Ханнасайд допоздна засиделся в кабинете, изучая бумаги Эрнеста Флетчера, а то, что он из них выяснил, уже в девять часов следующего утра привело его в контору мистера Эйбрахама Бадда.

В приемной ждать не пришлось. Секретарь отнесла визитку Ханнасайда своему начальнику, тотчас вернулась с глазами навыкате, готовая в красках рассказать об этом таинственном посетителе, едва соберется подходящая аудитория, и дрожащим голосом попросила следовать за ней.

Едва Ханнасайда провели в кабинет, мистер Бадд вскочил с вращающегося кресла навстречу дорогому гостю. Он настолько соответствовал описанию, которое дал сержант Хемингуэй, что суперинтендант с трудом подавил улыбку. Толстенький, низенький, лоснящийся, Бадд каждой порой источал навязчивое дружелюбие. Он пожал Ханнасайду руку, усадил на стул, предложил сигару и несколько раз повторил, что рад его видеть.

— Очень рад встрече, суперинтендант! Какая трагедия! Какое чудовищное зверство! Известие буквально раздавило меня. Я так и сказал сержанту в Скотланд-Ярде — раздавило, — с чувством повторил Бадд. — Ибо я уважал мистера Флетчера. Да, сэр, я уважал его. Какой ум! Какая деловая хватка! Талант! Я всегда говорил: у мистера Флетчера талант предпринимателя. И вот этого человека нет…

— Пожалуй, вы правы, — сухо отозвался Ханнасайд. — Вы тесно сотрудничали с покойным, да?

Взгляд умных глазок мистера Бадда и характерный для его народа жест одновременно выражали и согласие, и отказ.

— В чем заключалось ваше сотрудничество? — спросил Ханнасайд.

Мистер Бадд подался вперед и, положив локти на стол, ответил заговорщицким тоном:

— Строго между нами, мистер Ханнасайд. — Он хитро взглянул на суперинтенданта. — Дела своих клиентов я не обсуждаю ни с кем на свете, особенно дела мистера Флетчера, но когда происходит подобное, правила, конечно, отменяются. Я деликатен, иначе нельзя. Кем бы я был, если бы не деликатность? В этом кресле точно не сидел бы. В то же время я на стороне закона и порядка и осознаю: мой гражданский долг — помогать полиции любыми возможными способами. Поэтому сегодня я нарушу правило молчания. Вы, мистер Ханнасайд — человек широких взглядов и огромного жизненного опыта. Вы понимаете: не все, что происходит в Сити, освещается «Файненшнл таймс». — Бадд затрясся от удовольствия и добавил: — Далеко не все.

— Я прекрасно сознаю, что не слишком щепетильному человеку с положением мистера Флетчера — он ведь был членом советов и правлений, верно? — удобнее нанять маклера, чтобы от его имени покупал акции, а самому оставаться инкогнито, — заметил Ханнасайд.

— Вы хорошо осведомлены, да, мистер Ханнасайд? — спросил Бадд, подмигнув. — Если коротко, то все правильно. Вы можете не одобрять такой выбор, я могу его не одобрять, только к нам с вами дело не относится, так?

— К вам это очень даже относится, ведь мистер Флетчер постоянно вас нанимал.

— Верно, — кивнул Бадд, — я не отрицаю. Какой смысл отрицать? Моя задача — выполнять указания клиентов. Этим я и занимаюсь, мистер Ханнасайд, не задавая лишних вопросов.

— По-моему, так не всегда получается, — парировал Ханнасайд.

— Что вы имеете в виду? — обиделся Бадд. — Не нравится мне это, мистер Ханнасайд. Совсем не нравится.

— Лишь вчера вы сказали сержанту Хемингуэю, что не выполнили какие-то указания мистера Флетчера.

Помрачневший было Бадд снова заулыбался, устроился поудобнее и с явным облегчением проговорил:

— Ну-ну-ну, это же преувеличение! Малюсенькое преувеличение, уверяю вас! Сержанту я сказал, что мы с мистером Флетчером не совсем друг друга поняли.

— В чем именно было дело?

