Я почти не помнил предыдущего разговора с инспектором Райтом: он прибыл на другой день после смерти Веры, когда в мыслях у меня была полнейшая сумятица. Сегодня я мог разглядеть его лучше: худощавое, с заостренными чертами лицо, привычка подкреплять свои доводы жестами, как бы вылепляя эти жесты из пустоты, лихорадочный блеск в проницательных глазах.

Я пригласил его в свой кабинет.

— Вергилий,— сказал он, скользнув взглядом по текстам и комментариям, разложенным на моем письменном столе.— Veteris vestigiae flammae. Слова Дидоны. Дело, вы полагаете, именно в этом?

Вопрос был отнюдь не риторический.

— Но ведь Дидона покончила с собой,— возразил я.

— Да.

Сознаюсь, я был поражен подоплекой его слов.

— Роналд Пейстон имел доступ к яду, отсюда следует, по крайней мере теоретически, что и его жена тоже. Она могла совершить все это сама.— Райт быстро сложил руки на груди.— А может, она разгадала замысел убийцы и решила не противиться его осуществлению.

— Вы это серьезно?— Я невольно подумал о покорном, фаталистическом складе ума Веры. Райт оказывал на меня почти гипнотическое действие.

— Почему бы и нет,— сказал он.— Любовник ее бросил. Так зачем жить?

— Но покончить с собой на людях? Да еще таким демонстративно-вычурным способом?

— Дидона была мстительной женщиной. Она прокляла Энея, когда он оставил ее.

Я не сразу схватывал обрывистые фразы Райта.

— Вы полагаете, Вера сама сделала так, чтобы ее отравили, лишь бы вина легла на ее любовника? Нет, это совершенно надуманное предположение. Странное, противоестественное.

— Как и все, что здесь происходило.— Глаза Райта были как два огнемета.— Вы знали о ее связи с Эгбертом Картом?

— Да. От нее самой.

Райт вздернул брови в некоем подобии изумления. Я рассказал ему об истории с цыганенком.

— Все так,— произнес Райт.— Мне пришлось вытягивать это клещами из Элвина. Его брат, впрочем, не отрицал.

— Могу вас заверить,— сказал я,— Вера отнюдь не была мстительной женщиной. И не очень-то она горевала, когда Берти стал ухаживать за… оставил ее…

— Ухаживать? И на кого же он переключился?

Юлить перед инспектором Райтом не имело никакого смысла.

— На мою жену. И на мою дочь.

— Ну и ну! Предприимчивый молодой человек. И как его успехи? Извините, мы, инспекторы, народ циничный.

— Тут ему ничего не обломилось,— ответил я с излишней, может быть, твердостью. К моему удивлению, Райт не стал углубляться в эту тему.

— Что, если побудительный мотив не любовь, а деньги?— Он смотрел на меня живым, ободряющим взглядом, как школьный учитель на способного ученика.

— Деньги? Разве после Веры осталось какое-нибудь наследство?

— Да, небольшое. Она разделила его между племянником и племянницей в Индии.

— Значит, дело не в деньгах.

— Нет?

Я понял, что недотягиваю роль способного ученика.

— Что вы думаете об Элвине Карте?— продолжал Райт.

— Большой чудак,— медленно произнес я.— Пожалуй, злой. Очень популярный в деревне. Любопытный. Сплетник.

— Со странностями?

— Этого я за ним не замечал.

— В каких отношениях он был с миссис Пейстон?

— По-моему, в неплохих. Во всяком случае, в лучших, чем с ее мужем. Он так и не смирился с тем, что Роналд занял его место и стал сквайром.— Тут я упомянул об эпизодах с кукушкой и с председательством.— Но мы ведь говорили о деньгах.

— Карты, если не ошибаюсь, на мели?— предположил Райт.

— Судя по всему. Но убийство Веры не помогло бы…

— Пополнить оскудевшую казну? Нет, конечно. Но может быть, им удалось бы залатать дыры в бюджете.

