Глава 3

Голубая шмаэлья

Утро началось с того, что мы оба опоздали на работу. Видимо, Эльвира проснулась раньше, но меня будить не стала. Когда я открыл глаза, она уже стояла передо мной при полном параде, с уложенной причёской, в своём обычном деловом костюме. И как я не проснулся от шума фена? Может, у меня был бы шанс уложить её обратно в постель…

– Я, кажется, вчера ночью наговорила лишнего, – смущённо улыбнулась она, не зная, с чего начать.

– Правда? Я и не помню, – улыбнулся я пересохшими губами.

– Ну, прости за прямоту, у нас что-нибудь было?

– Нет, – не стал врать я.

Она замешкалась с ответом.

– У меня в «Гранд-отеле» на десять назначено интервью со знаменитым шишпанским шеф-поваром. Он приехал к нам в рамках Года шишпанской культуры. А сеньор Эспиноза Мадридос дель Кастаньедос вообще никому не даёт интервью.

– То есть тебе непременно надо там быть?

– Прости, милый, о переносе не может быть и речи, – страдальчески вскинула бровки моя любовь. – Мой редактор договорился об этой встрече ещё месяц назад, буквально закидав письмами руководителя шишпанской культурной делегации.

– Понимаю.

– Час назад шеф прислал напоминалку. Раньше я такие вещи не забывала, но с тобой я становлюсь очень рассеянной. Сама себя не узнаю. – Она послала мне воздушный поцелуй и развернулась к дверям.

– Постой, мы хотя бы пообедаем сегодня?

– Я позвоню, – обернулась она уже в прихожей и, послав ещё один поцелуй, исчезла за дверью.

Мою душу пронзил смутный укол ревности. Высокопарно, конечно, но обстановка тому соответствовала. Шишпанцев у нас принято считать опытными покорителями женских сердец. Уже одно то, как они танцуют, демонстрируя всем выбритые подмышки… Эх!

Стараясь не думать ни о чём, я принял душ, оделся в несвежее и поспешил на работу. Спецслужбы по борьбе с терроризмом ещё не приехали (оперативно же они работают), а в камере предварительного заключения дежурно переругивались фальшивый «адвокат» и настоящий портной.

Из наших в участке был только капрал Флевретти. Он сообщил, что террориста заберут уже через полчаса или раньше, шеф задерживается, а Чмунк охраняет пепелище до приезда криминалистов и там провёл всю ночь.

– Поеду, подменю его, – решил я, снова натягивая куртку, как вдруг понял, что Флевретти от меня явно что-то прячет.

Когда я зашёл, он с широкой улыбкой смотрел на экран монитора, а когда заметил меня, хитро поджал губы, давя улыбку, и быстро свернул окно. Первая мысль была о том, что это какая-нибудь порнушка. Но просмотра порно на работе он никогда не скрывал. К тому же какое-то шестое чувство мне подсказывало, что это нечто касающееся меня. Поэтому я, не дав капралу опомниться, быстро шагнул вперёд, повернул монитор к себе и открыл единственную свёрнутую страницу.

Архангелы с пулемётом! На экране были мы с Эльвирой! Да, да, в том самом отеле. Я без рубашки, а она в своём секс-прикиде! То есть практически ничего, кроме трёх треугольничков в нужных местах, сапоги и перчатки. Да я убью того, кто это сделал!!!

– А разве ты не знал, что хозяин этого отеля снимает всех своих постояльцев на видео? – с фальшивым удивлением спросил Флевретти. Видимо, уж он-то всегда в курсе таких вещей.

Я лихорадочно нажал кнопку просмотра. Это было настоящее кино, хороший ракурс, свет, правильно установленная камера. Эльвира вышла из душа уже одетой в чёрный латекс. Конечно, одеждой это можно было назвать с большой натяжкой, но всё-таки. Потом она зажгла свечи, и тут постучал я. Дальше вы всё знаете.

Видео заканчивалось на моменте, когда она зашвырнула мою рубашку на люстру, экран потемнел, и картинка исчезла. Рог даю, что камера была спрятана на той же люстре. Да, а второй рог можно пожертвовать на то, что я сегодня же придушу владельца отеля.

– И он всё это выкладывает в инет?!

– Нет, только самое удачное, то есть грязное, видео. – Флевретти очень старался, но не смог скрыть ехидную усмешку.

– А как ты это нашёл?

– Дружище, да я сто лет как подписан на его новинки. Не переживай ты, вы с Эльвирой сегодня герои дня, вас транслировали онлайн! Вон уже тысяча шестьсот двадцать три просмотра. Все до последнего надеялись, что увидят всё, и облом-с…

Мне стало плохо в области желудка. Не хочу висеть в Интернете-э-э!!!

– Но это же преступление против свободы прав личности!

– В нашей стране нет, – указывая взглядом на тонкий томик Конституции, напомнил капрал. – Тем более что никто особо не против, его сайт популярен, и многие не прочь попасть туда ради минуты славы. У большинства современных чертей считается нормой переспать и разбежаться. Тех, кто начинают жить вместе, а то и женятся, считают подозрительными чудиками. Помнишь ту же Чёрную Паучиху? Вот она конкретный пример того, что только ненормальные вступают в брак! И… упс! О вас этого не скажешь, шеф!

Я, как до этого капрал, тоже не заметил появления комиссара, хотя сигнализация звучала по углам всего участка ещё минут пять.

– Это было давно, – не размениваясь на приветствия, буркнул толстяк Базиликус. – Тогда почти все женились, но в основном потому, что родители заставляли.

– Вас тоже заставили родители? – обрадовался любопытный донельзя и бестактный до безобразия капрал, но, спохватившись, скромно потупился.

– Всё, прекратили разговоры и занялись делом! Сержант, куда вы намылились?

– Хотел подменить рядового Чмунка, – остановился я.

– Хорошо, но ненадолго, – решил комиссар, исчезая за дверью своего кабинета. – С вас ещё подробный отчёт по вчерашнему делу.

Тощий Флевретти мигом вынырнул из-за компьютера и загородил проход:

– Ну… так, значит, вы это всё? Ты теперь в свободном полете? Хочешь, познакомлю с одной классной цыпочкой? Ей только сорок пять, товар первой свежести. Хотел сам за ней приударить, но у меня сейчас и так трое, одну уже почти уломал.

– Извини, мне надо идти.

– Эй, постой! Ты что, хочешь разобраться с месье Годаром? Не надо, ты его плохо знаешь. Он же тебе ничего такого не сделал, даже прославил…

Я захлопнул за собой входную дверь, только на улице осознав, что сейчас услышал. Ещё слово о «славе», и хорошую затрещину получил бы уже мой товарищ по службе.

Я без спроса и раздумий взял машину шефа, завёл мотор и поехал во вчерашний отель, но тут зазвонил телефон. Шеф. Поколебавшись пару секунд, я взял трубку.

– Не смейте трогать месье Годара! Он мой старый друг! – сразу начал орать комиссар. – Я сам с ним разберусь. Сейчас же ему позвоню, и он уберёт ваше дурацкое видео. А вы можете его обидеть, он же для всех старается!