— Побойтесь Бога, суперинтендант! Вы ведь не ожидаете, что кто-то из моих коллег раскроет суть секретной операции? Это было бы неправильно, да и непорядочно.

— Ошибаетесь, мистер Бадд, именно этого я от вас ожидаю. Зачем ходить вокруг да около, лучше сразу скажу, что сейчас документы мистера Флетчера у полиции. Более того, все, о чем умолчите вы, наверняка расскажут ваши гроссбухи.

Во взгляде Бадда стало еще больше укора.

— Суперинтендант, вы же понимаете, что нельзя так своевольничать, — проговорил он скорее печально, чем зло. — Вы не дурак, я не дурак, зачем такие жесткие меры?

— В моей власти применить к вам самые жесткие меры, — резко ответил Ханнасайд. — По вашим собственным словам, в день убийства вы были у мистера Флетчера и поссорились…

— Не поссорился, суперинтендант! Не поссорился!

— …поссорились с ним. Время ухода из Грейстоунс вы ничем подтвердить не можете. Это вкупе с письменными доказательствами, которые я обнаружил в документах мистера Флетчера, дает мне основание запросить ордер на обыск вашей конторы.

Бадд поднял руку:

— Зачем мучить друг друга? Суперинтендант, вы превышаете свои полномочия. На меня у вас ничего нет. Разве я не явился в Скотланд-Ярд сразу, как прочел страшные новости в газете? Разве я не рассказал всю правду вашему сержанту? Такого отношения я не ожидал, совершенно не ожидал. В жизни закон не нарушал, ни единого разу! И что получаю взамен?

Стенания Бадда впечатления не произвели. Не соблаговолив ответить, Ханнасайд глянул на листок со своими записями.

— Десятого июня мистер Флетчер написал вам, поручив купить десять тысяч акций «Хакстон индастриз».

— Верно, — отозвался Бадд, не без тревоги глядя на полицейского. — Я не отрицаю. Зачем мне отрицать?

— Эти акции считались мертвым капиталом, да?

Бадд кивнул.

— Так вы купили их?

— Странный вопрос, — после короткой паузы ответил Бадд, напуганный прямотой Ханнасайда. — Я получил указания. Одобрял я инвестицию в «Хакстон индастриз» или нет, разве мое дело давать советы мистеру Флетчеру?

— Вы купили акции?

И снова Бадд ответил не сразу. Он с тревогой смотрел в лицо Ханнасайду и, сбитый с толку, гадал, что суперинтендант выяснил из документов Флетчера.

— А если нет? Такой огромный пакет очертя голову не покупают. Получилось бы нелепо — я слишком хорошо знаю свое дело, чтобы это не понимать.

— Когда вы получили указания мистера Флетчера, акции «Хакстон индастриз» не котировались?

— Компания была обречена, — коротко сказал Бадд.

— На ваш взгляд, их акции ничего не стоили?

Бадд пожал плечами.

— Вы наверняка удивились, когда вам поручили купить такой большой пакет акций?

— Может, и удивился, только это не мое дело. Вдруг мистер Флетчер получил конфиденциальную информацию?

— Но вы сочли, что мистер Флетчер ошибся?

— Даже если так, мои взгляды и мнение не важны. Мистер Флетчер пожелал купить пакет акций, а почему, не мое дело. Если хотите знать, сейчас интерес к «Хакстон индастриз» заметно возрос. Моими трудами.

— Вы скупали акции?