Райт заткнул большим пальцем воображаемое отверстие. Я смотрел на него с недоумением.

— Кто же из них тратит деньги? Те, что есть?— спросил он.

— Наверно, Берти. Впрочем, долги делают они оба.

Инспектор Райт бросил на меня бесстрастный взгляд.

— Если бы одного из этих джентльменов вздернули или упрятали за решетку, другой мог бы жить повольготнее.

— Я об этом не задумывался. По-моему, это совершенно фантастическое предпо…

— Может, даже спастись от разорения.— Райт помолчал.— Это вполне достаточный мотив, мистер Уотерсон. Допустим, у него был зуб на миссис Пейстон. Двух птиц одним камнем?— Райт сделал вид, как будто стреляет из рогатки.— Вы уверены, что ни тот, ни другой Карт не питали к ней личной вражды?

— Однажды она призналась мне, что отвергла домогательства Элвина.

— Она была очень откровенна с вами.

— Да. И я испытывал к ней самые нежные чувства.

— Ваша жена знала?

— Да. Бог мой, неужели вы думаете, что?…

— Еще до убийства?

— Я рассказал ей потом.

— Но она, должно быть, подозревала еще раньше.

— Спросите у нее самой.

— Я уже спрашивал. Но она очень неохотно отвечает. Чего она опасается, мистер Уотерсон?

— Опасается? Она? Наверно, у нее взвинчены нервы после всех этих милых шуток. Не так давно у нее был срыв. А тут еще эта ужасная смерть миссис Пейстон. У нее на глазах.

— Тогда-то она и писала анонимные письма?

— Откуда это вам, черт побери, известно?— удивился я.

— При расследовании таких дел, как это, мы проверяем всех.

Сердце у меня защемило, я ничего не мог ответить.

— Не тревожилась ли она из-за этих анонимок: не на ней ли самой лежит вина?

— Тревожилась, но недолго. К счастью, мне удалось успокоить ее. Но я не понимаю, какое отношение это имеет к убийству.

Инспектор Райт сосредоточенно смотрел на меня.

— Дело-то не простое. Если не любовь и деньги, то что же? Уж не молчание ли мотив убийства, мистер Уотерсон?

— Молчание?

— Не знала ли миссис Пейстон чего-то такого, что могло бы погубить убийцу?— Он сделал долгую паузу.— Она очень вам доверяла. Тут я надеюсь на вашу помощь.

— Она не стала бы никого шантажировать — в этом я уверен.

— Верю вам на слово. По крайней мере, пока. Но предположим, она узнала, кто автор анонимок.

Ужасное подозрение вползло в мое сердце. Уж не указывает ли Райт на Дженни? Я постарался ответить как можно тверже:

— Моя жена не писала анонимок, которые здесь рассылались. Она не могла знать об этой затее с опрыскиванием духами. И не имела доступа к синильной кислоте. Ваше дело — установить, откуда она похищена…

— И не задавать неуместных вопросов?— По лицу Райта скользнула наэлектризованная улыбка.— Но это может затянуть следствие. А тем временем убийца может найти себе новую жертву. Так-то вот. Есть ли у вас еще какие-нибудь соображения, мистер Уотерсон?

— Да, два. Сегодня утром Роналд Пейстон признался мне: он подозревал, что жена изменяет ему с Берти Картом. И на вашем месте я бы тщательнейшим образом обдумал связь между розыгрышами и убийством.

— Попытаюсь, сэр. Здесь я рассчитываю на помощь Чарли Максвелла, хорошо осведомленного о местных делах.

— Могу ли я поговорить с Элвином Картом — или он под домашним арестом?

— Никому еще не предъявлено обвинение.— Инспектор пронизал меня рентгеновскими лучами своего взгляда. У меня было такое ощущение, будто он читает самые сокровенные мои мысли.— Будьте осторожны, мистер Уотерсон. Убийцы — люди опасные.

