Глава 1
«Вулкан»
Когда Мартина повернула на Карпет-стрит, она вдруг удивилась собственному упрямству. «Надо же, куда меня занесло», — подумала девушка. Она уже с трудом передвигала ноги, словно те из послушных — и не лишенных стройности! — слуг и помощниц превратились к середине дня в дряблые губчатые конструкции из хрупких костей и ноющих мышц, которые так и норовили подогнуться и опрокинуть свою хозяйку на тротуар.
Часы в витрине лавки часовщика показывали двадцать три минуты пятого. По методичному, словно бег по стадиону, передвижению секундной стрелки было ясно, что часы идут. Зато все прочие — антикварные хронометры, выставленные в той же витрине, — демонстрировали совершенно дикое разнообразие: каждые часы указывали время на свой выбор, точнее, на момент своей кончины.
Мартина, с грустной усмешкой оглядев циферблаты, подумала, что все эти моменты времени удивительно совпадают с этапами ее сегодняшнего бесплодного путешествия по Лондону в поисках работы… Вот, пожалуйста, девять часов утра — первый театральный агент. В половине десятого — это позорное и безуспешное ожидание в приемной «Единорога». А потом, уже в пять минут первого, первая крупная, полноценная неудача. «Ах, здравствуйте! Спасибо, что пришли, мисс… Оставьте ваше имя и адрес. Спасибо. Следующий, пожалуйста…» Это время тоже нашлось на застывших часах в витрине. Правда, того промежутка времени, когда она шаталась по Сити, стараясь держаться подальше от маняще-соблазнительных запахов ресторанов, на часах не обнаружилось. Зато можно было отыскать то самое время — десять минут второго, — когда она как раз взбиралась на третий этаж в агентство Гарнета Маркса.
Так, пойдем дальше. Три часа — именно тогда закончился прием в студии Эчилса, ну а весь последующий час она провела в метаниях между разнообразными киностудиями… «Да, птичка, оставьте свою фотку… Конечно, ласточка, мы вам сообщим, если что-то для вас проклюнется…»
Черт бы их побрал, всегда одно и то же. Затвердили свое, словно кукушки в ходиках…
Часы в витрине холодно и бесстрастно показывали разное время, на любой вкус… Бронзовый голенький купидончик застыл в смешной позе, будто намеревался метнуть циферблат, который держал на отлете, наподобие мяча для регби…
Чуть пониже пухлой бронзовой ручки ангелочка Мартина вдруг поймала отражение собственного лица в витрине. М-да, так себе личико… Рука девушки скользнула в сумочку, отыскала там помаду, а затем легонько, незаметно мазнула по губам… Потом Мартине показалось, что на лоб ей давит что-то холодное и тяжелое. Трезво осмыслив ситуацию, она пришла к выводу, что это — раскрытая наружу рама витрины, в которую девушка уперлась головой, сама того не сознавая…
Более того, по ту сторону витрины она заметила человека, который с большим любопытством следил за ее манипуляциями с помадой… Она быстро придала губам приличное выражение, независимо откинула прядь со лба, подхватила свой чемоданчик и пошла прочь.
Театр «Вулкан» находился в самом конце улицы. И хотя Мартина так и не разглядела название на вывеске, за все время хождений туда и обратно у нее уже выработалось прямо-таки чутье на театры. Колени дрожали, дорога вела вниз с горки, а высокие шпильки делали ходьбу мучением… Мартина с трудом удерживалась от рыданий. Лица встречных прохожих при виде нее как-то неуловимо менялись — девушка явно привлекала внимание своей откровенной неустроенностью, которая так и бросалась в глаза…
На аллее, ведущей к служебному входу, стояли глубокие грязные лужи, и хотя Мартина изо всех сил пыталась обойти их, нельзя сказать, что это девушке вполне удавалось… Во всяком случае, чулкам досталось здорово…
— Она знает! — Из-за двери театра вдруг раздался трепещущий, неуверенный голос. — Она знает, но все равно она недостойна слышать правду!
Что-то пробубнил в ответ бас. И снова — первый голос, уже с другим выражением:
— Она знает! Она знает, но все равно она недостойна слышать правду!
И тут же второй голос пробасил:
— Ну ладно, спасибо, на сегодня все свободны!
Пять девушек выпорхнули из служебного входа театра, и дверь за ними захлопнулась.
Мартина прислонилась к стене, пока они проходили мимо. Ей вовсе не хотелось, чтобы на нее обращали особое внимание. Первые две девушки тем не менее прошли мимо, оживленно разговаривая и смеясь (наверное, о ней!), третья окинула Мартину с ног до головы нехорошим взглядом. Четвертая прошла мимо с нарочито поджатыми губами, а вот последняя… Последняя девушка остановилась.
— Ну и что же ты, крошка?? Чего куксишься?