— А что мне оставалось? Мистер Ханнасайд, буду с вами откровенен. Вообще-то причин на это у меня нет, ни малейших, только скрывать мне нечего, а полиции помочь хочется. Вряд ли, конечно, вам поможет мой рассказ, но как человеку здравомыслящему мне ясно: та сделка вас интересует. Мы с мистером Флетчером впрямь не поняли друг друга, и дело тут в его указаниях. Любого поразило бы настойчивое — а оно было настойчивым! — желание мистера Флетчера купить акции умирающей компании. Меня, как здравомыслящего человека, оно тоже поразило. Что сделал я? Решил, что в указаниях опечатка. Добавить лишний ноль легче легкого. Я хотел проверить, позвонил мистеру Флетчеру, а он сказал, что все правильно. Еще разозлился, что я задаю ненужные вопросы. Я начал объяснять, но не успел: мистер Флетчер бросил трубку. Ну зачем мне втирать вам очки? Конечно, незачем. Я ошибся. Да, мистер Ханнасайд, я ошибся. Впервые за двадцать лет приходится винить себя в небрежности. Как бы неприятно ни было. Вам бы тоже было неприятно! Следовало запросить у клиента письменное подтверждение, что он желает приобрести тысячу акций. Следовало, а я не запросил, пренебрег своими обязанностями. Я купил от его имени тысячу акций малыми пакетами. В результате их котировка повысилась. Тут и позвонил мистер Флетчер. Он увидел на тикере новый курс, сообразил, что это моих рук дело, и захотел выяснить, выполнил ли я его указания. «Да», — ответил я. Мистер Флетчер обрадовался. Мы с ним сотрудничали много лет, я никогда не перечил, вот он и раскрыл мне секрет. Ни капли подлости — таким был мистер Флетчер! Оказывается, умирающую «Хакстон индастриз» задумало поглотить «Ай-Пи-Эс консолидейтид», мол, если я сам хочу заработать, акции нужно покупать быстро, но осторожно. Понимаете? Они, мол, до пятнадцати шиллингов поднимутся. Это точно, мистер Ханнасайд, возможно, они даже выше поднимутся. А что потом? Потом, как всегда шутя, мистер Флетчер сказал, мол, я небось подумал, что он спятил, поручив мне купить десять тысяч акций. Так и сказал. Десять тысяч, десять! Я купил лишь тысячу, а они между тем подскочили с полукроны до семи с половиной шиллингов и больше не упадут. Нет, сэр, акции «Хакстон индастриз» будут расти и расти. Что я мог сделать? Только одно, и я это сделал. Я отправился к мистеру Флетчеру. Он ведь доверял мне и не усомнился бы в моих словах, тем более я не лгал. Разумеется, он не обрадовался. Понятно, да? Но мистер Флетчер был джентльменом, настоящим джентльменом. Даже раздосадованный. Расстались мы друзьями. Ну вот, вкратце так все произошло.

Долгая исповедь Ханнасайда не растрогала.

— По-моему, не совсем так, — холодно проговорил он. — Как мистер Флетчер, по вашим словам, следивший за тикером, не заметил, что рост курса не такой большой, каким был бы, купи вы десять тысяч акций?

Мистер Бадд замялся, но взял себя в руки и зачастил:

— По-вашему, у мистера Флетчера не нашлось занятий интереснее, чем вглядываться в тикер? Уверяю вас, операция, которую он мне поручил, была для него лишь приработком.

— Мне нужно просмотреть ваши гроссбухи, — сказал Ханнасайд.

— Свои гроссбухи я не показываю никому! — Впервые с начала разговора вкрадчивый голос Бадда зазвучал резко.

— Неужели? — Ханнасайд смерил его хмурым взглядом.

Мистер Бадд побледнел и растянул губы в слабой улыбке.

— Поймите меня правильно, мистер Ханнасайд, и будьте справедливы. О большем не прошу, только будьте справедливы! Если я покажу гроссбухи хоть одной живой душе за пределами этой конторы, то потеряю добрую половину клиентов.

— Не потеряете! — отрезал Ханнасайд.

— Ах, мне бы вашу уверенность!

— Так будьте уверены!

— Послушайте, мистер Ханнасайд, я человек разумный, и если вы предоставите ордер на обыск, возражать не стану. Без ордера ничего не покажу. С какой стати? Ни с какой. А вот принесете ордер на обыск — подчинюсь беспрекословно.

— Если вы и впрямь человек разумный, подчинитесь при любых обстоятельствах и сию секунду покажете гроссбухи, — отчеканил Ханнасайд.

— Не покажу! — заявил Бадд, глядя ему в глаза. — Вы не смеете являться в мою контору и командовать. Я не потерплю!

