казалось, что заснуть в ночь перед венчанием просто невозможно, а если уж такое случится, то сны будут радужные… Заснула и снов не помню. Утром состояние было странное, словно я всеобщая жертва, которой не сбежать, даже если бы и хотелось. Мне не хотелось, но понимать, что через пару часов ты окажешься в центре внимания тысяч человек, довольно волнительно. Я не представляла себе истинных размеров интереса к нашей свадьбе, хотя понимала, что интерес велик.

Все получилось как надо. Я была хороша в платье от Эммануэль. Волосы легли как надо, тиара в них сидела крепко, не угрожая свалиться при неосторожном движении, как я того боялась. Когда я появилась в платье перед подружками невесты, все дружно ахнули! Я едва сдерживала слезы восторга, вид действительно был впечатляющий, и огромнейший шлейф не мешал двигаться.

Отец, который должен вести меня к алтарю и передать принцу, не так давно перенес инсульт, от переживаний, связанных с предстоящим венчанием дочери, он выглядел неважно, и я очень боялась, что папа не выдержит нагрузки.

– Как ты?

Он вымученно улыбнулся:

– Я все выдержу, даже если после этого придется умереть…

– Не смей! Ты должен понянчить внуков.

Это требование развеселило его, папа улыбнулся уже радостно:

– Да, Ваше Высочество!

– Опирайся на мою руку крепче.

– Должно бы наоборот…

Мы с трудом втиснулись в узкую карету, нет, ни я, ни папа не были толстыми, но с нами ехал еще и огромный шлейф. Я старалась не думать о том, что он помнется. Да у меня и не было возможности думать.

Такого наплыва народа я не видела никогда! Приветственные крики восторженной толпы заглушали даже наши с папой голоса. Я боялась одного – разрыдаться от счастья и все напрочь забыть.

Шлейф, конечно, помялся, его пришлось долго расправлять, потому мы немного затянули церемонию. Но никто не сказал и слова против. У меня в памяти остались смутные воспоминания того, как мы с отцом поднимались по ступенькам собора Святого Павла и ему приходилось крепко опираться на мою руку, чтобы не упасть. Но папа держался молодцом, хотя чувствовал себя явно плохо.

Я забыла все свои сомнения, я не могла не быть счастливой, потому что от самого выхода из Кларенс-Хауса до собора Святого Павла стояла не просто толпа, а море народа, люди восторженно приветствовали нашу с отцом карету, словно самим своим появлением я осчастливила каждого из них.

Плохо помню происходившее, в ушах стоял восторженный рев толпы, перед глазами море цветов, флажков, улыбающихся лиц… Англия была счастлива, и я тоже. В тот день я забыла все свои сомненья, все страхи, я была невестой принца, и свадьба была волшебной!

Длинный шлейф моего свадебного платья в карете немилосердно смялся, но Дэвид и Элизабет так ловко умудрились расправить его, что говорили, будто нарочно труднее придумать. Толпа просто ревела от восторга, глядя, как мы с отцом медленно поднимаемся по ступенькам храма навстречу моей новой жизни. Папе было очень тяжело, и он основательно опирался на мою руку.

Медленно шествуя в соборе по проходу к алтарю, подле которого меня ждал принц Чарльз, я все же заметила Камиллу в грязно-сером наряде и нелепой шляпке под небольшой вуалью, словно под вуалью можно спрятать ее массивную челюсть. Она была со своим сыном Томом. Я знаю, что Камилла называла меня серой мышкой. Но в тот день серой мышью была она, а не я. Серой грязной крысой, надувшейся оттого, что ее мужчина венчался с молодой красивой юной девушкой! И ее челюсть ротвейлера была крепко сжата. Тогда мне показалось, что я победила, это подняло настроение, и все вокруг засверкало яркими красками…

Мы много раз репетировали церемонию и слова, которые должны произнести, но оба ошиблись, я перепутала имена, а Чарльз пообещал всем моим имуществом делиться со мной же. Позже, много раз просматривая эту запись, мы хохотали до колик.

