Глава 14
Милосердие по высшему разряду
Общественный комитет школьной помощи беженцам (патронесса — Сара, графиня Солей) располагался в здании на Белгрейв-сквер, в одном из самых фешенебельных районов Лондона. Причем было не совсем ясно, для чего требовался столь роскошный офис: для того ли, чтобы богатые охотнее раскошеливались, или чтобы нуждающиеся чувствовали, что ими занимаются серьезные люди, или же, если верить зловредным светским слухам, всего лишь с целью предоставить графине ничего не стоивший ей плацдарм в сердце столичного Уэст-Энда. Потому что непосредственно помощью беженцам занимались все-таки вдали отсюда — на южном берегу Темзы, в Кеннингтоне, на одной из тех безобразных площадей, которые являются частью лондонской архитектурной шизофрении. Йорк-гарденс, как называлась площадь, будет когда-нибудь открыта иностранными туристами и лишится своего нынешнего скромного обаяния. Но пока еще можно увидеть, как детишки играют в «классики» посреди мостовой, а из дверных проемов за ними наблюдают мамаши в домашних тапочках.
Мисс Бримли, отправившаяся туда на следующий день после телефонного разговора со Смайли, обладала редким даром разговаривать с детьми как с полноценными человеческими существами, и потому ей не составило труда найти безымянный, сильно запущенный дом, который служил комитету помощи складом собранных пожертвований. Сопровождаемая семерыми мальчишками, она нажала на кнопку звонка и стала терпеливо ждать. Через какое-то время до нее донеслось клацанье каблуков по ничем не покрытой лестнице, и дверь открыла очень красивая девушка. Несколько секунд они с интересом разглядывали друг друга.
— Прошу простить за беспокойство, — заговорила первой мисс Бримли, — но моя подруга, живущая в провинции, попросила меня навести справки об одной посылке с одеждой, которая была отправлена пару дней назад. Дело в том, что она совершила довольно-таки глупую ошибку.
— Бог же мой, какой ужас! — отозвалась нисколько не раздосадованная вторжением девушка. — Заходите, пожалуйста. Боюсь только, что здесь полнейший хаос. И даже присесть толком не на что. Зато я могу угостить вас растворимым кофе.
Мисс Бримли последовала за ней, плотно и решительно закрыв дверь перед носом своих семерых спутников, которые тихой сапой попытались тоже проникнуть внутрь. Она оказалась в зале, заставленном упаковками всех возможных видов и размеров — коробами из джута с красивыми наклейками; пакетами, обернутыми в коричневую бумагу, часть которых была уже растрепана и начинала рваться по углам; ящиками, корзинами из прачечных, старыми чемоданами и даже сундуком, на котором с трудом можно было разобрать надпись желтой краской: «В путешествие не брать!»
Девушка провела ее наверх, где, по всей видимости, располагалась контора — тоже большая комната, где стояли только огромный письменный стол, весь заваленный конвертами с письмами, и кухонный стульчик. В углу побулькивал масляный обогреватель, а рядом с ним испускал струйку пара закипевший электрический чайник.
— Извините, — сказала девушка, когда они вошли в комнату, — но внизу поговорить негде. Я хочу сказать, не будем же мы беседовать стоя, как инки. Или это не инки так делают, а, кажется, афганцы? Но расскажите сначала, как вы нас нашли?
— Первым делом я отправилась к вашему начальству в Уэст-Энде, — ответила мисс Бримли, — и там мне сказали, где и как вас разыскать. Создалось впечатление, что мне там не слишком обрадовались. А потом я положилась на ребятишек. Они всегда подскажут дорогу куда угодно. Вы ведь мисс Доуни, не так ли?
— Вовсе нет! Я просто ее временная помощница. Джил Доуни уехала на встречу с таможенниками в Ротерхит. Вернется только к вечернему чаю, если вам непременно нужна она.
