Девчонки из библиотеки не могли уйти домой, хоть рабочий день уже закончился. Все ждали Томку, которая работала в читальном зале. А она все не возвращалась. Казалось бы – чего ждать? Куда она денется! Идите домой. Да, хорошо сказать – идите. А как идти, когда на улице зима, градусов 20 мороза, а Томка у девчонок вещички напрокат взяла – у кого что. У Галки шапку, у Светланы сапоги, у Веры Петровны пальто с песцом, у меня Томка взяла только перчатки – но я не уходила из солидарности. И почему умных, добрых, начитанных девчонок, работающих в библиотеке, называют серыми мышками?! Несправедливо это! Я знаю это очень хорошо!

Ирина была вообще без платья, сидела в синем халате нашей уборщицы Степановны. А как она домой без платья придет – три месяца как замуж вышла, что мужу скажет?

Мы согрели кипятильником чайку, достали из сумочек у кого что было сладенького и стали обсуждать Томку и всю сложившуюся ситуацию.

Полное имя Томки было такое – Тамара Автандиловна Попова. Фамилия – проще некуда. Поповых в России даже больше некуда. А имя ей дала мать в честь грузинской царицы Тамары. Потому что по отцу Томка была грузинкой. Вернее, не по отцу, а по горнолыжному инструктору Автандилу, который 22 года назад инструктировал Томкину мать, как кататься на этих самых горных лыжах. Правда, дело было в июле, и мамаше применить знания на практике так и не пришлось, но польза от занятий все-таки осталась, вернее, проявилась через 9 месяцев в виде белобрысой, носатой, черноглазой Томки, названной как царица. Маманя ни о чем не жалела, кроме того, что даже фотографии Автандила у нее не осталось. Только дочка, да и все.

Обычно, когда появляются дети у разномастных родителей, то побеждают гены темной масти. У Томки победили глаза и нос инструктора и белобрысые мамины кудряшки.

Мать от Томки истории ее рождения не скрывала, и Томка за это маму уважала. Одно только мучило царицу – как ее родителя Автандила в детстве называли? Автандя, что ли?

Итак, Тамара Автандиловна Попова к своим 23 годам была девушкой серьезной, волевой и независимой. Про таких поэт написал, что коня на скаку остановит. В этот зимний день Томка, раздев всех наших девчонок, пошла останавливать на скаку коня по имени Дима.

Дима был не только конь, а просто жеребец какой-то. Нам он не нравился – никогда никому конфетки не принесет, жадный. А мы в библиотеке получали копейки, хорошо, что была «черная касса» – мы сдавали туда понемножку денег в получку, и раз в полгода каждая по очереди получала кругленькую сумму, на которую покупалась нехитрая обувка и одежка. Мы все были одинаковые – небогатые, неглупые, добрые девчонки. Отличал нас только возраст да семейное положение. Причем все наши замужние девчонки уже подумывали о разводе, а незамужние мечтали выйти замуж.

Библиотека наша была институтской, а в институте учились в основном ребята – такой у него был профиль, и в каждом мы видели свою судьбу, влюблялись, грешили, разочаровывались, гуляли на свадьбах, плакали вместе, если у кого-то было плохо.

Томка хотела замуж больше всех. В 23 года ей казалось, что она на финишной прямой, и если не сейчас – то никогда. И в это самое время на Томкином горизонте появился жеребец Дима по фамилии Тедко. Ну чем не конь?! И Томка протрубила охоту.

Да, забыла сказать, откуда он взялся. Он в нашем же институте аспирантом был. Писал диссертацию по технологии приготовления какого-то продукта. И к нам в библиотеку за пособиями ходил. Томка-то сначала на художественной литературе стояла, а как Диму приглядела, сразу в читальный зал перевелась, чтоб за ним наблюдать.

Первое время Дима Томку нашу в упор не замечал. И тогда она пошла на хитрость – вылила на себя целый флакон одеколона и пахла так, что сама свой нос зажимала. Ну и Дмитрий сидел-сидел, занимался-занимался, и тут его запах, видно, одолевать стал, и он поднял голову от учебников и повел носом – откуда, мол, такой аромат? И как раз глазами уперся в Томку. Томка только этого и ждала, сразу стала строить ему свои глазки грузинской царицы. И он клюнул. Книжку захлопнул, к Тамаре подошел. Ну тут, как полагается, разговор завязался. И перешел этот разговор в предложение вечером куда-нибудь сходить. И кто, думаете, это предложение сделал? Томка наша, охотница на жеребцов.

Вот тут-то она нас всех и раздела, сама нарядилась и с Димкой этим ушла. А мы сидели и куковали, да на часы поглядывали. Особенно молодоженка Ирина.