Это было уже слишком, я бросил телефон. Значит, Флевретти меня сдал. Ладно. Я резко развернул машину и поехал к Чмунку. Навестить извращенца с кинокамерой всегда успеется. Надеюсь, шеф знает, что говорит, и этот гад уберёт видео. А пока можно вернуться к работе. Тем более что эксперты-криминалисты могут приехать в любую минуту, а отчёта по делу так и нет…

Я вновь вспомнил слова капрала перед моим уходом. Мне стало как-то неуютно, а неуютность всегда вызывала во мне раздражение. Да кому какое дело до наших с Эльвирой отношений? Кого касается, сколько мы собираемся быть вместе? Неделю, месяц, год, два? А может, мы вообще поженимся, даже если это пережиток?!

Хотя вряд ли она сейчас на такое согласится, поэтому не будем торопить события. Сам-то я был уверен, что эта девушка – моя судьба. И закроем тему, а то ещё наболтаю какой-нибудь высокопарной чуши, за которую мне же потом будет стыдно.

Подъехав к бывшему ателье, я нашёл Чунгачмунка стоящим на посту у несуществующего уже входа.

– Мальчишки пытались рыться в развалинах вигвама Таки Умеющего Шить, – доложил он. – Но бежали от моего томагавка!

– Куда бежали?

– В магазин. Хотят купить себе такие же.

– Спасибо, рядовой. Вы свободны. Иди, отдохни, – мягко добавил я, положив руку ему на плечо. – Поезжай домой, отоспись. На сегодня у нас одна бумажная работа…

– А что скажет Большой Отец?

– Его я беру на себя.

Индеец кивнул с благодарной улыбкой, оседлал своего железного мустанга (то есть велосипед) и, зевая, уехал на свою квартиру. А буквально через десять минут прибыли наконец эксперты-криминалисты и занялись сбором улик на пепелище.

Я им не мешал. Ко мне, как представителю местной полиции, они относились свысока, но мы к этому уже привыкли и в свою очередь считали их снобами-ботаниками. В служебно-розыскной работе в сравнении с нами они ничего не понимали, а мы в сравнении с ними – в лабораторной экспертизе. Так что всё честно.

Рассказав об обстоятельствах взрыва и ответив на все вопросы, я был милостиво отпущен. Глянул на часы, решив, что ещё успеваю на обед с Эльвирой, если, конечно, она тоже освободилась. Но сначала, разумеется, позвонил шефу, доложил, что бригада экспертов приехала в полном составе и работает на месте, а я взял на себя смелость освободить на сегодня Чунгачмунка от службы, если, конечно, не появится ничего срочного. Со всем этим комиссар согласился, сообщив в ответ, что смущавшее меня видео уже убрали. Я покраснел…

– Так что я сдержал обещание. И вы послушайтесь моего совета, забудьте о претензиях к месье Годару. Он хотел как лучше.

Я сжал зубы, чтобы не высказать ему прямым текстом, что я думаю о таких милых гражданах, как его приятель. Но гнев уже начал остывать, работа отвлекла. Похоже, что из уважения к шефу мне действительно придётся просто забыть о произошедшем. Хотя я по-прежнему считал, что оставлять безнаказанным такое вторжение в личную жизнь нельзя. Особенно в личную жизнь полицейского! Как граждане смогут рассчитывать на нашу защиту от преступников, если все будут знать, что мы и самих себя не можем защитить.

В общем, скрепя сердце и пообещав шефу, что не буду ничего предпринимать в отношении этого бандита Годара, я позвонил Эльвире и договорился об обеде. К счастью, она уже освободилась, и мы спокойно встретились через полчаса в нашей кофейне.

По дороге я отметил, что на улицах ничего не напоминало о серии взрывов, прогремевших вчера в нашем маленьком городе. Жители занимались своими делами, разве что хмурились мне больше, чем обычно, а это приятно. Конечно, не из-за того, что я рисковал своей шкурой, спасая город от террористов, это никому не интересно. А вот моё участие во вчерашних съёмках эротического видео – о, совсем другое дело!

– Я должен тебе кое-что сообщить. Только не волнуйся и не принимай близко к сердцу, – осторожно начал я, когда Эльвира вошла в кафе, осветив улыбкой весь зал, и, целомудренно чмокнув меня в щёку, села на пододвинутый мной стул.

– Ты про домашнее видео, которое снимает старик Годар? – беспечно отмахнулась она. – Я думала, это придаст остроты нашей первой интимной встрече – секс на всеобщее обозрение!

У меня отвисла челюсть.

– Я собиралась тебя предупредить, – продолжала она, насыпая пять ложек сахара в малюсенькую чашку кофе. – Но совсем забыла про дурацкую камеру, когда увидела твои раны. И ты из-за этого переживал?

– Из-за того, что весь Интернет будет видеть меня голым?! Что ты, конечно же нет! Моя мама в Полякии с детства мечтала, что её сын станет порнозвездой!

– Милый, прости. – Эльвира опустила глаза. – Я же не знала. Но зато мы теперь так популярны. Я всё утро получаю комплименты, причём не только от знакомых. Теперь все Мокрые Псы пускают на меня слюни. Это так весело!

– Да уж, безумно. – Я скомкал салфетку, представляя, что это шея хозяина отеля.

– Ну, не ревнуй, я сама тебя ревную, к тебе же, наверное, пристают не меньше? А женщины, как правило, активнее. Так что…

Я не стал признаваться, что, хвала Люциферу, ко мне ещё никто не приставал. И мягко перевёл тему, спросив, как прошло утреннее интервью. У неё сразу загорелись глаза, и она едва не подпрыгнула на стуле.

– Это было грандиозно! Сеньор Эспиноза именно такой, каким я представляла себе шишпанцев, – черноволосый, пылкий, страстный, музыкальный и всё время пританцовывающий в ритме пламенко. Кстати, он единственный, кто кладёт в шмаэлью не морских тараканов…

– Креветок? – уточнил я.

– Да. А обычных рыжеусых домашних. За это нововведение в кулинарии он был награждён у себя на родине званием гранда и целых полтора года был личным поваром шишпанского короля.

– Да ну? – не поверил я.

– Честное слово! Чтоб мне в рай взлететь, – скрещивая пальцы, поклялась Эльвира. – Говорят, он потерял место из-за зависти и интриг недоброжелателей, которые подсунули королю в шмаэлью пластмассового таракана, отчего у его величества случился запор.

Лично мне казалось, что его величество следовало бы лишить трона уже за то, что он не отличает обычного таракана от пластмассового…

– А ты слышал что-нибудь об их празднике молодого вина?

– Кажется, это где-то на юге, – попытался припомнить я. – Там, где жители собираются в центре города, обливают друг друга вином и забрасывают помидорами?

– Да, да! А ещё они поджигают друг на друге одежду, чтобы проверить, какое вино самое крепкое, – мечтательно всплеснула руками Эльвира. – Хотела бы я там побывать…

– У нас в Полякии не хуже. Может быть, не с тем размахом, конечно, но праздник весеннего самогона до сих пор отмечают в каждом селе.

– Тоже поджигают? – чисто по-журналистски заинтересовалась она.

– Не просто, – загадочно улыбнулся я. – Самогон наливают в бутылку, поджигают и бросают в сарай соседа. У кого громче рванёт, тот и победитель. А побеждённый восстанавливает сгоревшее имущество за свой счёт.

– Я хочу это видеть!

– Договорились. Поедем в сопреле.

Счастливая Эльвира тут же поцеловала меня на глазах у всего кафе и, дождавшись, когда официант поставит перед ней тефтельки и уйдёт, с энтузиазмом продолжила:

– А его бригада поварят? Это же настоящие артисты! Ты бы видел, как они чистят овощи, распевая серенады, и танцуют на столе в национальных костюмах. Меня даже потянуло пересмотреть пару шишпанских сериалов. Кстати, ты сегодня вечером свободен?

