ПРЕДИСЛОВИЕ
ЧТОБ НЕ СТАТЬ ЧАСТИЦЕЙ ЧЕРНИ…
Екатерина Маркова
Близ холма, что всем известен
как гора Парнас,
я бесхитростных овец и
коз убогих пас.
Крючковатым был мой посох —
им – единый мах —
Я я ловил ягнят и нес их
В в гору на руках.
В те поры, как писали в древности, на Парнасе сменилась власть сталинских соц. реалистов, угодников и воспевателей лагерного социализма на хрущевских поэтов – шестидесятников, полубогов толпы, со значительными выражениями лиц, твердо знавшими, что сталинизм – зло, что необходимо вернуться к истине, а истина по тем временам, была – возвращение к ленинским нормам. А. Вознесенский писал «Лонжюмо», Е. Евтушенко прославлял юного вождя поэмой «Казанский университет». Героями стали «Комиссары в пыльных шлемах», а не их святые жертвы…
Все это случилось после разоблачительной речи Н. Хрущева на ХХ и ХХII съездах КПСС «О культе личности Сталина». В это время возникали разные группки не страшащиеся немедленной репрессии. Конечно, наиболее «крутые» как сейчас говорят, вроде ВСХСОНа питерского, боевой организации, карались почти что по-старому, знаменитая 58-ая статья, по которой расстреливали без суда, по признаниям выбитым пытками, заменена была на 70-ую только в 1961 году(антисоветская агитация и пропаганда). Но литературные группки существовали в наступившие «вегетарианские» времена, по слову Ахматовой, более менее спокойно. Единственно, членам этих кружков надо было где-нибудь работать, иначе – по указу «За тунеядство», часто давали реальные сроки, сажали таких интеллектуалов – книгочеев с уголовниками, пользовавшими несчастных «по понятиям»… (Этот указ отменили только в 1991 году)
В 60–е годы в МГУ возникла литературная группа СМОГ, аббревиатура расшифровывалась двояко – «Самое Молодое Общество Гениев» и «Смелость, Мысль, Образ, Глубина». Студенты дневного отделения могли не работать, а вот вечерники, заочники и просто вольные поэты вынуждены были идти в дворники, истопники, сторожи, т. е. в исконно крестьянско-люмпенские профессии…
Печатающиеся поэты, как правило, продолжали выполнять задачи Союза писателей СССР – «передовой идеологического фронта». Эта «передовая обеспечивалась тысячными тиражами книг, крупными гонорарами, домами творчества, госдачами в Переделкино… Служишь партии – получи.
Юные поэты уже не могли служить КПСС, и дело даже не в политике, просто по эстетическим соображениям… В СМОГ входило много поэтов – среди них Леонид Губанов, Александр Величанский, Аркадий Пахомов, Владимир Алейников, Юрий Кублановский… Все они, кроме Губанова, учились в МГУ… Часто заливали свою непризнанность дешевым алкоголем, травили плоть свою юную… Знакомились по стихам – Величанский был старше других, он уже поработал на шарикоподшипниковом заводе и отслужил в Армии:
«Сегодня возили гравий
и завтра возили гравий…
…А девочки шлют фотографии
и службы проходит срок,
скоро закончим с гравием
и будем возить
песок.
Молодого Юрия Кублановского поразили эти стихи, так о советской армии еще не писали. Величанскому понравились стихи Юрия, так подружились…
Все они не печатались, судьба их тогда была темна, неустроенна…
В семье Величанских была пишущая портативная машинка Олимпия, которую отец привез из США. На ней поэт печатал свои стихи, потом подшивал в общую коленкоровую тетрадь двумя цыганскими иглами. Так возникали самиздатовские сборники, по 10-15 экземпляров. Сборники эти расходились по рукам… В одном таком сборничке было напечатано, ставшее потом знаменитым «Под музыку Вивальди». Музыку написал Берковский, а запели молодые Никитины и поют до сих пор. Музыку эту исполнял даже оркестр Поля Мориа…
Слава Лен, исследователь творчества СМОГа, относит их поэзию к нарождающемуся бронзовому веку литературы. Думается, что поэты эти прямые продолжатели серебряного века, еще звучащего эхом в душах, пораженных страхом перед стальными законами государства.
