Во всей усадьбе Грейндж лишь одна дама не испытывала ни беспокойства, ни раздражения. Речь идет, разумеется, о мисс де Сильва. Да и та ощутила легкую досаду, обнаружив, что не только вынуждена пользоваться одной ванной с мисс Фосетт и мистером Гестом, но что там нет еще и душа. Этот факт лишний раз свидетельствовал о порочности сэра Артура как домовладельца.

После Лолы ванную занял Стивен Гест. Там оказалось полно пара, на полу стояли лужицы, пахло какими-то экзотическими духами. Стивену стало муторно; он не мог заставить себя влезть в ванну, пока этот запах не будет полностью смыт, а поскольку не привык, чтобы ему прислуживали, то взялся за эту неприятную задачу сам. Настроение его, и без того мрачное, ухудшилось еще больше.

Стивен любил Фэй вот уже два года, поначалу молча, издали, но с непоколебимым постоянством сдержанных натур. Других женщин, если не считать одного юношеского увлечения, в его жизни не было, и он твердо знал, что не будет. Хрупкая, беспомощная Фэй целиком завладела сердцем сурового мужчины, и он, не пытаясь облечь свои чувства в страстные слова, давно решил, что на свете не может — да и не должно быть такого, чего бы он ни сделал ради нее.

За годы, проведенные, по его собственному выражению, в самых суровых уголках земли, Стивен привык брать сильной рукой все, что нужно, но теперь он оказался опутанным сетью условностей. Ради своих целей Гест без колебания разорвал бы эту сеть, однако его останавливала Фэй, которая, подобно всем робким женщинам, трепетала перед условностями. Находиться в доме ее мужа, бесстрастно держаться при виде ее несчастий оказалось для Стивена серьезным испытанием воли, чего нельзя было сказать, глядя на неизменно спокойное выражение его лица. Приезжал Гест потому, что этого хотела Фэй. И даже в глубине души не упрекал ее в эгоизме, как не упрекал и самого себя за нечистые помыслы; согласись она, и он бы похитил ее из-под носа у мужа без малейших угрызений совести.

Но Фэй по-прежнему казалась далекой от согласия на столь решительный шаг, а тут еще предстояли два дня, пожалуй, почище всех тех, что Стивен претерпел в Грейндже. Вдевая в манжету неподатливую запонку, он размышлял, как бы ему поделикатнее помочь Фэй — то ли переключить внимание Лолы на себя, хоть эта перспектива и приводила его в ужас, то ли попытаться вклиниться между сэром Артуром и несчастной мишенью его гнева. Надо надеяться, Дайна придет на помощь сестре. Молодчина эта девушка.

Дайна, снимая с вешалки вечернее платье, тоже понимала, что ближайшие два дня будут нелегкими, но неизменное чувство юмора не позволяло ей пасть духом. Если бы не сочувствие сестре, она бы даже забавлялась выходкой Джеффри, — право, приятно было бы посидеть сложа руки признательной зрительницей. Но поскольку главным страдающим лицом будет беспомощная Фэй, Дайне придется постоять за сестру, пустив в ход все возможные и невозможные средства, в крайнем случае самой стать мишенью нападок Артура.

Сэр Артур, слоняясь из комнаты жены в свою и обратно, вносил, по собственному выражению, ясность. Во всех неприятностях этого ужасного конца недели, от приезда Дайны до разношерстного сборища, которое через полчаса усядется за обеденный стол, повинна Фэй. Не будь она дурой, небось догадалась бы послать телеграммы с извинениями Дайне и Гесту. И не приглашала бы приходского священника с женой к обеду, да еще на этот вечер.

Фэй мямлила, что приглашение послано неделей раньше, но супруг был глух к ее оправданиям, и у бедной женщины щемило сердце при мысли, что он терпеть ее не может.

Нет. Неприязни к ней сэр Артур не питал, даже любил ее, правда, как-то высокомерно любил, снисходя; к несчастью, она растеряла все свое очарование и превратилась из застенчивой, восторженной девушки, на которой он женился, в робкую, раздражающе чопорную женщину, которая с нервозной неловкостью пыталась умиротворять его на каждом шагу и которой невозможно было не грубить. Худшим ее преступлением в глазах сэра Артура было то, что она оставалась бездетной, не родила ему подающего надежды сына, который бы утешил за разочарование, постигшее его с Джеффри, с этим бельмом на глазу, сыном от первой жены, которая опозорила двадцать один год назад его имя, сбежав с каким-то жалким штафиркой, вдобавок никогда так и не женившимся на ней.

Раздражал его и приезд племянника. К Френсису сэр Артур питал искреннее расположение; Френсис, как и подобает всем приличным молодым людям, служил в армии, был у командира полка на хорошем счету. Умел одеваться, выглядел стоящим офицером, увлекался псовой охотой и недурно стрелял. Никакой гуманитарной придури, настоящий Биллингтон-Смит. Но мот; кажется, решил, что дяде больше нечего делать, как оплачивать его долги. Этому надо положить конец. Если он явился опять клянчить денег, то на сей раз он получит хороший урок.