Моя ошибка была более заметна, но она привела зрителей в полный восторг, все оценили степень моего волнения и счастья! Когда вышли на балкон для традиционного поцелуя в знак любви, у меня от вида многотысячной толпы, запрудившей все вокруг, даже закружилась голова. Сара права, разве можно обмануть ожидания всех этих людей, а также тех, кто смотрел наше венчание по телевизору? Нет, я очень любила своего мужа и намеревалась быть самой счастливой женой, матерью, в будущем королевой!

Обещая это себе, я забыла добавить «любовницей», потому что нельзя быть счастливой женой, не будучи счастливой любовницей.

Мы целовались при всем народе, а толпа счастливо ревела. И я совершенно уверена, что, оставь тогда Камилла в покое нас с Чарльзом, мы стали бы самой счастливой королевской парой на Земле. К сожалению, не оставила, ротвейлер, вцепившись зубами, не отпускает. Но тогда я не думала ни о Камилле, ни о ком другом, у меня был Чарльз, который только что стал моим мужем!

Но мне быстро пришлось понять, что невеста – главное действующее лицо только на свадьбе, недаром все сказки свадьбами заканчиваются и ни одна не начинается. Верить в то, что моя сказка закончилась, я не желала, будучи готовой вытерпеть все, чтобы превратиться из самой счастливой невесты в самую счастливую жену.

Сложности начались уже во время свадебного путешествия.

Вы представляете медовый месяц в обществе экипажа яхты «Британия» и слуг? Поднимаясь на борт, я даже не подозревала, что ждет меня в последующие дни. Не знаю, о чем и о ком думал Чарльз, организовывая такое свадебное путешествие, но только не обо мне!

Муж взял с собой на борт собрание сочинений своего обожаемого писателя-философа Лоуренса Ван дер Поста и намеревался в очередной раз его проштудировать. Нашлась еще пара книг его обожаемого Карла Юнга с изложением концепции о психологических типах людей. Тоже весьма поучительно, главное, очень соответствовало моменту…

На яхте из женского общества только горничные, которые делали передо мной легкий реверанс и шарахались в сторону при любой попытке заговорить о чем-либо, кроме их профессиональных обязанностей.

Заходить в порты нельзя, яхта королевская, принц – наследник короны, а потому лицо государственное, любой заход в порт означал, что нас должны встречать первые лица государства. Поэтому огни всех городов мы видели только на горизонте. Скука неимоверная.

Все могло быть иначе, если бы мы действительно были романтической парой, вдвоем хорошо и в бунгало на берегу среди джунглей. Но бунгало не было, была чопорная команда, которой даже запретили болтать со мной запросто, были строгие чинные ужины под музыку военного оркестра со строжайшим соблюдением этикета, и была скука! Позже, слушая мой рассказ о свадебном путешествии, Ферджи сказала, что она бы сдохла от такого медового месяца!

Я выжила, но, кажется, начала понимать, во что влипла. Мой муж читал философские труды и пытался обсудить со мной какую-нибудь животрепещущую тему. Например, необходимость заглянуть в свою душу, чтобы поднять мгновение, узниками которого мы пребываем, на тот уровень, где вершится великий акт творения, или то, как распознать определенный психологический тип у человека по его мнению о соотношении личного и общественного в повседневных поступках… Великолепная тема для обсуждения с юной супругой, не правда ли?

Я пыталась читать Ван дер Поста, честно пыталась, тихонько взяв в стопке книг роман «Семя и сеятель». Наверное, это великая книга, но свадебное путешествие – не место, чтобы погружаться в перипетии английского военнопленного в японском лагере. Осознав, что мне совсем не хочется следить за противостоянием начальника лагеря самурая и британского майора, я тихонько вернула книгу на место.

Пришлось искать развлечения самой. Но где?! На верхней палубе в шезлонге сидел с очередным томом Поста Чарльз, ни бассейна, ни даже нормальных условий для загара не было. Просто валяться в таком же шезлонге надоело на третий день, никаких книг для меня не было, захватить с собой плеер не догадалась, кроме того, я просто не ожидала, что мы не зайдем ни в один порт, где можно было бы купить все для себя.