Ярко размалеванное лицо, накладные ресницы… Именно эта девица говорила Мартине о прослушивании в театре «Вулкан». Они встречались сегодня утром в театральном агентстве…
Мартина робко спросила:
— А что, я опоздала?
— Еще бы, крошка! Так и должно было быть! Милочка, ведь я назвала тебе совсем не то время, в это время будут пробы у Мэркса… Но ты не много потеряла. Спектакль с той ролью, о которой я тебе говорила, пойдет здесь уже на этой неделе. Они прослушивают всех сразу и тут же говорят: «Ага, отлично, вот ваша шляпка, на сегодня достаточно». Что плохо — то же самое тут везде!
— Я уже не верю в судьбу… — призналась Мартина слабым шепотом.
— Скверно! — Размалеванное лицо приблизилось вплотную. — С тобой все в порядке, милая?
— Да, пожалуй… Только устала немного.
— У тебя, подруга, отвратительный вид. Погоди-ка, девочка… Глотни-ка вот этого…
— Нет-нет. Спасибо. Спасибо огромное, но я…
— Ничего-ничего! Выпей! Мне это дал парень, который мотается с товаром от одной французской фирмы… Классное средство. Вообще-то это просто коньяк. Но чудесный. Не ломайся, только глотни — сразу поймешь!
Неожиданно твердая рука приподняла ее подбородок, и в губы ей буквально впихнули горлышко бутылки. Мартина попыталась пробормотать, что она ничего не ела с утра, но все было бесполезно. Пришлось сделать глоток. Потом еще. Клопами коньяк не пах, однако тараканов в принципе нельзя было исключить…
— Вот-вот! — одобрила ее размалеванная девица. — А теперь еще глоточек, да побольше!
— Нет! — воскликнула Мартина, содрогаясь от нехватки кислорода. — Пожалуйста, не заставляйте меня!
— Да ты что, милочка, шутишь? Тебе дают хлебнуть на дармовщинку, а ты еще ломаешься? Ну что, теперь попало на кристалл?
— Да-да, очень любезно с вашей стороны Я вовсе не ломаюсь. Надеюсь, на кристалл попало, да…
«Если только это тошнотворное жжение в желудке называть попаданием на кристалл», — подумала Мартина в ужасе.
— Шика-а-арно, крошка! Ну валяй, коли уж ты теперь в себе уверена…
— Да-да, спасибо… Но я… Я ведь даже не знаю, как вас зовут.
— Пожалуйста. Трикси О'Салливан. А тебя?
— Мартина Тарн.
— А что — нехудо звучит: Трикси О'Салливан и Мартина Тарн, а? Как на афише. Пара несравненных дебилок в смертельном номере по исполнению интеллектуальной пьесы! Смотрите все! Ну ладно, если я ничем больше не могу тебе помочь, то…
— Да, спасибо за все. Я уже в полном порядке.
— Что ж, кажись, теперь ты выглядишь получше… — в сомнении оглядела ее мисс О'Салливан. — Наверняка мы с тобой снова встретимся. У нас, птичка, одни цели и одна кормушка — вот что получается… Ну ладно, у меня намечена следующая встреча, так что я уже опаздываю…
Это мисс О'Салливан сказала уже напоследок…
— Ну конечно… Еще раз спасибо вам…
— Там парадная дверь открыта. Иди туда. В фойе есть свободные места. Почему бы тебе там не посидеть, а? — Мисс О'Салливан обернулась. — Надеюсь, хоть тебе повезет… О господи, вот погодка-то мерзкая! Сейчас снова дождь зарядит!
— Да, погодка еще та! — Мартина постаралась придать своему голосу побольше актерской ироничности…
— Ладно, пока, крошка. Не надорвись. И имей в виду: режиссеры терпеть не могут, если у тебя холодные ноги…
— До свидания.
Аллея опустела окончательно. Мартина попыталась взять себя в руки. Выпитый коньяк здорово подкосил ее. Девушка чувствовала, как он горячим комком болтается в пустом желудке. Она попыталась сосредоточиться на своих действиях. Что теперь делать? Вот он, неподалеку, шумный Стрэнд. В синеющих сумерках видна часовня. Хорошо бы узнать, как называется эта церковь. Если ей предстоит жить в Лондоне, она должна все знать. А ведь ей говорили, что в церкви на Стрэнде всякий желающий может устроиться на ночлег и, кроме того, всем, кажется, раздают по миске супа. Может быть, и раздают… Но миска супа сбережет ей десять пенсов для завтрашнего дня, что будет очень кстати. Ведь это ее последние деньги.
Мартина подняла свой чемоданчик, который показался на сей раз еще тяжелее, чем раньше, и медленно пошла по аллейке. На пыльную землю упали первые крупные капли дождя, и прохожие стали суетливо раскрывать зонтики. Она чуть промедлила, и скоро дождь полил как из ведра. Девушка метнулась под козырек перед парадным входом театра и прижалась к двери, думая, что та заперта. Но одна половинка двери внезапно подалась…
Мартина легонько толкнула ее и вошла.
