Этой, сказанной едва ли не вскользь, фразой С. Лем предвосхитил один из основных принципов теории информационных объектов. (Прим. ред.)

И.И. Шмальгаузен «Основы эволюционного процесса в свете кибернетики», «Проблемы кибернетики», 1960, №4.

Позволителен вопрос: каков статистический вес тех генетических мутаций, которые являются летальными? Не окажется ли, что мутации четко подразделяются на две категории: несущественные и летальные? Иначе говоря, какие у нас есть основания считать, что нелетальная мутация способна породить новый признак (тем более новый тип структурной организации)? Описанный С.Лемом (а ранее Ч.Дарвиным на материале манчестерских бабочек) механизм удовлетворительно объясняет пластичность вида, его способность приспосабливаться к внешней среде. Он, однако, очень плохо объясняет происхождение новых видов. Начнем хотя бы с того, что большинство существующих ныне видов генетически разнородны. Исключение составляют гепарды, которые, по-видимому, прошли через эволюционную «воронку», следствие чего все живущие ныне гепарды являются потомками нескольких сохранившихся пар. Но для человека, тигра, крокодила, комара это не так. То есть не было «общего предка», положившего начало человеческой расе или всем крокодилам. Иными словами, одна и та же видообразующая мутация должна была повториться многократно. Между тем вероятность таких мутаций, даже единичных, столь мала, что наблюдаемые темпы эволюции опережают расчетные на несколько порядков. Кроме того, некоторые эволюционные скачки требовали согласованных изменений нескольких групп генов, и любое из этих изменений по отдельности было летальной мутацией. Получить такое сочетание в рамках равновесной стохастической модели мутаций невозможно. (Прим. ред.)