Через несколько дней, случайно задев, я уронила записную книжку Чарльза, из которой выпали… фотографии смеющейся Камиллы! Я лично вычеркнула ее из списка гостей свадьбы, но она сумела попасть на венчание, правда, не сумев мне его испортить. Я уже понимала, что Чарльз не сможет сразу забыть свою многолетнюю любовницу, но брать с собой в свадебное путешествие фотографии Камиллы?! Это было уже не просто доказательством, что он не ставит меня ни во что, это было издевательством!

– Чарльз, что это?

Он спокойно поднял фотографии и вложил обратно в записную книжку.

– Фотографии Камиллы, но теперь все в прошлом.

Сейчас я понимаю, что хитрая женщина на моем месте попыталась бы подластиться к мужу и лично порвать чертовы снимки или выбросить за борт, но я была слишком молода и неопытна, к тому же верила Чарльзу, перед алтарем и миллионами зрителей обещавшему быть верным и любить меня, пока смерть не разлучит нас. Я разрыдалась и принялась что-то кричать, обвиняя его в неверности и подлости. В ту минуту я чувствовала именно это.

Чарльзу с трудом удалось меня успокоить. Но ничего не изменилось, и фотографии он тоже не выбросил, что подтвердило мои опасения, что муж лжет и будет лгать дальше.

В Порт-Саиде к нам на борт поднялись президент Египта Садат с супругой Джейхан. В их честь был дан торжественный ужин. Но о чем я могла говорить с женщиной, годившейся мне в матери, да еще и привыкшей держаться как первая леди? Она красивая, уверенная, настоящая леди, но я для нее девчонка, недостойная внимания.

Ужин получился скучнейшим, мужчины обсуждали политические проблемы, а мы, перекинувшись несколькими ничего не значившими фразами, вымученно улыбались. С женой президента Египта даже о погоде не поговоришь, погода в Каире всегда прекрасная. Зато я заметила ее пристальный взгляд на запонки Чарльза. Заметила и едва не выругалась вслух. На золотых запонках были переплетены две буквы «С» – Чарльз и Камилла! Едва ли это поняла Джейхан, просто ее привлекло красивое украшение, а я теперь только и ждала, во-первых, чтобы она не сделала комплимент по поводу запонок, во-вторых, окончания ужина, чтобы высказать свое возмущение Чарльзу!

Я имела на это право – насколько же нужно не считаться со мной, чтобы во время свадебного путешествия носить запонки, подаренные любовницей!

Буря действительно была серьезной. Чарльз недоумевал, мол, он и не заметил, рубашки готовит камердинер Стивен Барри, а он сам даже не обратил внимания.

– Ты вообще должен был вышвырнуть эти запонки! Выброси их в море сейчас же!

– Не говори глупостей, Диана!

Так я осознала, что, женившись, мой муж не намерен расставаться с любовницей. И тогда испытала первый серьезный приступ булимии после свадьбы. Болезнь была и раньше, но на сей раз я чувствовала себя очень плохо… Никому не пожелаю такого свадебного путешествия!

Когда оно подошло к концу, я была счастлива, но оказалось, радоваться рано.

Теперь мы отправились в Балморал, где должны прожить до середины октября вместе со всей королевской семьей. Боже мой, эта скука была еще невыносимей! Придворный церемониал хорош только в ограниченном количестве и тем, кто к нему приучен. Я приучена не была совсем.

Мы в Элторпе не присутствовали на парадных обедах, не слушали и сами не вели чинные светские беседы ни о чем, во-первых, потому что терпеть не могли мачеху Рейн и старались убраться с ужином в свои спальни, а во-вторых, потому что это неинтересно. Отец не заставлял.

Зато теперь я ежевечерне была вынуждена часами слушать рассуждения на политические темы принца Филиппа или рассказы принцессы Анны об охоте. Рядом обычно находились придворные в весьма солидном возрасте, ни пошутить с которыми, ни просто поделиться своим собственным мнением я не могла. Все говорили о том, чего я просто не знала и в чем совершенно не разбиралась! Я не помнила все родословные, не могла рассуждать на тему очередных происков профсоюзов, не любила разговоров о политике или охоте, плохо разбиралась в достоинствах лошадей… И ни о чем говорить тоже просто не умела.

