— Вначале о деле, — вмешался Барстоу. — Я не меньше присутствующих интересуюсь научными аспектами создавшегося положения, однако нам очень многое нужно сделать! Для начала следует упорядочить жизнь на корабле, а потому оставим пока физику с математикой и займемся организационными вопросами.

Он говорил не с Поверенными — на совет собрались его заместители, те, без кого побег не удался бы никогда: Ральф Шульц, Ева Барстоу, Мэри Сперлинг, Джастин Фут, Клайв Джонсон и дюжина других.

Здесь же были и Лазарь с Либби. Слэйтона Форда Лазарь оставил охранять рубку, велев гнать всех в шею и никому не позволять трогать пульт. Занятие сие Лазарь выдумал исключительно ради трудотерапии — настроение экс-Администратора ему совсем не нравилось. Казалось, он целиком ушел в себя — отвечал на вопросы, и только. Это обстоятельство очень тревожило Лазаря.

— Нам необходим руководитель, — продолжал Барстоу, — обладающий самыми широкими полномочиями, правом отдавать приказы и следить за их точным и своевременным выполнением. Он должен будет принимать решения, мобилизовывать людей, распределять обязанности. Одним словом, необходимо наладить жизнь на корабле. Работы будет невпроворот, а потому я предлагаю избрать руководителя путем общего голосования. Однако выборы могут подождать, а вот порядок следует навести незамедлительно. Мы попусту расточаем припасы, а корабль… Видели бы вы уборную, которой я сегодня пытался воспользоваться!

— Заккур…

— Слушаю тебя, Ева?

— Я думаю, это нужно поручить Поверенным. У нас никакой власти нет, мы ведь — просто группа, созданная при чрезвычайных обстоятельствах, чтобы организовать эвакуацию. Теперь же все вошло в норму.

— Гр-р-м! — откашлялся Джастин Фут. Выражение его лица было намеренно строгим. — Я не совсем согласен с сестрой Барстоу. Поверенные не вполне знакомы с ситуацией, сложившейся на корабле. Если же мы начнем вводить их в курс дел, то потеряем много времени, пока они смогут начать работать с полной отдачей. Скажу больше, я сам вхожу в число Поверенных и заявляю: как организованная группа мы юридически неправомочны, поскольку не существуем более в качестве таковой.

— Как это, Джастин? — полюбопытствовал Лазарь.

— А вот как. Поверенные представляли фонд Говарда, органично вплетенный в гражданскую жизнь всего общества. Органом власти фонд не являлся. Единственным назначением Поверенных было посредничество в отношениях Семей с остальными социальными группами. Теперь же отношения эти полностью прерваны, и совет Поверенных ipso facto более не существует, превратившись лишь в историческое достояние. Что касается прочего: все старые социальные связи рухнули, и на этом корабле мы представляем собой просто неуправляемый общественный конгломерат. Посему наше настоящее собрание имеет — или не имеет — столько же права взять на себя ответственность за организацию нового общества, сколько любая другая группа людей.

— Джастин! — засмеялся Лазарь. — Давненько не слыхал я такого мастерского трепа! Давай-ка на досуге побеседуем о солипсизме!

Джастин Фут был уязвлен.

— Очевидно… — начал он.

— Нет-нет, ни слова больше! Ты меня убедил — разубеждать смысла нет. Если дела обстоят именно так, давайте не будем терять времени и займемся выборами начальника. Зак? По-моему, ты — самый подходящий.

Барстоу покачал головой.

— Я знаю свои возможности. Я простой инженер, а не политик. Делами Семей я занимался по-любительски, а теперь нам нужен специалист в области управления.

Видя, что отказывается Барстоу не из вежливости, собравшиеся принялись выдвигать других кандидатов и обсуждать их. В такой большой группе было много специалистов в области политики, а также бывших государственных служащих, занимавших довольно видные посты.

Лазарь безмолвствовал. Четверых кандидатов он знал лично. Наконец он отвел в сторону Еву Барстоу и принялся о чем-то шептаться с ней. Вначале она удивилась, потом задумалась и в конце концов согласно кивнула.

Ева попросила слова.

