7. Случай на собеседовании
Когда утром следующего дня я вошёл в конференц-зал СЕВЗАПа, народу там оказалось куда меньше, нежели вчера в вестибюле; Терентьев, видно, многим дал отвод уже по первому кругу. Заняв место в заднем ряду, я начал считать, сколько нас в зале, но тут услышал торопливые шаги и затем увидел Белобрысова. Я был настолько уверен, что Терентьев «отсеет» его, что на мгновение даже усомнился, Белобрысов ли это; тем более что и оделся он совсем не по-вчерашнему, а очень скромно и неброско.
Заметив меня, он сразу направился в мою сторону и, перед тем как сесть в соседнее кресло, радостным шёпотом сообщил нижеследующее:
— Вчера Терентьев гонял-гонял меня по разным вопросам, семь потов с меня сошло. А потом он и говорит: «Наврали вы, Белобрысов, мне с три ящика! Давайте начистоту!» Ну, тут я ему всю правду о себе и выложил. Он прямо онемел от удивления, задумался. Потом, видать, поверил. И говорит мне: «Рискну, возьму вас на Ялмез. Если, конечно, все предварительные испытания выдержите».
В чём заключалась эта «вся правда», расспрашивать Белобрысова я не стал. Но, хоть я и был уже наслышан, что Терентьев человек весьма широких взглядов и парадоксальных действий, всё же я был удивлён его решением. Скажу откровенно: я, при тогдашнем моём отношении к Белобрысову, в полёт его бы не взял. Что-то странное в нём было, слишком уж он врос в свой ностальгизм. Однако, забегая вперёд (дабы не возбуждать в Уважаемом Читателе ненужного беллетристического интереса), скажу, что все специспытания Белобрысов выдержал вполне благополучно и что вообще сомневался я в нём напрасно.
Но вернусь к совещанию в СЕВЗАПе. Открыл его Терентьев. Его выступление, так же как и выступления других, зафиксировано в «Общем отчёте», так что пересказывать мне всё это нет смысла. Но считаю нужным упомянуть об одном событии, которое в официальные анналы не вписано.
Когда прения по докладу Терентьева подошли к концу, у двери в конференц-зал послышались взволнованные голоса. Два элмеха уговаривали кого-то повременить, не входить сейчас в зал.
— Но я должен сделать срочное сообщение общемирового значения! — восклицал человек. — Впустите меня немедленно!
— Нам никого не ведено пускать! Войдите в нашу ситуацию! — убеждали человека секретари.
Человек прорвался в зал. Элмехи, которым, как всем квазиразумным механизмам, запрещено применять физическое воздействие по отношению к людям, прибегли к пассивной обороне: они пытались заградить человеку путь к президиуму. Однако нежданный гость упрямо шёл вперёд, и элмехи вынуждены были отступать. Один из них отступал недостаточно поспешно, и человек толкнул его. Секретарь упал, три ноги его звонко застучали по плиткам пола, потом замерли. Второй элмех, дабы эмоционально воздействовать на вошедшего, коснулся на груди своей кнопки ретроконтура, перестроил речевой строй на женский регистр, включил рыдальное устройство и нежным, плачущим девичьим голосом взмолился:
— О сжалься, добрый мужчина! Не тронь меня! Помоги мне сэкономить невинность мою! Покинь помещение!
Но мужчина не сжалился. Отстранив элмеха, он по трём ступенькам поднялся на кафедру, которая в тот момент пустовала, — и тут я увидел, что человек этот — дядя Дух! Я не встречал его уже много лет: из квартиры моих родителей он давно съехал, поссорившись с ними; меня в моей новой семейной он не навестил ни разу, я тоже не искал с ним общения. За эти годы он постарел, но в голосе его по-прежнему звучала нестареющая убеждённость в своей правоте.
— Дело мировой важности! Прошу предоставить мне десять минут! — обратился он к Терентьеву.
Терентьев, видимо, уже встречался с ним или был осведомлён о нём. Он не то поморщился, не то ухмыльнулся и сказал: — На десять минут согласен. Но не более. Дядя Дух извлёк из портфеля старомодный стенописный прибор и поставил его перед собой. Едва он произнёс вступительную фразу своей речи, как она вспыхнула алыми письменами на сероватом мраморе стены, высоко над головами сидевших в президиуме. Строки возникали, как бы набросанные от руки торопливым, вдохновенно-пророческим почерком, и затем угасали, чтобы уступить место следующим.
«ЗАДУМАНО! СОВЕРШЕНО! ЗАЯВЛЕНО!