В этом предупреждении, пожалуй, не было надобности. И все же по пути в «Пайдал» я невольно задумался над тем, как обманчиво бывает личное впечатление. Сотни людей были очевидцами убийства. Каждый из них мог описать виденное по-разному, но спроси у них, кто убийца, они без колебания назовут его имя. Все зрители, кроме меня, следили за судорожными метаниями жертвы, и только я один видел остолбенение и ужас на лице Элвина; я присягнул бы, что в этом выражении не было никакой фальши, вот почему я не верил, что убийца — Элвин.

Он полулежал в плетеном шезлонге в саду; глаза — мертвенно-тусклые, обычно румяные щеки — землистого цвета, с красными прожилками. Полное тело расплылось в бесформенную тушу.

— Спасибо, что навестили, дружище.— Он вяло пожал мою руку.— Все сторонятся меня, как неприкасаемого.

— Надеюсь, вам лучше.

— К сожалению, я еще поживу. Во всяком случае, до виселицы.

— Не отчаивайтесь.

— Несчастная женщина!— Его глаза увлажнились.— Никак не могу осознать, что произошло. Я чувствую свою вину. Да ведь я и впрямь, черт возьми, виноват!

— Вы были лишь исполнителем чужой воли: кто-то вложил в ваши руки смертоносное орудие. Может, мое мнение и немногого стоит, Элвин, но я глубоко убежден, что вы не замышляли убийства.

Он долго пучил на меня глаза, затем потряс мою руку, смахнул слезинку и надтреснутым голосом произнес:

— Не знаю, мой друг, как вас… ваша поддержка особенно ценна для меня.

Я отвернулся. На давно не полотой клумбе желтели несколько роз. За ними безутешной Ниобеей клонилась к ручью ива.

— Боюсь, что полиция придерживается другого мнения,— добавил он чуть погодя.

— Полиция не может предъявить обвинения, пока не установит, откуда была взята синильная кислота. Поэтому вам ничто не грозит. Надеюсь, вы не запасались кислотой?

Эта плоская шутка возымела неожиданный эффект.

— В том-то и весь ужас, Джон,— сказал он.— Кислоты я не покупал. Но, признаюсь вам по строжайшему секрету, у меня… У нас было несколько ампул с цианистым калием — их привез Берти, на память о войне; вы знаете, ему пришлось действовать в тылу врага, вместе с участниками Сопротивления.

— Понятно.

— Это ведь вещественное доказательство?

— На месте ли ампулы?

— Нет. Видите ли…— Лицо Элвина выдавало беспокойство.— Берти утопил их в ручье. После смерти Веры. Редкостный идиот. Я просто обомлел, когда узнал. Но он опасался, что у нас будет обыск, и если полиция их обнаружит, она обеими руками ухватится за эту улику.

— Вы сообщили полиции?

— Ну конечно же, нет! Тогда бы мне крышка. Они только и ждут случая, чтобы накрыть меня с поличным.— Элвин изобразил слабое подобие своей прежней озорной улыбки.— Я полагаю, дорогой друг, что вы не такой уж рьяный защитник так называемых общественных интересов.

— Я не сообщу в полицию. Если только…

— Если только?

— Если только мне не придется сделать это ради спасения вашей жизни.

Он недоуменно уставился на меня.

— Странный, должен я сказать, способ спасти мою жизнь.

Появилась глухая экономка: принесла чашки с дешевым чаем и печенье «Мария» на серебряном подносе эпохи Георгов.

— Кто-нибудь еще знает об этих ампулах?

— Понятия не имею. Погодите минутку. Сдается мне, Берти упоминал о них в разговоре с Пейсто_ ном — вскоре после того, как тот вступил во владение Замком; однажды вечером они ужинали у нас. Я сразу подумал тогда: «Ужасный мужлан».

— Ваш брат показал ампулы или сказал, где они спрятаны?