Театр «Вулкан» был из новомодных театров, и обстановка отличалась ультрасовременным исполнением. Фойе было отделано медным листом огненного цвета с полосами хромированной стали и отделено от улицы двойными стеклянными окнами во всю стену.
На кассе висело объявление «Аншлаг», матово поблескивали медные дверные ручки, вдоль стен были установлены скамеечки, выполненные из алюминиевых трубок и сверкающей стали. Мартина прошла по устланному толстыми коврами полу и присела на скамью. Все тело ломило от усталости. Ноги дрожали…
Прямо напротив на стене висел стенд со множеством фотографий и общей подписью: «Премьера состоится 14-го мая — „ТЩЕСЛАВИЕ“, новая пьеса знаменитого Джона Джеймса Резерфорда». Мартина разглядела два знакомых лица, снятых крупным планом, — Адам Пул и Элен Гамильтон. Эта пара то и дело мелькала в фильмах, которые можно было увидеть в Австралии или Новой Зеландии… Мартина так часто стояла в очередях за билетами в кино, чтобы увидеть их… А здесь, в этом самом здании, Пул и Гамильтон каждый вечер выходят на сцену живьем — подумать только! Вот портреты Кларка Беннингтона с трубкой в зубах и наигранным романтизмом во взгляде, Дорси в пенсне, Гаи Гейнсфорд, нежной и красивой молодой бабенки, и, наконец, весьма юного на вид Перри Персифаля. Но лица эти сливались в глазах Мартины и становились постепенно неразличимыми!..
В фойе стояла тишина, за окнами постепенно темнело. Пелена дождя скрывала очертания прохожих и городских домов вдалеке… Тускло сверкнули красные огоньки автобуса, в заднем стекле мутно белели безразличные лица пассажиров. Чувство одиночества было таким сильным, тоска такой глубокой, что Мартина прикрыла глаза и задремала… В мозгу ее вертелись, повторяясь, одни и те же фразы, словно сказанные ее голосом, но с разным выражением: «Ты пропала… ты пропала… ты сама этого хотела… и теперь ты получила по заслугам… теперь с тобой будет то же самое, что бывает со всеми…»
Мартина уже покачивалась на волнах сонного, теплого моря… Она видела солнечный пляж, песок, пальмы… И вдруг этот экзотический сон был прерван грубым металлическим голосом, ворвавшимся в ее сознание. Девушка подскочила на стуле как ужаленная. В свете зажегшихся ламп справа от нее, за матовой стеклянной перегородкой, возникли очертания Божества, похожего одновременно на Мельпомену и на Талию. Однако Божество, похоже, говорило вполне мужским, чуть усталым голосом и довольно развязно:
— Да, только мне это не очень-то подойдет, старик… А? Что? Нет-нет, мне этого не нужно, но дело даже в другом…
Какой требовательный, властный голос. «Ну вот, — подумала Мартина, — через минуту меня отсюда выставят».
— …Нет-нет, все просто отвратительно, — продолжал голос раздраженно. — Она уехала в больницу. Во всяком случае, так передали, но ведь никто не расстроен из-за этого, не правда ли? Ну ты же знаешь, что она из себя представляет, дружок. А теперь еще для афиш требуются сценарии и пробные фото уже на этой неделе. Ты можешь кого-нибудь придумать, дружок? Кто? Ох нет, я, кажется, просто накрываюсь медным тазом, ей-богу! Ну ладно, что поделаешь, старик, пока.
За перегородкой положили трубку. Громкий голос вывел девушку из состояния приятной дремы. Сколько раз раньше она уже грезила, как войдет в театр, как представится, скромно и одновременно смело: «Видите ли, я немного знаю актерское искусство. Думаю, что смогла бы сыграть то-то и то-то…» Но потом все должно было закружиться со страшной быстротой — большая роль, премьера, слава, журналисты, поклонники… Все это вовсе не казалось ей чем-то недостижимым.
— Эйлин? — тем временем снова заговорил голос за перегородкой. — Слава Богу, милочка, я наконец тебя застал! Послушай, Эйлин, ты мне не окажешь любезность? Мне очень неловко тебя просить, но ты моя последняя надежда. Да, заболела костюмерша Элен… Ну, старушка Тан-си. Да, боюсь, что так… Мы не успеваем никого подыскать. С меня голову снимут. Но я ведь знаю, ты добрая душа и наш ангел-хранитель! Как?! О! Ну ладно… Нет-нет, ничего… Извини, что побеспокоил тебя… Нет-нет, ничего… Я окочурюсь в этом театре. Уйду в цирк дрессировать тигров — там работа поспокойнее… Да. До свидания.
