Первое причастие
1
Нелепый сельский храм; на стенах пятна сажи;
Прыщавою толпой подростки меж колонн;
Начистив башмаки и распаляясь в раже,
Картавый поп бубнит затверженный канон;
А солнца бойкий луч сквозь битые витражи
Храмину золотит, пробив сплетенье крон.
В суровых квадрах стен – тоска земного лона.
Окрестная земля булыжников полна,
Что грудами лежат меж трепета и гона,
Меж тёрна дикого, проросшего зерна
И чёрных шелковиц, чья зелень обреченно
Со злым шиповником узлами сплетена.
Сто лет белят амбар; шурша, по граням плоским
Гуляет грубый квач; побелка негуста;
Рождественский вертеп уныло залит воском;
Соломенный каркас Мадонны и Христа
Приметен и смешон, а мухам-кровососкам
Привольно залетать в святейшие уста.
Подросток утомлен, но отдохнуть не может,
Сыновний долг – вставать в предутреннюю рань;
Забудется, когда на голову положит
В исповедальне поп властительную длань,
И, отпустив грехи, укором потревожит,
И, плату восприяв, промолвит: грешник, встань.
Надевши первый раз костюм, дела забросив,
Он угощений ждет от радостного дня;
Вот, высунув язык, сам праведный Иосиф
Взирает со стены, сочувствием дразня;
Вот Маленький Капрал в веночке из колосьев,
Открытки на стене, волненье и возня.
Девицы ходят в храм – и слышат, как балбесы
Их сучками зовут; мальчишки так смешны —
Валяют дурака, ждут окончанья мессы,
Толкуют, как добыть военные чины,
А после – в кабачке разводят политесы,
И песни до утра похабные слышны.
А между тем кюре прилежно и ретиво
Для юных прихожан картинки выбирал;
Но – музыка вдали; по отзвукам мотива
Он понял – будет бал, и, неблагочестиво
Притопнувши ногой, плечами поиграл.
– От пристани небес прихлынул звёздный вал.
2
Поп глянул на юниц, и, как с полунамека,
Меж прочих – им всего одна отличена,
Что изжелта-бледна, худа и грустноока,
Неведомо – в шелках иль в ситцах рождена.
«Приметь ее, Господь, средь серого потока,
И благости Твои да обретет она».
3
В канун святого дня недуги одолели,
Ей видятся в бреду кончина, свечи, гроб —
И девочка, мечась на скомканной постели,
Рыдает: «Я умру…», и бьет ее озноб.
Ей хочется украсть у сверстниц туповатых
Всю Божию любовь; и, в грудь бия рукой,
Мадонны светлый лик, Христа в победных латах
Зовет она прийти – и дать душе покой.
Ты слышишь, Адонай, умученный латынью,
Воззвавшего к Тебе в бесчувственный зенит?
Спасителя венец омыт небесной синью,
На белых ризах кровь – их Агнец кровянит!
– Прохлада райских кущ повеет с небосклона
В сердца невинных дев, грядущих и живых;
Прощение твое, Владычица Сиона,
Премного ледяней кувшинок прудовых!
4
Но праздник миновал, и таинства иссякли,
И образ Пресвятой, что душу мог согреть —
Лишь крашеный оклад и клочья пыльной пакли,
Источенный киот, нечищеная медь.
И ей не удержать бесстыдного искуса,
Не совладать с больной девической мечтой —
Немного приподнять покровы Иисуса
И сердце упоить Господней наготой.
Желание томит, и давит безнадежность,
И страсти стон глухой – в подушку, как на дно;
Продлить бы на века снедающую нежность;
И увлажнился рот… – А на дворе темно.
Нет больше сил терпеть. С усильем выгнув спину,
Пытается она портьеру распахнуть,
Чтоб ледяной сквозняк, нырнувший под перину,
Скользнул по животу и успокоил грудь…
5
Чуть за полночь она проснулась под белесым
Мерцанием луны сквозь переплет окон.
Ей снился алый сон. Кровь запеклась под носом.
Привиделся тот день, когда восстанет Он.
Но, телом ослабев, она близка к разгадке
Божественной любви, и жажда так чиста —
Изведать миг, когда душа уходит в пятки,
Узрев в полночной тьме воскресшего Христа;
В ту ночь Святая Мать незримо похлопочет
Омыть смятенья прах с ладоней малых чад,
А жажда все растет, а сердце кровоточит,
Но бессловесен бунт – свидетели молчат.
И, жертву принося, супругою незрелой,
Невестино храня достоинство свое,
Со свечкою в руке она, как призрак белый,
Спускается во двор, где сушится белье.
6
И всю святую ночь она – в отхожем месте,
Под крышей сплошь из дыр; едва горит свеча;
И дикий виноград ласкается к невесте,
С соседнего двора свой пурпур волоча.
Сусальный блеск небес на стеклах зол и колок —
В окошке слуховом все краски стеснены;
А на камнях двора смердит стиральный щелок,
И непроглядна тень вдоль дремлющей стены.
7
Безумцы грязные, чья слабость преотвратна,
Чей жалкий труд сгноил и души, и тела,
К вам ненависть моя; на вас проказы пятна —
Угодно ль подождать, пока не сожрала?
8
Когда, сглотнув комок тяжелой истерии,
Опомнится она, печальна и мудра —
Увидит наяву любовника Марии,
Что истязал себя скорбями до утра:
«Да ведаешь ли ты, что я тебя убила,
Уста твои взяла и сердце – всё при мне;
И я теперь больна: мне сон сулит могила
Меж водных мертвецов, на влажной глубине!
Была я так юна; но девичье дыханье
Осквернено Христом и мерзости полно!
Ты волосы мои ласкал, как шерсть баранью;
Что хочешь, то твори… Мужчинам все равно,
К неистовой любви их сердце вечно глухо,
В них совесть умерла и Божий страх угас;
В любой из нас живет страдающая шлюха,
Мы вечно рвемся к вам – и погибаем в вас.
Причастие мое, свершившись, отгорело.
Целуй меня, целуй – я навсегда пуста:
Покрепче обними – мои душа и тело
Изгажены навек лобзанием Христа».
9
Вольно гнилой душе с ободранною кожей
Проклятья рассылать, на все охулку класть,
– На ненависти одр возляжет, как на ложе,
Но, смерти избежав, не пригашает страсть.
Ворюга Иисус, крадущий к жизни волю,
На бледное чело наведший смертный пот —
Прикована к земле стыдом и лобной болью,
Скорбящая раба тебе поклоны бьет.
Перевод А. Кроткова