— Не помню,— хихикнул Элвин.— Когда мы получше познакомились с нашим Роналдом, Берти написал на коробочке с ампулами: «ЯД. ЗАПРЕЩАЕТСЯ ТРОГАТЬ ВСЕМ, КРОМЕ РОНАЛДА ПЕЙСТОНА». Но это так, между прочим. Не мог же он тайно прокрасться к нам в дом и утащить их?

— Кое-кто у нас в деревне свободно заходит в чужие дома в отсутствие их хозяев.

— Вы вспомнили об эпизоде с Аманом? Я как раз собирался сказать вам…— Элвин запнулся в явном замешательстве.— Чертовски неприятная тема. Мы с Берти, вы знаете, не всегда ладим, но я чувствую себя ответственным за его… Я хочу сказать, за ним надо присматривать,— неуклюже заключил он.

— Потому что он такой бабник?— Я решил извлечь хоть какое-то рациональное зерно из Элвиновой болтовни. На его болезненно-сером лице появилось выражение облегчения.

— Вот-вот, старина. В сущности, он не такой уж испорченный человек. Но зачем ходить вокруг да около? В тот день, когда вы все поехали на морскую прогулку,— мы узнали об этом, сами понимаете, позднее,— произошел один забавный случай. Я вижу, Берти куда-то собирается. Я как раз хотел с ним потолковать, но ему не до меня. Только хлопнул себя по карману и говорит: «У меня дельце поприятнее, чем болтать с тобой». Ну, думаю, опять в загул. Смотрю, направляется по лужайке прямо к вашему дому. Вернулся злой как собака.

— Ну и что?

— У меня мелькнула одна глупая мыслишка. Может, он договорился о свидании с вашей женой, а она возьми да и улизни,— выпалил Элвин.

— А вам не пришло в голову, что в кармане у него лежала не записка о встрече, а кусок проволоки от кроличьего силка?

Элвин, ошеломленный, выкатил на меня глаза.

— Ну нет, дружище. Берти, конечно, малый диковатый, но чтобы он задушил щенка — никогда не поверю!

— Вы полагаете, это куда более мерзко, чем соблазнить мою жену?

— Это удар ниже пояса, Джон. Я только хотел сказать, что на такое он не способен.

— Со зла или из садистских побуждений, может, и не способен. Но если он ведет против вас кампанию…

— Я вас не понимаю,— чопорно произнес Элвин — его глаза глядели настороженно и выжидающе.

— За вашими розыгрышами последовали анонимные письма, всякие происшествия — хотели бы вы знать, кто стоит за всем этим?

— Само собой,— неуверенно подтвердил он.

— А вы не задумывались, с какой целью все это делалось?

— Задумывался. Откровенно признаться, я решил, что мои розыгрыши продолжил какой-то маньяк.

— Цель была опорочить вас, выставить кровожадным злодеем, способным на все, а значит, и на убийство Веры. И заметьте, все совершалось именно тогда, когда у вас не было алиби. А знать, когда именно у вас нет алиби, мог лишь один человек.

Элвин выпрямился в шезлонге. И заговорил резким, пронзительным голосом:

— Нет, нет, это чушь! Ну, зачем Берти стал бы?…

— Кто унаследовал бы деньги в случае вашей смерти?

— Но я же не собираюсь умирать!

— В случае, если вас повесили бы или засадили в Бродмур?

— Не говорите так. Вы всегда слишком строго судили Берти.

— Я не уверен, что он заслуживает снисхождения. Он по уши в долгах, он знает, что он ваш прямой наследник, но его ждало бы неминуемое разоблачение, убей он вас сам, своими руками. Вот он и постарался выставить вас убийцей.

Элвин ничего не ответил, только смахнул пот со лба. Я стал настойчиво его расспрашивать о затее с опрыскиванием духами. В конце концов он неохотно признал, что, возможно, упомянул об этом в разговоре с Берти. Нельзя было не восхититься его преданностью непутевому брату, но тот, конечно же, ее не заслуживал.

— Когда вы спохватились, что забыли бутоньерку, вы попросили Берти принести ее?