— Понимаете, в каком вы положении? — строго спросил Ханнасайд. — Я даю вам шанс защититься от подозрений…

— В убийстве я не замешан. Вам, суперинтендант, это прекрасно известно. Разве я не явился в Скотленд…

— Ваш визит в Скотленд-Ярд не меняет ровным счетом ничего. Истории, которую вы сейчас мне выложили, не поверит и дитя. По причинам, никому, кроме вас, не известным, вы отказываетесь подтвердить ее записью в гроссбухе. Мне остается лишь…

— Нет-нет! Зачем торопиться? Не надо! Просто я смотрю на дело немного иначе. Арестуете меня — потеряете время даром. Но ведь не арестуете? Я не преступник. Вы же не считаете, что я проломил человеку голову? Да мне бы пороху не хватило! Я сказал вам, возможно, не всю правду, но клянусь…

— Хватит клясться, выкладывайте правду!

Мистер Балл облизнул губы и заерзал на стуле.

— Я немного просчитался. С кем не бывает? Не предполагал, что «Ай-Пи-Эс» поглотит «Хакстон индастриз». Думал, так, суета. Для себя стараться тоже надо. Вы бы наверняка расстарались. Ничего противозаконного здесь нет…

— Дальше! — перебил Ханнасайд. — Вы ждали, что акции снова упадут, так?

— Именно! — с жаром воскликнул Бадд. — Раскрыл бы мистер Флетчер свой секрет раньше, ничего не случилось бы. Ни-че-го.

— Вы не купили десять тысяч акций, как вам велели, а сыграли на себя?

— Шансы упускать нельзя, — заюлил Бадд. — Сами понимаете! Ничего дурного я не замышлял!

Это весьма неубедительное утверждение Ханнасайд проигнорировал.

— Купили-продали, потом снова купили и продали, а прибыль оседала у вас в кармане. Так получилось? На тикере операции отражались, только как Флетчеру догадаться, что у вас на уме. Потом он раскрыл вам секрет — этой части рассказа я верю, — и вы поняли, что купили в десять раз меньше акций, чем следовало, а они пошли в рост. Правильно я излагаю?

— Вы… вы прирожденный биржевой игрок, мистер Ханнасайд! — похвалил Бадд. — Просто удивительно, как вы все распутали!

— В тот роковой вечер вы поехали в Марли потчевать мистера Флетчера байкой о том, почему не купили нужное количество акций?

— Совершенно верно. Не повезло, мистер Ханнасайд. Не отрицаю, я сглупил, но…

— Мистер Флетчер очень злился?

— Злился, но я его не виню и прекрасно понимаю. Только, оставаясь в тени, он поделать ничего не мог, а играть в открытую не желал. Ясно же, мистер Флетчер не мог допустить, чтобы стало известно, как он через посредника купил акции «Хакстон индастриз». Мистер Ханнасайд, на меня у вас ничего нет. Помяните мое слово: о любом опрометчивом поступке вы потом пожалеете.

Лоб Бадда покрылся бусинками пота. Сообразив, что ареста не последует, он шумно выдохнул и вытер лицо шелковым носовым платком.

Ханнасайд ретировался.

Теперь следовало проверить счета Невилла Флетчера.

Тем временем сержант Хемингуэй, своевременно прибывший в Марли, застал констебля Гласса в унынии. Веселый и бодрый, сержант тотчас заметил настроение своего подчиненного.

— Что с вами? Колики замучили?

— Нет, сержант, я в полном здравии, — отозвался Гласс.

— Ну, если у вас такой вид в хорошем настроении, не хотелось бы увидеть вас в плохом, — пошутил сержант. — Вы когда-нибудь улыбаетесь? Про смех я не спрашиваю, но хотя бы улыбаетесь?

— Печаль лучше смеха, — холодно проговорил Гласс. — Ибо печалью сердце лечится.

— Если речь о моем сердце, вы ошибаетесь, — молниеносно парировал Хемингуэй.

— Причин радоваться не вижу, — заявил Гласс. — Я опечален, подавлен и скорблю дни напролет.