Интересно, почему-то кто-то всю жизнь ходит в Таньках, Гальках, Томках, а другие – как родятся, так сразу – Ирина. Если бы кто-нибудь назвал вдруг ее – Ирка, Иришка, наверно, рухнул бы потолок.

Ирина была девушкой обстоятельной и хозяйственной. Замуж она вышла удачно – Володя ее работал инженером-технологом, не пил, не курил, читал фантастику и мечтал о карьере.

Ирина однажды рассказала нам с восторгом, что у Вовы в шкафу висит дорогой коричневый костюм, который ему подарили родители на выпускной вечер. Вова ни разу после этого костюм не надевал, так как было у этой одежды специальное предназначение – надеть его, когда будут орден вручать. Так ему мать с отцом и сказали: «Вот, Володька, закончишь институт, что-нибудь великое изобретешь, ведь слово «инженер» означает – изобретательный человек. И за твое изобретение тебя в Кремль вызовут – награду получать, и тогда ты этот костюм наденешь».

Правда, Володька однажды хотел нарушить родительский наказ – когда у них с Ириной свадьба была. Дорогая Ирина – тоже его награда. Достал костюм из шкафа, к телу приложил, в зеркало посмотрел – классная вещь, но потом подумал, что может на свадьбе чем-нибудь на него капнуть, а тогда в чем же в Кремль идти? И повесил обратно.

Володя работал недалеко от нашего института – собственно, в подземном переходе они и познакомились. Там всегда бабушка стояла, милостыню просила. А у нас как раз был день получки, и Ирина бабуле в ладонь какую-то мелочь положила. И в этот момент чья-то рука половину мелочи забрала. Ирина обернулась и увидела молодого мужчину с серьезным лицом, спросила: «Зачем вы забрали деньги?» А он в ответ: «А вы что, дочка Рокфеллера? Половины тоже вполне достаточно, а это заберите и не будьте такой расточительной. О стариках должно заботиться государство и их собственные дети. А вы, я вижу, не миллионерша». Володя шел и шел рядом с Ириной, до дома дошел и на другой день встретиться предложил.

Ирина такому повороту жизни была рада, Володя был ей по душе. Она рассказывала, что, когда они ходили в кино, каждый платил за себя сам, потому что ни он, ни она в родстве с Рокфеллером не состояли.

Однажды Володя пришел к нам в институт первый раз, и Ирина повела нас на него посмотреть. Было время обеда, и мы все выстроились с подносами перед раздачей. Ирина с Володей стояли как раз передо мной. Ирина положила на поднос винегрет, какие-то биточки и компот. Володя все точно повторил за ней, и я услышала, что перед кассой он сказал: «Поставь винегрет ко мне на поднос, я его оплачу, а остальное – ты сама». И она так сделала, и я увидела ее довольный взгляд в мою сторону. Ну и хорошо, что ей хорошо. У каждого человека свое «хорошо» и свое «плохо». Девчонкам я об увиденном не сказала.

И вот сейчас Ирина сидела в синем халате и грызла ногти от волнения – ну куда же делась Томка?

Светлана, которая сидела без сапог, была лучшей подругой Веры Ивановны – это той, в чьем пальто с песцом Томка ушла на охоту. Между ними была разница в возрасте 18 лет – Светке 25, а Вере Ивановне – 43. И сдружил их случай грустный настолько же, насколько смешной. Вера Ивановна уже лет девять встречалась со своим Полем. Не подумайте, что Поль был французом или каким другим иностранцем. По паспорту он был то ли Петька, то ли Пашка. По специальности Поль был фарцовщиком, он успешно перепродавал дефицитные в то время музыкальные инструменты и материальной нужды не знал. Поль морочил Вере голову, заодно истребляя годы ее уходящей молодости.

У него была своя квартира, и, когда Веруня приходила утром на работу веселая, мы, не спрашивая, знали, что она ночевала у Поля и опять надеется, что все-таки когда-нибудь станет его женой. Но время шло, а предложения не поступало. Наоборот, в последний Новый год Вера просидела дома одна, прождала Поля. Но он не появился. Вера появилась на работе заплаканная, часто набирала номер телефона, слушала голос своего мучителя и клала трубку. Иногда она просила меня позвать кого-нибудь к телефону, а потом сказать, извините, мол, ошиблась. Мне этого делать не хотелось, но Веру было жалко, и я шла на поводу. Однажды вместо голоса Поля я услышала голос какой-то девушки, но, сделав в очередной раз вид, что ошиблась, Вере ничего не сказала. И бедняга продолжала ждать и надеяться.

Мы в библиотеке жили все как дружная семья и очень переживали за Веру Ивановну, но радость часто ходит рядом с печалью. И этой радостью с нами делилась Светланка – наша новая библиотекарша. У нее была любовь, и Светка цвела. Но, боясь, чтоб кто-нибудь не сглазил ее счастье, она подробности, как тайну, не разглашала.