Френсис приехал без приглашения, и винить Фэй за визит племянника было нельзя. Но сэра Артура это все равно раздражало. Он спросил, почему она, черт возьми, не пользуется косметикой, как другие женщины, а выглядит словно бледная поганка.

Если бы Джеффри, Френсис и Дайна прикатили в другое время, он бы так не злился. Надо же — готовился к визиту Холлидеев, и теперь все пошло насмарку! Против присутствия Геста он ничего не имел. Пусть сидит себе и восторгается Фэй сколько влезет; она слишком порядочна, чтобы позволить себе лишнее; к тому же знает, что такого материального благополучия ей больше никто не обеспечит. Гест развлекал бы Фэй, а он тем временем вел бы свою игру с Камиллой. Соблазнительная бабенка эта Камилла; кажется, руки у нее загребущие, но она готова (или он очень ошибается) расплатиться за все, что получит. Муж у нее бестолочь. Не способен найти мужскую работу и твердит, что виновата в этом война. Да и все это поколение такое никчемное, вечно жалуется на судьбу, никакого мужества; попался бы ему в старом полку такой под руку!

А Бэзил Холлидей с грустью чистил щеткой пиджак и утешался мыслью, что костюмные брюки не особенно залоснились. Он питал к сэру Артуру презрение — более того, ненавидел эту похотливую свинью — и размышлял, что на уме у Камиллы. Нравиться ей этот солдафон не может; определенно нет. Просто у нее манера флиртовать с кем попало, и расстраиваться из-за этого не стоит. Ей вполне можно доверять. Оставалась же она с ним, когда, видит Бог, у нее были возможности уйти. Однако зря он согласился приехать сюда. Конечно, дармовые стол и кров — веский довод, так сейчас и приходится жить, подлаживаться к людям ради приличного обеда, приготовленного не дурой-кухаркой, портящей все, к чему ни притронется. Если женщина любит беззаботную жизнь и хорошие вещи, приходится ради этого забывать о гордости, раз никчемный муж не способен заработать больше пятисот фунтов в год. Он не винит Камиллу; только этот чертов генерал с кучей денег, громовым голосом и похотливыми лапами слишком много себе позволяет. К тому же он еще и дурак; один из тех вояк — таких немало пришлось повидать за войну, — которые считают, что весь мир находится в долгу перед британской армией. Бэзил бросил обеспокоенный взгляд на дверь, ведущую из гардеробной в спальню, где Камилла красилась перед туалетным столиком. И явственно представил ее выщипывающей волоски из тонких бровей. Он не знал, что у нее на уме, и не хотел спрашивать. В голове ощущалась легкая ноющая боль. Если заговорить с Камиллой, это лишь повлечет за собой очередную ссору, а они и без того часто ссорятся. Лучше уж не разыгрывать из себя Отелло.

Камилла старательно наводила макияж, решив во что бы то ни стало затмить Лолу. Она надела розовое шифоновое платье, за которое еще не расплатилась, но вскоре расплатится — если повезет. С алыми блестками, мерцающими при ходьбе, с очень низким вырезом. Даже слишком низким, пришлось подложить изнутри серебристое кружево. Все женщины сочтут, что такое платье не годится для званого обеда в загородном доме, ну и пусть. Генералу оно понравится; он станет поглаживать ее (старый влюбленный идиот!), и черт с ним. Досадно, что явилась эта гнусная танцовщица из кабаре, испортила ему настроение. Надо будет вести тонкую игру, подбадривать генерала, слушать его ужасные рассказы об Индии, всякий раз начинающиеся «Когда я был в Пешаваре», или в «Веллингтоне», или еще в ка-кой-то дыре и неизменно заканчивающиеся громовым хохотом. Придется дать ему возможность немного поласкать себя. Неприятно целоваться с мужчинами, у которых усы щеточкой, но тут уж ничего не попишешь, да еще в такое время, когда половина мужчин, стоит с ними познакомиться, через полчаса лезут целоваться; волей-неволей всякая привередливость быстро проходит. Иметь дело с генералом в общем-то легко. Не самый худший вариант среди всех этих самодовольных мужчин. Достаточно слегка подзавести его, так он тут же растает, а там уж надо быть круглой дурой, чтобы не выманить щедрого подарка. А побрякушек брать не стоит. За драгоценности сейчас ничего не получишь. Видит Бог, если у нее в ближайшее время не заведутся наличные, она окажется в жутком положении.