Тишина. Мартина, затаившаяся в огромном пустом фойе, пыталась представить себе говорившего. Но тут ее словно током ударило. Она осознала, о чем шел разговор. Поднявшись со скамейки, девушка на ватных ногах подошла к дверце в перегородке, и тут дверь раскрылась ей навстречу.
— Простите, — робко сказала Мартина, — но вы, кажется, ищете костюмершу?..
* * *
Человек в добротном дорогом костюме так и застыл в дверном проеме. Мартина видела его четкий силуэт на фоне ярко освещенной гримерной.
— Господи спаси, так сколько времени вы тут проторчали, милочка? — спросил он со смесью раздражения и некоторого облегчения в голосе.
— Недолго. Пока вы говорили по телефону… Я не хотела вас перебивать.
— Перебивать? — с некоторым изумлением переспросил человек.
Потом он торопливо взглянул на часы и поинтересовался:
— Так что же, вы ищете именно эту работу, что ли? Вы от миссис Гринакер, правильно?
Она быстро прикинула про себя, кто такая могла быть миссис Гринакер. Агент по трудоустройству? И Мартина попыталась как можно более правильно построить фразу.
— Насколько я поняла, вам нужна костюмерша, и я посчитала возможным обратиться с просьбой о приеме меня на…
— Это для мисс Элен Гамильтон, — скороговоркой бросил мужчина. — Ее старая костюмерша то ли чем-то отравилась, то ли какую-то дрянь подцепила. Я объяснял это миссис Гринакер. Так вот, фотограф приходит утром, а последняя генеральная репетиция в костюмах — завтра вечером. Работенка будет не из легких. Две смены платьев одна за другой… Ну и так далее. У вас есть рекомендации?
Во рту у Мартины пересохло. Она начала нерешительно:
— Я не захватила с собой… — Но тут ее спас раздавшийся телефонный звонок.
Мужчина прошел назад в комнатку и взял трубку:
— Грантли слушает. А, привет, милая. Послушай, я страшно занят. Ради Бога, задержи их там, пока я не приеду, ладно? И извинись от моего имени, хорошо? Да-да… — Он вдруг понизил голос. — Да, думаю, так. Точно. Ну пока.
Положив трубку, Грантли снова выбежал в фойе, схватил свою шляпу со стула и обернулся к Мартине:
— Да, послушайте, мисс…
— Мисс Тарн, — подсказала девушка.
— Мисс Тарн. Вы можете начать сразу? Сию же минуту? Вещи мисс Гамильтон у нее в гримерной. Их нужно распаковать и повесить на ночь — ну, вы меня понимаете? Вам предстоит еще масса глажки. На мисс Гамильтон любит, чтобы те ее вещи, которые нельзя гладить, отвиселись… Понимаете? Вот вам ключи, и приступайте прямо сейчас. Вон там конура ночного сторожа. Он вам поможет открыть гримерную. Давайте так — сейчас вы попробуете сделать все, что возможно, а завтра мы поглядим, как вы справились, и тогда все решим окончательно. Лады? Вы все поняли? Идите к сторожу, скажите, что я вас послал.
Грантли порылся в кармане, достал визитную карточку и нацарапал на ней несколько слов.
— Сторож у нас порядочный зануда и педант, — заметил он с усмешкой. — К тому же неизлечимо болен тупостью, а скверными манерами захворал еще в детстве. Так что сперва суньте ему в нос эту карточку…
Мартина дрожащей рукой приняла у него ключи и карточку.
— Как… Прямо сейчас? И на всю ночь?..
— Да, а что, вы не можете?
— Да, но…
— Вас что, смущают сверхурочные часы?
— Нет.
Лицо Грантли приблизилось к Мартине на катастрофическое расстояние, он втянул носом ароматизированный коньяком воздух и сказал;
— Похоже, что вы… — и осекся.
— Мне можно доверять, — торопливо проговорила Мартина, стараясь дышать чем угодно, только не носом или ртом. — Вы спросили о рекомендациях — так вот, у меня есть…
— Ну ладно, ладно. — Грантли махнул рукой. — Я опаздываю. Надеюсь, вы справитесь. Можете пройти до сторожа прямо вот по этому коридору — на улице дождь. Ну все, спасибо. До завтра.
Мартина поспешно подхватила свой чемоданчик и вошла в указанную дверь. Она оказалась в театре. За кулисами. Тут стоял мягкий полумрак, а толстые ковры на полу скрадывали звуки. Занавес на сцене был наполовину поднят, и вдалеке чернела громада амфитеатра. Тихий застоявшийся воздух отдавал нафталином и таинствами искусства.
— Да, совсем забыл, — донесся ей вдогонку голос мистера Грантли. — Вам стоит, очень стоит принести немного цветов для ее гримерной. Мисс Гамильтон обожает цветы. Особенно розы. Вот вам еще карточка — я оставляю ее вам тут на столике!