— Я хочу выдвинуть кандидата, — мягко, как обычно, начала она, — о котором вы, кажется, забыли. Однако по сравнению с остальными этот человек предпочтительнее — в силу характера, образования и опыта работы. На пост гражданского администратора корабля я предлагаю Слэйтона Форда.

Собравшиеся разом затихли, а затем начали говорить одновременно:

— Ева с ума сошла!

— Форд на Земле!

— Нет, он здесь, я видел его!

— Но как же?.. На это Семьи никогда не пойдут!

— Он все равно не из наших!

Ева терпеливо дождалась тишины.

— Я понимаю — предложение мое на первый взгляд просто смешно — и предвижу связанные с этим трудности. Однако подумайте о его положительной стороне! Мы все знаем, у Форда прекрасная репутация, а также, что он представляет собой на деле. Форд — гений управления — это известно каждому. Учтите: разработка принципов жизни на нашем сверхперенаселенном корабле — дело не из легких. Здесь нужен действительно талантливый человек, иначе он не сможет упорядочить этот хаос.

Ее слова произвели впечатление. Заслуги Форда на поприще государственной деятельности признавали все. Историки считали, что ему, а не кому-либо другому, удалось по крайней мере дважды вытащить Западную Федерацию из жесточайших кризисов. Да и смещение Форда с поста Администратора было вызвано не собственными его просчетами — выхода из такой общественной ситуации не было.

— Ева, — начал Заккур Барстоу, — я согласен с тобой и буду только рад, если нами станет руководить Форд. Но как же все остальные? Для наших родичей он олицетворяет все те преследования и страдания, которые им пришлось вынести. Я думаю, эта причина делает избрание невозможным.

— Мне так не кажется, — твердо возразила Ева. — Мы уже выяснили, что нам нужно организовать кампанию по разъяснению истинной сути некоторых событий, происшедших в последнее время. Почему бы в ходе этой кампании не убедить людей в том, что Форд жертвовал собой ради нас? Ведь это правда.

— М-м-м… Да, это правда. Конечно, нельзя сказать, что он пожертвовал собой единственно ради нас, но именно его самопожертвование позволило всем нам спастись. Но удастся ли нам убедить родичей принять его кандидатуру, а после — выполнять его распоряжения? Ведь его именем чуть ли не детей пугают! Лично я не уверен… Нам требуется консультация специалиста. Ральф, что ты скажешь по этому поводу?

Ральф Шульц поколебался.

— Справедливость данного допущения не имеет ничего общего с его психодинамическим эффектом. И выражение «правда победит» просто глупо. Из истории человечества этого не следует. Факт, что Форд — жертва, к чисто техническим вопросам, поставленным вами, никакого отношения не имеет. — Он на секунду задумался. — Однако само по себе допущение имеет некоторые сентиментально-драматические аспекты, в силу которых пригодно для пропаганды, несмотря на существующее довольно сильное противодействие. Да, я думаю, это может иметь успех.

— А сколько времени понадобится?

— Та-ак… Социальное пространство, предназначенное для планируемой акции, одновременно «тесное» и «горячее», если пользоваться нашим профессиональным жаргоном. Я мог бы достичь высокого положительного К-фактора при помощи цепной реакции — если вся затея в целом вообще имеет смысл. Ситуация, строго говоря, беспрецедентная; я не в курсе слухов относительно Форда. Если нужно, я могу заготовить и начать распространять слухи, реабилитирующие его репутацию, а часов через двенадцать забросить информацию о том, что он с нами и с самого начала собирался бежать от людей…

— Я, честно говоря, сильно сомневаюсь в успехе.

— Думаете, ничего не выйдет?

— Не совсем, но…

— Вот видите! Правда об этом известна лишь самому Форду, да еще Господу Богу, а мы, грешные, можем лишь строить предположения. Но динамическая сила данных предположений — дело совсем другое! Заккур, стоит слухам дойти до вас в третий или четвертый раз, вы сами начнете им верить.

Психометрист замолчал и уставился в потолок, еще раз советуясь со своей интуицией, до блеска отшлифованной за сотню лет изучения человека.

— Да, должно подействовать. Если вы согласны, ровно через сутки можете делать публичное объявление.

— Лично я согласен! — заявил кто-то.

