Дворец Заморина
Васко да Гама нетерпеливо ждал людей от правителя. Прошло несколько дней, но они не являлись.
Командор спросил совета у бойкого, всезнающего Монсаида.
– Приезжие обязаны первыми направить послов во дворец, – сказал мавр.
К властителю Каликута поехали два португальца и Монсаид. Командор приказал известить Заморина, что он привез письмо от короля Португалии и хотел бы лично передать его.
После визита к Заморину на «Сао-Габриэль» прибыл в разукрашенной лодке человек в набедренной повязке, с богато инкрустированным треугольным щитом и до белизны наточенным мечом. Это был наир-воин из гвардии Заморина. Он привез от раджи письмо, написанное по-арабски. Заморин сообщал, что в ближайшее время ветры должны усилиться и каравеллам оставаться на рейде небезопасно. Он предлагал португальцам перевести суда в ближайшую гавань. Васко да Гама согласился.
Через несколько дней командору доставили царское приглашение.
Васко да Гама оделся в лучшее платье и велел нарядиться своим спутникам. С собой он взял тринадцать португальцев и Монсаида. На лодку поставили бомбарду, замаскировав ее коврами.
Покидая корабль, командор временно передал командование Пауло да Гаме и приказал:
– В случае, если со мною случится что-нибудь дурное, не пытайся меня спасать, ибо это приведет к гибели кораблей и команды. Если ты, Пауло, получишь известие о несчастье, ты должен будешь немедленно отплыть в Португалию и сообщить королю Маноэлю об открытии пути в Индию.
Отдав последние распоряжения, Васко да Гама спустился на берег.
Его ждал наместник Заморина, толстый маленький старик в белом тюрбане, с красной крашеной бородой. Он сидел на ленивом, перекормленном иноходце в богатой сбруе. Звали наместника Вали. «Нечестивый мавр», – подумал, кланяясь ему, Васко да Гама. Полуголые, черноусые и длинноволосые наиры верхом на конях окружили его, блистая обнаженными мечами.
Толпа пестро одетых музыкантов грянула причудливый восточный марш. Звенели цимбалы, трещали трещотки и маленькие барабанчики, пронзительно визжали дудки. Гулко бухал наккар – огромный барабан из буйволовой кожи. Наккар был подвешен между двумя буйволами, по нему били большими колотушками четыре барабанщика. И эта орда (еще несколько слуг и пеших скороходов с жезлами) беспрерывно гремела, свистела, гудела и бесновалась все время, пока португальцы следовали за толстым Вали на жирном иноходце ко дворцу Заморина. Васко да Гама сел в предложенный ему паланкин, который потащили полуголые рослые индусы. Вокруг живописно гарцевали красавцы-наиры, разгоняя бичами народ.
Привлеченные грохотом «оркестра», сбегались со всех сторон бронзовокожие, чернобородые индийские крестьяне в набедренных повязках и выгоревших тюрбанах, парсы на осликах, как один, в огненно-красных чалмах; мусульмане в белых и голубых тюрбанах и полосатых халатах, женщины в ярких сари, с круглыми серьгами в ушах и маленьким колечком в проткнутой ноздре, со священным знаком между бровями – тилаком.
Женщины несли медные кувшины и маленьких голых детей – на плече или привязав к бедру; некоторые индуски поражали португальцев красотой. Встреченные по дороге двуколки местных жителей, запряженные мулами, волами или старым истощенным конягой, жались к обочине, опасаясь расписного вельможного паланкина, странных иноземцев в блестящих латах и шлемах, надменного Вали и свирепых всадников с мечами и плетками.
Через два часа процессия остановилась. Португальцам предложили воду, жареную рыбу и рис с пряностями. Васко да Гама отказался от угощения, но его спутники с удовольствием подкрепились, хотя и не снимая шлемов, не расстегивая лат и не выпуская из рук оружия. После завтрака шествие спустилось к реке. Португальцы и гостеприимные хозяева разместились на широком помосте, укрепленном на двух баркасах, и поплыли вниз по течению. Наиры и музыканты следовали за ними на других лодках.