— Давайте начистоту! — взмолился сержант. — Вам в самом деле есть о чем скорбеть, или это ваше любимое состояние?

— Я вижу грехи, которые обнажила смерть человека. Легион имя тем грехам. Я вижу порочность натуры человека, аки воду беззаконие пьющего.

— Сюда я приехал в чудесном настроении, — процедил Хемингуэй; ему с трудом удавалось сдерживаться. — Солнышко, птички, дело интересное попалось… Но еще немного таких разговоров, и у меня начнутся кошмары. Поэтому забудьте о порочности натуры и сосредоточьтесь на убийстве, которым должны заниматься.

— О нем все думы мои, — отозвался констебль. — Убит грешник, однако гибель его обнажила пороки, доселе сокрытые. Ни один из причастных не может сказать: «Я безгрешен, на мне ни пятна скверны».

— Золотые слова! — воскликнул сержант. — Разумеется, никто из нас не безгрешен. Неужели вы другого ждали? Вы чересчур серьезны и впечатлительны. Что вам до чужих пороков? Я знаю Библию много хуже вашего, но как насчет сучка в глазу брата твоего?

— Ваш упрек справедлив, — проговорил Гласс. — Я исполнен греха.

— Только слишком близко к сердцу не принимайте! — посоветовал сержант. — Ладно, за дело! Новостей, думаю, нет?

— Мне ничего неизвестно.

— Поедемте со мной в Грейстоунс. Хочу сам поискать то тупое орудие.

— Не найдете.

— Зря вы так думаете. Суперинтендант рассказывал про многообещающее пресс-папье, которое якобы подложил молодой Невилл.

Гласс помрачнел.

— «Мерзость пред Господом — коварные сердцем», — холодно произнес он. — Невилл Флетчер погряз в суете. Пустой человек.

— Вы что-то о нем раскопали? — поинтересовался сержант. — Или ровным счетом ничего?

— Я вижу в нем безбожника, презирающего Священное Писание. Других пороков за ним не знаю.

— А как вам Норты?

— Говорят, он человек честный. Речи супруги его лживы, но удар, погубивший Эрнеста Флетчера, она не наносила.

— Да уж, если только кувалдой не орудовала, — согласился сержант. — Думаю, Чарли Карпентер расскажет, кто убил Флетчера, нужно только его найти. Слыхали о Чарли Карпентере?

— Слыхал, но, боюсь, ничего не понял. Что известно о человеке этом?

— Мелкая сошка. Тянул срок, год назад освободился. Его отпечатки пальцев нашли на рабочем столе покойного Эрнеста.

— Неужели такой человек причастен к убийству Флетчера? — хмуро спросил Гласс. — Воистину, темен путь наш.

— Не так и темен, — возразил сержант. — Карпентер якшался с одной из девиц покойного Эрнеста. Касательно той красотки с фотографии, вы попали в яблочко — ну, про страшный конец, помните? Девушку звали Энжела Энжел. Шестнадцать месяцев назад она наложила на себя руки, не захотела жить после того, как покойный Эрнест ее бросил. Судя по всему, именно он был ее кавалером. Дурочка молоденькая, ну как ее не пожалеть?

— «Душа согрешающая, та умрет», — безжалостно проговорил Гласс. — Считаете, Карпентер убил Эрнеста Флетчера?

— Пока не пойму. Вроде бы стопроцентный подозреваемый, однако убийство с его досье не вяжется. Я считаю, что Чарли пытался шантажировать покойного Эрнеста из-за смерти Энжелы.

— Тогда ему незачем убивать Флетчера.

— Вы, дружище, не меньше моего преступлений перевидали и знаете: чем невероятнее гипотеза, тем перспективнее. Не отрицаю, смысл в ваших словах есть. Шеф полагает, что Карпентер видел настоящего убийцу.

Гласс пронзил сержанта ледяным взглядом:

— Как же так? Почему он тогда молчит?

— Ну, это ясно. Карпентер не из тех, кто, чуть что, бежит в полицию. Например, придется объяснять, что он делал в Грейстоунс.