Через несколько минут Барстоу послал Лазаря за Фордом. Лазарь не стал объяснять, зачем потребовалось его присутствие, и Форд вошел в каюту, будто в зал суда. Он был уверен, что ничего хорошего ему ждать не приходится; поведение его выдавало полное отсутствие всякой надежды; смотрел он печально.

Лазарь уже успел привыкнуть к тоске в его глазах за те долгие часы, что провел с Фордом в рубке. Такое выражение Лазарю случалось видеть не раз: то был взгляд приговоренного к смерти, затравленного человека, которому нечего больше терять, взгляд зверя, пойманного в капкан и уставшего вырываться, взгляд этот нес в себе безысходную муку и уверенность в том, что конец близок.

Тоска Форда все усиливалась, и это озадачивало Лазаря. Все пассажиры корабля подвергались одной и той же опасности, и Администратор рисковал не больше других. Кроме того, сознание опасности обычно оживляет, а не угнетает. Почему же у него это так?

В конце концов Лазарь пришел к выводу, что тоска его — следствие состояния, предшествующего самоубийству. Но отчего? Лазарь долго размышлял над этим во время своих вахт и, в конце концов, сумел, к своему удовольствию, разобраться в логике переживаний Форда. Там, на Земле, решил Лазарь, Форд был важной персоной среди своих собратьев-недолговечников, и сознание своей избранности заслоняло от него все те эмоции, которые двигали человечеством, посчитавшим себя вдруг обездоленным. Теперь же он оказался мотыльком-однодневкой среди Мафусаилов.

У него нет ни опыта старших, ни честолюбия младших. Он чувствовал себя мельче всех — одним словом, обойденным. Имея на то основания или нет, он ощущал себя ни на что не годным, пенсионером, которого содержат исключительно из милости.

А для человека его склада, человека, привыкшего к активной деятельности, такое было просто немыслимо. Именно сила характера вкупе с гордостью толкали Форда к отчаянию.

Войдя в каюту, Форд тут же отыскал глазами Заккура Барстоу.

— Вы посылали за мной, сэр?

— Да, господин Администратор.

Барстоу кратко изложил ситуацию и меру ответственности, которую они собирались возложить на Форда.

— Вас никто не заставляет, — закончил он, — но если вы согласитесь, мы будем очень рады. Вы согласны?

Тоска в глазах Форда сменилась изумлением; у Лазаря отлегло от сердца.

— Вы не шутите? — медленно спросил Форд. — Вы действительно…

— Ну конечно же.

Форд ответил не сразу. Вначале он попросил позволения сесть. Для него нашли место. Тяжело опустившись в кресло, он закрыл лицо руками. Никто не произнес ни слова. Наконец он поднял голову и твердо сказал:

— Если вы этого хотите, я сделаю все, что в моих силах.

Кроме гражданского администратора требовался еще и капитан. До сих пор таковым фактически был Лазарь, но как только Барстоу предложил ему официально занять эту должность, он принялся отнекиваться.

— Нет-нет-нет! Я сюда не гожусь. Лучше уж в шашки побалуюсь. Вот Либби — дело другое! Серьезный, рассудительный, бывший офицер космофлота — в самый раз.

Под многочисленными взглядами Либби покраснел.

— Да ладно вам, — запротестовал он. — Конечно, мне приходилось иногда командовать, но я никогда этого не любил. Я по натуре подчиненный, а не начальник, а потому не чувствую себя в состоянии командовать кораблем.

— И все-таки на сей раз тебе не отвертеться, — сказал Лазарь. — Именно ты изобрел эту штуку для быстрого хода; больше в ней никто не разбирается. Похоже, ты сам себе задал работенку!

— Но это же совсем не одно и то же, — взмолился Либби. — Лучше я буду просто астронавигатором, это по мне. Но только пусть кто-нибудь руководит!

Зато Слэйтон Форд порадовал Лазаря, взявшись за дело решительно и всерьез. Смертельно измученный человек превратился в прежнего опытного руководителя.

— Командор Либби, то, что вы о себе думаете, здесь никакой роли не играет: каждый должен делать то, на что способен. Я согласился руководить общественной и гражданской жизнью, поскольку обучен этому. Но вот командовать кораблем учили вас, а не меня. Вы не имеете права отказаться.