— Да, но боюсь, у меня вряд ли найдется столько денег…
— Зайдете к цветочнику. Тут за углом. Покажете ему мою карточку, и он вам даст все, что угодно — в кредит и за мой счет!
Дверь захлопнулась. Мартина еще немного постояла, подождав, пока глаза привыкнут к сумраку. Тут все ей казалось чудесным, просто как в сказке — изящный изгиб перил ложи бенуара, элегантный просцениум, со вкусом выполненный орнамент на стенах… Но все это носило привкус сна, ощущение нереальности происходящего заставило ее тряхнуть головой…
Наконец Мартина снова двинулась в путь. Через сцену, просцениум и еще длинный ряд комнат она попала в бутафорскую.
* * *
О, это был ее мир! Тут во тьме угадывались очертания картонных декораций, изображающих стены домов, прожекторов на треногах, машин для создания ветра, дождя, землетрясений, парламентских выборов и прочих природных катаклизмов… Мартина немного постояла в бутафорской с тем удовольствием, какое бывает, когда встретишь старого знакомого. И тут вдруг раздался негромкий сухой треск.
Открылась дверь, оттуда вывалился пучок света от фонаря. На пороге вырисовывалась черная фигура. Наконец фонарик нащупал Мартину и высветил ее. Она заморгала и сказала неуверенно:
— Я… меня послал мистер Грантли. Я костюмерша.
— Костюмерша? — хрипло переспросил небритый человек, направляя фонарик прямо ей в лицо. — Мне никто не говорил ни про какую костюмершу!
Мартина показала ему карточку мистера Грантли. Осмотрев ее, обнюхав, попробовав на зуб и на изгиб, сторож удовлетворенно протянул:
— Ну, это другое дело… Теперь-то уж я знаю наверняка, с кем лясы точу!
— Извините, что причинила вам беспокойство. — Мартина старалась говорить дружелюбно. — Костюмерша мисс Гамильтон заболела, и я поступила на ее место…
— Ха, вот повезло-то вам! — воскликнул сторож. — Хотя, правду сказать, она ведет себя вовсе не как леди, если ей что-нибудь в голову долбанет…
Он что-то жевал. Его челюсти двигались с легким похрустыванием. Мартина ничего не ела с самого утра. Ей захотелось есть до дурноты и головокружения.
— Мне было велено открыть ее гримерную, — не переставая жевать, продолжал сторож. — Я тут как раз ужинал, знаете ли… Пойдемте пока ко мне, я заберу ключи.
Мартина прошла за ним в маленькую комнатку, где на газете посреди колченогого стола был разложен его скромный ужин — лук, колбаса, хлеб и банка джема. Стол был усыпан хлебными крошками. На газовой плите стояла кастрюля с кипятком и рядом — заварочный чайник.
Сторож сказал, что сейчас заварит чай, и попросил Мартину подождать. Прислонившись к дверному косяку, она наблюдала, как колдует над чайником сторож. Когда ее ноздрей коснулся аромат свежезаваренного чая, Мартина снова почувствовала невыносимое головокружение. «Если он сейчас начнет ужинать, я просто выйду», — решила она.
— Хотите чашку чая за компанию? — спросил сторож без особого энтузиазма.
— С удовольствием!
Он ополоснул пожелтевшую чашку струей воды из-под крана. Девушка робко пробормотала:
— У меня в чемоданчике есть банка тушенки… Если бы вы… Если бы вы согласились разделить ее со мной, то, может быть, вы уделили бы мне немножко хлеба?
Сторож резко повернулся на каблуках, и впервые Мартина отчетливо разглядела его узкое, довольно молодое лицо, темные глаза и взъерошенные волосы… Сторож тоже только сейчас как следует рассмотрел ее. Его глаза расширились от удивления.
— Эге! — воскликнул он. — Да кто же станет тут так крохоборничать? Что это с вами такое? С утра не жрамши?
— Ничего, все в порядке, — пролепетала она.
— В порядке? По вашему виду этого не скажешь!
— Ну, я немного устала и… — Она осеклась, чувствуя, что еще мгновение — и она разревется. — Ничего страшного, не беспокойтесь.
— Вот чего — садитесь-ка сюда! — Он настойчиво, но аккуратно усадил ее на скрипучий стул. — Так где ваша заветная баночка?
Пока она возилась с замком чемоданчика, сторож разливал чай.
— Ничего нет лучше горячего крепкого чайку! — говорил он, ставя перед Мартиной дымящуюся чашку. — Хотя, с другой стороны, чай — не виски, много не выпьешь…
— А вот тушенка, — застенчиво сказала Мартина, протягивая ему банку. — Вы сможете ее открыть?
— Открыть? Ха!
Сторож схватил огромный тесак, очень подходящий для разделывания слоновьих туш, и взрезал банку, после чего вывалил ее содержимое на тарелку перед Мартиной.
