Тихий океан,
4 июля 1942 года, 19:50.
Когда он очнулся, солнце уже опускалось к горизонту, и Дуглас Бессель подумал, что пробыл без сознания дня два. Во всяком случае, мир вокруг изменился до полной неузнаваемости. Настолько сильно, что за несколько часов такого случиться никак не могло. Прежде всего, небо над головой стало черным. Плотные облака грязного цвета застилали небосвод, и находись земное светило в зените, океан наверняка бы укутала тьма. Волны, что колыхали на себе сбитого летчика, стали более пологими, без белых гребней, их укрывала толстая, липкая маслянистая пленка. Да что пленка – со всех сторон виднелись человеческие головы и ноги.
В первый миг Бессель не поверил своим глазам – но вскоре понял, что такое странное положение тела заняли из-за неправильно одетых спасательных жилетов.
Но самое ужасное – люди вокруг были мертвы. Все. Их лица, глаза, нос, рот закрывала та самая маслянистая пленка. Дугласу тоже досталась своя доля этой мерзости, но на нем грязь облепила только одежду по самый воротник и низ подбородка. По всей видимости, волны не захлестывали настолько высоко, чтобы забросить смерть ему на лицо, а вот остальные прыгали уже в грязную воду, скрывались в ней с головой, а когда выныривали…
Мертвые моряки были японцами. Врагами – узкоглазыми, желторожими самураями, еще утром они стреляли по нему, они убили Френка Бу, Бернарда Эммена; сбили Титса, Карлоса и еще многих и многих ребят. Но сейчас Дуглас не испытывал ни радости, ни злорадства, а только жалость.
Сама эскадра очень медленно отползала где-то милях в пяти от него. Четыре огромных корабля медленно чадили густым сажевым дымом, а на одном время от времени появлялись темно-красные сполохи. Крейсера и эскадренные миноносцы продолжали кружиться вокруг, время от времени останавливаясь и спуская шлюпки, и не прекращая вести зенитный огонь.
Впрочем, на взгляд Бесселя, бой теперь шел несерьезный, вялый, словно обе стороны разом потеряли азарт к сражению. Пикировщики крутились на изрядной высоте и пытались угадать своими бомбами в цель с горизонтального полета. Зенитные пулеметы тоже не ставили сплошной огневой стены, просто давая короткими злыми очередями знак американским пилотам, чтобы те не приближались на слишком короткую дистанцию. Истребителей «Зеро» в воздухе не имелось вовсе – их поджарые силуэты штурман погибшего «Донтлеса» теперь не перепутал бы ни с чем в мире. Зато «Уайлдкэтов» хватало, и от нечего делать они время от времени пикировали на крейсера, поливая их прочную броню своими мелкокалиберными пушечками.
– Где вы раньше шлялись? – устало пробормотал Бессель.
Да, обстановка в воздухе изменилась радикально, и на каждый бомбардировщик приходилось по три-четыре истребителя прикрытия. Но, скорее всего, не из-за стремления обезопасить каждую тяжелую машину, а просто потому, что после первой атаки на японцев на свои летные палубы вернулись от силы по одному пикировщику из тридцати.
Послышался низкий, утробный вой, от которого поверхность океана покрылась мелкой рябью, ближний авианосец разом выплеснул из своего нутра большую тучу дыма. Возможно, где-то в его бескрайних погребах взорвался боезапас, а может, вода нашла лаз в трюмы и вышибла из них закопченный воздух – итог оказался одинаков. Плавучий гигант начал плавно и величественно заваливаться на борт, одновременно задирая нос к небу. Выше, выше, выше… Авианосец встал почти вертикально – с расстояния в пять миль он казался не очень большим, о масштабе можно было судить по совсем крохотным человеческим фигуркам, которые в какой-то бессмысленной надежде пытались удержаться на носу, но теперь россыпью мелкого гороха сыпались в воду, вздымая фонтаны брызг.
– Высота в четверть мили получается, – вслух прикинул Бессель. – С таким же успехом можно прыгать на мостовую с небоскреба.
Корабль, словно попавшие на ледянку санки, стремительно заскользил вниз, подобно киту выдыхая из множества люков и иллюминаторов перемешанный с паром воздух, и вскоре над ним с бесшумным высоким всплеском сомкнулись воды.
– Все! – произнес Дуглас Бессель. – Его больше нет.
И только теперь до его разума начала доходить очевидная истина: одного из японских авианосцев больше нет! А еще три – горят! Значит, они победили! Они смогли одолеть проклятых япошек!
– А-а-а! – радостно выкрикнул летчик, и попытался ударить ладонью по воде, но брызг не получилось.