А еще важным оказался возраст королевской семьи и гостей, все они гораздо старше меня, с ними невозможно обсудить последний фильм или понравившуюся мне книгу, они таких просто не видели или не читали, они жили в своем особом мире (и до сих пор живут), где события и вкусы отстают на столетие, где темы разговоров не меняются от поколения к поколению, где немыслимо проявлять свои чувства, зато приветствуется сдержанность. Даже если принцесса Анна ругалась, то делала это как-то по-королевски.

Но я-то так не умела! Я была не просто белой вороной, я была белым страусом, причем в клоунской шляпе. Страшно скучая в обществе пожилых и почти пожилых людей, я если и улыбалась, то вымученно…

Во время моего предыдущего пребывания в Балморале стояла теплая погода, мы много гуляли, рыбачили, устраивали пикники. В замке холодно, противно, снаружи лил дождь, всюду сырость, и у меня было страшно плаксивое настроение.

Не знаю, кому раньше надоело, Чарльзу или все же Ее Величеству, но мы перебрались в Крейгоуэн – один из гостевых коттеджей.

Крейгоуэн был лучше дворца только тем, что я не была ежеминутно на виду. В остальном такой же серый, скучный, холодный, вернее, зеленый, но все равно скучный. Чарльз жил своей жизнью, поутру он отправлялся на охоту, а после обеда на рыбалку. И вовсе не намеревался менять свои привычки ради какой-то там жены!

На вопрос, зачем он убивает несчастных куропаток, отвечал, что в этом и есть смысл охоты. Я не видела смысла. Пойманного лосося хотя бы отпускали обратно в реку Ди, думаю, он все равно погибал, потому что ему разрывали все внутри крючками.

– Диана, но в прошлый приезд тебе так нравилось насаживать наживку и закидывать удочку!

Нравилось… Может, и нравилось, но тогда я старалась понравиться Чарльзу, а потому была готова увлекаться почти всеми его увлечениями. А теперь он должен стараться нравиться мне, значит, должен быть со мной, а не мотаться по болотам и не сидеть с удочкой на берегу, пока его жена скучает. Он так не считал, остальные тоже. В Балморале каждый находил себе занятия сам, присоединяясь к той или иной группе. Для меня группы не было, и я страшно тосковала.

Я не желала стрелять в куропаток или любоваться, как трепещет вытащенный из воды лосось. Чарльз смотрел на меня с сожалением и даже пренебрежительно. Я категорически не вписывалась в его привычный круг, а менять круг ради меня он не собирался, да и что принц мог изменить? Ему, а вместе с ним и мне, полагалось ежегодно с середины августа до начала октября проводить время в Балморале, охотясь и рыбача, а также философствуя во время королевских ужинов.

Принцесса Анна гоняла по окрестностям верхом, стреляла и не понимала, как это может не увлекать меня. Осознав, что не увлекает, тоже стала считать меня никчемной. Я не умела ничего: ни поговорить на умные темы, ни охотиться, ни жить интересами королевской семьи. С детства любила животных, у меня даже были грамоты лучшей смотрительнице за морскими свинками, но не станешь же заводить разговоры о морских свинках с придворными. А королевские собаки, кстати, весьма дурно воспитанные (своим любимцам Ее Величество позволяет то, чего позволять иногда не стоит), меня интересовали мало.

Я пришлась буквально не ко двору, я была в Балморале не нужна. Даже мужу не нужна, прежде всего мужу. Когда гостей не было за столом, он никогда не интересовался мною. Я наивно полагала, что стала главной женщиной в жизни своего мужа. Ничего подобного, главной была королева, потом королева-мать (бабушка), а мне вообще не отводилось никакого места.

Удивительно, но я не была нужна и остальным. Они словно выполнили все свои обязательства по отношению ко мне, формально включив в свою семью, и ни в малейшей степени не намеревались помочь мне действительно в ней освоиться. Я каким-то чудесным способом должна была постичь все их премудрости, влиться, вжиться, причем никому не помешав и никого не задев даже случайно.