— Верно. Вам известно, где обиталище сего грешника?

— Говорили бы нормальным языком, было бы куда лучше… — заметил сержант. — Нет, мне обиталище неведомо, будем выяснять. А пока нужно побольше узнать о нашем друге Норте. — Хемингуэй перехватил вопросительный взгляд Гласа. — Вы еще не слышали про трагикомедию? По мнению шефа, в саду Флетчеров Хелен Норт видела своего супруга. Вот ей и пришлось малость изменить показания. В общем, с лживыми речами вы тоже не промахнулись.

— Откуда у нее такие мысли?

— На тот вечер у ее благоверного нет алиби. Сейчас его шеф проверяет. Еще есть Бадд, у него точно рыльце в пуху, зуб даю!

— «Придет день, пылающий, как печь; тогда все надменные и поступающие нечестиво будут как солома, и подпалит их грядущий день», — неожиданно выдал Гласс у парадного крыльца.

— Может, и так, но вы, дружище, до того дня не доживете. Зачем волноваться? — едко спросил сержант. — Лучше делом займитесь. Дворецкий ваш приятель, верно?

— Я знаком с ним, однако приятелем иль другом не назову, ибо друзей у меня мало.

— Неужели? — подначил Хемингуэй. — Ладно, знакомы, и довольно. Поболтайте с ним по-приятельски.

— «Нерадивая душа будет терпеть голод», — сурово напомнил Гласс.

— Только не из-за нерадения с дворецким. Ни голод не будете терпеть, ни жажду, — успокоил Хемингуэй.

— «Гибель вымышляет язык твой; как изощренная бритва он у тебя, коварный», — отозвался Гласс. — Симмонс — честный человек, он идет дорогой добра.

— Поэтому я поручаю его вам. Довольно препираться! Разговорите дворецкого и выясните что-нибудь полезное.

Через полчаса Хемингуэй стоял у садовой ограды и любовался шпалерой. Плавное течение его мыслей прервали Невилл Флетчер и мисс Дру.

— Смотри, сержант! — воскликнул Невилл. — Салли, он человек хороший, тебе понравится.

Полный недобрых предчувствий, сержант обернулся. Монокль в глазу мисс Дру подтвердил его страхи. Он с опаской взглянул на девушку, но, как человек воспитанный, пожелал ей доброго утра.

— Вы ищете орудие убийства, — проговорила мисс Дру. — Я сама много об этом размышляла.

— Я тоже размышлял и даже поделился с Малахией, вставил Невилл, — на что тот сказал: «Гневаясь, не согрешайте».

— Судя по тому, что я слышал, совет весьма дельный, — сухо отозвался Хемингуэй, хотя его губы дрогнули в улыбке.

— А потом добавил: «Размыслите в сердцах ваших на ложах ваших, и утишитесь», что в три пополудни не очень разумно.

— Я подумываю написать очерк о Малахии, — объявила мисс Дру. — По-моему, случай интереснейший. Тут явно нужен психоанализ.

— Да, мисс, нужен, — согласился Хемингуэй, глядя на Салли с куда большей симпатией. — Десять против одного, что в младенчестве он перенес травму, которая объясняет его нынешние странности.

— Головушкой стукнулся? — полюбопытствовал Невилл.

— Скорее, в подсознании отпечатался внешне обманчивый эпизод, — предположила Салли.

— Какая прелесть! — изобразил восторг Невилл. — Беда в том, что у него нет подсознания.

С таким утверждением Хемингуэй смириться не мог:

— Здесь вы ошибаетесь, сэр. Подсознание есть у каждого.

Невилл тотчас заинтересовался:

— Сэр, давайте присядем и поговорим. Чувствую, вы на стороне мисс Дру. Я же темой почти не владею, зато необычайно сообразителен и наверняка сумею опровергнуть любое ваше утверждение. Диспут получится интереснейший, да, сэр?

— Меня сюда не на диспут прислали. Время дорого.

— Смотреть на сломанную ветку в два раза бесполезнее, — парировал Невилл. — Диспут со мной что витамин для мозга, а сломанная ветка, похожая на улику, — ловушка для неосторожных.