– Скорее всего да, а что?

– Меня ждут на торжественном ужине в честь презентации знаменитой шмаэльи от сеньора Эспинозы. Приглашение на два лица. Ирджи, там будут подавать самые изысканные блюда! Похоже, я у тебя переквалифицируюсь в кулинарного критика. А сеньор Эспиноза, кажется, ещё и приверженец котолонских оттенков в шишпанской кухне.

– Сегодня у меня только отчёты, – сказал я, совершенно не разбираясь в чьих-либо кухонных оттенках. – Если что, думаю, я и отпроситься смогу.

– Не нужно, банкет в семь, ты и так успеешь. Но смокинг в аренду тебе лучше взять заранее, а то мало ли, я не знаю, когда они закрываются. У Изи Изряилевича были отличные смокинги, жаль, что судьба с ним обошлась так несправедливо. – Эльвира печально поджала губки, но великодушно не стала обвинять меня в аресте портного.

– Какой ещё смокинг? – испугался я. – Зачем? А точно без этого нельзя обойтись? По-моему, моя форма вполне сойдёт за официальный костюм.

– А у тебя есть парадная форма? Нет? Тогда не сойдёт. Я знаю, фрак можно арендовать в свадебном салоне «Дон Купидон», здесь неподалёку. Как выйдешь, направо и через улицу.

– Ладно.

– Ну всё, любимый! Я побежала, редактор уже должен прочесть мою статью, нужно будет внести его поправки и отправить текст в набор. А ещё я хочу написать отдельную заметку про шишпанскую кулинарию.

Она вскочила, не заморачиваясь со счётом, перекинула сумочку через плечо, чмокнула меня в щёку через стол и убежала. Я ещё даже не взялся за отчёт, а моя девушка велит мне идти в свадебный салон, мерить смокинг. Нет, мерить я там, конечно, ничего не собирался. Просто возьму первый попавшийся костюм своего размера или приблизительно своего и уйду, чтобы уже не думать об этой фигне и заняться наконец служебными делами. Я доел свой бифштекс с кровью, расплатился и вышел на улицу. А там пять минут, и я пришёл к нужному месту. Пся крев…

Уже одна витрина с чёрными свадебными нарядами заставила меня содрогнуться и сделала ноги ватными, но я пересилил себя, толкнул дверь, ещё одним усилием воли заставив себя шагнуть за порог. Чего не сделаешь ради любимой, верно?

Две чертовки просто засияли, увидев меня, и обменялись многозначительными взглядами. Я готов был провалиться сквозь землю! Сегодня же выскажу Эльвире всё о её резко открывшемся пристрастии к эксгибиционизму прямым текстом и не без мата…

– Месье Брадзинский, какая радость! Неужели это действительно вы? А повернитесь в профиль! А рубашку можете снять? – наперебой затараторили пожилая администраторша и юная продавщица.

– Недоброго дня. Мне нужен смокинг. У вас есть размера икс эль? – спросил я, стараясь, чтобы голос звучал сухо и строго, сразу отметая лишние шутки и расспросы. И когда только весь город успел слазить на этот извращенческий сайт? Они там что, днюют и ночуют?!

Но хозяйка-администраторша столь тонкого намёка не поняла:

– Конечно, конечно, для вас всё есть. Геката, принеси-ка месье Брадзинскому тёмно-синий, это подчеркнёт цвет его глаз. Раздевайтесь и примерьте!

– Нет, спасибо.

– Но почему? Вам нечего скрывать.

– Он мне нужен всего на один вечер. Без примерки.

– На сегодня? Какой вы шустрый, право, – таинственно перемигнулись обе дамы. – Неужели мадемуазель Фурье успела так быстро найти платье? И где будет бракосочетание?

– Сколько с меня? – резко спросил я.

Хозяйка поняла, что ответов не будет, и с кривой улыбкой назвала сумму.

– Заплатите, когда вернёте смокинг. Мы же вас знаем. И кстати, у вас такой привлекательный торс, мы оценили-и…

Цапнув пакет, в который краснощёкая Геката уложила смокинг, я пробормотал какие-то слова благодарности и пулей вылетел из магазина. Какое счастье, что это видео всё-таки удалили…

Вернувшись в участок, я наконец смог спокойно приступить к написанию подробного отчёта по вчерашним событиям. Часа через два дело было сделано.

Хотя, конечно, нам понадобилось ещё несколько дней, чтобы полностью закрыть следствие о террористической организации «Хвала Амбар». Всех четверых захваченных членов преступной группировки ждали серьёзные сроки, потому что нечего взрывать всё подряд ради повышения культурного уровня населения. Плюс покушение на жизнь полицейского.

Избежать тюремного заключения удалось только гражданину Бронштейну, чего, конечно, можно было ожидать с его талантом. Ему простили всё, включая даже столь идиотский поступок, как взрыв собственного ателье. Причина, как всегда, была самой банальной.

За него встала горой стовосьмидесятикилограммовая жена мэра, которой Изя сам звонил и плакался, а давить на жалость он умеет. В результате он отделался незначительным штрафом и присуждением шести лет исправительных работ в новом ателье без права выезда из Мокрых Псов. Такие приговоры у нас не редкость, и каждый раз после этого мне хочется уволиться из органов…

Когда я зашёл к шефу сдать отчёт, он как раз собирался полдничать. Перед ним были разложены на тарелочках фаршированные перцы, тушёное мясо с картофелем по-тюркмэнски, домашняя лапша и тазик крабового салата с майонезом. Похоже, очередная диета послана лесом. Это в его стиле.

В этой книге я, кажется, ещё не упоминал, что наш комиссар – любитель разнообразных диет. Даже за время моей недолгой службы здесь он успел уже побывать минимум на трёх. Последней, кажется, была порошковая. Порошковое молоко, порошковое пюре, порошковый суп, порошковое пиво и т. д. Закончилась, когда вместо порошкового кефира супруга по рассеянности положила ему пакетик порошкового клея…

– Не хотите присоединиться?

– Спасибо, я поел.

Но старина Базиликус был намерен поболтать.

– И что это вы так взвились из-за этого несчастного видео? – благодушно начал он, берясь за вилку. – Месье Годар – почётный гражданин нашего города. Многие ему с радостью платят деньги, лишь бы он разместил видео с их участием на своём сайте. А вам с Эльвирой сделали подарок, вывесив вас бесплатно. Ещё его прадедушка начинал семейное дело с подглядываний за постояльцами в замочную скважину. Потом зарисовывал; правда, не очень хорошо у него получалось. Хотя картины у него покупали, у него даже стиль был свой эротический, этот, как его… супрематизм.

– Это где треугольники делают это с квадратиками?

– Да. Дедушка уже фотографировал, с дерева. Правда, камеры были тогда громоздкие, на треногах, так что он не один фотоаппарат разбил, падая с дуба. Ну а внук уже догадался снимать видео на камеру. За верное следование традициям месье Годара выбрали почётным членом городского управления. Да и мэра он тоже шантажировал, говорят, было чем…

– Вот в это я больше поверю.

Тут шеф смутился, откашлялся, сказал, что даже если у мэра и есть тайные делишки, то не полиции их обсуждать. Я воспользовался этой заминкой, пожелал ему приятного аппетита и рванул к дверям, уточнив, не будет ли каких-то указаний на сегодня.