По берегам реки тянулись рисовые поля. Большое колесо с лопастями, приводимое в движение ногами крестьянина, безостановочно целый день шагавшего на месте, медленно вращалось и со скрипом поднимало воду из реки. Неподалеку, по расчищенному кругу гоняли быков с завязанными глазами, раскручивая каменный жернов, из-под которого старик ковшом собирал струившуюся белым ручейком муку.
Кое-где лес подступал к реке. На отмелях стояли важные цапли-марабу. Поблескивая, прыгала на перекатах мелкая рыбешка, и смуглые худые детишки ловили ее сачком. Вниз по реке скользили низкие, груженные тюками баржи; с рыбачьих лодок опускали сети. Паром перевозил через реку селян и путников с тяжелыми корзинами на головах. Бедная, захолустная жизнь людей не давала и намека о сказочных богатствах и поразительных чудесах.
В заводи, среди водяных цветов, будто серое бревно, лежал крокодил, поджидая жертву. У другого берега несколько темнокожих подростков мыли слона. Мальчишки ходили по лежавшему на боку животному, как по бугристому кожаному острову, натирали его пучками соломы и поливали из черпаков водой. Слон помогал им, набирая в хобот воды и весело брызгая на себя. Эта картина привлекла внимание португальцев. Усмехаясь и подталкивая друг друга, солдаты наблюдали, как свободно здесь обращаются с этими могучими животными, совершенно не страшась их.
Путешествие вниз по реке оказалось достаточно долгим. Наконец за излучиной над домами горожан, утопая в зелени садов, показался дворец правителя.
Сначала иноземных гостей подвезли к большому каменному храму с широкими ступенями, спускавшимися к реке, и предложили совершить здесь моление для успеха предстоящего приема у Заморина. Васко да Гама согласился и первым стал подниматься вверх по ступеням.
– Что это за храм? – спросил у Монсаида Альвариш.
– Христианский, – ответил с серьезным видом Монсаид, однако португальцу показалось, что в глазах мавра мелькнуло что-то двусмысленное и лукавое. Гостей встретили бритоголовые, полуголые люди в накинутом на одно плечо одеянии. Они приветливо улыбались и протягивали входящим пропитанные смолами палочки, которые следовало поджечь. Палочки тлели в руках португальцев, издавая приятный аромат, и голубоватый дымок напоминал им привычные церковные свечи.
– Какие у них нарисованы святые-то на стенах, смотреть страшно, – шепнул солдат Диого своему приятелю Гаспаро.
– Да, прямо чудища какие-то, прости меня, Господи. У кого зубы изо рта торчат на вершок, у кого четыре руки…
– У кого пять. Зато с коронами на головах. Может, какие-то праведные короли?
Сам командор уже сообразил, что индуистские храмы к христианству отношения не имеют. Однако он не подал вида, что им овладевают сомнения. Чтобы расположить к себе индийцев, совершил торжественное моление, складывая руки у груди, низко кланяясь перед недвижно пляшущими многорукими и голыми идолами. Глядя на него, офицеры и солдаты тоже кланялись и крестились.
Помолившись в индийском храме, португальцы продолжили шествие и дворцу Заморина. На городских улицах любопытных собралось гораздо больше, чем на пригородной дороге. Густая толпа напирала со всех сторон. Звучали непонятные возгласы, разносился терпкий запах пота, смешанный с запахом кокосового масла. Процессия пробиралась по городу с невероятным трудом, хотя наиры поднимали лошадей на дыбы и не жалели бичей, разгоняя толпу. В конце концов дошло до того, что и сами португальцы принялись кулаками прокладывать себе дорогу среди этих почти голых, скользких от пота горожан, которые, казалось, обезумели и готовы были претерпеть любые побои, лишь бы развлечься столь редким зрелищем.
Только когда из крепости навстречу процессии вышел новый отряд с палками и бичами, заморским гостям удалось пробраться к воротам дворца. Ворота медленно раскрылись. Васко да Гама увидел широкий двор, мощенный отшлифованными плитами, насаждения каких-то диковинных цветов и растений, издававших приятный, но непривычно дурманящий аромат, и ровные ряды рослых воинов, стоявших с копьями вдоль стены.
