Федеральная трасса в окрестностях Таллахасси, Округ Леон, Флорида

Было без четверти десять утра, когда сидевший за рулем Молдер вдруг взял вправо, прижался к обочине и остановил машину. Скалли не сказала ни слова, когда резкое торможение качнуло ее на сиденье и заставило клюнуть носом так, что ремни безопасности отчетливо напряглись и скрипнули у нее на груди. Только покосилась на напарника. Но тот не ответил на ее взгляд; проворно отстегнувшись, он вышел из машины и, отойдя на пару шагов, заложил руки за спиной и, замерев нелепым памятником, уставился вдаль.

Тогда Скалли тоже покинула салон «тауруса».

Трепещущие в утреннем мареве поля тянулись до самого горизонта. С неба сыпались пронзительные, раскаленные, несмотря на довольно ранний час, солнечные лучи. Редкие деревья, росшие по обочине, уже в это время почти не давали тени.

— Что такое, Молдер? — тихо спросила Скалли. — Что опять?

Молдер не обернулся.

— Это лишено всякого смысла, — негромко проговорил он.

По шоссе с ревом, как разъяренный динозавр, промчался здоровенный контейнеровоз. Стонущий, безжалостно разодранный пополам воздух упругой волной ударил в спины агентам. Их «таурус» заметно качнуло.

— Что лишено смысла?

— То, что всех собак повесили на покойника Пармелли.

— Молдер, — с мукой выговорила Скалли, поняв, что опять предстоит разговор долгий, бессмысленный и слишком похожий на психотерапевтические увещевания ненормального. — Я думала, мы уже все это обговорили и закончили. Дело закрыто.

— А тебя не беспокоит, что согласно графику дежурств Пармелли не было в тюрьме, когда убили Рока?

— Это нельзя выяснить с абсолютной точностью. Момент убийства определен с погрешностью до двух часов, и, значит, дежурство Пармелли краешком, минут на двадцать — тридцать, все же наползает на вероятное время смерти.

Скалли, это подгонка.

— Что же. Могу сказать честно: мне тоже не слишком-то по душе, что дело закрыли. Я полагаю, у Пармелли и Рока был еще один сообщник. Возможно, в тюрьме, а возможно, и на воле.

— Зачем Пармелли было убивать Рока?

— Этого мы, скорее всего, никогда не узнаем. Но убийство младшего сообщника старшим после завершения дела — настолько обычное явление, что особенно удивляться тут не приходится.

— Зачем он рассказал тебе про список?

— Элементарно, Молдер! Чтобы директор тюрьмы испугался и отдал Рока! Мы же сами чуть не оказались пешками в их игре, когда ходатайствовали о его переводе в другую тюрьму!

— То пытается спасти сообщника, то, какие-то сутки спустя, забивает его до смерти? Не вяжется, Скалли, не вяжется! И вообще — начиная с самого начала, со списка, с первых убийств… Я просто не вижу мотива! Ни единого! Какой-то замкнутый круг: Нич якобы произнес свои угрозы, чтобы запутать полицию и в числе якобы списочных убийств спрятать какое-то действительно нужное, спланированное убийство, — но все убийства совершились только потому, что были произнесены угрозы Нича. Я не понимаю! И потом…

Он запнулся.

— Что еще? — устало спросила Скалли.

— Я не верю, что Пармелли вообще кого-то убивал.

— А кто тогда? Оживший Нич?

— Сперанза и Даниэла говорили, что видели его.

Это было уже слишком.

— Все кончено, Молдер. Давай просто поедем домой.

Еще какая-то машина, с шипением прорываясь сквозь жаркое густое утро, промчалась мимо. Агенты проводили ее взглядами.

— По-моему, это директор Бакли спешит на отдых.

— Отоспаться наконец, — кивнул Молдер. — Да, похоже, это его машина.

— Пошли-ка и мы.

— Пошли, — ответил Молдер, не трогаясь с места.