– Нет. Займитесь текущими делами, а то с позавчерашнего дня ими никто не занимался.

– Слушаюсь, месье комиссар!

Я забрал со стола Чмунка папку с заявлениями. Последней была жалоба горгулии на сломанный копчик: как я понял, это именно она пострадала вчера на площади. В травме был обвинён я, сержант Брадзинский, устроивший теракт в центре города без всякого предупреждения, когда она, как мирная жительница, законопослушно летела в магазин за свежей печенью. «Мы привыкли, – писала горгулия, – что полиция всё время что-то взрывает, стреляет, сажает невиновных, но это уже выходит за всякие границы!» Обещала добраться до столицы, если мы не принесём официальные извинения и не компенсируем её траты на новое платье и лечение сероводородными ваннами. К тому же, пока она лежит в больнице, мы должны два раза в день ходить к ней домой и кормить её пятнадцать кошек.

Я слегка забеспокоился: что, кошки ничего не ели со вчерашнего дня? Сразу набрал оставленный ею номер, на том конце провода мурлыкающий баритон успокоил меня, что они все в порядке, еда в холодильнике есть, а если что, так им и самим в магазин сходить не проблема. Кошки, вообще, у нас очень практичны, деловиты и сознательны, не то что некоторые граждане.

– Когда деньги на карточке закончатся, мы вам сообщим, – предупредил незнакомый кот, видимо, главный в их банде. – А так прошу понять её, офицер, пожилая одинокая женщина, хотела получить немножко заботы и срубить по-лёгкому деньжат.

– Она написала заявление.

– Так порвите его! – посоветовал кот, явно собираясь вешать трубку. – Извините, что пришлось из-за нас беспокоиться, мы не хотим вас отрывать от ваших служебных обязанностей. Мур-мур, и всего наилучшего с мадемуазель Фурье! Такое видео, о-ля-ля…

Хотя в его голосе и слышалось присущее кошачьим высокомерие, но я немного успокоился. Кошки считают всех, кроме себя, немножко неполноценными. Это есть, это данность. Но я бы предпочёл иметь дело с ними, чем с большинством жителей Мокрых Псов.

Остальные заявления были подобного типа и на ту же тему. У какой-то пожилой чертовки после того же взрыва лопнула пробка в ухе, и якобы теперь она ничего не слышит, а потому департамент полиции обязан обеспечить ей безбедную старость. Справки от медиков она не предоставит, ибо, учитывая её возраст, мы просто обязаны верить ей на слово. Вот её бывший муж всегда ей верил и умер здоровым!

Я не искал в этом хромую женскую логику, а просто отложил в сторону для подачи шефу, пусть сам разбирается. Тем более что и мужские заявления были не хуже. «Слышал от соседей о взрыве. Сам не присутствовал, но поскольку я актёр и натура у меня впечатлительная, то почувствовал резь в сердце, запил и не вышел на работу. Требую за мой прогул взыскать с сержанта Брадзинского! В крайнем случае купить мне ещё чего-нибудь крепкого для успокоения нервов».

Венчали кипу заявлений три жалобы на голубей, которые после того же многострадального взрыва начали гадить на горожан с удвоенной силой. Вопреки устоявшемуся поверью, богатства это никому не приносило, а большинство наших жителей круассаном не корми, но дай им написать жалобу в какую-нибудь инстанцию!

Я раздражённо захлопнул папку с бумагами, и в этот момент раздался телефонный звонок. Незнакомая мне, визгливая чертовка из местного департамента культуры обвинила меня в порче культурного и исторического памятника.

– Кто будет платить за сломанные рога основателя нашего города?! Это полицейский произвол! Вы приносите вреда больше, чем любой террорист, у них хотя бы есть культурные ориентиры! Мы требуем сегодня же принести публичные извинения и оплатить в троекратном размере сам ремонт плюс компенсация за моральное…

Я повесил трубку и выдернул шнур телефона. С меня на сегодня хватит. Пусть Флевретти с этим разбирается, когда придёт с обеда. Или куда он там направился? Общеизвестно, что капрал питается томатным соком с перцем. И, как правило, не покидая рабочего места, поскольку ленив до икоты.

Встав и потянувшись, я снова почувствовал вчерашнюю резкую боль в правом боку. Собственно, после взрывов у меня всё тело было в синяках, дело привычное. Но та боль, что сейчас опять ударила меня в нижнее правое ребро, свидетельствовала как минимум о переломе. Вчера я, видимо, просто слишком устал, чтобы это сообразить. Пожалуй, стоило бы выбраться к врачу. Я глянул на часы, прикинув, что до встречи с Эльвирой ещё достаточно времени, и тихо улизнул из участка.

Благо что клиника находилась буквально в одном квартале от нашего отделения, по той же улице. А по закону полицейского с такой серьёзной травмой обязаны принять без очереди. Впрочем, очереди и не было…

– Куда? – подняла на меня немигающий взгляд старая горгулия за стойкой регистрации.

– К врачу, – пояснил я очевидное.

– К какому врачу?

– У меня сильно болит ребро, возможно, перелом и…

– Не ставьте сами себе диагнозов, больной, – строго прикрикнула горгулия. – Диагноз может поставить только врач!

– Собственно, я и говорю, что мне надо к врачу, – терпеливо согласился я.

– Тогда надо заполнить карточку. Ваше имя?

– Ирджи.

– Фамилия?

– Брадзинский.

– Профессия?

– Полицейский.

– Хм, а не порноактёр? Я ведь вроде бы видела вас по Интернету, вы там с рыжей журналисткой интервьюировались…

Я сдержал рвущееся из груди рычание: сколько же народу в городе подписано на этот извращенческий сайт месье Годара?!

– Могу идти?

– Нет. Надо заполнить анкету.

– Хорошо, – сдался я, уже понимая, что зря сюда зашёл.

– Итак. Где родились? От кого? Чем болели в детстве? Когда переехали в Мокрые Псы? Имеете ли медицинскую страховку? А зачем она вам? Почему не платите врачам напрямую? Какие прививки? А от собачьей чумки? Где справка о том, что вы не наркоман? Лечились ли в психиатрической клинике? А почему? А в другом городе? А если мы проверим?

Примерно через час, когда я уже был доведён почти до кипящего состояния, к нам подошёл хирург, тощий, жилистый чёрт в чёрном халате с закатанными рукавами. Прорезиненный фартук был забрызган кровью, а из кармана торчала рукоять специальной пилы.

– Изидора, дай молоток, – потребовал он и улыбнулся уголком рта. – Больной ждёт, а обезболивающее кончилось. Вы ко мне?

– Нет, – мгновенно «выздоровел» я. – Просто зашёл… заполнить анкету.

– Сознательный гражданин – редкость в наше время. – Хирург подмигнул горгулии, забрал большой деревянный молоток и ушёл обратно в операционную.

– Эй, вы чего, Ирджи Брадзинский из полиции, передумали лечиться, что ли? А зачем же тогда отняли у меня столько времени?! Ходят тут всякие…

Когда я пулей вылетел из этого заведения, общее моё состояние можно было описать строкой из песни популярного барда, ставшего гимном нашей медицины: «Скажи ещё спасибо, что живой!» Я тормознул ближайшее такси, назвал адрес и, только когда меня высадили у высокого роскошного здания с белыми колоннами и претенциозными скульптурами голых чертей с крылышками, глянув на высокомерное лицо швейцара, «вовремя» вспомнил, что мой арендованный смокинг остался в участке.