Все будет прекрасно, только бы не мешал Бэзил. Бедняга весь день сидел как в воду опущенный и вполне может выйти из себя от ревности, испортить все представление. Пора бы ему понять, что у нее есть голова на плечах. Беда в том, что он никак не расстанется с допотопными представлениями о женщинах и о чести. Это, конечно, выглядит очень мило, но в нынешние трудные времена достойно лишь жалости. Черт возьми. Уже без десяти восемь, а она еще не привела в порядок ресницы. Ладно, пусть остаются как есть; ни к чему сердить старика, опаздывая на этот треклятый званый обед.

Внизу, в длинной обшитой белыми панелями гостиной, приученная к пунктуальности Фэй ждала остальных с двадцати минут восьмого. Вид у нее был усталый, но в цветастом платье с туманными разводами, в тон обивке кресел, выглядела она миловидно. Стивен Гест вошел в гостиную следом за ней. Она тоскливо улыбнулась — от этой улыбки у него защемило сердце— и стала поправлять ему сбившийся набок галстук-бабочку.

— Дорогой Стивен, — с заботливой нежностью сказала она, — купи себе обычный галстук. Его гораздо легче повязывать.

Фэй стояла вплотную к нему, ласково глядя снизу вверх своими голубыми глазами, и Стивен не сдержался. Внезапно обнял ее и крепко прижал к себе.

— Фэй, ты должна решиться. Так продолжаться не может. Пойми, я ведь не из железа.

Голос его звучал глухо, хрипло, губы искали ее губ.

— Стивен, пожалуйста, не надо, — еле слышно говорила она. — Пожалуйста! Артур... слуги. Стивен, пожалей меня, держи себя в руках.

Он выпустил ее, дыхание его участилось, широкое лицо раскраснелось.

— Послушай, Фэй! Ты любишь меня, а я тебя. И нас разделяют какие-то проклятые условности. Когда-нибудь я не выдержу, пошлю всех к черту, и получится замечательный спектакль. Неужели ты не можешь взглянуть правде в глаза и убежать со мной? В Англии мы не останемся — видит Бог, она мне осточертела. Слишком уж тут много чопорности. Я увезу тебя куда захочешь. И обойдемся без бракоразводного процесса.

— Не могу. Это безнравственно! Напрасно я пригласила тебя, но мне так хотелось с тобой увидеться. Дайна считает, что это дурно с моей стороны, и она права. Это действительно дурно; однако если совсем не видеться с тобой, то лучше умереть.

При виде ее страданий гневный румянец исчез с лица Стивена. Он взял ее руку и неуклюже погладил.

— Извини. Я не хотел расстраивать тебя, дорогая. Тебе и без того несладко. Только нам надо найти какой-то выход, так ведь? Но не будем сейчас об этом говорить. Я здесь для того, чтобы служить тебе опорой, помогать, чем смогу.

Глаза Фэй наполнились слезами.

— Стивен, ты так добр ко мне. Я дрянь, раз допускаю, чтобы ты попусту тратил из-за меня свою жизнь.

Гест хотел ей ответить, но из коридора донесся голос сэра Артура, и через несколько секунд генерал вошел в гостиную. Следом за ним Финч внес поднос с коктейлями и поставил на столик у стены. Где-то в отдалении прозвенел электрический звонок, и Фэй сказала с вымученной оживленностью:

— Это, должно быть, Чадли. Они всегда приходят вовремя.

Но то оказались не Чадли, а миссис Твининг, о чем Финч тут же доложил.

Вдове Твининг можно было дать и сорок пять лет, и все шестьдесят. Жила она по соседству, в каких-нибудь пяти милях, и часто наезжала в гости. Говорила, что, поскольку знакома с Артуром много лет, считает себя своим человеком в доме. Делая это заявление, она с легкой насмешкой приподнимала брови, однако генерал, видимо, снисходя к ней как к старой знакомой, оставлял такую фамильярность без внимания.

Когда миссис Твининг поселилась в этих местах, на нее поначалу смотрели с легким подозрением. Одевалась она безупречно, даже с некоторой претензией, и люди, естественно, сомневались, стоит ли заводить с ней знакомство. Хорошо обеспечена, но откуда взялась — непонятно. Однако вскоре стало известно, что большую часть жизни она провела за границей, на таких известных военных базах, как Египет и Мальта, и даже в Индии, где и схоронила полковника Твининга. Все это выглядело вполне прилично, а когда обнаружилось, что она давно знакома с сэром Артуром Биллингтон-Смитом, местные дамы косяком потянулись к ней в гости.

Оказалось, что она прекрасно воспитана, умна, и все лучшие семьи стали принимать ее радушно.

Миссис Твининг вошла грациозным, уверенным шагом и, пожимая Фэй руку, непринужденно сказала:

— Очень рада, что явилась вовремя. Кажется, у меня в доме все часы врут, и я боялась застать вас всех уже за столом. Здравствуй, Артур.

— Вы помните мистера Геста, не так ли? — спросила Фэй.

— Да, прекрасно помню, — ответила гостья, улыбаясь ему. — Мистер Гест рассказал мне о западных штатах много такого, чего я не знала.

