20. Мы приялмезились
— Внимание! Покидаем пространство! — послышался из динамика голос Карамышева. — Каждый занимает личную компенсационную камеру!
Мы с Павлом отворили узкие дверцы в переборке каюты и вошли в свои компенскамеры. Дверца закрылась, выдвинулись эластичные жгуты, оплели меня; остро запахло каким-то медицинским снадобьем. Я утратил представление о пространстве и времени. Когда сознание вернулось ко мне, я услышал команду:
— Каждый считает вслух до десяти!
При счёте «десять» дверца распахнулась. Я шагнул обратно в каюту. Странно знакомое ощущение овладело мной. Я не сразу понял, чем оно вызвано. И вдруг догадался: это качка!
— Поздравляю! Мы приводнились! — сказал я Белобрысову.
— Точнее сказать — приялмезились, — изрёк он. —
В порт мы вовремя прибыли,
Мы доставили груз,
А дождёмся ли прибыли —
Утверждать не берусь.
— Внимание! — послышался голос Карамышева. — Корабль наш произвёл посадку на планете Ялмез. Через десять минут — общий сбор на палубе. Наружная температура — плюс двадцать шесть по Цельсию.
Я взглянул на настенные часы-календарь. Они показывали 12-05.07.08.2151 — по земному времени.
— Надо припижониться по такому случаю, — сказал Павел, открывая личный контейнер. — Как-никак — мы здесь гости… Только желанные ли?
Никогда не забуду
Чей-то мудрый совет:
Жди опасности всюду,
Где опасности нет.
Я тоже потянулся к своему контейнеру и извлёк яз него военно-морскую форму. Когда мы покинули каюту, на Белобрысове красовались старинный пиджак и рубашка с пёстрым галстуком; брюки он надел узкие-преузкие, а голову его увенчивала лихо заломленная кепка. На мне же была фуражка с «крабом», китель с погонами, чёрные брюки и флотские ботинки.
Уже в коридоре чувствовалось, что «Тётя Лира» разгерметизирована: тянуло солоноватым сквозняком, бодрящей морской свежестью. У всех, спешивших на палубу, был празднично-оживлённый вид. По внутреннему трапу мы вышли на ту часть поверхности корабля, которая после приводнения преобразилась в палубу; верхние сегменты обшивки разомкнулись и опустились в бортовые карманы, выдвинулась рубка в мидельной части. В целом же палуба была гола и огромна по площади; отдалённо она напоминала мне взлётные полосы на музейных моделях старинных авианосцев. Как ни странно, но сходная мысль возникла и у моего друга.
— Как бы нашу посудину ялмезиане за военный корабль не приняли, — пошутил он. — Тем более ты тут в военной форме торчишь.
Бог спросил у Сатаны,
Не предвидится ль войны.
Сатана ему в ответ:
«Либо будет, либо нет».
Меня — в который раз — поразило, как дотошно изучил Белобрысов реалии XX века, в том числе и военно-морские. Сколько книг ему пришлось прочесть!.. И для чего?..
Размышления мои были прерваны звуками «Гимна Мирной Земли». Они всё ширились, они парили над океаном. Одновременно в центре палубы распахнулся люк, и из него стала расти, уходя в ялмезианское небо, телескопическая мачта. На вершине её развернулся алый с голубым флаг — символ нашей планеты.
Ветер дул силою не более балла. По океану шла мерная, широкая зыбь. Вода отливала неправдоподобной синевой — будто на старинных земных курортных открытках. Лиловатое ялмезианское солнце светило нам в спину. После замкнутого, тесного мира корабля, после его кают и заполненных приборами технических отсеков, ялмезианский мир казался ошеломляюще огромным.
Когда отзвучал гимн, Карамышев взял слово. Он сказал, что даёт всему составу экспедиции, за исключением морской команды, сутки отдыха; «Тётя Лира» эти сутки будет дрейфовать с выключенными двигателями. Затем мы возьмём курс на материк, от которого находимся сейчас на расстоянии восьмисот километров. Там мы прежде всего исполним печальный долг — похороним наших погибших товарищей. На ближайшие четыре часа внешними вахтенными назначены Белобрысов и Кортиков.
Мы с Павлом поднялись в обзорную рубку, сняли показания приборов, сделали первую запись в вахтенном журнале. Затем я доложил вниз по внутренней связи:
— Вахту несут Белобрысов и Кортиков. Особых обстоятельств нет. Поле обзора чисто. Под килем — шесть тысяч семьсот шесть метров. Отбой.
Мы опустили боковые заслоны из сталестекла. Тёплый и влажный ветер продувал рубку насквозь. Громадный корпус «Тёти Лиры» покачивался мягко, убаюкивающе.
— План по романтике выполняется успешно, а ко сну почему-то клонит, — прервал молчание Павел. —
Эх, вахтенный, не спишь ли ты?