Все же есть тепло в нас
и в бешенной стуже вьюг,
потому что «Бог наш
есть огнь поядающий»…
Александру Величанскому удалось единожды, в декабрьской книжке «Нового мире» за 1969 год, напечататься у самого А.Т. Твардовского, создавшего Журнал, как церковь для отмаливания своих и чужих грехов, журнал в котором пытался печатать Правду о временах террора против крестьянства, против интеллигенции… Александр Трифонович даже у Величанского спросил, нет ли у него чего-нибудь, разоблачающего Сталина.
В подборку вошло такое стихотворение:
Мы мстим, и мстим, и мстим, кому не весть,
Отмщенья ярость зверская – для нас большая честь!
Веками вечными одно лишь мщенье длилось…
О, если справедливость только месть,
И если в зверстве добродетель есть,
Будь они прокляты, добро и справедливость!
Во многом и сам «Новый мир» был посвящен мести сталинскому времени… Твардовский понял, казалось бы далекого по стилистике поэта. Интуиция гениального редактора его не подвела, хотя некоторые непривычные образы вызывали у него недоумение:
Озимые люди по избам сидят.
Спасибо соседи когда посетят:
Ведь время – не сахар, и сердце не лед,
И снежная баба за водкой идет.
Твардовский, со свойственным ему материалистическим мышлением, спросил. – «Значит есть и яровые люди?» И тем не менее опубликовал 10 стихотворений молодого, незнакомого (в смысле «племя молодое, незнакомое»), с осторожностью относясь к незримому будущему русской поэзии, осознавая, что дело имеет с талантом.
Но Твардовского вскоре отстранили от журнала. Он умер в 1971 году. Его авторы превратились, кто в диссидентов, кто в эмигрантов, а кто в отшельников, созерцающих этот мир по дару своему – способностям и таланту… Так жил Величанский «ловил ягнят и нес их в гору на руках», писал стихи:
Но в стране такой ничейной,
чтоб не стать частицей черни,
знаком плюс иль знаком минус…
Александр Величанский родился в 1940 году. Его отец Леонид Величанский был корреспондентом ТАСС, мать, Лариса Гавриловна Тюрина работала на радио, вещающего за рубеж. Она открыла греческим слушателям Валентина Распутина, Василя Быкова, других замечательных писателей…
Несколько лет в детстве Величанский жил в Греции, которая каким-то образом осталась в его душе, он изучал греческий, переводил новогреческих поэтов, конечно по подстрочнику, Константина Кавафиса, Рицоса… Только в 2000-м вышла книга его переводов «Охота на эхо». Туда вошли и переводы с английского, с грузинского… Поэты: Джон Дон, Джорж Герберт, Эмили Дикинсон, Галактион Табидзе, Нико Самадашвили…
К слову сказать, Иосиф Бродский спрашивал уже в Америке, приехавшего туда Юрия Кублановского: – «А что вы мне не рассказываете о Величанском, ведь это единственный современный поэт, который англоязычную поэзию знает лучше меня.» Когда-то поэты, которых не печатали, занимались переводами, что бы как-то выжить. Величанскому – и переводы приходилось отправлять «в стол», он в чем-то повторил литературную судьбу своей любимой Эмили Дикинсон, которая писала стихи в 60-е годы ХIХ века, а опубликовались они только в 1890-ом году. Единственная прижизненная книга Величанского вышла в год его смерти в 1990 году. А ведь поэт редко писал что-то против власти, правда, если писал. То хлестко:
Грамотность нужна нам б…ть,
поголовная, как стадо,
чтобы всякий мог, коль надо,
но донос, а написать.
Грамотность нужна нам б…ть,
вездесущая, как атом,
чтоб не Пушкина – куда там,
но повестку прочитать.
Поэт Величанский не сошелся бы, видимо, с любой властью, всеми 4-мя чувствами – слухом, зрением, обонянием, осязанием. Ну и пятым, конечно…
Лев Шестов писал о Серене Кьеркегоре: – «Легко можно допустить, что Киркегарда в его потустороннем бытии больше всего тяготит и угнетает мысль, что он не имел мужества сам при своей жизни в глаза людям поведать свою тайну, и что если бы нашелся человек, который теперь разгадал бы его тайну и показал людям. Он снял бы этим огромное бремя с души покойного».
Читая стихи Александра Величанского, живя с ними, мы попытаемся снять то самое бремя по мысли Шестова, по мысли, которая так занимала поэта.
Александр Величанский рано умер, но многое успел…
Мои стихи короче
июньской белой ночи,
но долгим свежим сумраком окружены они.
И вы о них мечтали
среди стекла и стали
в казенные безжизненные дни.