«Крайслер» Сэма Бакли стремительно уменьшался, уносясь в сторону Таллахасси по прямому, как стрела, известково-белому в слепящих солнечных лучах шоссе. До «крайслера» было уже ярдов восемьсот, когда он резко вильнул в сторону, потом в другую, потерял управление и, не снижая хода, выкатился в поле. Его кинуло раз, другой, на третий раз он взлетел так, словно пытался стать самолетом; точно на его пути встало одно из немногочисленных, но могучих, старых деревьев. Даже с такого расстояния было видно, насколько страшен оказался удар.

Хлопок и надсадный скрежет долетели секунды через три.

— Господи… — сказала Скалли.

И сама себя поймала на том, что в эти дни поминает Всевышнего слишком часто. Необъяснимо часто.

* * *

…Капот «крайслера» был промят, будто бумажный, до самой кабины. А в самой кабине — это они заметили, еще подъезжая, — было необъяснимо темно. Словно стекла за истекшие пять минут кто-то старательно зачернил. Закоптил. Закрасил.

Нет, это оказались не копоть и не краска.

Салон машины Сэма Бакли был полон мух. В замкнутом объеме натужно и всполошенно метался плотный, словно бы жидкий рой — как если бы густую черную жидкость, полную зеленых блесток, какая-то гигантская рука рассеянно крутила в поднятом в воздух стакане. Слышно было, как мухи гудят внутри.

— Откуда столько мух? — пробормотала Скалли, лихорадочно дергая дверцу; дверцу заклинило от удара, — Молдер, помоги же! Может, он еще жив!

Молдер неподвижно стоял рядом и сквозь странным образом уцелевшее ветровое стекло смотрел в вертящуюся, полную острого зеленого мерцания тьму внутри салона.

— Он мертв, Скалли. Не суетись. Наверняка мертв.

Такая убежденность и такой покой были в его голосе, что Скалли и впрямь оставила ручку дверцы и растерянно замерла, в недоумении глядя на бледное, ничего не выражающее напарника.

— Повелитель Мух — один из титулов сатаны, — тихо сказал Молдер.

— Что? — выкрикнула Скалли.

— Может быть, Дэйна, нам всем даются эти сорок дней после смерти, — проговорил Молдер. — Может быть, главные искушения воздушных мытарств — это возможность так или иначе вмешиваться в мир тех, кто остался тут. В жизнь живых.

— Что?! Ты бредишь, Молдер!

— Но ни один порядочный человек не делает этого, Дэйна. Ни один. Уходя — уходи. Не мешай живым, не смущай их и не путай, у них хватает живых проблем. Самое большее — дать о себе знать… предупредить о чем-то, как Гамлетов отец… выручить напоследок… Помочь. Спасти. А этот — ты посмотри, Скалли, он всех свел с ума и сделал подонками и преступниками. Одной лишь угрозой своего возвращения. Даже оттуда он не придумал ничего лучше, чем убивать и калечить. Мстить, видишь ли, за свою поруганную честь… вора и убийцы. Мстить тем, кто просто выполнял свой долг, тем, кто защищал других людей, даже тем, кто при жизни его любил… Он возомнил себя Богом — но именно поэтому на деле его хватило лишь на то, чтобы сделаться сатанишкой пятиразового употребления. И все. Нечего сказать, достойно провел последние сорок дней, дарованные людям Всевышним.

Скалли поняла, что лучше сейчас на Молдера не орать. Он невменяем. Это похлеще всех его летучих тарелок. Неровен час теперь он начнет с тем же упорством искать следы сатаны.

Она отвернулась и сунула руку в карман, за трубкой, чтобы вызвать врачей и аварийщиков.

«Дорого дала бы, чтобы все-таки узнать, кто еще работал с Пармелли», — думала Скалли, проворно нащелкивая номер на клавиатуре трубки.

«Дорого дал бы, чтобы хоть одним глазком увидеть, где сейчас Нич», — думал Молдер, остановившимся взглядом уставясь в крупитчатый мглистый вихрь за ветровым стеклом.