– Задница архангелова, – тихо выругался я, понимая, что смотаться за ним уже не успею, и так уже опоздал минут на десять. Пришлось молча оправить свой запылённый полицейский китель и, сдвинув плечом швейцара, шагнуть навстречу судьбе.

Нетерпеливо покусывающая губу Эльвира ждала меня в роскошном фойе. Она была просто восхитительна в длинном красном платье с серебристой паутиной на плечах и чёрных туфлях на высоком каблуке.

– Наконец-то, – прорычала она сквозь зубы, цапнула меня за рукав и потащила в главную залу. – Почему ты не в смокинге? Мы же договаривались.

– Извини. Костюм остался в участке, я не успел переодеться.

Мы взбежали на второй этаж по изящной мраморной лестнице, а потом по коридору, богато украшенному картинами и скульптурами. Прошли вперёд, утопая едва ли не по щиколотку в чудесном старинном ковре, перед нами распахнулись резные двери красного дерева и…

Дьявол, какое нищее убожество встретило нас внутри!

Обшарпанные потолки, вздувшийся, а местами и просто выломанный паркет, обрывки обоев на стенах и затхлый запах сто лет непроветриваемого помещения, где тем не менее важно прогуливался весь бомонд Мокрых Псов. Черти и чертовки, разнаряженные с ног до головы, отдельная делегация гномов-финансистов, даже здесь не выпускающая из рук навороченные планшетники, и две представительницы крупнейших горгульих диаспор. Последние, правда, сидели на подоконниках, трясли золотыми украшениями и плевали во все стороны, но в остальном вели себя прилично.

В центре зала на трёх табуретках стояла огромная сковорода, наполненная той самой шмаэльей. Аромат казался невероятным! Толстенный горбоносый чёрт в несвежем поварском колпаке помешивал рис с морскими гадами обычной совковой лопатой. Заметив меня, он дёрнулся, побледнел, оставил лопату и начал пятиться. Я не привык, чтобы на полицейскую форму реагировали таким образом. По крайней мере, честные черти редко бледнеют при встрече со стражем законопорядка. Просто честных чертей у нас мало, мелкие грешки есть почти у каждого…

Но Эльвира вновь потащила меня куда-то в сторону, к длинным столам с шестью бочками, где разливали традиционные шишпанские вина. Мне понравился кисловатый «Сервантез». А она, продегустировав всё, остановилась на «Хойе», сказав, что ей очень понравился его кроваво-терпкий вкус.

– Милый, возьми мне ещё две кружки этого чудесного вина. А я схожу за шмаэльей, – перекрикивая хихикающую толпу, бросила моя любимая.

Я вновь повернулся к винному сомелье, сделал заказ и, пока жгучий испанец нацеживал вино из дубовых бочек, вежливо спросил:

– А что, у вас всегда так весело?

– Сам удивляюсь, сеньор, – честно ответил молодой чёрт, сверкая белыми зубами. – Вообще-то по программе сегодня шмаэлья и вино, а после ужина пламенко. И первое, и второе, и третье не считаются смешным у нас на родине.

Я недоверчиво обернулся. Гости за моей спиной торопливо ели руками знаменитую шмаэлью из дешёвых пластмассовых тарелочек, глупо хихикая, смеясь, а кое-где и нагло гогоча, словно полные психи. Идущая мне навстречу Эльвира с двумя тарелками в руках дожёвывала на ходу морского таракана, так что усики креветки торчали у неё из уголка рта, и счастливо улыбалась.

– Какой-то массовый психоз, – осторожно пробормотал шишпанец, протягивая мне две полные кружки. – А что, у вас принято на официальных мероприятиях хохотать без причины?

– Обычно нет, – пробормотал я, совершенно не представляя, как можно есть шмаэлью вилкой, одновременно удерживая в руках тарелку и кружку с вином…

Эльвира решила данный вопрос просто. Она поставила тарелку с порцией шмаэльи поверх моей кружки, нагнувшись, отхлебнула из своей, и предложила:

– Милый, давай есть по очереди.

И, прежде чем я успел хоть что-то ответить, принялась быстро пихать в рот традиционное шишпанское блюдо. Представьте себе мой ужас, когда, не съев и половины порции, она вдруг села прямо на пол и громко захохотала, запрокинув голову.

– Что с тобой? Что происходит? Ты в порядке?!

Эльвира не отвечала ни на какие вопросы. Её взгляд стал стеклянным, из горла вылетал только глупый хохот, а тело тряслось так, словно её било электрическим током.

– Надеюсь, вы ещё не подали заявление? – участливо обратился ко мне сомелье. – На вашем месте, сеньор, я бы не спешил венчаться. Вашей девушке явно нужен хороший врач и тихая клиника. Года на два…

– Не только ей одной, – нервно пробормотал я, глядя на окружающих.

Хохотали, визжали, хихикали, смеялись и пританцовывали практически все. Я вернул кружки шишпанцу и достал из кармана сотовый.

– Алло, шеф? Поднимайте всё отделение, пришлите «скорую», врачей и как можно больше опытных санитаров. У нас тут массовый психоз в «Гранд-отеле»!

Приблизительно через час, когда всех гостей развезли белые машины с чёрными крестами, вызванный с выходного Чмунк проводил опрос свидетелей, а я успел задержать сбегающего через окно повара. Вы же помните, он с самого начала повёл себя подозрительно.

Допрос преступника вёл сам комиссар Базиликус, который приехал сразу же, как только услышал о шмаэлье. Флевретти, как всегда, остался «охранять» участок. После того случая с задержанием страхового инспектора капрал быстро опомнился, ещё более разленился, и вытащить его на задание мог только комиссар, да и то за шиворот!

Мы расположились на кухне, за столом для прислуги. Обстановка здесь осталась с имперских времён, когда всё делали на совесть. Но и такая мебель не могла выдержать ста лет эксплуатации и была изъедена могильными жучками, ножки шатались, краска обсыпалась. Тем не менее для ведения протокола допроса длинный обеденный стол вполне подходил, если придерживать его коленями.

– Что такое вы подложили в еду, сеньор Эспиноза?

– Эспиноза Мадридос дель Кастаньедос! – важно поправил толстяк, гордо вскидывая подбородок.

– Я учту это, – делая пометку в блокноте, сообщил комиссар. – А вы учтите, что мы взяли достаточное количество вина и шмаэльи для проведения экспертизы. Так что отговорки и ложь вам не помогут.

– Я требую адвоката. Си! Я не местный гражданин, чтобы вам отвечать.

– По нашим законам мы не обязаны предупреждать ваше консульство, сажая вас на десять суток.

– Десять суток! Но ке эро! (Я не хочу!) За что?!!

– За преступную кулинарную деятельность, подвергшую опасности жизни десятков мирных граждан. И у вас всего один шанс на чистосердечное признание. Если соврёте сейчас, скорее всего, сядете надолго. У нас есть договор с вашим шишпанским комиссариатом о взаимном сотрудничестве. Они не будут выгораживать международного преступника.

– Я не международный преступник, команданте! Я только бедный повар.

– То есть варщик? – осторожно уточнил я. – Варите синтетические наркотики?

– Вы узнали мою тайну, – медленно протянул шишпанец. – Но больше я не скажу вам ни слова, можете меня расстрелять.

– Так уж и ни слова?

– Си, сеньор!

– Вот видите. А сказали уже два, – удовлетворённо потёр руки шеф. – Поэтому предлагаю сделку. Мы повременим с расстрелом. А вы расскажете нам, на кого работаете, кого снабжаете, где готовите и как распространяете товар.