Но теперь, когда стало ясно, что победа достигнута, погибать показалось особенно глупо. Вот только как выбираться из этого промасленного, словно керосиновая бочка, океана? Бессель помнил, что в момент атаки они находились где-то в ста пятидесяти милях от Мидуэя. Кажется, на север от атолла… Но где он сейчас, этот проклятый север? Точность определения по садящемуся солнцу – плюс-минус четверть горизонта. Да еще угадать направление на не очень большой одинокий остров с удаления полутораста миль – это надо постараться.
– Полторы сотни миль, – попытался прикинуть Дуглас Бессель. – Если плыть со скоростью четверть мили в час, это займет… Шестьсот часов. Если спать восемь часов в день, это займет… Нет, если спать шесть часов, а шестнадцать плыть… Это займет… Тридцать пять дней. Месяц. Говорят, человек без еды может выдержать как раз столько времени.
Про воду штурман попытался не вспоминать, но на краешке сознания возникла мысль о том, что от «поминального» напитка он отказался зря.
– Только бы акулы не появились, – пробормотал он, и тут же рассмеялся над собственной глупостью: при том кошмаре, что творился нынешним днем в здешних водах, любая акула должна была удрать на другой конец Тихого океана. – Грести надо, а не разговаривать.
Летчик принялся работать руками и ногами, продвигаясь среди масла и мертвых тел. Вскоре солнце окончательно ушло за горизонт, но Бессель решил не останавливаться, ориентируясь на точку какой-то яркой звезды, поблескивающей впереди.
Вода постепенно становилась холоднее и холоднее, хотя он всю жизнь считал, что океан, в отличие от воздуха, почти не меняет своей температуры. Ноги двигались с трудом, руки начали болеть в плечах, а бок резать, словно тупой, крупнозубой пилой. Глаза же предательски слипались, приглашая его хорошенько выспаться, прежде чем снова продолжить свой путь.
– Нет, – мотнул Бессель головой. – Не могу же я замерзнуть здесь, почти у самого экватора! Не должен. Мы победили…
На миг он провалился в дрему, но смог справиться с собой, тряхнуть головой, снова начал грести. Но вскоре дрема опять ухитрилась взять верх, и он едва не провалился в вечный покой, но приплывшая откуда-то волна подкинула тело, разбудила. Дуглас проплыл еще полсотни метров и опять начал клевать носом.
– Руку давай! – послышался голос над самой головой. Бессель вскинул голову и увидел в футе над собой поблескивающие глаза. – Давай руку. Тебя что, еще и просить нужно?
– Нет! – штурман испугался, что невесть откуда появившийся ангел спасения может обидеться, вцепился в протянутую ладонь и… соскользнул назад в воду.
– Яшекс! – недовольно выдохнул спаситель и на кого-то оглянулся: – Дайте салфетку! Он весь в мазуте.
В темноте неожиданно ярко мелькнул белый квадратик. Человек тщательно вытер себе руку, откинул салфетку, потом так же тщательно протер поднятую руку Бесселя, перехватил его за запястье и сильным рывком выдернул из воды.
– Только раздевайся сразу и выбрасывай свое барахло, – предупредил он. – Его-то все равно не спасти.
– Угу, – кивнул летчик, расстегивая спасательный жилет. – А вы кто?
– Морская пехота США.
– Господи, как же вы меня нашли?
– Просто ты тут один тепленький, – отозвался кто-то из темноты, а первый из спасателей протер ему подбородок салфеткой.
Бессель бросил жилет за борт, начал расстегивать китель, но его неожиданно качнуло. Летчик закричал, начал падать и… Уперся во что-то мягкое, но невидимое.
– А это что?
– Мягкое стекло, – сообщили ему из темноты. – Это специальный катер, пониженной заметности. На нем много прозрачного. Но он чрезвычайно секретный, поэтому никому и никогда о нем не рассказывай, понял?
– Как же не понять, – кивнул Бессель, трясущимися пальцами расстегивая пуговицы. – Хорошая вещь. Самолеты бы такие делали…
– Ты что, пилот?
– Штурман. Девятая эскадрилья пикирующих бомбардировщиков, с «Хорнета».
– Да, видел я вас. Вы ребята, просто самоубийцы. Я бы так не смог.
– С-смог… М-мы тоже не ож-жидали… Н-но пр-р-рорвались.
– Разделся? – подошел первый из спасателей.
– Д-д-д-д…
– Вот, одеяло накинь.
Бессель ухватил какую-то шуршащую бумагу и сильно удивился, что ее называют одеялом, но завернулся от ветра и неожиданно ощутил блаженное тепло…