— Надеюсь, я не наскучил вам? — спросил Стивен с легким смущением.

Миссис Твининг села в глубокое кресло, положив руку на подлокотник.

— Напротив, мистер Гест, вы заинтересовали меня. До тех пор мое представление об этой части света складывалось по скверным фильмам, которые я имела несчастье смотреть.

Стивен стал ее уверять, что фильмы эти большей частью совершенно надуманные, но тут появились Холлидеи и Дайна. Через пару минут к ним присоединился Френсис, еще более лощеный, чем обычно, а затем и сэр Артур — заняв господствующее положение у холодного камина, он стал раздавать коктейли. Вскоре Френсис сменил его, а хозяин взял на себя обязанность положить начало общему разговору, для чего заметил, что дождя как будто не предвидится; как там сад миссис Твининг, он не знает, но его собственному дождь просто необходим.

Тема оказалась животрепещущей, и всем нашлось что сказать — от Камиллы Холлидей, попросившей сэра Артура не призывать дождя сегодня, до Стивена Геста, заметившего, что земле нужна влага.

Посреди этой дискуссии в гостиную прошмыгнул с виноватым видом Джеффри, но если он рассчитывал, что его запоздалое появление останется незамеченным, то ошибся. Стоявший лицом к двери отец сказал грубовато-добродушным голосом, в котором слышалась подспудная угроза:

— Припоздал, мой мальчик? А в дни моей юности мы бывали готовы к приему гостей...

Джеффри покраснел. Совершенно в отцовском духе — обращаться с ним при гостях будто со школьником.

— Виноват! — буркнул он и направился к подносу с коктейлями.

Сэр Артур резко одернул его:

— Вы забыли о хороших манерах, сэр! Поздоровайтесь с миссис Твининг!

Джеффри покраснел еще больше.

— Я не заметил вас, тетя Джулия. Здравствуйте.

Миссис Твининг похлопала по стоящему рядом креслу:

— Садись сюда, Джеффри. Давно тебя не видела. Говорят, ты собираешься жениться?

Генерал издал что-то среднее между кваканьем и презрительным смешком. Миссис Твининг повернула к нему голову в безукоризненном чепце.

— Прошу прощения, Артур? — спокойно спросила она.

— О женитьбе поговорим, когда у него молоко на губах обсохнет, — ответил генерал, направляясь к Камилле.

— Преподобный отец и миссис Чадли, — объявил с порога Финч.

Вошли приходский священник с супругой.

Преподобный Хилари был уже почти старик — сутулый, с добродушным выражением аскетического лица. Этот приход он получил всего четыре года назад. Лучшую часть жизни он провел, трудясь в самых отвратительных трущобах, какие только можно представить, и лишь когда его здоровье наконец сдало, согласился жить в сельской местности. Для роли сельского священника Чадли не особенно годился, так как не одобрял охоту и не любил проводить время в компании. Генерал утверждал, что у этого размазни не все дома. Священник говорил с печалью, но убежденно, что сэр Артур живет в грехе. Если бы не советы весьма осторожного епископа и не доводы жены, мистер Чадли ни за что не посещал бы дом генерала. Он не признавал развода. Это, разумеется, создавало несколько напряженную атмосферу в тех редких случаях, когда он по долгу пастыря посещал Грейндж. Однажды Чадли попытался заставить сэра Артура осознать свой грех. Но успеха не добился, и они полгода не разговаривали. Будь на то его воля, священник больше никогда не заговорил бы с генералом, но своей воли у него не было. Как-то к нему на обед приехал епископ и побеседовал тактичнее и убедительнее, чем всегда. Преподобный Хилари, стареющий и усталый, понял, что ему не выстоять. Епископ, видимо, признавал развод и повторные браки, он напомнил, что сэр Артур не только один из самых влиятельных землевладельцев в округе, но и церковный староста. Выходило, что нельзя взывать к покаянию богачей, занимающих в церкви передние скамьи, делающих взносы на ремонт храма и играющих ведущие роли на собраниях прихожан.

Священник нехотя сдался и не реже трех раз в год ужинал с женой в Грейндже. К несчастью, один из этих ужинов пришелся на то время, когда в доме находилась мисс де Сильва. Генерала бесило, что преподобный Хилари, имевший наглость осуждать его нравственный облик, встретится с отвратительной девкой, которую Джеффри посмел привезти в дом. Лола даст этому мерзкому старику повод для нападок, а его супруге тему для болтовни на много недель.