– Вы поймали меня на слове, команданте. Я, как шишпанец, настаиваю на расстреле.

– Ну а мы не настолько кровожадны. Учитывая, что от вашей шмаэльи никто не умер, вас, скорее всего, приговорят к десяти годам исправительных работ.

– Шишпанцы не боятся работы на рудниках!

– Опять не угадали, – тепло улыбнулся комиссар Базиликус, подмигивая мне. – У нас вам предстоит десять лет работать клоуном в младшей группе детского сада.

– О нет! Нет, сеньоры! Вы не можете быть так жестоки ко мне! – не выдержал повар, мгновенно потея, как в сауне. – Я слышал о страшной судьбе клоунов в детских садах, там даже самые отъявленные уголовники сходят с ума за полгода. Я всего лишь безобидный повар! Пэрдонимэ! (Извините!) Моя жена беременна, у моего сына перелом двух ног, врачи ставят мне омар лёгких. Вы бы видели, насколько я похудел за год! Это был мой единственный шанс хоть немного заработать денег. Умоляю вас, только не в детский сад!

Не в силах совладать с собой, он бросился на колени и, обливаясь слезами, начал целовать руку комиссара.

– Шишпанцы – эмоциональный народ, – мягко пояснил мне шеф. – Вставайте, вставайте, милейший. Я почти уверен, что нам удастся найти компромисс.

Эспиноза Мадридос дель Кастаньедос с трудом поднялся на ноги и, громко высморкавшись в поварской колпак, сказал:

– Си, сеньор команданте. Я готов идти на сотрудничество с властями. Но вы обещали мне…

– Слово комиссара Мокрых Псов, – важно подтвердил Базиликус.

Не буду утомлять вас деталями допроса, скажу лишь, что к концу моих записей я испытывал искреннее сочувствие к этого толстому бедняге. У него действительно были серьёзные проблемы в семье, невыплаченная ипотека за трёхэтажный дом на берегу Пискайского залива, а когда врачи поставили ему страшный диагноз, его тут же уволили с работы в дешёвой закусочной.

– Так вы не являетесь великим поваром?

– О, мио падре! У нас каждый второй такой «великий» повар, уж поверьте! Мне просто нужен был рынок сбыта. Неужели вы думаете, великие кулинары Шишпании приезжают в такие занюханные городки, как ваш, и арендуют убогие «Гранд-отели»?!

Дальше он рассказал, как он придумал рецепт своего наркотика, использовав для этого исключительно шишпанские приправы, немного бензоата натрия, амфетамина, ушной серы, толчёного стекла, бездымного пороха и средство для мытья посуды голубого цвета.

– Сварив первую партию голубого «счастья», я решил испытать его на своём помощнике. Просто сунул ему порошок под нос и зажал рот. Парнишка втянул мою смесь ноздрями, а через минуту симптомы счастья были налицо. Он кружил по комнате, уверяя, что летает, и даже признался, что по воскресеньям изменяет мне с другими поварами.

– Изменяет? – покраснев, переспросил я.

– Я, наверное, не так выразился? Пэрдонимэ. Он подрабатывал на чужих кухнях! Но среди поваров это и называется изменой. За такое убивают ножом для сыра в сердце! Я решил толкнуть свой товар в провинциальном Доледо. Экспериментальная партия ушла сразу. Но поскольку это город оружейников, то на них моя приправа почему-то подействовала другим образом. Мгновенно вспыхнули драки, поножовщина, а к вечеру город буквально горел, мне с трудом удалось вырваться. Тогда я понял, что мне нужен кто-то, кто будет толкать мой товар, в то время как я буду заниматься исключительно производством и подсчётом денег. Я легко вышел на представителей местной мафии и продажной полиции (не в обиду вам, сеньоры), под честное слово передав им первую партию. Увы, оказалось, что полиция продаёт наркотики даже лучше мафиози. В результате вспыхнула война кланов, передел сфер влияния, подмена понятий, а потом и просто слияние полиции с организованной преступностью. Когда они кинулись меня искать, я, по счастью, был уже далеко. Мне требовалось изменить имя и внешность. Тогда я сбрил усы и выщипал брови.

– Как же вас звали раньше?

– Пепито Шмайзенберг, – застенчиво признался толстяк и продолжил рассказ.

Учитывая его колоритную внешность и оригинальное имя, бедняга никуда не мог устроиться на работу, не привлекая внимания разыскивающих его лиц. Ну и в результате нанялся по объявлению в дешёвой газетёнке, набиравшей участников для международных культурных программ.

Вместе с ним в нашу страну приехали: четыре «великих» шишпанских поэта, «лучший» ансамбль танцоров пламенко, целиком набранный из хромоногих потугалов, один «величайший» шишпанский фокусник, умеющий отрывать палец левой руки и ставить его на место, и шестнадцать профессиональных рекламистов, помогающих организаторам шоу делать из этого деньги.

Первоначально было решено «окучивать» маленькие городки, чьё население не избаловано культурными программами. Ему достались Мокрые Псы. Прочие отправились в другие районы. По дороге в своём микроавтобусе наш герой успел сварить новую порцию голубого наркотика и как раз высматривал среди гостей подходящих клиентов, как вдруг увидел полицейского в форме.

– Естественно, я испугался, си, сеньор. Я подумал, что меня узнали. К тому же у сеньора офицера было такое суровое лицо, что стало ясно – сейчас меня арестуют. Боясь обыска, я быстро достал из кармана пакетик свежесваренной наркоты и тихонько сунул её поглубже в шмаэлью. Как я мог не подумать, что на горячей сковороде целлофан мгновенно растает и вся моя шмаэлья пропитается этой штукой, – сокрушённо вздохнул сеньор Шмайзенберг. – Теперь вы знаете всё. Но умоляю, команданте, только не детский сад! Вы же знаете, какая судьба ждёт там толстого старого клоуна, медленно бегающего и плохо говорящего на вашем языке.

– У вас были сообщники?

– Но. Я не мог никому доверять.

На этом допрос закончился. Мы отвезли фальшивого Эспинозу Мадридос дель Кастаньедос в участок, где он с трудом протиснулся в дверь камеры, хорошо внутри уже никого не было, потому что он занял бы всё пространство. Дело оказалось таким простеньким, что, может быть, и не заслуживало упоминания в моих записях, если бы не продолжение…

В общем, утром под окнами камеры варщика собралась толпа. Я как раз подходил к работе, когда увидел стихийный митинг у дверей участка. Первая мысль была – пожар! Флевретти поставил в микроволновку чашку кофе, не вытащив металлическую ложечку! Я уже раз десять ловил его с этой ложкой в самый последний момент. Но дымом не пахло, пожарных машин не было, а толпа что-то дружно и даже весело скандировала на всю улицу. Прислушавшись, я понял, что народ требует выпустить Шмайзенберга.

– Шмаэлью нам! Свободу повару! В рог комиссару!

У многих в руках были тарелки, в которые они стучали ложками, поднимая ужасный шум. Я пробился к входу в полицейское отделение, бунтовщики кинулись ко мне:

– Когда вы отпустите сеньора Эспинозу? Это произвол! Мы не уйдём, пока не добьёмся справедливости!

– Я всё сейчас выясню, – громко пообещал я, захлопывая за собой дверь.

– Капрал, тебе не кажется, что мы в осаде?