— В самом деле, сэр? — Хемингуэй смерил его пристальным взглядом. — Не объясните, каким образом сломалась эта ветка?

— Объяснить могу, но вы уверены, что нам не стоит…

— Мне было бы чрезвычайно интересно это услышать, — перебил сержант.

— Насчет «интересно» вы ошибаетесь, — отозвался Невилл. — Думаете, кто-то перелез через забор, опираясь на эту шпалеру?

— Да, сэр, так мне кажется.

— Вы необыкновенно умны! — воскликнул Невилл. — Именно так и случилось.

— Да ну? — с подозрением переспросил сержант. — Сэр, вы смеетесь надо мной?

— Разве я посмею? Моя беззаботность обманчива, это лишь маска, за которой смятение.

— Неудивительно, — сухо отозвался Хемингуэй. — Но вернемся к ветке. Кто перелезал через забор?

— Я, сэр! — с ангельской улыбкой отчеканил Невилл.

— Когда?

— В ночь, когда убили моего дядю… Чувствую, вы ждете подвоха, и если мысли ваши об убийстве, подвох действительно есть. Я перебрался через забор, когда все, включая полицейского в нашей передней, думали, что я сплю. Кстати, я вылез из окна своей спальни. Давайте, покажу.

— Почему не в дверь? Почему из окна-то? — удивился сержант.

— Из-за полицейского в передней. Зачем ему знать, куда я иду? — Невилл подмигнул Хемингуэю. — Не хотелось наводить его на греховные мысли, которые теперь тревожат вас. Я невиновен, а ходил посекретничать с сообщницей.

— Вы… Послушайте, сэр…

— Боже, Невилл, у тебя точно мозги куриные! — перебила Салли.

— Не груби, радость моя! Сержант — человек резкий, но сквернословие молодой женщины ему придется не по душе.

— Хотелось бы услышать правдивый вариант байки, которую вы мне скармливаете.

— Конечно, хотелось бы, — сочувственно произнес Невилл. — Вы мне нравитесь, поэтому признаюсь, что тише мыши сбегал к миссис Норт — сообщил, что моего дядю убили.

У Хемингуэя аж челюсть отвисла.

— Вы сообщили ей… Зачем, позвольте спросить?

— Хелен непременно следовало поставить в известность — из-за ее делишек с дядей Эрни.

— Так вы знали об этом, сэр?

— Да, разве я не ясно выразился? Я был ее сообщником.

— Никуда не годным помощником! — вмешалась Салли.

— Хелен напрасно давила на меня и впутала в свои дела. Не зря вы удивляетесь, сержант. Вы правы: помогать совершенно не в моем стиле. Впрочем, я уговаривал дядю вернуть расписки. Это и имел в виду Симмонс, когда рассказывал вам, как перед ужином дядя послал меня к черту. — Невилл сделал паузу, хлопая длинными ресницами. — Вы человек сообразительный. Чувствую, едва вы подумали, что помощь Хелен дает мне мотив убить дядю, как уловили изъян этой версии. Расписки я не получил бы, даже если бы совершил убийство. Вообще-то я не пробовал, но почти уверен, что сейф открыть бы не смог. Вот мисс Дру смогла бы. Вернее, она так говорит; я заметил: чуть ближе к делу, и решимости у нее убавляется. Главный женский недостаток — постоянства нет ни в чем. Захвати она свои преступные записи, непременно приготовила бы чудовищную смесь, которую называет супом, и взорвала бы сейф.

— Почему, сэр, вы считаете, что миссис Норт было важно знать о гибели вашего дяди? — спросил Хемингуэй, с живейшим интересом выслушав пламенную речь.

— Как же иначе? Ваши люди наверняка нашли бы расписки… Если их присутствие в дядином сейфе не кажется подозрительным, с какой стати суперинтендант задал перцу бедной Хелен?

Потрясенный Хемингуэй даже с ответом не нашелся. Впрочем, отвечать не понадобилось.

— «Что хвалишься злодейством, сильный?» — грозно осведомился констебль Гласс.