Миссис Чадли, пожимая руку Фэй, объясняла, как они боялись слегка опоздать, потому что им вздумалось в сегодняшний вечер идти пешком от своего дома. Супруге священника, худощавой женщине с загорелым лицом и сильной проседью в волосах, позволяющей только гадать об их цвете в юности, было явно за пятьдесят. Добрые люди говорили, что она, видимо, когда-то была красавицей, но плохо сохранилась и не следит за своей внешностью. Миссис Хилари носила пенсне, пренебрегала пудрой и щипцами для завивки волос, обладала талантом покупать платья, сшитые по предпоследней моде. Ее подслеповатые глазки смотрели очень пристально, придавая лицу змеиное выражение, голос, очевидно, звучавший в девичестве детским дискантом, теперь стал просто визгливым.

И она, и ее муж отказались от коктейлей, но священник все же принял стаканчик хереса, заметив Дайне, что так и не привык к современному аперитиву. Потом перевел кроткий взгляд на беседующую с Френсисом Камиллу, чем вызвал у нее бессмысленный смешок. Священник слегка заморгал, что было вполне понятно, поскольку алые блестки на ее платье ослепительно сверкали, и подался к Дайне.

— Кажется, я не расслышал фамилию этой дамы, — сказал он извиняющимся тоном. — Слегка глуховат, знаете ли; жена моя говорит, это весьма досадный недостаток.

— По-моему, большинство людей, представляясь, бормочут под нос, — ответила Дайна. — Это миссис Холлидей.

— Вот как? — Священник поглядел на Камиллу с любопытством. — Я некогда знавал в Лондоне одного Холлидея. Однако непохоже, чтобы они состояли в родстве.

В коридоре пробили высокие стоячие часы. Генерал взглянул на свои наручные, словно сверяя их ход.

— Видишь, Хилари, мы все же не опоздали, — сказала с довольным видом миссис Чадли.

Дайна потихоньку подошла к Джеффри, угрюмо стоявшему за креслом миссис Твининг.

— Если не хочешь, чтобы Артур еще пуще рассвирепел, иди поторопи свою невесту.

Миссис Твининг обернулась. Ее холодные серые глаза весело блеснули.

— Вот именно! — негромко сказала она. — Рассвирепел!

Дайна покраснела.

— Я не хотела, чтобы вы услышали, миссис Твининг. Но ведь он вечно так нудит...

— Он всегда нудил, — ответила та. — Джеффри, дорогой, право же, я думаю, тебе стоит последовать совету Дайны. Кажется, общество уже устало ждать.

— Это бессмысленно, — ответил Джеффри. — Лола не любит, чтобы ее торопили.

Голос его, заполнивший внезапный перерыв в общем разговоре, привлек внимание миссис Чадли. Она тут же подошла, позвякивая золотыми цепочками на шее.

— О, да здесь Джеффри! — воскликнула она, протягивая руку. — А я вас и не заметила. Наверное, пора менять линзы в пенсне. Как поживаете? Кажется, мы уже не виделись целую вечность!

— Да, я был в городе, — сказал он, пожимая ее птичью лапку.

— Наверное, все пишете, — кивнула миссис Чадли. — Я недавно прочла ваше стихотворение в одном журнале. По-моему, очень хорошее, хоть, конечно, и непонятное для меня. В юности я тоже баловалась стихами — только вряд ли их взяли бы в печать. Мы писали друг другу в альбомы, но теперь это, кажется, совершенно вышло из моды.

Джеффри, писавший совершенно всерьез, хотя и от случая к случаю, стихи без рифмы и, как полагали непосвященные, без смысла, передернулся и пробормотал что-то неразборчивое.

— Вы должны рассказать мне о себе, — сказала миссис Чадли, повергнув его в ужас. — Наверняка видитесь в Лондоне со множеством интересных людей, весело проводите время с собратьями по перу.

Ее прервал голос генерала:

— Не знаю, долго ли твоя... невеста... намерена держать нас в ожидании, но хочу заметить, что уже десять минут девятого!

Последние слова он отчеканил особенно резко.

В глазах миссис Чадли блеснул интерес.

— Вот так так! Джеффри, значит, вы готовитесь к свадьбе? Представления не имела. И невеста ваша здесь? Стало быть, отмечается помолвка?

— Ничего подобного! — заявил сэр Артур, вынужденный назвать Лолу невестой, потому что не сумел выговорить ее гнусное иностранное имя.

Миссис Чадли, почуяв разлад, быстро взглянула на генерала и опять заговорила с Джеффри:

— Для меня это большой сюрприз. Полная неожиданность! Мне не терпится познакомиться с нею. Жаль девушку, ей придется войти сюда под столькими взглядами.

Дверь распахнулась, и после секундной паузы, достаточной, чтобы все поглядели в ее сторону, вплыла мисс де Сильва.

Нетрудно было догадаться, почему она опоздала. Ее черные кудри, днем спадавшие на шею, были завиты в густую массу, создающую вокруг лица ореол. Накрасилась она по парижской моде — мертвенно-бледная кожа, ярко-красные губы и очень черные ресницы. На ней было черное бархатное платье с бриллиантовой застежкой у горла. Совершенно простое, туго облегающее, с длинным шлейфом, обшитым красной лентой, и вырезом сзади до самой талии. На запястьях сверкали усеянные бриллиантами (миссис Чадли сильно подозревала, что искусственными) браслеты, в каждой руке она держала по вееру из окрашенных пурпуром петушиных перьев. Мисс де Сильва выглядела столь же неотразимо, сколь и неуместно, и генерал при ее появлении лишился дара речи.

