БОЛЬНИЦА БОГОМАТЕРИ СКОРБЯЩЕЙ
РИЧМОНД, ВИРДЖИНИЯ
10 ЯНВАРЯ
Дана Скалли в белом халате поверх коричневой юбки и блузки свернула из людного коридора в тишину палаты, где сидел, чуть приподнявшись на больничной койке, ее юный пациент, Кристиан Фирон — маленькая детская фигурка — и смотрел в окно на белизну зимнего утра.
— Здравствуй, Кристиан! — Скалли подошла к кровати. — Рано ты проснулся сегодня.
Бледный ребенок в пижаме со слониками и клоунами поднял на нее глаза:
— Я просто думал.
— Правда? И о чем ты думал?
— О том, как отсюда уйду.
Его целеустремленность, его мужество вызвали у нее улыбку — не совсем такую, какой обычно улыбается пациенту врач.
— Ты знаешь, — сказала она, — я вот как раз думала о том же.
Он кивнул. Глаза его не были глазами ребенка. Душа стара, как сказал бы Малдер.
— Так, — начал Кристиан, и голос его слегка дрогнул. — Я скоро отсюда выйду?
Не только целеустремленность и не только мужество. Еще и страх тоже есть.
Глаза ее стали жесткими:
— Тебя кто-то напугал?
И опять он кивнул:
— Да. Этот человек… он так на меня смотрел…
Она хотела посмотреть медицинскую карту, но там была только пустая папка. У нее сердце оборвалось.
— Какой человек?
Глаза мальчика ей ответили, и она обернулась к почти призрачной фигуре в черном — к отцу Ибарре, который стоял в коридоре и смотрел ту самую карту, которую она искала.
Улыбнувшись маленькому пациенту оптимистической улыбкой, слегка сжав ему плечо, она сказала:
— Ты не бойся, Кристиан, — и вышла поговорить с администратором.
Она кивнула на карту в руках священника, улыбнулась, но голос ее звучал очень резко:
— Я как раз ее искала.
На его печальном вытянутом лице выразилось сочувствие, но усталое — то, что сопутствует не надежде, а безнадежности.
— Доброе утро, доктор Скалли. Я хотел сам просмотреть историю… и, конечно, результаты тех анализов, что вы назначили.
Она просто окаменела. Поведение администратора выходило за всякие границы профессиональной этики. С ледяной вежливостью она сказала:
— Но это не ваша компетенция, святой отец, а лечащего врача. Каковым в данном случае являюсь я.
Складка на этом лице теоретически могла бы быть названа улыбкой, но в ней не было ни грамма дружелюбия или поддержки.
— Это моя компетенция, доктор Скалли, следить, чтобы все мои врачи принимали всегда наилучшие решения — наилучшие как для пациентов, так и для моей больницы.
Она протянула руку:
— Позвольте мне ознакомиться с результатами анализов?
Он помолчал, потом вздохнул и протянул ей карту. Когда он заговорил, в его голосе слышалось истинное сожаление, забота, и тон был почти родительский:
— Наша задача — лечить больных, доктор Скалли, но не продлевать страдания умирающих. И уж тем более не добавлять страданий ребенку. Мы уже перешли от лечения к уходу — а на такой исход есть иные учреждения, где мальчику будет лучше.
Слово «исход» прозвучало леденящим холодом, но оспорить позицию священника было невозможно — с точки зрения логики.
Она кивнула, тихо сказала: «Понимаю», — и пошла прочь, ощущая спиной траурные глаза администратора.
Ей только казалось, что он слишком легко перешел к трауру. И ей казалась излишней его готовность дать ребенку, такому как Кристиан, с минимумом страданий уйти в поэтическую ночь. Человек веры охотно сдался житейской мудрости и заботе о больничной статистике.
Она быстро шла, стараясь изо всех сил ни с кем не столкнуться — с врачами, сиделками, сестрами, монахинями, пациентами, — не привлекать внимания, хотя сама почти ничего не видела от слез на глазах и практически бежала уже от душивших ее эмоций.
В кабинете, в своем кабинете, тесном и темном, где никто не помешает, можно было сесть за стол, зажечь лампу и попытаться прочесть карту, конфискованную у отца Ибарры. Но слезы застилали глаза, и когда они потекли, Скалли могла только дать им волю, тяжело дыша, подавляя сотрясающие ее рыдания.
Пальцы нащупали на столе держатель, но салфеток там не было. Она опустила руку к стоящему на полу саквояжу, открыла и покопалась там в поисках «клинексов», вытащив при этом несколько папок и положив их на стол.
Наконец она нашла салфетки, вытерла глаза и высморкалась, вообще как-то взяла себя в руки.
Дыша уже ровнее, заставив себя вернуться в профессиональный настрой, она поискала глазами листы из карты Кристиана, но они оказались под делами из ФБР, которые дал ей Малдер. Она их вытащила из саквояжа, когда искала салфетки.
А на папках — знакомые грифы ФБР. Она взяла их в руки, собираясь отложить…
…открыла, стала читать, стала смотреть, стала думать.