Скорей расстанься с ленью!
Под килем кильки иль киты —
Ответь без промедленья!
Произнеся это, он нажал кнопку глубинного наблюдения. На экране возникли изображения мелких, юрких голубоватых рыбок. Потом не спеша проплыла большеголовая рыбина-шестиглазка; одна пара глаз у неё была на голове, остальные — на спине.
Затем зазвучал зуммер. Над стереорадаром зажёгся сигнальный глазок. На экране возникло высокое раскидистое дерево. Оно одиноко маячило в двадцати километрах от нас. Ветви его были усеяны какими-то жёлтыми хлопьями; я решил, что это листья.
— Паша, нас сносит к какому-то островку. Надо доложить вниз.
— Чтоб не поддаться панике,
Не всякой верь механике, —
возразил Белобрысов. — Давай-ка воздержимся пока от сообщений.
Встретишь волка или гада —
Докладать о том не надо
Ни начальству, ни невесте —
Им нужны благие вести!
Мы включили поисковый глубиномер, — и тут выяснилось, что в радиусе пятисот километров от нас глубина ничуть не меньше, чем у нас под килем. — Странно!.. Но ведь дерево-то мы видим, Паша!
— Оно плывёт! — заявил Павел. — Плывёт навстречу нам — вопреки течению и логике…
Через два часа дерево проплыло в пятидесяти метрах от «Тёти Лиры». Корни его уходили далеко в прозрачную глубину. Дерево плыло своим курсом. То, что я издали принял за листья, оказалось сборищем ширококрылых жёлтых птиц.
Они ровными рядами сидели на ветвях и, глядя все в одну сторону, синхронно взмахивали крыльями, тем самым заставляя дерево перемещаться в океанском просторе. Они были как бы живым коллективным парусом. На вершине этого странного древа стояла птица — тоже жёлтая, но крупнее остальных. Она вертела головой во все стороны и издавала короткие ритмичные крики, в такт которым дружно работала крыльями вся стая.
Но вот верхняя птица умолкла, затем покинула свой командный пункт. Вслед за ней взвились в воздух все остальные. Стала видна кора ветвей, усеянная мелкими синеватыми иглами, — и многочисленные гнёзда, сплетённые, по-видимому, из водорослей. Птицы же, приводнившись на некотором расстоянии от своего вертикального ковчега, стали нырять, — и каждая, поймав рыбу, тотчас возвращалась к дереву, неся добычу в клюве. Весь экипаж «Тёти Лиры» столпился у правого борта, не в силах оторвать глаз от инопланетного чуда.
Павла эта, как он выразился, плавучая птицеферма навела на грустные размышления.
— И в какую же глухомань нас, Стёпа, с родной Земли занесло…
Нас к домашним пенатам
Не притянешь канатом!
И ни одного корабля на горизонте! И не будет! И брата я тут не найду, это уж дело ясное…
— Паша, оставь эти ностальгические мысли! — строго сказал я. — Вернись к реальности! Ты на вахте!
— Стёпа, Стёпа! Неужели ты так и не уверовал, что я миллионер?! А я ведь тебе чуть ли не всю свою пятнистую биографию без утайки поведал!.. И ещё шепну тебе, Стёпа, на полном секрете: устал я от своего долгожития.
Топочут дни, как пьяные слоны,
Транжирит жизнь свои грома и молнии, —
А мне б сейчас стаканчик тишины,
Бокал молчанья, стопочку безмолвия…
— Паша, мы же на вахте! — повторил я. — Девятый пункт…
— Мне от твоих пунктов и параграфов уши судорога сводит! — с раздражением перебил он меня. Но потом, смягчившись, добавил: — А вообще-то ты человек невредный. И не такой уж благополучный, каким сам себе кажешься. Тебя ещё жизнь до печёнок проймёт.
К ночи волнение моря упало почти до нулевого значения. Температура воздуха снизилась до 21 градуса и далее не понижалась. Многие тётелировцы, взяв на вещескладе раскладушки, вынесли их на палубу, чтобы ночевать под открытым небом. Так же поступили и мы с Белобрысовым.
Однако он не захотел спать рядом со всеми на миделе и оттащил свою койку на самый ют. Все с некоторым удивлением отнеслись к очередному чудачеству моего друга, но я-то знал, в чём тут дело: Павел не хотел, чтобы слышали его храп.
Ночь была звёздная, но тёмная, и впереди предстояло немало таких ночей, ибо, как известно, Ялмез не имеет спутника, подобного нашей Луне. Лёжа на раскладушке лицом к небу, я, прежде чем уснуть, долго наблюдал новые для меня пунктиры миров, стараясь мысленно построить из них условные фигуры, чтобы детальнее запомнить взаиморасположение звёзд. Это могло пригодиться мне в навигационной практике.