— Ешьте, — сказал он, — Только помедленнее. С голодухи, знаете, всякое бывает…
Мартина пыталась разделить мясо с ним, однако сторож твердо заявил, что съест свою долю, только попозже.
Пока она ела, сторож с любопытством рассматривал консервную банку из-под тушенки.
— Похоже, эта штука приехала из Австралии? — спросил он.
— Из Новой Зеландии.
— Ну так это одно и то же.
— Не совсем, — заметила Мартина. — Их разделяет, надо сказать, большое море.
— А вы что, сами оттуда?
— Откуда?
— Из Австралии?
— Нет. Я из Новой Зеландии.
— Ну это одно и то же…
Она взглянула на сторожа и увидела, что он смеется. Он прикрыл ладонью губы.
Мартина допила чай и встала.
— Мне пора приступать к работе, — объявила она.
— Вам уже получше?
— Да, намного лучше, спасибо…
— А когда вы, извините, ели в последний раз?
— Кажется, вчера…
— Ну да если бы я сам вылакал столько на голодный желудок, то ничего удивительного, если бы меня развезло…
Она покраснела. Видимо, запах спиртного все еще не выветрился…
— Но я не… То есть дело в том, что мне стало немного не по себе, и одна из девушек, которые выходили отсюда, дала мне коньяку… она была так любезна…
— А ваша мамочка хоть представляет, чем вы решили заняться? — иронически спросил сторож, снимая ключ с доски. — То есть чем вам придется заниматься, если вы поступите сюда работать? Ну ладно, если уж вам так обязательно надо приступить к работе, то…
— Пойдемте.
— Итак, я вас буду эскортировать — ничего себе словечко, а? Следуйте за мной и не задавайте вопросов почетной охране…
Все еще ухмыляясь, сторож провел ее за сцену. По пути он то и дело предупреждал Мартину о различных препятствиях, направляя луч фонарика на вырастающие из тьмы предметы. Девушку неожиданно взволновало, когда он взял ее за локоть своей теплой и уверенной рукой…
— Ну вот, мы с вами выбрались с галёрки, — заметил сторож. Он прошел вперед и отпер дверь. — Это они называют Зеленой комнатой или «оранжереей», — пояснил он. — Еще Бог знает с какого времени здесь располагалась оранжерея. Потом тут все перестроили, но комнату так по старинке и называют. Тем более — вон кадки с пальмами понаставили.
Они вошли в комнату, действительно зеленую, где были расставлены удобные кресла и столики, заваленные иллюстрированными журналами. Со стен смотрели фотографии известных артистов в различных ролях.
Над камином висел карандашный набросок: человек в средневековом костюме откинул с лица капюшон плаща. Лицо его было прекрасно, притягательно. Большие глаза, правильные черты, рот нежной формы и вместе с тем очень мужественный. Во взгляде читалась сила и решительность, однако эти качества в людях не были самыми привлекательными для Мартины. В стекле, которым была покрыта картина, Мартина разглядела собственное отражение, а рядом — отражение лица сторожа… Потом отражение пропало.
В уголке картины стояла подпись. Мартина пригляделась и прочитала: «Всякий». Одно только слово.
— Похож, а? — сказал сторож за ее спиной.
— В каком смысле? — переспросила девушка.
— Ну да! Вы что, не узнали хозяина?
— Хозяина?
— Да что вы осторожничаете! Как будто не знаете сами… Это мистер Адам Пул, хозяин нашего заведения — неужели не признали?
— А-а, — протянула Мартина и сдавленным голосом добавила: — Ну да, я же видела его в кино, конечно…
— Ах, в кино! — рассмеялся он. — Где же находилось это кино, милая? В вашей Австралии? Что ж вы его не разглядели как следует? Вам, наверное, просто мешали смотреть на экран пробегающие кенгуру, а?
Он хоть и держался дружелюбно, все старался поиронизировать над происхождением Мартины. Для девушки проще всего было бы просто оставить его слова без внимания, а она пустилась вдруг в пространные объяснения, что, дескать, конечно, она видела в фойе портреты мистера Пула и сразу его узнала и все такое прочее… Более того, она знает его еще по фильмам, которые видела в Новой Зеландии. Просто она так загляделась на рисунок, что не сразу… Но все эти слова звучали, конечно, крайне неубедительно.
Сторож выслушал ее излияния с двусмысленной усмешечкой и заключил:
— Ладно вам извиняться. Будто я не понимаю! Он же просто сводит с ума всех баб — стоит им посмотреть на него, о родной мамочке забывают…
— Но я этого вовсе не имела в виду! — холодно сказала Мартина.
— Да бросьте! Вы бы видели дамочек, которые так и виснут на нем гроздьями, стоит ему выйти из театра! Я уж насмотрелся, так что кое-что в этом просекаю! Ну все, хватит, пошли работать, а то так до рассвету не управимся!
