Глава 4 
 Длительное свидание 
 
Комната для свиданий не блистала интерьером. Из мебели две железные кровати и стол у окна с решеткой. Ободранные и грязные обои добавляли уныние. В шкафчике две тарелки и чашки… Чайник и плитка за отдельную плату. Конечно, были апартаменты и поуютнее, с мягкой двуспальной кроватью, микроволной печкой и телевизором. Балун об этом знал. Но попасть в них могли только те, у кого водились деньги, да члены многочисленных комиссий и журналисты.
 Балун наклонил голову, оттянул на груди за пуговицу куртку и втянул носом воздух. Густой запах хозяйственного мыла и стирального порошка лишь слегка разбавили терпкий дух пота и чего-то перекисшего. Воды в зоне не было вторую неделю, и мылись привозной. Как это всегда бывает, она тут же стала чем-то вроде валюты. Ее, хоть и старались расходовать экономно, как правило, все равно на всех не хватало. Хорошо, хоть Крым сегодня вошел в положение и приказал пропустить его к бочке первым. «Положенец» еще вечером узнал, что к Балуну приехала девушка. Несмотря на то что они не были официально расписаны, Кате каким-то образом удалось добиться разрешения на длительное свидание.
 Грохнула входная дверь. Сердце замерло. Он не мог ошибиться. На фоне звука невозмутимо тяжелых и размеренных шагов контролера легкой поступью шла Катя. Балун встал с кровати и машинально разгладил рукой одеяло.
 – Удачного дня, – пропуская вперед себя Катю, пожелал прапорщик и подмигнул Балуну: – Отдыхайте!
 – Петя! – прошептала Катя, когда дверь за ее спиной с грохотом закрылась.
 – Здравствуй! – Он вдруг представил себя со стороны и ужаснулся. Впалые глаза, осунувшееся лицо с порезанными тупым лезвием скулами, короткий, едва отросший бобрик волос… Одежды на всех давно не хватало, и заключенные ходили в чем придется. Лишь пришитый с левой стороны груди лоскут материи, на котором шариковой ручкой был выведен номер отряда и фамилия осужденного, отличал их от обычных бомжей. Балун второй год носил одну и ту же спортивную куртку и джинсы. Протертые до дыр, лоснившиеся от грязи, они прилипали к телу и мерзко воняли. Он меньше всего хотел этой встречи, а теперь, когда она состоялась, не знал, как быть дальше, боясь приблизиться к такой чистой и воздушной Кате… Отчего-то ему показалось, что она сейчас отпрянет от него, развернется к дверям и начнет стучать и требовать, чтобы ее выпустили отсюда… Между тем глаза Кати наполнялись влагой:
 – Милый…
 Странный, торжественный гул стал наполнять комнату и Балуна. Куда-то пропали казенные кровати, заправленные серыми одеялами, исчез с дешевых обоев рисунок… Остались лишь Катя и он. Балун не понял, как она оказалась в его объятиях, стал торопливо осыпать ее поцелуями, захлебываясь таким родным ароматом кожи и губ, будто она через мгновенье навсегда исчезнет…
 – Люблю! Как смогла?
 – Молчи! – попросила Катя, и они повалились на кровать…
 – Я уже месяц здесь, – водя по его груди пальчиком, рассказывала Катя. – До этого неделю в Мариуполе жила у однокурсницы. Это ее дедушка меня в Донецк провез. На блокпостах заставляли выходить из машины, класть руки на капот. Все, что ценное было, забирали. Я показывала студенческий билет и говорила, что еду на каникулы в Белоруссию…
 – Верили?
 Она кивнула.
 – А паспорт у тебя откуда?
 – Какой? – не поняла она.
 – Белорусский.
 – У меня российский, но родилась я в Барановичах, республике Беларусь. Военным говорила, будто просто временно, пока учусь, живу у родственников, и поэтому пришлось оформить гражданство России.
 – Ничего не понимаю, – признался он.
 – Знаешь, я, честно, тоже…
 – Как это?
 – А вот так! Просто соврала. По пути такие умные все попадались, что верили.
 – Страшно?