– А? Да-а. Шеф как раз консультируется с мэром по этому поводу. – Флевретти кивнул на дверь начальника, не отрываясь от компьютера.

– Он уже здесь? – удивился я и, коротко постучав, зашел к Базиликусу.

Тот действительно был уже на рабочем месте и как раз заканчивал разговор по телефону.

– Хорошо, хорошо, мы так и сделаем, господин мэр. Попробую их успокоить. Да. Неудачного дня. Спасибо, господин мэр. – Комиссар повесил трубку, вылез из-за стола и с озабоченным выражением лица кивнул мне. – Пора выступить перед гражданами.

– И что вы им скажете? Они же требуют выпустить наркоторговца. По закону их всех положено задержать, допросить и как минимум оштрафовать.

– Надеюсь, этого не понадобится. Идёмте, сержант.

– Позвольте хотя бы взять табельное оружие.

– Решили застрелиться?

Я прекратил бессмысленный спор и вышел вслед за начальством.

– Недоброго всем утра! – тепло поздоровался комиссар Базиликус с притихшими гражданами. – Я услышал ваш призыв, господа. И только что проконсультировался с мэром, чтобы решить вопрос с наименьшими потерями.

– Ура! Да здравствует наша полиция, самая полицеистая в мире!

– Поверьте, я сам не хочу держать здесь иностранца, он у нас ненадолго, и лично я бы его уже давно отпустил, но…

– Так отпускайте скорее! – истерически взвыла какая-то особенно голодная чертовка. – Мы хотим шмаэлью-у! Я убью, если не получу порцию через полчаса-а!

– Увы, но этот шишпанец изготавливал здесь наркотики. А это серьёзное преступление.

Послышалось невнятное бурчание, да и то из дальних рядов.

– А у вас есть доказательства? – выкрикнул самый смелый – старый чёрт с костылём. Видимо, участник гражданских войн позапрошлого века. – А то много наших безвинно-бездоказательно по тюрьмам да по каторгам за ложку шмаэльи томится!

Гул в поддержку идиота вызвал у меня короткий спазм желудка.

– Кроме его признания? Мы вызвали эксперта, который сможет определить, виновен ли сеньор Эспиноза или нет. Это вампир-профессионал, крупный специалист, работает в госорганах. Он попробует вашу кровь и вынесет свою экспертную оценку. Если там не обнаружится следов наркотика, сеньор Эспиноза тут же будет выпущен!

Народ закивал и начал расходиться.

– Куда вы, господа? Нам нужны добровольцы для сдачи крови. Сержант Брадзинский запишет ваши имена и телефоны и вызовет вас, как только приедет эксперт.

Толпа стала расходиться быстрей. Но в конце концов нам всё-таки удалось найти четверых сознательных чертей. Такие всегда есть, альтруисты, желающие послужить обществу. Честно говоря, сам я от таких в шоке.

Но самое удивительное, что через пару часов к нам в отделение привезли продукты. Посыльный выгрузил из машины кучу пакетов, новую электрическую плиту и два комплекта поварской одежды размером XXXXL. Мы не поняли…

Но толстяк Шмайзенберг дал из камеры исчерпывающие объяснения:

– Буэнос диас! (Доброе утро!) Это я всё заказал, по телефону. Разрешите мне готовить, сеньор каманданте! Я хочу хоть как-то отблагодарить вас за гостеприимство и доброту. И ещё, я просто не выживу на ваших сухих пайках. Пор фавор… (Пожалуйста…)

Что нам оставалось делать? Шишпанский повар стал готовить в участке и кормить нас самыми изысканными блюдами и поить лучшими винами провинции Веласкез. Я поначалу был против, считая, что он просто пытается нас так подкупить. Но Базиликус и Флевретти были «за». Честный индеец поначалу меня поддержал, но после первой же ложки шмаэльи и он сдался.

Эксперт прибыл только на следующий день. Это был эпатажно одетый вампир с густой чёрной шевелюрой и тёмными глазами. Высокий, спортивный и загорелый, что редкость для вампиров. Я сразу вспомнил про белокожего тощего Льюи, с которым мы даже приятельствовали какое-то время.

– Шарман, – со старомодным поклоном галантно представился он.

– Правильно произносить charmant, – тут же вылез Флевретти. – Это значит «прелестный», правда, шеф?

– Шарман – это моя фамилия, – чуть поморщился вампир, но вроде бы не обиделся. Наверное, уже привык, что его вечно обвиняют в неправильном произношении.

– Очень приятно, месье Шарман. – Шеф сделал вид, будто с трудом оторвался от бумаг, а на деле тихо убрал со стола недоеденную энсаимаду. – Чем могу служить?

– Я думал, это вы нуждаетесь в моих услугах, комиссар. По крайней мере, меня так уверяли.

– А-а, так вы эксперт?

– Эксперт-дегустатор, – деликатно поправил вампир.

Старина Базиликус поднялся из-за стола и, пожав руку гостю, сказал:

– Ваши документы, пожалуйста.

– Ах да, мы же в полиции, – понимающе улыбнулся месье Шарман, сунув руку в нагрудный карман пиджака. – Пожалуйста, вот моя визитка.

Я краем глаза заметил, что на визитке буква «Ш» добавлена зелёными чернилами. А самому кусочку картона было лет пятьдесят, не меньше.

– Извините, шеф, – опять влез дотошный Флевретти, – а разве визитка может считаться документом, удостоверяющим личность?

– У нас может, – суховато поправил вампир, развалясь на стуле и закидывая ногу на ногу. – Ибо в отличие от большинства мы так долго живём, что конкретный год рождения не имеет особого значения, нам проще мерить возраст десятилетиями. Мы являемся гражданами мира, не нуждаемся в визах, трудовой книжке и страховом полисе. Как видите, в нашем паспорте могли бы стоять только имя и фамилия. Смысл с этим заморачиваться, если есть визитка?

Шеф вопросительно покосился на меня.

– Всё верно, комиссар, – пожал плечами я. – У них действительно так принято. Это общая практика. В крайнем случае вы всегда можете позвонить в управление.

– Спасибо, – чуть поклонился мне Шарман. – Так вы и есть тот самый сержант Брадзинский? Я много слышал о вас от одного нашего общего друга. Вы должны его помнить.

– Льюи? – сразу догадался я.

– Льюи, – мечтательно произнёс Шарман, внимательно глядя на меня. – Его невозможно забыть, не правда ли?

– Так, господа, давайте вернёмся к делу, – прервал нас комиссар. – Месье Шарман, вы в курсе того, что у нас произошло?

– Да, комиссар, и готов послужить общественному благу. Итак, чью кровь мне надо попробовать, пардон, продегустировать?

– У нас есть четверо добровольцев.

– Всего четверо? – заметно огорчился он. – А мне говорили, что счёт пошёл на десятки.

– Вообще-то да. У нас зарегистрировано сорок шесть пострадавших. Но не все соглашаются пройти экспертизу.

– Да, понимаю, понимаю… Предрассудки, предубеждения, мифы, бабушкины сказки. Что ж, господин комиссар, может, вы просто дадите мне их адреса и телефоны, а я попробую сам как-нибудь уладить эту проблему?

– Как именно? – нахмурился комиссар.

– Ну, я просто встречу каждого в тёмном переулке и постараюсь с присущим нам, вампирам, тактом и политкорректностью склонить к кратковременному сотрудничеству с властями.

– Всех сорока шести? А вы не лопнете от такой дегустации?!!