А еще лучше, если бы я как-то стала незаметной, невидимой, тенью рядом с мужем, всегда на полшага сзади и молча… Чтобы я ничего не требовала и не ожидала, чтобы с пониманием относилась ко всему, в том числе и к его изменам… Вовремя открывала рот и вовремя его закрывала, улыбалась только когда это позволено, была вежлива и нетребовательна.

Ничего этого не было, и я просто провалилась в Балморале. Я оказалась никчемной, неумной, несветской, нетактичной, неинтересной… какие еще вспомнить «не»? Главное – Нелюбимой, причем не любимой никем. Никому не нужной, всех раздражавшей.

У меня и без того было полно комплексов из-за собственного несовершенства и ненужности, а теперь они выросли до невероятных размеров.

Кто бы смог справиться на моем месте? Наверное, кто-то смог бы, но я не справилась. После поистине сказочной свадьбы, после того, как меня полгода боготворили репортеры, как едва ли не несли на руках в церковь на венчание, когда восторженная толпа почти плакала при виде нашей счастливой пары, вдруг понять, что ты никто…

Еще на яхте мы не один раз смотрели видеосъемку нашей свадьбы, и всякий раз Чарльз изумленно пожимал плечами:

– Почему они так радуются?

Мне очень хотелось, чтобы он заметил, что приветствуют меня, но муж снова пожимал плечами:

– Просто свадьба была организована фантастически.

Моей привлекательности Чарльз замечать не желал. Он просто не видел, что люди махали руками мне лично, что я понравилась. Это было так обидно!

– Чарльз, им нравится твоя супруга.

– Им нравится девушка, в одночасье ставшая принцессой.

Вот и все, знай, Диана, свое место!

И все же я думаю, он понял, что меня приветствуют из-за меня самой.

Но тогда жизнь в Балморале становилась день ото дня невыносимей, пока Чарльз охотился или рыбачил, я тосковала, маясь от безделья. Дома я просто взялась бы за уборку, сбегала в магазин, почитала книжку, послушала музыку… Даже в Букингемском дворце до свадьбы было веселей. Здесь все делали слуги, общаться не с кем.

Чарльз спрашивал, почему я не приглашу своих родственников или друзей. Но кого? На несколько дней приезжали мама и сестры. Они и раньше бывали в Балморале, Джейн даже жила там целый сезон, но теперь статус у моих родных стал иным. Приглашать маму на королевские ужины я не могла, да и королева не слишком интересовалась моими родственницами, а показывать всем, что я в королевской семье никто, не хотелось. Приглашать папу не желала из-за Рейн.

И снова одиночество, тяжелое, гнетущее, особенно на фоне счастья всех остальных обитателей Балморала. Может, они и вовсе не были счастливы, но старательно делали вид, что это так, я верила и все больше считала себя неудачницей.

Но самым тяжелым стало понимание, что Чарльз вовсе не порвал с Камиллой и не намерен этого делать. Кто бы стерпел, если даже во время медового месяца муж носил запонки с инициалами любовницы и писал ей письма! А из Балморала начались еще и звонки. Конечно, Чарльз не изменял во время медового месяца, но это лишь потому, что не было никакой возможности! Балморал далеко от ее поместья.

Чарльз твердил, что это просто многолетняя дружба, я, конечно, не верила и была права. Женское чутье подсказывало, что никакой дружбой их отношения никогда не были, они любовники и таковыми останутся. Время показало, насколько я права. Видимо, эта моя правота и то, что я все понимала, злило Чарльза больше всего. Он приходил в ярость, стоило упомянуть Камиллу!

– Почему ты злишься, если она просто друг?

– Ты ничего не понимаешь!

Я понимала все, и понимала правильно. И он тоже понимал. Мы уже оба знали, что совершили страшную ошибку, но исправить ничего не могли.