— Не совсем так. Я спустился с помоста, собираясь сходить за ней сам. Но Берти спросил меня, за чем я иду, и вызвался принести ее; я объяснил ему, где ее найти.

— Но когда он принес бутоньерку, вы почему-то не вдели ее сразу в петлицу.

— Не понимаю, к чему этот допрос,— недовольно пробурчал Элвин.

— Если бы вы сразу же вдели ее в петлицу, вы могли бы надышаться паров — вам стало бы худо. Ваше счастье, что вы этого не сделали.

— Я даже не подумал об этом.— Элвин снова вытер пот.— Не знаю, почему я замешкался. Похоже, меня спасло само провидение. Наверно, мне казалось, что публика будет заинтригована, если я отложу это на конец.

— А где вы раздобыли этот чехольчик с секретом?

— Купил на Холборне, в специальной лавке, где продаются всякие занятные штучки. Целый день на это убил.

Итак, Берти имел доступ к яду, у него были веские побудительные причины для убийства, вот он и вызвался сходить за чехольчиком, а если при подмене духов синильной кислотой на чехольчике и останутся отпечатки пальцев, ничего страшного, объяснить это — дело нетрудное. Однако в этих рассуждениях было одно слабое место. Для отравления использовалась чистая синильная кислота, а в этих ампулах обычно бывает производное чистой синильной кислоты — цианистый калий или что-то в этом роде. Годится ли он для распрыскивания?

— Забудьте об этом, старина, вы на ложном пути.— Слова Элвина причудливо перекликались с моими мыслями.— Я знаю, вы желаете мне добра. Но я знаю и своего брата. Задумай он меня убить, он просто схватил бы ружье и всадил в меня пулю. Его, без сомнения, сильно позабавило бы хитроумное обвинение, которое вы против него выдвинули.

— Вы собираетесь рассказать ему?— ужаснулся я.

— Я хотел бы лишь убедиться, ради своего душевного спокойствия, что вы заблуждаетесь. Но если вы возражаете…

— Категорически возражаю. Ради вашей собственной безопасности. Если он и правда хочет вашей смерти, а тут вдруг выяснится, что на помощь закона ему не приходится рассчитывать, он может предпринять новое покушение — более эффективное.

По лицу Элвина скользнула тень страха.

— Вздор, дружище,— промямлил он.

— К тому же,— развивал я свою мысль,— у вас нет никаких доказательств, что он уничтожил все ампулы,— только его слово. Самоубийство было бы истолковано как признание вами своей вины, а ему ничего не стоит инсценировать ваше самоубийство.

После вечернего чая мы с Сэмом сидели в саду. Он сдержал слово и только что привез Коринне нового щенка. Не могу судить, сколь сильно его ранила смерть Веры, его поколение менее романтично, чем мое, быстрее оправляется от утрат — или это мне только кажется? Но всякий раз, когда упоминалось Верино имя, его спокойное обычно лицо сразу суровело; я знал, что он ведет свое собственное расследование, опрашивая посетителей таверны и наших соседей. Между прочим, он докопался до самой сути эпизода с виноградником Навуфея. Купив Замок, Роналд пытался за спиной у четы Киндерсли купить и таверну «Глоток винца», намереваясь расширить ее и превратить в нечто вроде деревенского клуба. Совершенно очевидно, что он оценивает все попадающее ему на глаза с точки зрения возможного извлечения прибыли; это для него так же естественно, как дышать. Тем более трудно понять, почему он, относительно молодой еще человек, решил отойти от бизнеса. По гипотезе Сэма Роналд поступил так под давлением Обстоятельств, но я склонен считать, что, покорив едва ли не весь мир, за исключением графства, он задумал сломить и этот последний оплот сопротивления.

— Я хотел составить себе точное представление обо всех розыгрышах, если можно их так назвать,— вскоре сказал Сэм; он достал и развернул стандартный лист бумаги, на котором было аккуратно отпечатано следующее:

1. Ночное кукование. Элвин признался в этом розыгрыше, направленном против Пейстона (намек на неверность его жены).