Дальше, в пестро разрисованном строении, размещались приемные покои Заморина. Низкорослый толстяк Вали пригласил командора и остальных проследовать за ним. Внезапно навстречу вышли еще четверо придворных, одетых точно так же, как наместник Заморина. Это тоже были мавры в серебристых халатах, белых чалмах и с крашенными хной бородами.
Наконец, войдя во дворец, португальцы оказались в маленьком, выложенном цветными плитками дворике. На ступенчатом возвышении сидел в золотом кресле темнокожий черноволосый человек средних лет в одной только белой набедренной повязке – в виде юбки, окаймленной множеством золотых колечек с рубинами. На голове Заморина сверкал остроконечный колпак, весь усыпанный самоцветами, играющими острыми искорками при свете светильников. Черные волосы правителя, собранные сзади в узел, перехватывала нитка крупного жемчуга. На левой руке индуса сиял золотой браслет, изукрашенный мелкими драгоценными камнями и огромным алмазом. Массивные золотые серьги с крупными рубинами довершали наряд правителя Каликута, не считая жемчужного ожерелья и толстой золотой цепи искусной работы.
Справа от раджи стоял мальчик с красным, окованным золотом щитом и коротким мечом с золотой насечкой. «Может быть, это сын Заморина или его родственник…» – подумал Васко да Гама, несколько взволнованный таким количеством драгоценностей в наряде индуса. Впрочем, слева другой мальчик, тоже лет десяти, держал золотую чашу. Стоявший за спиной своего повелителя седобородый старик изредка подавал ему свернутые листы бетеля. Заморин задумчиво жевал бетель и сплевывал в чашу красную, словно кровь, слюну.
Васко да Гама приветствовал Заморина, подняв руки к небу и затем прижав к груди, то есть действовал настолько правильно, насколько был осведомлен о восточных жестах почтения. Человек с седыми волосами, таким же, как у Заморина, бритым лицом, ослепительно сверкавший подобными драгоценностями, предложил португальцам сесть. Слуги внесли резные скамьи, поставили перед гостями подносы с фруктами и маленькие серебряные кувшины с холодной водой.
Повелитель Каликута, спокойный и доброжелательный с виду человек, попросил начальника иноземцев кратко изложить послание короля. Заметив в окружении Заморина мавров, которые, скорее всего, занимали здесь высокое положение и могли навредить португальцам, Васко да Гама попросил Заморина принять его наедине. Правитель отнесся к его просьбе благосклонно и, не раздумывая, поднялся и перешел в соседнее помещение, где стояло роскошно убранное коврами и подушками ложе. Они сели довольно близко друг к другу. Монсаид старательно переводил, иногда слегка перевирая и прибавляя кое-что от себя.
– О, великий повелитель индийского царства! – начал говорить Васко да Гама, чтобы польстить Заморину и считая такое обращение самым подходящим для восточного владыки. Вслед за тем он поведал и о своем короле «повелителе многих стран и обладателе несметного богатства». – Не подумай, о царь индийцев, будто король Маноэль, посылая корабли так далеко, ищет золота, серебра или драгоценных камней, ибо у него всего этого в изобилии, – продолжал португалец, – но исключительно из желания заключить союз с другими, особенно христианскими государями.
Командор заметил, как правитель Каликута, обращая внимание на некоторые слова, совершенно равнодушно отнесся к упоминанию о «христианских» государях. Исходя из этого, Васко да Гама заключил, что индусы христианами все-таки не являются.
Выслушав гостя, Заморин сказал:
– Я рад приезду гостей из столь отдаленного государства. Я надеюсь, что между Каликутом и Португалией установятся мир и дружба, что наши друзья останутся довольны, находясь в нашем городе, и обретут здесь то, ради чего так долго плыли через моря.
Встреча закончилась уже ночью, и португальцы покинули дворец. Командора снова несли в паланкине, остальные шли пешком. Впереди шествия слуги поднимали над головами смолистые факелы, освещая дорогу. Сопровождал гостей мавр, который, по словам Монсаида, продавал от имени Заморина товары иностранным купцам. Сначала португальцы двигались довольно успешно и уже предвкушали скорый отдых на кораблях.