Я страдала и худела, в конце концов Чарльз отвез меня в Лондон к врачу. Психиатры прописали кучу успокоительных, от которых я категорически отказалась и снова была права, потому что это обязательно сказалось бы на здоровье Уильяма. Мне не были нужны успокоительные таблетки, мне нужна была любовь мужа и моих новых родственников. А еще отсутствие подозрений в неверности Чарльза.

Но ни того, ни другого не было, я мучилась, подозревала, считала себя никчемной и мешающей теперь уже мужу, страдала от приступов булимии и худела.

– Диана, ну что еще я сказал не так?

Этот вопль отчаянья из уст Чарльза слышался все чаще. Чего он не понимал? Неужели нужно объяснять, что мне нужна его любовь, просто любовь и все. Нужно, чтобы он почаще смотрел на меня, почаще обнимал, просто брал за руку, чтобы говорил, что я молодец, что со всем справлюсь, всему научусь… Чтобы почаще спал со мной, в конце концов!

Но этого я была лишена, мужа раздражали мои слезы, он кричал, я плакала еще горше, Чарльз сердился еще больше, хлопали двери, муж торопился куда-нибудь исчезнуть. Мне оставалось свернуться калачиком и плакать…

Красивая сказка с тысячами восторженных зрителей быстро превратилась в тоскливую правду, я снова не была никому нужна, я снова была одна.

Не знаю, что было бы, не окажись я в положении.

Я переносила беременность довольно тяжело, снова тошнило, кружилась голова, но сознание, что внутри меня зародилась новая жизнь, наполняла гордостью. Возможно, я ношу будущего наследника!

Когда меня уже основательно мутило, но еще не было видно животика, нам пришлось совершить трехдневную поездку в Уэльс. Это было очень важно для Чарльза, потому, даже плохо себя чувствуя, я не отказалась от поездки. Наследник престола с супругой! Народ собрался посмотреть, у многих еще была в памяти наша роскошная свадьба.

Я не сумела воспротивиться выбранному наряду, как когда-то не сумела отказаться от взрослого голубого костюма при помолвке, который старил меня лет на десять.

Теперь тоже был отвратительный костюм в красно-зеленых тонах, что совершенно мне не идет, нелепая шляпка с пером… Добавьте к этому нудный мелкий дождь, холодный ветер и тошноту и получите мое состояние. Да, еще добавьте неуверенность в себе и желание вернуться домой в свою холостяцкую квартиру в кресло с ногами.

И вдруг… Этого не ожидал никто, тем более Чарльз. Принц привык, что его встречают в Уэльсе как доброго знакомого, даже машут флажками, но на сей раз собравшаяся толпа Чарльза словно и не заметила. Произошло то, что потом много раз повторялось в разных уголках мира, – люди кричали мне, они протягивали руки, чтобы только прикоснуться, задержать на мгновение, чтобы я улыбнулась и им тоже.

Так началась наша семейная и моя жизнь в королевской семье. Пройдет пятнадцать лет, прежде чем я стану свободной и смогу сама решать, что мне делать и как себя вести. Или свободной я так и не стала?

Именно это я сейчас и пытаюсь понять. Чтобы понять, освободилась ли, нужно понять, от чего должна освободиться.

Интересно, что, размышляя сейчас над событиями прошлых пятнадцати лет, я отчетливо вижу все свои и чужие ошибки. Ну почему, чтобы их увидеть, нужно сначала совершить, почему ошибки нельзя предвидеть. Моя беда, кажется, в том, что рядом со мной никогда не было человека, который мог за руку провести меня по минному полю, называемому жизнью, или хотя бы указать проход по нему, чтобы я не подрывалась на каждой встреченной по пути мине.

А как у остальных, неужели всех ведут за руку? Наверное, нет, но советуют. Мне советовать некому, единственный человек, который пытался меня предостеречь, Мэри Робинсон, у которой я работала няней, слишком недолго была рядом. Все остальные либо молчали, как мои мама, сестры, либо осуждали, как королевская семья и бабушка, либо просто ахали, как подружки, либо давали вредные советы, как Камилла, либо по долгу работы окончательно запутывали, как многочисленные психологи и экстрасенсы, либо называли истеричкой, как муж.