2. Надпись в отцовом кабинете. Предположительно сделана Элвином. Против Пейстона и/или Уотерсона. Элвин — если это он — действовал без заранее обдуманного намерения. Или же ставил перед собой цель вывести Дженни из душевного равновесия (зачем? просто из недоброжелательства?).

3. Розыгрыш с председательством. По этому поводу имеется собственное признание Элвина. Ясно просматривается антипейстоновская направленность. Никаких комментариев.

4. Письма. Возможные авторы: Элвин, Берти, Пейстон или некий Икс. Направлены против всех (за исключением одного). Местные жители склоняются к мнению, что написаны они Э. или Б., но не П. (в роли Икса мог бы фигурировать Фред Киндерсли). Nβ. С этого времени розыгрыши становятся все более жестокими.

5. Граната. Предположительно кинута Э., Б. или П., но не Фредом К. Цель? По-видимому, бросить подозрение на того, кто — истинный виновник это знал — не имел алиби; вероятнее всего, Э. или Б.

6. Поджог стогов. Ни у кого нет убедительного алиби (Фред К.?). Направленность — антипейстоновская (теоретически можно предположить, что Икс пытался отвлечь от себя общее внимание, чтобы провернуть какое-то грязное дело. Но никаких г. д., насколько мы знаем, не было совершено).

7. Лжемонах. Ни у Э., ни у Б., ни у П. нет убедительного алиби. Против кого? Мотив, вероятно, тот же, что и в пункте 5.

8. Бастер. Убийство щенка могло быть совершено Э., Б., П. или Иксом. Направлено против У. Ср. с пунктом 5.

— По-моему это исчерпывающий анализ,— осторожно подытожил я.

— Как видишь, я не включил бродячего цыганенка.

— И правильно сделал.— Надеюсь, мне удалось скрыть приступ боли, которая стиснула мое сердце. Даже Сэму я не мог открыть всего.— Думаю, что ты можешь исключить и Фреда Киндерсли.

— А как насчет Доротеи?

— Доротея? Господь с тобой. Совершенно очаровательная женщина.

— Какой же ты чувствительный старикан,— дружелюбно сказал Сэм.

— Ну, Сэм!…

— Ты даже не представляешь себе, какие замыслы могут гнездиться в голове этой бледной темноволосой красотки. Киндерсли имеют зуб на Роналда Пейстона. И на Берти. Сам же мне рассказывал.

— Ловишь меня на слове, Сэм?

— А не целый ли это заговор? Больше всех ненавидят Пейстона Элвин и Берти — они-то и могли возглавить заговорщиков.

— Я уже обдумывал эту версию. Но она не выдерживает анализа. Будь Элвин и Берти в сговоре, они обеспечили бы друг другу алиби.

— Может, у них очень изощренные умы?

— Скорее извращенные. Нет, нет.

— Значит, остаются Элвин или Берти либо Пейстон.— Лицо Сэма вновь стало непроницаемым.— Я думаю, Пейстон вряд ли решился бы сам убить жену, да еще таким способом. Он прибегнул бы к услугам наемного убийцы.

Меня поразила скрытая горечь в его голосе.

— У него были для этого основания. Он знал о неверности жены,— сказал я.

Сэм смотрел прямо перед собой все с тем же каменным лицом и молчал.

— Но убийство было совершено так, чтобы все подозрения пали на Картов. А если бы Пейстон хотел погубить одного из них или обоих сразу, в его распоряжении есть другие средства.

— Может, ты и прав. Но он представляется мне этаким мстительным ветхозаветным старцем. Око за око… Тебе плохо, отец?— вдруг забеспокоился Сэм.

— Ничего. Просто я… Ты навел меня на одну мысль. Я должен хорошенько ее обдумать… Кажется, ты дал мне ключ…— Я осекся. Снаружи слышались звуки шагов — кто-то обходил наш дом. К нам подошел Берти Карт. Под мышкой у него был зажат дробовик. Меня сильно встревожил его взгляд.