Либби покраснел еще сильнее и, запинаясь, сказал:

— Я бы и не отказывался, если бы был единственным таким на борту. Но у нас тут сотни космонавтов, из которых несколько дюжин наверняка превосходят меня в опыте. Если поискать, подходящий человек обязательно найдется…

— Лазарь, как ты думаешь? — спросил Форд.

— Ну-у… Кое в чем Энди прав. Капитан либо вложит в корабль душу, либо нет. Так уж водится. Если Либби считает, что командира из него не выйдет, лучше, наверное, еще кого поискать.

У Джастина Фута была с собой кассета с реестром всех родичей, однако экрана, позволившего бы ее просмотреть, в каюте не оказалось. Все же присутствующие назвали по памяти множество имен и в конце концов остановились на кандидатуре Руфуса Кинга по прозвищу «Свирепый».

Либби разъяснил новому командиру различные тонкости, возникающие в связи с применением его двигателя.

— Предел досягаемости для звездолета определяется пучком парабол с осями, перпендикулярными курсу. Это — в предположении, что ускорение, получаемое посредством обычных двигателей, будет все время прикладываться так, что абсолютная величина настоящей нашей скорости — чуть меньше световой — останется постоянной. Для этого нужно, чтобы во время маневра корабль все время слегка разворачивался. Это не так уж трудно, поскольку разница величин нашего нынешнего и маневрового векторов велика. Грубо говоря, это можно представить, как ускорение под прямым углом к курсу.

— Да-да, я понимаю, — перебил его Кинг, — но почему вы уверены, что суммарные векторы всегда должны быть равны настоящему?

— Почему же, в их подгонке необходимости нет, если капитан считает иначе, — озадаченно ответил Либби, — но прикладывать маневровое ускорение так, что оно сделает конечную скорость корабля меньше настоящей, — значит просто задерживать нас в полете, ничем не расширив досягаемую область. В результате полетное время увеличится до поколений и даже до столетий, если конечный…

— Да-да, мистер, понятно. Не надо учить меня основам баллистики. И все же, почему вы отвергаете второй путь? Почему бы не увеличить скорость корабля? Разве я не могу разгонять его строго по настоящему курсу?

Либби встревожился.

— Но, капитан, такое решение фактически будет являться попыткой превысить скорость света, а это считается невозможным.

— Вот об этом я и говорю. Считается. А я всегда хотел проверить, насколько это верно! Похоже, возможность теперь есть.

Либби колебался. Чувство долга в нем боролось с соблазном.

— Если бы наш корабль был исследовательским, капитан, я бы с удовольствием провел эксперимент. Я не могу в полной мере представить себе последствия преодоления светового барьера. Возможно, мы будем полностью отрезаны от электромагнитного спектра по отношению к прочим материальным телам. Как же мы будем определяться?

Беспокойство Либби было не напрасным. Пускаясь в теоретические рассуждения, он не забывал, что они и сейчас ведут корабль лишь благодаря электронике. Для невооруженного глаза полушарие позади было абсолютно черным — даже самое коротковолновое излучение было раздопплерено до длин волн, недоступных глазу. Звезды впереди были еще заметны, но их видимый свет, спрессованный невообразимой скоростью, был задран в высокие частоты. Радиообъекты в темных пылевых облаках сияли, как звезды первой величины; звезды радиоспектром победнее едва различались. Знакомые созвездия исказились до неузнаваемости. Царство эффекта Допплера было подтверждено спектральным анализом; фраунгоферовы линии не просто сместились в фиолетовую зону — они выпали из нее за пределы диапазона УФ спектрографа, и непривычные бленды длинноволновых зон спектра заняли их место.

— Да… Понятно, — ответил Кинг. — Но все же мне охота попробовать, и я не я буду, если не рискну. Только, само собой, никому ни слова. Подготовьте мне сведения о траекториях к звездам класса G, находящимся в пределах этой вашей премудрой «поверхности». Рассчитайте для ближайших, для начала, скажем, в радиусе десяти светолет.

— Да, сэр. Я уже сделал это. Среди них нет звезд класса G.

— Вот как… Пустовато здесь, однако. Что же делать?

— Тау Кита находится в пределах досягаемости, и до нее одиннадцать светолет.

— Она, кажется, G-5? Не слишком хороший выбор.