В то утро, когда Светка явилась на работу с опозданием и какая-то растерянная, мы поняли, что любовь ее вошла в новую фазу, но деликатно ни о чем расспрашивать не стали. Время от времени счастье перехлестывало за борта Светкиной осторожности, и она нечаянно проговаривалась о какой-нибудь детали своего романа.

Как-то раз, когда мы уже отчаялись помочь Вере и устали ей сострадать, она взяла да и пришла веселая. Точно такая же, как тогда, когда ночевала у Поля. Мы накинулись на нее:

– Веруня, рассказывай, новый роман? Кто он?

– Да никакой не новый, старая любовь не ржавеет. Мой появился. Сам пришел, сказал, что соскучился, и к себе меня повез. Такой был, каким уже его забыла. Ой, девчонки, не жить мне без него!

Мы все вместе радовались, что все так хорошо складывается, и Вера Ивановна, и новая Светланка ходили довольные и счастливые, каждая в своей любви.

В один из вечеров мы все после работы решили немножко задержаться – был день рождения Светланы, и нам хотелось его отметить. Мы скинулись деньгами, купили бутылку сухого вина, икры кабачковой и вафельный торт, сели пировать. Светка выпила полстаканчика вина, повеселела, стала откровенней, чем обычно, про Петрушу своего рассказывать. Сказала, что он играет на саксофоне в каком-то ресторане и иногда даже бывает занят всю ночь, и тогда Светка ему даже не звонит – боится побеспокоить уставшего музыканта. И вообще он у нее необыкновенный, и скоро они поженятся, и она переедет жить к нему и ждать его с работы в его необыкновенной квартире. Сама квартира-то обычная, но на всех дверях необычные ручки – в виде голов львов, раскрывших пасти, – и комнатах, и на кухне, и в ванной, и даже в туалете с обеих сторон. И ничего, что она с матерью живет на Чистых прудах, а с Петрушей будет жить далековато от работы, в Чертанове, она с ним и на Северном полюсе жить готова.

Мы слушали, слегка весело захмелев, и вздрогнули от голоса Веры Ивановны, даже не заметив, что она подошла к телефону и набрала номер:

– Светик, иди, разговаривай со своим Петрушей.

И Светка, пораженная, услышала в трубке голос любимого и не сразу поняла то, что мы все поняли сразу. Пока Светка расчухала, Вера уже рыдала, горько и безнадежно.

Поль – Петруша – бросил наших девок обеих сразу. Ему было проще их бросить, чем выяснять отношения. И ушел фарцевать саксофонами и другими музыкальными инструментами. А девчонки подружились, ни в чем друг друга не упрекали, а, наоборот, вместе пережили общее горе. Единственное, в чем Светка выигрывала, – это в том, что была моложе Веры Ивановны на 18 лет и шансов устроить свою жизнь у нее было больше.

Еще в тот вечер исчезновения Томки сидела без шапки Галка, наша самая красивая библиотекарша. Галка замуж вышла в 19 лет, родила девчонку Машку. Вернее, родила двоих девчонок-близняшек, и одна из них была очень слабенькой и прожила всего один день. И Машка тоже родилась слабенькой, но выжила. Галка после рождения девочек вообще забыла, как она сама выглядит и какое время года за окном. День и ночь с Машкой – выхаживала свою крошечку. И выходила. В 10 месяцев жизнерадостный сероглазый бутуз Машка крепко стояла на ножках, держась за кроватку. Галка вздохнула посвободней и огляделась вокруг себя – что же происходило за эти 10 месяцев. И заметила Галка, что ее муж, серьезный школьный учитель истории Игорь, вещички свои собрал и переехал жить к маме, потому что мама сказала сыночку, что Галка его совсем ему внимания не уделяет и готовить ему по-настоящему не готовит, и даже она, мама, заметила, что Игорек пошел на работу в не очень белоснежной рубашке. А история – предмет серьезный, и мальчику надо много готовиться к урокам и хорошо высыпаться. И Игорек съехал к маме. А Галка, все 10 месяцев не отходившая ни на шаг от малышки Машки, измученная ее болезнями, одна выходила доченьку. И переезд Игоря она расценила как предательство, а предатель ей не нужен.

Сейчас Машка уже ходила в среднюю группу пятидневки, и Галка была спокойна. Сидела без шапки и дергалась меньше всех.

Теперь, перед тем как вернуться к Томке – вы ее еще не забыли? – к Тамаре Автандиловне Поповой, царице-охотнице, я несколько слов скажу о том, что в это время происходило со мной.