— Да нет же, моя милая. Мое дело настолько пустяковое, что не отнимет у вас и пары минут. Моя подруга живет в Карне. («Ничего себе! Известное местечко!» — заметила на это девушка.) То есть она скорее приходится мне кузиной, но проще называть ее подругой, чтобы не запутаться, верно? Так вот, в прошлый четверг она отдала на нужды беженцев свое старое серое платье, а теперь вдруг вбила себе в голову, что забыла снять с лифа дорогую для нее брошь. Между прочим, лично я уверена, что брошь моя подруга просто потеряла — эта девушка очень рассеянная для учительницы, — но она позвонила мне вчера ужасно расстроенная и попросила все же связаться с вами и проверить. К сожалению, сразу я приехать сюда не смогла. Работа в газете отнимает слишком много времени. Но, как я догадываюсь, вы не успеваете справляться с потоком посылок, и сегодня еще, быть может, не слишком поздно, так ведь?
— Вы даже не представляете, насколько правы. Нам катастрофически не хватает времени. Все, что вы видели внизу, еще только предстоит распаковать и рассортировать. Это присылают назначенные нами добровольные представители в школах — иногда преподаватели, иногда ученики старших классов. Они упаковывают вещи и отправляют нам либо поездом, либо почтой, хотя поездами чаще. А нам приходится все перебирать и готовить к отправке за границу.
— Джейн мне так и сказала. Как только она поняла свою ошибку, то сразу связалась с женщиной, которая занимается сбором и отправкой вещей, но немного опоздала. Пакет уже отправили.
— Как неудачно… Вы знаете, когда именно была отправлена посылка?
— Да. В пятницу утром.
— Значит, из Карна? Поездом или почтой?
Мисс Бримли заранее страшил этот вопрос, но она решилась высказать догадку:
— По-моему, почтой.
Метнувшись мимо мисс Бримли, девушка принялась лихорадочно рыться среди кипы бумаг на столе, пока не отыскала толстую тетрадь в картонном переплете с надписью «Регистр». Открыв ее наудачу, она начала быстро листать страницы, время от времени мусоля кончик тонкого пальца и при этом трогательно стесняясь дурной привычки.
— Посылка никак не могла быть доставлена нам раньше чем вчера, — сказала она. — И мы совершенно точно не успели вскрыть ее. Если честно, то я вообще не представляю, как мы справимся со всей этой грудой. А ведь приближается Пасха, и работы станет еще больше. К тому же половина уже подготовленных нами вещей потом неделями пылится на полках таможенных складов… О, вот то, что нам нужно!
Она перевернула тетрадь, чтобы мисс Бримли было лучше видно, указывая ноготком на карандашную запись в центральной колонке: «Карн, почтовое отправление, вес 27 фунтов».
— Прошу еще раз простить за назойливость, — сказала мисс Бримли, — но не могли бы мы с вами распечатать эту посылку?
Они снова спустились в зал.
— Здесь все не так уж беспорядочно, как выглядит на первый взгляд, — бросила ей через плечо девушка. — Все, что прибыло в понедельник, должно лежать ближе к двери.
— А откуда вы знаете происхождение посылки, если на ней нет марки с почтовым штемпелем, ведь благотворительные грузы пересылаются бесплатно? — спросила мисс Бримли, когда девушка занялась поиском нужного ей пакета.
— Нашим добровольным представителям на местах мы заранее выдаем отпечатанные типографским способом наклейки с отрывными корешками. На каждой проставлен индивидуальный номер и индекс отправителя. В отдельных случаях приходится просить их писать на упаковке название школы печатными буквами. И мы умоляем ни в коем случае не прикладывать никаких писем, для нас их разбор стал бы воистину непосильной задачей. Таким образом, получив посылку, нам остается всего лишь отправить обратно отрывной корешок с уведомлением и распиской, что такой-то груз прибыл такого-то числа и весил столько-то. Но часто помощь присылают люди, которые не являются нашими представителями, а они не знают этого адреса и отправляют посылки прямо на Белгрейв-сквер, потому что только наш главный офис упоминается в газетах.
— И такая система надежна?