С этими словами он прошел по коридорчику к другой двери, отпер ее и обернулся в ожидании Мартины.
* * *
Как только Мартина ступила на порог гримерной, сразу ощутила застоявшийся запах пудры и румян… Комната выглядела заброшенной. К аромату косметики примешивался еще какой-то запах. Кажется, газ. Ну да ладно. Трюмо выглядело совершенно неосвоенным, перед зеркалом валялось несколько коробочек с пудрой и сломанная шпилька.
Обстановка была просто шикарной. Французская кушетка в стиле эпохи Наполеона, изящное кресло перед зеркалом в золоченой раме. Толстый красный ковер на полу, слегка протертый в одном месте… Шкафчики с одеждой, оклеенные плакатами с красочными изображениями Пьеро и Коломбины, собраны в центре комнаты. У стены стояла газовая плита с пустым тазиком на конфорке.
— Ну вот, — сказал сторож. — Вот оно, ваше хозяйство.
Мартина повернулась.
— Уютно, — заметил он. — Уютное гнездышко, а?
Парень сделал шаг к ней навстречу. Мартина отшатнулась.
— Спасибо вам, вы очень добры, что показали мне дорогу, — бросила она. — Теперь я, с вашего позволения, постараюсь справиться одна. Еще раз спасибо.
— Не стоит. Еще увидимся! — Он неожиданно взял ее за руку. — А вы ведь, похоже, вымокли под дождем. Бедная девочка.
— Ничего, я уже высохла. Со мной все в порядке.
Мартина подошла к платяному шкафчику и выдернула первый попавшийся ящик. Боковым зрением она увидела, что сторож решил закурить и чиркнул спичкой. В следующее мгновение грянул взрыв.
От плиты валил серый дымок… Ошеломленная Мартина издала короткий пронзительный вопль.
— Ничего-ничего! — крикнул сторож, смеясь. — Вы не суеверны, милая?
— Суеверна?
Он сделал неопределенный жест в сторону плиты.
— Ну, вы же знаете, что я имею в виду…
— Что? Я ничего не понимаю!
— Неужели вы не слышали про случай с «Юпи»? Ну, в театре «Юпитер»? И вам никогда ничего не говорили про склоки у актеров?
Плита издала треск — приходила в себя после взрыва.
— Ну, дело было не вчера, а несколько лет назад, — заметил сторож. — Меня тут и самого не было, когда все произошло. Но вам этого все равно нельзя забывать, как бы давно это ни случилось.
— Что случилось-то? — нервно переспросила Мартина.
— Так вы точно не суеверны?
— При чем тут суеверия? Нет, не суеверна, если это так важно!
— Ладно. Чувствуется, вы не так-то давно занимаетесь этим ремеслом. Да и я тут недавно работаю. Позвольте пожать вашу прелестную ручку.
Сторож протянул свою клешню, и Мартина легкомысленно ответила на пожатие, после чего долго не могла высвободить руку…
— Так вот, это было лет пять назад, — начал он. — Одна краля из этих самых актрис повздорила с другой кралей — понимаете? И решила уделать свою противницу, понимаете? Причем уделать очень хитро — подпилить газовую трубу в ее гримерной. Представьте себе, если взорвется газ, все здесь может запросто заполыхать. А если вы сами, находясь в гримерной, еще и пьяны в стельку, то вы просто не проснетесь и сгорите! А вы вот, например, могли быть и пьяны, если бы эта ваша размалеванная девица Трикси влила бы вам на пару глотков бренди побольше! Вот ведь как бывает, детка!
Так вот, тот случай привел, конечно, к самым гадким вещам, были всякие комиссии, следствие, то да се… Даже театр закрывали, ну и так далее. Да и публику это отпугнуло — разве это дело, ежели любимых актеров сжигают газом в собственной гримерной? Но потом они отгрохали ремонт, о происшествии все позабыли, и театр снова стал работать. А хозяин запретил вообще вспоминать об этом случае. Он даже поменял название заведения, если хотите знать. Странно все-таки, правда? Но нам с вами вообще-то все равно. Не правда ли? Нам просто нужно быть осторожными и тихими… Не так ли?
Слово «тихими» сторож произнес с каким-то особым значением. Мартина продолжила исследование содержимого ящиков. Она повернулась спиной к сторожу. Он уже начинал раздражать ее своей назойливостью.
Стельки у нее были мокрые насквозь, да и на спине под блузкой девушка ощущала липкий холодный пот. Поскольку блузку снять было нельзя, она скинула туфли и осталась стоять на ковре босиком.
— Ага, туфельки сбросили? — немедленно отреагировал сторож с живейшим любопытством. — Надо их подсушить, что ли?
Он подошел к ней поближе и нагнулся за туфлями. И вдруг его широкая ладонь протянулась чуть дальше и легла на ее босую ногу…
— Да вы и без чулочков… — донеслось хриплое бормотание.