Мне тогда было лет 27, я, конечно, как все, мечтала выйти замуж, но не просто так, а за поэта или писателя, желательно известного. Но пути в этот недосягаемый мир у меня не было. И вдруг директриса нашей библиотеки поручает мне провести читательскую конференцию – обсудить новую модную книжку очень популярного уже молодого писателя. Я эту книгу, конечно, уже прочитала и писателя считала почти что богом. Ну, написала я объявление насчет конференции, день и час назначила.

И вот этот день настал, народ стал собираться – многие студенты в нашем институте книгу прочитали и обсуждением заинтересовались. Тут директриса наша звонит мне: «Лариса, поднимись в мой кабинет». Вхожу, она: «Познакомься, в нашей читательской конференции любезно согласился принять участие автор», – и бога моего мне показывает. Я, конечно, как заколдованная замерла, а потом пришла в себя, и мы втроем пошли конференцию проводить. Я очень старалась, умничала, как могла. А могла неплохо. Книг я прочитала много, все непонятные слова выписывала и в словаре их значения смотрела. Так что, когда хотела, говорила так, как будто я академик какой-нибудь.

И писатель, мой бог, видимо, речью моей заслушался, потому что, прощаясь, предложил мне на следующий день с ним в Центральном доме литераторов поужинать.

Я еле дожила до следующего вечера, надела все самое хорошее, и даже парик напялила – с длинными волосами. Мне показалось, что именно парик сделал из меня необычайную романтическую красавицу. Правда, он не очень плотно лежал на моих густых волосах, но моя соседка Жанна, которая мне парик этот одолжила, сказала, что очень красиво. А Жанна сама была продавщицей в соседнем овощном магазине и в красоте понимала. Мы мои натуральные волосы примяли, лаком густо побрызгали, и парик сел намертво.

Я пришла в ЦДЛ, опоздав минуты на две – надо было на пять, чтоб он поволновался, – это тоже Жанна объяснила, но я не выдержала, и даже эти две минуты были для меня сущим испытанием. В общем, вхожу я, бог мой меня в раздевалку провожает, пальто помогает снять и сдает. А я в это время, от счастья забыв все на свете, снимаю как шапку свой парик и тоже сдаю его гардеробщику.

Не знаю, кто тут больше оторопел – я сама, бог или гардеробщик. Я уже не слышала, что там они говорили, пальто схватила и на улицу выскочила. Ну и все. Концерт окончен. Он меня догонять не стал. Волосы я потом час от лака отмывала, а Жанке сказала, что накоплю денег и новый парик ей куплю. Но Жанка себя виноватой посчитала и сказала, что новый парик не надо, у нее еще два есть, и, если надо, она мне опять одолжит.

Вот в таком трагикомическом настроении я сидела без перчаток в этот зимний вечер с моими горемычными девчонками.

А Томка все не шла.

Появилась она, как Золушка, с боем часов – в 12 ночи. Ну, вы сами понимаете, что в библиотеке никаких часов с боем не было, просто 12 натикало у всех на руке, и тут открывается дверь и входит Томка, вернее влетает, сразу ко всем целоваться: «Девчонки, милые, простите! Какая же я свинья!» – и быстрее все наши вещички снимает.

А мы уже никто не спешим, все равно Ирине самой не оправдаться, придется всем ее до дома провожать, Володе объяснение придумывать. И говорим мы царице нашей Томке: «Да ладно, не переживай ты, ради твоего счастья мы и не на такие жертвы готовы».

А Томка в свое оделась и как давай плакать: «Какое там счастье! Нету его, счастья. Димка-то не тот, за кого я его приняла. Я к нему и так, и эдак, а он – никак. Ну, думаю, не уйду, пока не заведу – мы же к нему домой зашли. Ну он и стал мне свои листочки показывать и диссертацию вслух читать. А тут звонок в дверь. Димка открывать пошел, а я слышу – мужской голос ему: «Митюша, здравствуй, любимый». И, слышу, целуются. Уже минуты две прошло, а я все сижу одна. Ну тут я в коридор и вышла. А там этот Гнедко стоит и целует взасос какого-то парня, на девку похожего. Меня заметил, говорит: «Масик, это Тамара из библиотеки, подожди, сейчас я ее провожу».

Представляете? Го-лу-бой! Я оттуда как ошпаренная выскочила. Завтра за книгами придет – ничего ему не давайте!»

Вот так кончился тот вечер, плавно перешедший в ночь. Володя Ирину не ругал, только был не очень доволен, что она чужому человеку свои сапоги давала.

Да, а Томка через полгода замуж вышла. За оператора с телевидения. И знаете, как его зовут? Не поверите – Вахтанг Долидзе. И теперь наша царица – Тамара Автандиловна Долидзе. И все встало на свои места.