— Нет, — честно ответила девушка. — Представители то забывают наклеить наши этикетки, то они у них кончаются, а нам они сообщить об этом не спешат. Проходит дней десять, и начинаются гневные звонки: где подтверждение получения груза? А какое может быть подтверждение? Еще они часто сами меняют представителей, не поставив нас в известность, а новичков забывают проинструктировать о порядке отправки посылок. Порой школьники вдруг решают взять инициативу на себя, не зная, как все сделать по правилам. Леди Сара просто на стенку лезет от злости, если помощь присылают напрямую в главный офис, — всему надлежит поступать сюда для учета и инвентаризации.
— Да, трудно вам приходится… — Мисс Бримли с напряженным вниманием следила, как, непрерывно болтая, девушка перебирала прибывшие посылки.
— Вы, по-моему, сказали, что ваша подруга преподает в Карне? Она, должно быть, очень важная. Интересно, какой на самом деле принц? На фото в газетах он выглядит этаким увальнем. У меня в Карне учился двоюродный брат — совершенно бесхарактерный. А знаете, что он мне рассказывал? Во время недели скачек в Аскоте они все… Привет, вот ты где!
Девушка выпрямилась, держа в руках большой квадратный пакет, и отнесла его к столу, стоявшему в тени главной лестницы. Мисс Бримли стояла рядом, пока она развязывала крепкий шпагат, с любопытством осматривая печатную наклейку. В ее левом верхнем углу был обозначен символ, который комитет, по всей видимости, присвоил Карну: К4. К нему от руки шариковой ручкой приписали букву «Б».
— Что означает это «Б»? — спросила мисс Бримли.
— Местная самодеятельность в самом Карне. Наш представитель там — мисс Д’Арси, но дела у них шли в последнее время так успешно, что она привлекла знакомую к сбору и рассылке. И когда мы отправляем им уведомления о получении, они хотят знать, от «А» или от «Б» пришел пакет. Эта ее подруга, судя по всему, развила большую активность, хотя я не знаю, кто она такая.
Мисс Бримли подмывало спросить, как количество посылок из Карна, помеченных литерой «А», соотносилось с их числом от анонимной помощницы, но воздержалась.
Девушка развязала узлы на веревке и перевернула пакет, чтобы удобнее было снять оберточную бумагу. И когда она это сделала, мисс Бримли бросились в глаза едва заметные бурые пятна размером с шиллинг, не более, в тех местах, где листы бумаги ложились внахлест. Причем характерная для нее дотошность заставила ее сразу же попытаться найти происхождению пятен какое-то иное объяснение, нежели то, что казалось совершенно очевидным. Продолжавшая возиться с посылкой, девушка спросила:
— Послушайте, ведь это в Карне случилось недавно жуткое преступление, когда жену одного из учителей убила бродячая цыганка? Просто оторопь берет, как подумаешь, до чего часто такое стало теперь происходить, верно?.. Гм. Так я и думала, — внезапно сменила тему она.
Девушка сняла внешнее покрытие и уже собиралась распаковать уложенные внутри вещи, как что-то внутри пакета явно привлекло ее внимание.
— В чем дело? — встревоженно спросила мисс Бримли.
Ее собеседница только рассмеялась.
— Ничего особенного. Просто посылка какая-то странная, — ответила она. — К 4 «Б» обычно очень аккуратна — она у нас одна из лучших в этом смысле. А здесь все кучей. Словно вещи упаковывал другой человек. Наверное, попросила кого-то заменить ее. Мне это бросилось в глаза еще по внешнему виду пакета.
— Почему вы так уверены?
— О, это как почерк. Его со временем начинаешь узнавать. — Девушка снова рассмеялась и деловито взялась за распаковку. — Значит, серое платье, говорите? Давайте посмотрим.
Девушка принялась по одной вынимать вещи из кипы и раскладывать их на две стопки. Разобрав почти половину, она вдруг воскликнула:
— Ну ничего себе! Они там что, совсем заучились?
И она вынула из свертка слегка разорванный прозрачный плащ-дождевик из полиэтилена, пару очень старых перчаток и что-то похожее на резиновые калоши.
Мисс Бримли пришлось крепче упереться руками в край стола. В ладонях пульсировала кровь.
— А вот еще и капюшон. Тоже влажный, — сказала девушка и с отвращением бросила его на пол рядом со столом.