— Верно. Но есть еще звезда класса Солнца, G-2, номер по каталогу ZD-9817. Правда, она раза в два дальше.

Капитан Кинг задумчиво закусил костяшку указательного пальца.

— Наверное, придется предоставить решение этого дела старшим. Какой мы получим выигрыш в субъективном времени?

— Не знаю, сэр.

— Так рассчитайте! Или дайте мне цифры, я сам рассчитаю. В математике мне, конечно, с вами не равняться, но, по-моему, с этим любой кадет справится. Уравнения довольно простые.

— Это так, сэр. Но у меня нет данных для подстановки в уравнения — ведь мы пока что не можем измерить скорость корабля. Фиолетовое смещение использовать невозможно — новые линии нам неизвестны. Боюсь, придется подождать, пока мы не пролетим подальше и не получим приличную базовую дистанцию для прямых измерений.

— Знаете, — вздохнул Кинг, — я порой жалею, что взялся за это дело. Как вы сами полагаете — долго еще лететь?

— Долго, сэр. Годы.

— Ну, делать нечего. Видал я корабли и похуже. Значит, годы… В шахматы играете?

— Да, сэр.

Либби умолчал о том, что давно бросил шахматы за неимением достойных партнеров.

— Похоже, вдоволь наиграться успеем. Е-2 — е-4.

— Конь — f-6.

— О, начало нестандартное! Ход за мной. Похоже, надо бы пойти и предложить им G-2, черт с ним, что лететь дольше… Да еще надо бы предупредить Форда, что пора устраивать какие-нибудь соревнования и прочие развлечения, не то скоро люди почувствуют себя, как в могиле.

— Да, сэр. Прошу прощения, я не упомянул еще о времени на торможение. Оно займет почти год субъективного времени при торможении в один g, пока мы не вернемся к обычным скоростям.

— Что? Но ведь с новым ускорителем мы будем тормозить столько же, сколько разгонялись.

Либби покачал головой.

— Извините, сэр. Торможение с помощью моего двигателя не зависит от предыдущего курса и скорости. Если вы вдруг потеряете инерцию поблизости от звезды, ее световое давление отшвырнет вас, будто пробку, попавшую под струю воды. Прежний импульс просто исчезнет вместе с инерционной массой.

— Ну, что ж, — согласился Кинг, — тогда будем маневрировать, придерживаясь вашей схемы. Пока что мне вас не переспорить — я все еще кое-чего не понимаю в вашем устройстве.

— Лично я, — серьезно проговорил Либби, — пока что не понимаю в моем устройстве почти ничего.

За пределы орбиты Земли корабль вышел через десять минут после подключения нового двигателя. Пока они с Лазарем обсуждали путешествие с околосветовой скоростью с точки зрения астрофизики, корабль миновал орбиту Марса, что заняло менее четверти часа. Орбита Юпитера была еще далеко в то время, когда Барстоу созвал совещание, но на сбор всех участников ушло не меньше часа, и когда Барстоу попросил тишины, корабль на миллиард миль удалился от орбиты Сатурна. Они начали набирать скорость менее полутора часов назад.

«Кварталы» становились все длинней. До Урана они долетели, не успев завершить дебаты, а до Нептуна — когда Форд соглашался занять пост администратора. Будучи назначен капитаном, Кинг в сопровождении Лазаря успел обойти весь корабль и уже советовался с Либби, когда «Нью-Фронтирс» пересекал орбиту Плутона, отстоявшую от Солнца на четыре миллиарда миль. С того момента как солнечный свет выбросил его в пространство, прошло меньше шести часов.

Они еще не выбрались с окраин Солнечной системы, хотя ничто не преграждало больше дорогу к звездам. Здесь, где Солнце все еще считалось властелином, но разве что — считалось, однообразие пространства могли нарушить лишь ледяные кометы да призраки мифических трансплутоновых планет. А до ближайших звезд многие световые годы… «Нью-Фронтирс» несся сквозь тьму, холод и призрачное сияние звезд со скоростью чуть меньше световой.

Прочь отсюда, прочь — в бездну пространства, где мир не искривлен гравитационными помехами. Каждый день, каждый месяц, каждый год все надежнее разлучал беглецов с человечеством.