В минувшие века на Земле случались убийства, грабежи и иные уголовные деяния. Для обнаружения преступников применялись так называемые розыскные собаки. Собака-ищейка шла по следам правонарушителя — и настигала его, руководствуясь исключительно своим нюхом. Почему же она не могла спутать его следы со следами других людей? Да потому, что каждый человек имеет свой запах. Если дактилоскопия утверждает, что нет на Земле двух индивидуумов с одинаковыми узорами на кончиках пальцев, то ароматологией, наукой о запахах, столь же неопровержимо доказано, что каждый землянин пахнет по-своему.
Давно на планете нашей изжита преступность. И хоть много собак на Земле, но порода собак-сыщиков давно сошла на нет, ибо надобность в ней отпала. Однако и те четвероногие друзья человека, которые существуют ныне, не могут пожаловаться на отсутствие нюха. За сотню метров ощущает пёс или псица приближение хозяина — и заливается радостным лаем.
Мы, увы, не собаки. В смысле обоняния мы позорно отстаём от них, мы в этом отношении плетёмся в хвосте у четвероногих. Человек силён умом и духом, но слаб нюхом…
Так было, дорогие космопроходцы, так было… Но впредь так не будет! В результате усиленных творческих поисков мне, Фоме Благовоньеву, удалось синтезировать новое вещество, которому я дал наименование ТУЗ — Тысячекратный Усилитель Запахов. Любой человек, принявший внутрь таблетку ТУЗ, мгновенно становится обоняем для окружающих. Срок действия каждой таблетки — двадцать семь земных суток.
Учитывая, что не все люди пахнут приятно, я внёс в ТУЗ ароматические добавки. Основной запах каждого индивидуума, вступая в реакцию с ними, становится приятным для нюха окружающих — и в то же время не теряет индивидуальности. Пока что мы имеем шесть разновидностей таблеток: с запахом вербены, акации, черёмухи, лаванды, липы цветущей и берёзы весенней. В недалёком будущем я расширю шкалу ароматов. Недалёк тот день, когда каждый землянин, варьируя набор добавок, сможет составить для себя персональную ароматическую композицию. Предвижу то время, когда друзья и знакомые будут издалека узнавать друг друга по тончайшим, благороднейшим благоуханиям.
Внимание! Первую опытную партию таблеток ТУЗ я сегодня вручу вам, отважные звездопроходцы! Вы станете проводниками моей идеи!»
— Благ-за-ин! — послышался голос Терентьева. — Но боюсь, человечество ещё не доросло до практического осуществления вашего творческого замысла. Однако дядя Дух гнул свою линию.
— Дабы все знали, что ТУЗ безвреден для здоровья, я на глазах у вас приму таблетку! — заявил он. Затем вынул из портфеля маленькую розовую коробочку, извлёк из неё нечто миниатюрное и проглотил, запив водой из стоявшего на кафедре стакана. — Обоняйте меня, люди добрые! Вскоре до меня донёсся какой-то весьма странный, густой, но отнюдь не неприятный запах.
— Вроде бы банным листом повеяло, — внятным шёпотом произнёс мой сосед Белобрысов.
Поверь в счастливую звезду,
Цветок в петлицу вдень —
Пусть для тебя, хоть раз в году,
Настанет банный день!
Тем временем дядя Дух, покинув кафедру, подошёл к столу и перед каждым членом президиума положил по розовой коробочке. Затем торопливо начал обходить всех сидящих в зале. Дойдя до меня, он остановился в удивлении, буркнул что-то себе под нос и коробочки мне не вручил.
— Почему это он обделил вас? — поинтересовался Белобрысов. — Всех одарил, а вам фигу с маслом.
— Это мой дядя. У него ко мне личная неприязнь.
— Дядя?.. Странный он какой-то. Вам не кажется, что он с приветом?
— Наоборот, он отнёсся ко мне весьма неприветливо.
— Я не в том смысле… Он вроде бы психически сдвинутый.
— Нет, он вполне нормален. Он хочет людям добра, правда, избрав для этого не совсем обычный путь.
Когда дядя Дух наконец покинул зал, на кафедру поднялся главврач будущей экспедиции и попросил всех присутствующих немедленно сдать коробочки ему, не прикасаясь к их содержимому. Производство этих таблеток не утверждено Главздравом планеты.
Меня поразило, что, выслушав это заявление, сосед мой вырвал из своей записной книжки листок, вынул из розовой коробочки голубой шарик, завернул его в бумажку и спрятал в карман.
— Что вы сделали! — шепнул я ему. — Ведь главврач только что сказал…
— Хочу тёще втихаря в кофе подложить, — подмигнул он мне. — Ведь это не яд же!.. И ведь не побежите же вы к главврачу жаловаться на меня?!
— Не побегу, — ответил я. — Но разве в этом дело?!
— А не побежите — никто здесь и не узнает. Всё будет шито-крыто!
Меня удивила эта странная логика. И в дальнейшем Белобрысов не раз меня удивлял.