Мисс Бримли могла сейчас думать только о письме Смайли: «Тот, кто совершил убийство, должен быть весь перепачкан кровью». Все верно. Вот почему убийца облачился в непромокаемый плащ, капюшон, резиновые калоши и эти страшные, покрытые темными порыжевшими пятнами перчатки. Тот, кто убил Стеллу Роуд, был человеком не случайным. Он все обдумал заранее и выжидал. «Да, — подумала мисс Бримли, — выжидал долгими зимними ночами».
— Боюсь, что серого платья здесь нет, — снова обратилась в ней девушка.
— Да, милая, — ответила мисс Бримли, — я и сама теперь вижу. Спасибо. Вы мне очень помогли.
На мгновение она почти лишилась голоса, но быстро взяла себя в руки:
— Думаю, моя дорогая, вам следует оставить эту посылку в том виде, в каком она находится сейчас. Произошло нечто действительно ужасное, и полиции нужно будет… Вы должны довериться мне. Все не так, как выглядит на первый взгляд…
И она, не помня себя, покинула уютную заброшенность Йорк-Гарденс с ее вечно чего-то ждущими большеглазыми детишками.
Мисс Бримли поспешила найти телефон-автомат. Ей удалось дозвониться до «Герба Солеев», и она попросила откровенно скучавшего дежурного портье соединить ее с мистером Смайли. Потом на линии установилась долгая тишина, которую нарушил голос телефонистки, потребовавшей доплатить еще три шиллинга и шесть пенсов. Мисс Бримли грубовато возразила, что пока за свои деньги получила только три минуты абсолютного вакуума. Она уже услышала, как телефонистка зло втянула сквозь зубы воздух, готовясь к скандалу, когда к аппарату подошел Джордж Смайли.
— Джордж? Это Брим. Прозрачный плащ с капюшоном, самодельные резиновые калоши и перчатки, испачканные, похоже, кровью. Такие же по виду пятна на оберточной бумаге посылки.
Пауза.
— А почерк, которым написан адрес?
— Отсутствует. Организаторы раздают своим активистам отпечатанные наклейки с адресом.
— Где все это сейчас? У тебя?
— Нет. Но я просила девушку на складе ни к чему не прикасаться. Так что часа на два-три улики в безопасности… Джордж, ты слушаешь?
— Да.
— Кто это сделал? Ее муж?
— Не знаю. Я пока ничего не знаю.
— Хочешь, чтобы я предприняла что-нибудь? Например, позвонила Спэрроу? Или что-то еще?
— Нет. Я сам немедленно отправлюсь к Ригби. До свидания, Брим. Спасибо за звонок.
Мисс Бримли повесила трубку. Ей показалось, что он в странном расположении духа. Порой создавалось впечатление, что Смайли терял интерес ко всему. Как будто отключался.
Она пошла в северо-восточном направлении в сторону набережной. Было уже начало одиннадцатого — она впервые за бог знает сколько лет опоздала на работу. Надо было бы срочно взять такси. Но, будучи человеком бережливым, она в итоге села на автобус.
Эйлса Бримли не понимала и не принимала понятия «чрезвычайная ситуация», поскольку была наделена умственной дисциплиной, какую редко встретишь у мужчин и почти никогда — у женщин. Джон Лэндсбери как-то заметил по этому поводу: «Ты обладаешь поистине изумительной способностью ничего не драматизировать, Брим. Тебе дан редкий дар все воспринимать спокойно. Я знаю десятки людей, которые согласились бы платить тебе тысяч пять в год, лишь бы ты им каждый день внушала, что важные вещи редко бывают срочными. Что срочное — эфемерно, а эфемерное не может быть важным».
Она вышла из автобуса, аккуратно выбросив использованный билет в урну. Стоя на залитом солнцем тротуаре, она заметила раскладные доски с рекламой выпусков сегодняшних газет. Если бы не солнце, она, возможно, не обратила бы на них внимания, но лучи слепили, и ей невольно пришлось опустить взгляд. Она прочла на еще влажных от типографской краски листах заголовки в обычном для Флит-стрит истеричном стиле: «Поиски загадочно пропавшего в Карне мальчика продолжаются!»