 – Конечно, – вздохнула она. – Один офицер пристал… Всю машину обыскал, потом сказал, будто я лечить раненых сепаратистов собираюсь. Я ему пыталась доказать, что с тремя курсами института это невозможно, а он в крик. Оказывается, у него в батальоне на должности фельдшера и вовсе ветеринар.
 – А как отпустил? – В груди Балуна вдруг шевельнулась ревность. Он заглянул ей в глаза: – К тебе по дороге не приставали?
 – Ты знаешь, я сама удивилась…
 – А сюда как попала?
 – Сначала подходила каждое утро к проходной и пыталась договориться с теми, кто шел на работу…
 – Так, – протянул он, осторожно приподнимаясь на локтях. – И…
 – Ты чего?
 – У тебя денег не было, – начал рассуждать Балун. – Здесь без этого никаких свиданок…
 – Ты что подумал? – Прижимая одеяло к груди, Катя села на кровати.
 Перед глазами терзаемого догадками Балуна возникло плутливо-довольное лицо прапорщика, который сказал о «свиданке». А что, если… Нет, он страшился даже думать об этом…
 – Интим никто не предлагал, – следя за выражением его лица, сказала Катя. – Я бы и не согласилась…
 – Верю. – Ему вдруг стало стыдно, и он отвел взгляд в сторону. – Я не об этом хотел спросить…
 – Письма просто так передавали. Я их женщине на КПП отдавала, а она кому-то из ваших…
 – Оперу, – догадался Балун.
 – Это опасно? – испугалась Катя.
 – Нет, – покачал он головой. – Ты ничего, что могло бы мне навредить, не писала. Просто странно все как-то…
 – В смысле?
 – У нас ведь даже на письма ограничения, – стал объяснять Балун. – Если ты не родственник, то переписка только с разрешения администрации.
 – У меня было с собой кольцо и золотые сережки.
 – С этого и надо было начинать, – облегченно вздохнул он. – А то сказка про добрую женщину как-то в голове не укладывается.
 – Странный ты какой-то стал, – тихо заметила Катя.
 – Как это? – насторожился Балун, невольно вспомнив сны и их последствия.
 – Злой немножко.
 – Да не злой, просто гладко у тебя все как-то!
 – Что все?
 – Допускаю, что вас через линию фронта пропустили, – стал перечислять насторожившие его моменты Балун. – С письмами тоже можно понять… Но вот свиданье, – обвел он взглядом комнату, словно впервые в ней оказался. – Тут некоторые весь срок мать увидеть не могут…
 – Так вот ты о чем! – догадалась Катя. – Я подкараулила подполковника. Он здесь начальник…
 – Хозяин, – уточнил Балун. – И что?
 – Как понять, хозяин? – вскинула она голову.
 – Так принято называть начальника колонии. Ты от темы не уклоняйся.
 – Он сначала отказал. Снова пришлось соврать, будто приехала из Белоруссии и мне негде даже жить…
 – И согласился разрешить свиданье? – недоверчиво спросил Балун. Он отказывался верить в то, что Кате удалось просто так разжалобить начальника колонии.
 – Мне мама высылала каждый месяц деньги, – сдалась наконец она. – Я их никуда не тратила. Получилась приличная сумма.
 – Понятно. Куда ты сейчас, домой?
 – Ты что? – Она вновь прильнула к нему. – Здесь пока останусь…
 – Ты спятила? – Балун ладонью повернул ее лицом к себе. – Где ты будешь жить? Тут война. Нас хоть пока кормят…
 – Я буду ждать, – нахмурилась Катя. – Мне кажется, что вас отпустят…
 – Как это? – опешил Балун.
 – Но ведь война!
 – Скажешь тоже, – улыбнулся он ее наивности и неожиданно вспомнил разговор на завтраке по поводу расстрела. А ведь действительно, мало ли что взбредет в голову полудуркам в Раде! Настроение вмиг испортилось.
 – Так и я о том же! Сейчас такая неразбериха…
 – Уезжай. – Балун взял ее за запястье и поцеловал в ладонь. – Мне спокойнее будет.
 – Я уже работу нашла, – решительно махнула головой Катя.
 – Кем! – опешил Балун. – Подносчиком снарядов?
 – В больнице работаю… Я ведь почти врач.
 – Значит, прав был украинский военный!
 – Больше скажу, он и подсказал эту идею… – улыбнулась она.
