Объездив многие края,
Не слишком часто видел я
Открыто плачущих мужчин,
Больших и крепких, но один
Из них в отчизне как-то раз
Мое внимание привлек:
Он шел навстречу мне и слёз
Не утирал со щек.
Тоской глубокой угнетен,
Нес на руках ягненка он.
И от меня отвел он взгляд,
Как будто спрятаться был рад,
И отвернулся, и с трудом
Лицо утер он рукавом.
И я его окликнул: «Друг!
Чем вызван горький плач такой?»
«Мне стыдно, сударь, но тому
Виной ягненок мой:
Ведь он последний из всего
Большого стада моего.
В беспечной юности, томим
Существованием пустым,
Купил овцу однажды я,
Чтоб смысл имела жизнь моя.
И очень скоро та овца
Произвела на свет приплод;
Женился я, разбогател,
И так за годом год
Овец все множилось число,
Мое богатство все росло.
Немалым стал достаток мой,
И уж от той овцы одной
Произошло десятков пять,
Каких пером не описать.
Они паслись в горах, и я
Был счастлив, душу в них вложив.
Из стада нынче лишь один
Ягненок этот жив.
И я уже без страха жду
Смертельную для нас нужду.
Кормя десятерых детей,
Познал я скорбь голодных дней,
И со смиреньем в час невзгод
Просил о помощи приход.
Но был ответ, что я богач,
Что овцы сытые мои
Легко помогут раздобыть
Мне хлеб для всей семьи:
Коль я могу продать овцу,
Мне брать подачки не к лицу.
Овцу я продал тем же днем
И с хлебом возвратился в дом.
Он подкрепил моих ребят,
А для меня был словно яд.
И горько было видеть мне,
Как исчезает на глазах,
Как гибнет все, что я взрастил
В страданьях и трудах.
Мне стада не собрать вовек:
Оно растаяло как снег.
Одна овца другой вослед —
И вот уже десятка нет,
Как будто бы из сердца кровь
Текла по капле вновь и вновь.
Еще ягненок и еще —
И уж не стало тридцати.
Теперь и не пытался я
Оставшихся спасти,
Желая в горести своей
Их всех лишиться поскорей.
Я мрачен сделался и зол,
Как будто бес в меня вошел.
Казалось, лишь враждебный взор
Повсюду я встречал с тех пор.
Я потерял навек покой,
И белый свет мне стал не мил,
Мне опостылел отчий дом,
И труд меня томил.
В иные дни я был бы рад
Бежать куда глаза глядят.
Ах, сударь, я овец моих
Лелеял, как детей родных,
И с ростом стада все сильней
Любил я собственных детей.
Увы, наверное, за то
И покарал меня Творец,
Что все ж детей своих любил
Я меньше, чем овец.
Редело стадо день за днем,
Овец лишь десять было в нем.
И тех не стало в свой черед:
Вот пять осталось их, и вот
Из полусотни только две
На горной нежились траве.
Все, что трудами нажил я,
Развеялось как прах!
И нынче я бреду с одним
Ягненком на руках —
Ведь он последний из всего
Большого стада моего».