Мартина почувствовала одновременно страх и отвращение. Кроме того, ситуация вообще была довольно глупой. Она смертельно устала, и ей было страшно неловко за отсутствие чулок…
— Послушайте, дорогой мой, — сказала она, стараясь говорить ровно, — вы очень добры ко мне, правда. Я вам очень благодарна, но не оставите ли вы меня тут одну — мне надо наконец заняться своей работой, и я ужасно устала за сегодняшний день…
Сторож убрал руку с ее ноги и удивленно посмотрел Мартине в лицо.
— Ну что ж, о'кей, — протянул он несколько разочарованно. — Устали так устали… Я не в обиде…
Он поднялся на ноги, поставил ее туфельки сушиться на решетку у плиты и пошел к двери. Там он обернулся.
— А вы — командир! — заметил сторож одобрительно. — Вы далеко отсюда живете?
— Не знаю, — хмыкнула она. — Мне еще предстоит где-то устроиться. У Паддингтонского вокзала есть такая простенькая гостиница, и я думаю…
— А что такое, вы обанкротились? На мели?
— Со мной все в порядке, я вам уже десятый раз повторяю. Теперь, когда я нашла эту работу, у меня действительно все хорошо. Будет хорошо.
Парень засунул руки в карманы.
— Вы будете ночевать у меня в комнате, — сказал он.
— Нет-нет, ради Бога, нет. Не надо всего этого.
— Но ведь мы же друзья, чего уж там?
— Ну… Не совсем. Вы были ко мне очень добры, но извините, я как-нибудь сама справлюсь со своими делами…
— М-да, вы настоящий командир… — повторил он с уважением. — Но вообще-то я никак не могу понять, что вы за птица. Честное слово, просто не дотумкаю. Этакий у вас говорок странный и все такое… Серьезно, вы что, из благородной семейки, которая вдруг обанкротилась? Вы попали в какую-то историю?
— Да не было никакой истории.
— Ну ладно, как скажете! — Сторож шутливо поклонился. — Больше вопросов не задаю.
Он вышел в коридор и снова обернулся:
— Знаете что, это против моих правил, но больше я пробовать не стану… Мой сменщик меня подменяет в девять утра, и я могу ему мигнуть, пусть попробует, может, он вас больше устроит… Я в «оранжерее» огонь зажег, там тепло, и кресла мягкие, так что располагайтесь, как вам удобно.
— Ой! Как? Я могу… Я могу ночевать в «оранжерее»? — переспросила Мартина с замиранием сердца.
— Наверное. Никогда нельзя сказать, чего можно, а чего нельзя, пока хоть раз не попробуешь. Но будьте осторожны, ясно? А то мне шею из-за вас намылят… И не падайте духом! Помните, все едино: что в лоб, что по лбу…
Сторож наконец удалился. Мартина выглянула в коридор — желтый луч его фонарика был уже в самом конце, у начала лестницы на сцену.
— Спасибо вам! — крикнула вдогонку Мартина. — Не знаю вашего имени, но вы мне очень помогли, очень… Спокойной ночи!
— Можете звать меня просто Фред! — донесся ворчливый голос из темноты.
Хлопнула дверь. Девушка осталась в полном одиночестве.
Она вздохнула, собралась и приступила к своей новой работе.
* * *
К десяти часам Мартина наконец все закончила. До этого ей пришлось преодолеть собственную усталость, вялость, боязнь, неразбериху в вещах и костюмах…
Теперь на вешалках висели пять тщательно выглаженных платьев, на полочке у трюмо была разложена косметика. Оставалось только купить розы для мисс Элен Гамильтон.
Мартина устало откинулась на спинку кресла и стала рассматривать фотографии, которые она сняла со стены. Это были обычные студийные портреты, на обороте были от руки подписаны краткие заметки: «Элен от Адама, 1950 год». Наверное, она за него тогда собиралась замуж, подумала девушка.
Мартина встала и пошла к двери. На пороге она остановилась, испугавшись, что забыла сделать что-нибудь существенное. Нет-нет, успокоила она себя, обводя взглядом гримерную, ничего, все в полном порядке… И вдруг взгляд Мартины случайно упал на собственное отражение в большом зеркале. Нет, в принципе тут ничего дурного не было, просто она оценила себя со стороны: девушка в желтом свитере, натянутом на черную блузку, с прилипшими ко лбу темными нечесаными прядями… Бледное, осунувшееся лицо, синева под глазами, красивый (в принципе), но запавший ротик… Этакая измочаленная Золушка… Фу! Мартина откинула волосы со лба, поправила блузку и пригляделась снова. Нет, все равно это просто ужасно.
Тогда она выключила свет и пошла по коридору к «оранжерее». Там, свернувшись калачиком на мягкой кушетке под собственным пальто, Мартина проспала до самого утра.