 – Ты понимаешь, что, помогая террористам, нарушаешь закон?
 – Почему? Для врачей нет разницы, кого лечить.
 – Сама сказала, что три курса института недостаточно, чтобы стать врачом!
 – Ты бы видел, кто сейчас в больницах работает!
 – Хорошо, – расстроенно вздохнул Балун. – Лучше расскажи, что на самом деле происходит? Мы ведь тут совсем ничего не знаем. Телевизор, конечно, есть, но там одно и то же…
 – Сама толком ничего не могу понять, – призналась Катя. – Пока была в Днепропетровске, одно говорили, здесь другое…
 – В смысле?
 – В прямом, – поежилась она. – На Украине все считают, будто на нее Россия напала.
 – А разве не так?
 – Знаешь, я в политику не лезу, да и некогда. Но здесь почему-то говорят, что это чушь.
 – А кто город обстреливает?
 – Это армия…
 – А бандиты?
 – Какие бандиты? Не называй их так.
 – Понимаешь, – сдвинул он упавшую ей на глаза прядь волос, – как бы то ни было, они взяли в руки оружие незаконно…
 – Ты же антифашист! Я тебя просто не понимаю.
 – А я – тебя. При чем тут это?
 – А кто, по-твоему, сейчас Донецк атакует?
 – Кто?
 – Как раз самые что ни на есть фашисты!
 – Здрасте, приехали!
 – Вы тут что, совсем ничего не знаете?
 – Что мы не знаем? – Ровным счетом ничего не понимая, он поправил подушку и сел.
 – На Донецк самые настоящие фашисты напали!
 – Во дает! Откуда им взяться?
 – Они к власти и пришли…
 – Скажешь тоже, – уверенный в том, что ее слова – результат сепаратистской пропаганды, улыбнулся Балун. – Даже я до такого не додумаюсь.
 – К сожалению, так оно и есть, – быстро заговорила Катя. – Новый президент пришел к власти при помощи националистов.
 – Я имею представление, что творилось на Майдане, – стал он объяснять ей свою точку зрения. – Понятно, что такой способ смены режима не совсем конституционный, но что поделаешь? Как говорится, накипело.
 – Дело вовсе не в революции. Бандеру и Шушкевича восхваляют. Солдаты носят на рукавах фашистские знаки, а на касках рисуют свастики…
 – Видишь, рисуют, – повеселел он. – Мало, что ли, ненормальных? В Днепропетровске тоже Череп был… Да взять того же Хунту, царство ему небесное, – на полном серьезе пожелал бывшему недругу Балун. – Но ведь это единицы! Просто шпана решила как-то самоутвердиться. Не говорю, что им за это кто-то не приплачивал. Сама знаешь, любая организованная толпа быстро обретает хозяина. При помощи тех же футбольных фанатов сколько вопросов олигархи решили?
 – Как ты от всего далек! – расстроенно вздохнула Катя.
 – Пусть ты в чем-то права, – почувствовал себя задетым Балун. – Только зачем, например, ваша страна в наши дела вмешивается?
 – Не знаю, – пожала она плечами. – Хотя я не видела здесь солдат из России. К нам много ополченцев привозят. Есть среди них, кто приехал сюда из России нелегально. Но войск никаких нет.
 – Хочешь сказать, что партизаны целую армию громят? – разозлился Балун. – Просто ты здесь чужая, и тебе не все говорят.
 – Может быть, – неожиданно согласилась Катя. – Только я все равно пока поработаю в местной больнице…
 – А как же учеба? – растерялся Балун.
 Он вдруг понял, что завидует ей. Еще бы, она делает историю, когда он, в такое важное для страны время, находится в изоляции. Балун не любил западных украинцев и больше симпатизировал промышленному востоку, чего никогда не скрывал. Но, так или иначе, сейчас он был на стороне большей части, а это почти вся Украина. Катя просто вынуждена принимать идеологию повстанцев. Причем из-за него. Не окажись он в тюрьме, она бы провела это лето дома.
 – До занятий почти месяц, – ответила Катя. – Там посмотрим.
 – Ты о родителях подумала?
 – Конечно. Я их предупредила, что к тебе поехала.
 – Зачем?
 – А как иначе? – удивленно протянула она.