Внезапно налетел ветер, закрутил дорожную пыль, потушил факелы, и хлынул всесокрушающий, немыслимо обильный тропический ливень. Через минуту португальцы промокли насквозь, прежде чем мавр-приказчик привел высокого гостя Заморина и его спутников в свой дом. Всех разместили на большой дощатой веранде, устланной коврами. Зажгли светильники, принесли рис и фрукты. Но португальцы были расстроены.
– Будь проклят этот нечестивый сатанинский дождь! – сетовал кто-то из солдат. – Во что превратилась наша праздничная одежда… Кружевные оторочки измялись, плащи полиняли, перья на шлемах безнадежно поломаны! А уж обувь… обувь-то совсем испортилась. Когда она высохнет, то сморщится, как жабья кожа. Ее уж никуда на выход не наденешь!..
Однако дождь продолжался, и Васко да Гама обратился к хозяину дома с просьбой найти коней или хотя бы одного – для него, чтобы добраться до побережья. Конягу привели, весьма справного на вид.
– Почему конь не оседлан? – едва сдерживая гнев, спросил Монсаида командор. – Разве я деревенский пастух, чтобы ездить на неоседланном коне?
Монсаид поговорил с хозяином дома.
– Он утверждает, что здесь, на побережье, все ездят таким образом, господин, – сообщил Монсаид.
– Ложь! Я не верю, чтобы знатные люди елозили на конской спине без седла, стремян и подпруги. Это подстроено маврами. Они хотят унизить меня, посла христианского государя! Это оскорбление! Я отказываюсь ехать на таком коне.
Монсаид пытался растолковать мавру причину раздражения командора, но тот лишь пожал плечами:
– Ждите, – сказал приказчик Заморина.
К утру дождь, к счастью, прекратился. Уставшие, вымокшие португальцы едва добрались до кораблей.
Через несколько дней надо было посылать Заморину подарки. Их достали, осмотрели, почистили. В Каликуте подарки для государя полагалось предварительно показать придворным.
На «Сао-Габриэль» прибыли приказчик Заморина, сопровождавший португальцев на обратном пути, и краснобородый толстяк Вали. Перед ними разложили двенадцать кусков полосатой шерстяной ткани, четыре красных капюшона, шесть шляп, четыре нити кораллов, ящичек с шестью серебряными чашами для омовения рук, ящик тростникового сахара, две бочки оливкового масла и два бочонка меда.
Мавры с удивлением оглядели подарки и не смогли удержаться от смеха.
– Это все? – спросили они.
– Да, – перевел Монсаид.
– Раджам такое не дарят. Самый бедный арабский купец подарил бы больше, – сказал приказчик. – Если у вас нет редких и изысканных вещей, подарите просто чистое золото.
– Тем более, по словам твоего начальника, в его стране золото просто некуда девать, – прибавил Вали.
Васко да Гама понимал, что здесь не дикая Африка, где за маленькое зеркальце чернокожий вождь давал горсть золота или пять молоденьких рабынь.
– Скажи этим псам, – вымолвил он, еле сдерживаясь, – что я не привез золота. Я не торгаш, я моряк и посол. Это не королевские подношения, а мои собственные. Если король прикажет еще раз приплыть в Индию, он доверит мне более роскошные подарки. А если Заморин это не примет, я не пошлю ему ничего.
Выслушав его слова, приказчик холодно произнес:
– Я не посмею передать государю подобные дары. И тебе, почтенный посол, не советую это делать.
И все-таки Васко да Гама не верил приказчику и толстяку Вали, как и другим арабским и индийским купцам, посещавшим из любопытства португальские каравеллы, которым он показывал эту груду дорогих, по его мнению, вещей.
Они все в один голос заявляли, что подарки никчемные, что их стыдно предлагать властителю Каликута. В глазах этих купцов португальцы были обманщиками и нищими бродягами.
Командор объяснял это тем, что мавры хотят очернить его перед Заморином, и приходил в ярость. Хитрый Монсаид дипломатично помалкивал. Васко да Гама настаивал на новой встрече с Заморином, но советники раджи, обещая, откладывали свидание во дворце день за днем.