— Я, конечно, задержалась, — объявила Лола, — но моей вины здесь нет. У Джеффри хватило глупости везти меня в маленькой машине, куда не вместился мой багаж. Предупреждаю сразу — коктейли с джином я не пью, на мой вкус, они отвратительны. А так меня все устраивает, можно приступать к ужину.

Священник наклонился к уху Дайны и удивленно спросил громким, как у всех глухих, шепотом:

— Прошу прощения. Насколько я понимаю, это и есть невеста Джеффри?

— Да, — ответила Дайна, отрывая взгляд от оцепеневшей миссис Чадли. — Э... да. — После чего она неблагоразумно позволила себе взглянуть на сэра Артура, и к ее горлу подступил неудержимый смех. Пришлось ей спешно ретироваться в глубь комнаты.

Фэй с напускной живостью представила Лолу собравшимся. Миссис Твининг произнесла своим несколько протяжным голосом:

— Дорогая моя, я уверена, что представлять мисс де Сильва нет нужды. Думаю, все мы слышали о ней и ее танцах.

— Это так, — любезно согласилась Лола. — Я очень знаменита не только в Англии, но и повсюду.

— Обед подан, милорд, — объявил Финч, появляясь в дверном проеме, словно спасительное провидение.

Генерал резко повернулся и, будучи все еще не в силах вымолвить ни слова, подал руку миссис Твининг.

Гости чинными парами потянулись за ними в столовую.

Столовая находилась в конце коридора, напротив генеральского кабинета, и представляла собой просторный мрачноватый зал с малиновыми шторами, обставленный мебелью красного дерева. На стенах висели темные картины в массивных позолоченных рамах, и Лола, усаженная напротив одной из них, тут же возмутилась. На полотне были весьма правдоподобно изображены всевозможные фрукты и овощи, беспорядочно разбросанные вокруг пары фазанов и убитого зайца. Едва сев, мисс де Сильва углядела этот шедевр и вскочила с гневным криком:

— Не могу я сидеть перед этой отвратительной мазней! На ней окровавленное мертвое животное, при одном взгляде на него меня тянет упасть в обморок!

— Дорогая, это всего-навсего заяц, — сказал Джеффри, поняв, что прекратить эту сцену придется ему.

— Вижу! Не слепая. А видеть зайца — к несчастью. Я и так уже страшно расстроена, но, наверное, снять такую большую картину невозможно. Будет лучше, если я сяду там, откуда ее не видно.

Генерал наконец обрел дар речи.

— Право же! — воскликнул он. — Неужели вы воображаете, что я стану снимать картины ради...

Дайна подскочила.

— Хорошо, — торопливо сказала она. — Давайте поменяемся местами, мисс де Сильва.

Лола со сдержанным видом обошла вокруг стола и села между Френсисом и священником.

— Вот все и устроилось.

Священник обернулся и внимательно разглядел картину, потом любезно обратился к Лоле:

— Вы против убийства животных, мисс де Сильва? Тут мы все, естественно, должны согласиться с вами.

— По мне — пусть их убивают, только я не желаю глазеть за едой на дохлого зайца с окровавленной мордой, — твердо ответила Лола.

Священнику, вегетарианцу и пацифисту, такой ответ не понравился. Он смущенно и разочарованно отодвинулся от нее. Миссис Чадли, всегда с неизменной пылкостью поддерживавшая супруга, тут же подала голос с другой стороны стола:

— Уверяю вас, мисс де Сильва, сейчас очень многие осуждают любое кровопролитие.

— В моей стране, — ответила Лола, принимаясь за суп, — это никому и в голову не приходит.

— Лола — мексиканка, — доверительно пояснил жене священника сидящий рядом с ней Джеффри.

— Мексиканка! — повторила миссис Чадли. — Вот оно что! Ну, тогда все понятно. Ужасная страна! И с этим ничего не поделаешь, они все католики, так ведь? А мисс де Сильва, насколько я поняла, танцовщица? Танцует, разумеется, на сцене? Что ж, люди все разные, а я, думаю, достаточно терпима... Вижу, мистер Гест опять у вас. Частый гость, не так ли?

Фэй, услышав последнее замечание, слегка покраснела и потеряла нить и без того натужного разговора со священником, Лола между тем живописала перед Френсисом свой успех во Франции, а сидящая слева от него Камилла Холлидей упрямо старалась перехватить его внимание. Генерал обращался только к миссис Твининг и миссис Чадли, но время от времени злобно посматривал на Лолу. Стивен Гест почти не раскрывал рта; Джеффри в благоговейном молчании слушал, что Лола рассказывает его кузену, а Дайна вела пустой разговор с Бэзилом Холлидеем.