– Месье Шарман, – вмешался я, прекрасно понимая, что в таком состоянии шеф может и шандарахнуть эксперта по голове телефонным аппаратом. – Согласно установленным стандартам результат экспертизы признаётся удовлетворительным при четырёх тестируемых.

– Ах, полицейские, полицейские… Всё по уставу, всё согласно инструкциям, – притворно посокрушался вампир. – Что ж, в любом случае постараюсь хоть как-то вам помочь. Где у вас тут кухня, обеденный зал… ну, медицинская лаборатория, если хотите?

– Я предлагаю провести эксперимент прямо в камере предварительного заключения, – жёстко обрезал комиссар Базиликус.

– Но, шеф, – осторожно напомнил Флефретти, – у нас там теперь собственный шишпанский ресторанчик, для служебного пользования.

– Люциферова бабушка! Капрал, срочно обзвоните всех тех законопослушных граждан, кто изъявил желание поучаствовать в эксперименте. Список у Брадзинского.

– Есть, шеф.

– А вы, месье Шарман, проведёте дегустацию в общей комнате.

– Как пожелаете, господин комиссар, – церемонно поклонился вампир из органов. – С вашего разрешения, я покуда слегка вздремну.

И месье Шарман в одном красивом прыжке зацепился ногами за косяк, повис вниз головой и захрапел так мелодично, что мы почти заслушались.

– Сержант, – первым спохватился Базиликус. – Перевесьте его в какое-нибудь другое место, а то мне ни войти ни выйти. Но не будите. Ему действительно нужны все силы, чтобы попробовать кровь четырёх добровольцев и не сорваться.

Через час все четверо испытуемых уже сидели в приёмной, с опаской поглядывая на всё ещё спящего Шармана, которого я по распоряжению шефа перевесил поближе к выходу, надёжно закрепив шнурками на вешалке. Пора?

– Месье Шарман, просыпайтесь! Вас ждёт работа.

Вампир сначала хищно подёргал носом, потом открыл левый глаз и сонно спросил:

– Надеюсь, все четверо в сборе? Я почти готов приступить к обеду…

– К чему?!! – ахнули четверо добровольцев.

– То есть к исполнению своих профессиональных обязанностей, – зевнул он и, встретившись со мной взглядом, поспешил добавить: – Не волнуйтесь, сержант. Я по своей воле и капли в рот не возьму.

– А разве вы не традиционалист? – На томатного вегетарианца он точно не был похож.

– Что вы, конечно нет! Я давным-давно, уже третий месяц, работаю в госорганах. Питьё крови только в качестве экспертизы и для научных целей, – совершенно бесстыже соврал этот элегантный кровосос, так плотоядно глядя на чертей, жмущихся в углу, что даже мне стало жутко. – Снимите меня, пожалуйста.

– Не забывайте, по одному глотку у каждого. Этого вполне достаточно для результата, – предупредил шеф, распахивая дверь кабинета.

– Всё будет в лучшем виде. У меня очень лёгкий укус.

Я развязал шнурки, позволив вампиру грохнуться об пол головой, но он не обиделся.

Сидевший в камере Эспиноза (Шмайзенберг) с грустью наблюдал за происходящим в приёмном отделении. При этом напевая и не забывая помешивать фигуэрию с лапшой, которую готовил нам на обед.

После двадцатиминутной экспертизы слегка разомлевший вампир сказал, что на данном этапе ничего наркотического не чувствует. Но для более точного результата ему нужно хотя бы ещё по паре глотков от каждого. Однако участники эксперимента, ссылаясь на работу, учёбу, свадьбу, расстрел, выгул детей и прочие срочные дела, один за другим дали дёру. Поэтому месье Шарману ничего не оставалось, как вынести официальное заключение, что никаких следов наркотика в крови доноров не обнаружено. Голубое «счастье» шишпанского повара отлично растворяется и не вызывает привыкания.

Толстяк с воплем счастья вскочил на ноги, чуть не опрокинув при этом на пол горячую сковородку и кастрюлю с пышущим фаспаччо.

– Я свободен, да? Скажите, сеньор команданте, что си! Си?!

Но комиссар Базиликус ещё сомневался.

– Для вашего освобождения недостаточно устного подтверждения. Как только будет готово письменное заключение эксперта, мэрия сможет принять решение, – поморщился он. – Всё-таки речь о наркотиках, а это не игрушки…

– Ох, я надеялся, что хоть сегодня не придётся заниматься писаниной. Ну ладно, если это так необходимо, чтобы вернуть свободу невиновному, то я и это сделаю, – пафосно заключил вампир-дегустатор, облизывая губы. – Только не здесь. Мне надо погулять, освежить голову. Где, вы говорили, живут остальные участники этой ужасного отравления?

Базиликус потянулся за табельным пистолетом. Я почти силой усадил месье Шармана за свой стол, дал бумагу и ручку, и примерно через два часа заключение было готово. Вампир, высунув язык от старания, печатными буквами изложил в своём отчёте всё, что было в крови опробованных им добровольцев…

И надо признать, что разбирался он в этом профессионально. Он не только перечислил те ингредиенты, которые нам на допросе открыл сам Шмайзенберг, но дал подробный отчёт, что испытуемые ели и пили в последние три дня. Этот Шарман, несмотря на свою эксцентричность и пошловатый вид, действительно был очень неплохим специалистом.

Как оказалось позже, сеньор Эспиноза создал специфическую веселящую приправу, равной которой нет, потому что она вызывала почти мгновенный эффект бурного веселья, но не имела никаких побочных последствий, а также не вызывала зависимости. Более того, дальнейшие экспертизы показали, что приём данного состава три раза в неделю улучшает самочувствие, обмен веществ и тонизирует сердечную мышцу.

После такого документа нам ничего не оставалось, кроме как отпустить вдруг ставшего знаменитым шишпанца. Он вышел на свободу с чистой совестью, с помпой и под приветственные крики трети населения Мокрых Псов. Праздник тринадцатого снега расцветился новыми красками. Должен признать, что даже я был рад освобождению так замечательно готовящего еду преступника.

Однако на следующий день в наше отделение поступила нота протеста из МИДа Шишпании с требованием немедленно выдать им этого толстого негодяя (да-да, так и было написано в официальном документе) в связи с тем, что разработанный им рецепт приправы должен принадлежать только Шишпании! Прочитав сию ноту, дон Эспиноза тут же направился в мэрию, где подал прошение о предоставлении гражданства с разрешением остаться в Мокрых Псах.

– Вы же сами понимаете, если я вернусь, они присвоют себе мою формулу, а меня посадят в тюрьму за измену Родине, а может, даже расстреляют. Си! Последнее не страшно, мы же, шишпанцы, гордый народ! Но уж лучше я останусь здесь. Тут меня, по крайней мере, уважают, любят, и впереди куча перспектив. У меня двадцать шесть приглашений на работу в лучшие рестораны самого Парижска! Но я, пэрдонимэ, не любитель больших городов…

Наш мэр сразу понял, какую выгоду это сулит городскому бюджету, и недолго думая подписал все прошения. Через два дня обиженное правительство Шишпании пригрозило толстому повару в случае его неявки с повинной в суд выслать из страны всю его семью!

А уже через месяц мы были первыми гостями в большом семейном ресторане «Шмаэлья», расположившемся на западной окраине Мокрых Псов, на берегу каменистой реки, у подножия безмолвных белых холмов, которые напоминали хозяину заведения его родные просторы…