Ужин шел негладко, иногда чуть не доходило до скандала, например, когда в перерыве между блюдами Лола достала тонкую папироску и попросила у Френсиса огня. Генерал бросил резкий взгляд на жену, но поскольку та не нашла сил вмешаться, заговорил сам неприятнейшим тоном:

— Вы не могли бы повременить...

— Это иностранный обычай, дорогой мой Артур, — перебила его миссис Твининг и достала из сумочки портсигар. Под изумленным взглядом хозяина она достала сигарету и сунула в рот.

— Спичку, пожалуйста, — спокойно попросила она.

— Джулия, черт возьми, что с тобой? — спросил сэр Артур. — С каких пор у тебя появилась эта отвратительная привычка?

Миссис Твининг подняла брови.

— Пора бы уж знать, что я легко все перенимаю. О, спасибо, мистер Гест. Вы очень любезны.

Миссис Чадли пронзительно рассмеялась.

— Джулия, вот уж не ожидала увидеть тебя курящей за столом. Живу и не перестаю удивляться. Интересно, что сказал бы мне Хилари, закури я вдруг посреди ужина?

— Сейчас так принято, — успокоил ее Джеффри. — Я тоже иногда себе позволяю.

— В моем доме, — обрезал его отец, — ты себе этого не позволишь, смею тебя заверить!

— Всем, Джеффри, вредно курить, — наставительно проговорила миссис Чадли. — Я считаю, табак — проклятие нынешнего поколения. Курят во всех слоях общества. Вы не поверите, но я как-то застала одну из своих служанок курящей в спальне. Давно подозревала, что она курит, и сумела-таки поймать ее с поличным!

Джеффри выслушал ее слова в угрюмом молчании, но Камилла, раздраженная безуспешными попытками отвлечь внимание Френсиса от Лолы, пренебрежительно процедила:

— Бедняжка, ну и пусть бы себе курила. Мой девиз — живи и давай жить другим!

— Ну, знаете ли! — широко раскрыла глаза миссис Чадли. — У нас у всех свои взгляды. Лично я считаю себя ответственной за моральный облик слуг, живущих под моим кровом.

— Моральный облик? — повторила Камилла. — Можно подумать, что речь идет о внебрачном ребенке.

Миссис Чадли покраснела и вздернула голову.

— Извините, но, думаю, такой разговор неуместен, миссис... э... Холлидей. Разумеется, я старомодна, но я воспитана так, что считаю некоторые темы неподходящими для застольной беседы.

Поскольку она пронзительно чеканила слова, эту речь услышали почти все. Наступило неловкое молчание, затем в него ворвался голос Лолы:

— ...и должна сказать вам, что когда я танцевала в Рио, то имела громадный успех, один мужчина у моего отеля даже застрелился, это было самым замечательным комплиментом и, — рассудительно добавила она, — очень хорошей рекламой.

— До чего романтично! — воскликнула Фэй дрожащим голосом. — Миссис Чадли, отведайте соленого миндаля!

Священник посмотрел на Лолу с оторопью:

— Дорогая мисс де Сильва, вы так спокойно говорите об этой жуткой трагедии! Неужели вы не были потрясены, узнав, что тот несчастный совершил тяжкий грех, покончив с собой, — можно даже сказать, из-за вас?

— Да, конечно, мне было его жаль, — согласилась Лола, — но зато мою фотографию напечатали все газеты, а о таких вещах приходится думать.

— Кстати о газетах, — сказал Стивен Гест, решительно бросаясь спасать ситуацию, — я недавно прочел в одной любопытное сообщение...

Все благодарно повернулись к нему и стали слушать его сбивчивый пересказ с непомерной восторженностью.

— Видишь! — яростным шепотом обратился генерал к миссис Твининг. — Неслыханно! У меня в доме! Этот молокосос посмел привезти сюда подобную особу. Без моего разрешения, заметь! Льщу себя надеждой, что мой утонченный сын последний раз валяет такого дурака под этой крышей! Ты, конечно, найдешь много чего сказать в его защиту. Любишь становиться на его сторону, так ведь? Но я не желаю ничего такого слышать! Не желаю! Понятно?

— Вполне, — ответила миссис Твининг. — Я всегда понимала тебя, Артур, и ты нисколько не изменился.

Услышав это, и без того уже раскрасневшийся генерал запылал как факел. Только он открыл рот, чтобы ответить, как обнаружил, что миссис Чадли жадно прислушивается к его откровениям. Сверхчеловеческим усилием воли он заставил себя смолчать и закашлялся.

Обед казался бесконечным, но в конце концов завершился. Фэй поднялась, и все женщины одна за другой вышли.

«Худшее, должно быть, позади», — подумала идущая последней Дайна. Но все же, войдя в гостиную, подошла к одному из открытых окон, раздвинула шторы и сказала:

— Вечер чудесный. Пойдемте на веранду, мисс де Сильва!

— Дайна, — выразительно сказала миссис Твининг, когда мисс Фосетт и Лола вышли, — заслуживает хорошего мужа и, надеюсь, найдет.

— А разве такие встречаются? — отозвалась деловито пудрившая лицо Камилла.

Миссис Чадли, не простившая ее поведения за ужином, отчеканила:

— Это очень циничное замечание, и, надеюсь, вы говорили не всерьез. Могу с гордостью сказать, что у меня муж более чем хороший.

— Тебе повезло, Эмми, — сухо бросила миссис Твининг. Она подошла к дивану и, ловко оправив длинную юбку одной рукой, уселась. — А тебя, Фэй, мне жаль, но можешь хотя бы утешаться мыслью, что Джеффри не твой сын. Впервые мне почти жаль Артура. Совершенно несносная молодая особа.

— Ужас! — воскликнула миссис Чадли, сверкая глазами сквозь стекла пенсне. — Представить несчастного мальчика в когтях подобной женщины! Простите меня, леди Биллингтон-Смит, но я принимаю это очень близко к сердцу и надеюсь, будут сделаны какие-то попытки спасти его от этого жуткого брака! Полагаю, я, как жена священника, имею право так говорить. И я, и мой муж всегда очень любили Джеффри. Нам обоим горько видеть, что он губит свою жизнь.

— Думаю, беспокоиться вам не стоит, — сказала миссис Твининг. — Долгое знакомство с Артуром не оставляет у меня сомнений, что он воздвигнет все мыслимые препятствия на пути этого брака.

— Что ж, надеюсь, сэр Артур сможет ему воспрепятствовать, — подхватила миссис Чадли. — Но тут нужен такт. Я уверена, Хилари будет только рад поговорить с Джеффри.

— С вашей стороны это очень любезно, однако думаю, будет гораздо лучше, если намерение Джеффри умрет, так сказать, естественной смертью, без вмешательства, — со спокойным достоинством сказала Фэй.

Миссис Чадли улыбнулась, плотно сжав губы.

— Вы молоды, леди Биллингтон-Смит, и, вполне понятно, оптимистка. Боюсь, я слишком долго жила на свете, чтобы разделять ваш оптимизм. Насколько я могу судить, эта женщина — роковая соблазнительница. Конечно, тот, кому нравится броская внешность, сочтет. ее красавицей. Лично я не доверяю людям с карими глазами и не удивлюсь, узнав, что она распутница. Да вы сами слышали, что она говорила о том несчастном самоубийце. Право, я никогда в жизни не была так шокирована.

— Надеюсь, Эмми, ты не считаешь, что Джеффри может последовать его примеру? — спросила миссис Твининг, лениво разглядывая свои кольца.

— Думаю, у него кишка тонка, — небрежно бросила Камилла.

Тощая грудь миссис Чадли выпятилась.

— Если этим выражением — должна признаться, я до сих пор полагала, что его употребляют только школьники — вы намекаете, что у него не хватит мужества, то боюсь, миссис Холлидей, вы показываете полное непонимание человеческой натуры. Разумеется, я не имею в виду, что Джеффри может прийти в голову такая ужасная мысль.

— Не слишком ли серьезно мы говорим об этом? — спросила миссис Твининг. — Лично я не думаю, что привязанности мисс де Сильва долговечны. Скажи, Фэй, почему твои розы настолько лучше моих?

— Это не мои. — Фэй опустилась на диван с ней рядом. — Садом ведь занимается Артур. Он это очень любит.

— Ах да, конечно, — сказала миссис Твининг, провожая взглядом Камиллу, решившую выйти на веранду. — Дорогая моя, будучи старой приятельницей твоего мужа, позволю себе предположить, что если ты склонишь его отнестись к этой истории спокойно, то всем будет лучше.

— Я знаю, — с жалким видом пробормотала Фэй. — Я... я попытаюсь, только... не всегда это просто... если Артур раздражен... надо найти к нему подход. — Она слегка покраснела и с облегчением повернулась к вошедшей через застекленную дверь Дайне: — А, вот и ты! Удалось тебе хоть в чем-то ее убедить?

— Это невозможно, — ответила с отчаянием Дайна. — Придется нам просто смириться. Она вознамерилась стать душой общества.

— Господи, какой ужас! Что же мне делать? — беспомощно поникла Фэй.

— Да ничего, все равно бесполезно. Я предупредила ее, что намечена игра в бридж, а она заявляет, что лучше потанцевать. — Дайна сделала паузу и обрушила на них последнее сообщение: — Она думает, Френсис умеет танцевать танго, и хочет устроить с ним показательное выступление. Надо полагать, — задумчиво договорила мисс Фосетт, — это будет с ее стороны большой глупостью...