Теперь, в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году, Сэм Хоггет владел небольшим, но приносящим неплохой доход магазином хозяйственных товаров. У него была жена, которую он искренне считал слишком для себя хорошей, и трое малолетних детей. А когда-то, во времена, которые сейчас лучше не вспоминать, он – черноволосый, худощавый, полный сил парень – женился, не иначе как сдуру, на женщине, которую звали Руби Берта Форрест.

Ну было такое, прошло, чего об этом думать. Сейчас он стал совсем другим – высокий солидный мужчина приятной наружности, неутомимый труженик, не трезвенник, но почти, по крайней мере таковым он слыл в местном пабе «Белый козел». Паб располагался напротив его магазина, и Сэм действительно заходил сюда четыре раза в неделю. И это все. А вот в пятницу, когда он задерживался в магазине, чтобы подвести баланс, он мог потом заглянуть в паб, а мог пройти мимо. По-разному. Суббота и воскресенье принадлежали семье.

На обед Сэм не закрывал магазин. Пусть будет открыто, вдруг кто-нибудь зайдет. Это вполне разумно. У него был помощник Берни. Сэм называл его «мой молодой человек», хотя Берни был женат и имел двоих детей. Он уходил на обед в двенадцать сорок пять и возвращался в половине второго, после чего Сэм спешил домой к Кэти.

И вот однажды в магазин вошла женщина. Не из местных, это было видно сразу.

– Дайте мне упаковку металлических щеток для кухонной посуды, – попросила она.

– Какие именно вы предпочитаете?

Сэм снял с полки несколько щеток и, узнав Руби, побледнел.

– Да, Сэм, – спокойно произнесла она, – это я. Вот решила сделать тебе сюрприз. Я вижу, ты работаешь. Значит, война пошла тебе на пользу.

– Но ты же погибла, – пробормотал он. – Так мне сказали.

– Нет. Тебя бы это, разумеется, устроило.

Сэм уперся большими ладонями в прилавок.

– Но мне официально заявили, что ты погибла во время бомбежки.

– И где тебе такое сказали?

– В полиции и… на фабрике. Я даже встречался с несколькими работницами из другой смены. Они все утверждали, что ты погибла во время ночного налета.

– А ты, услышав это, сразу отправился праздновать. – Она усмехнулась. – Я удивляюсь тебе, Сэм, разве можно верить всему, что говорят?

– Я тогда работал в Бристоле. Когда прочитал сообщение о бомбежке фабрики, написал туда, указал твои данные. Мне ответили, что все, кто в тот день работал в ночную смену, погибли. И ты тоже. Тела так и не удалось извлечь из-под руин.

Руби кивнула:

– Да. Прямое попадание. Но мне повезло, я в цеху тогда не была.

– Почему?

– Не знаю, судьба, наверное. Вообще-то я на смену вышла, отметилась как положено, вот почему меня причислили к погибшим. Но потом почувствовала себя плохо и отпросилась. У меня артрит колена, а когда приступ, стоять невозможно. А там еще холодно было, как в погребе. Не знаю, куда во время войны девался уголь, у нас в цеху совсем не топили. Ушла я после перерыва, а через час случился налет. Вскоре вспыхнул пожар. В общем, живых никого не осталось.

– И некому было сообщить, что Берта Хоггет сбежала, не доработав половину смены?

Она удивленно посмотрела на него.

– Никто не называл меня Бертой с тех пор, как ты дал тягу. Имя Руби тебе не нравилось. Ладно… Значит, потом фабрику закрыли. Заявили, что погибли полторы тысячи, но сколько точно, никто не знает.

– А все же почему ты числилась среди погибших?

– Потому что я больше там не появилась, вот почему. Не хотела снова идти на биржу труда. Там противные девки, годятся мне в дочери, наглые такие, командуют. Помню, одну попросила назначить меня туда, где жалованье повыше, так она на меня сразу вызверилась: «Идет война, мы должны быть готовы к жертвам. Подумайте о тех, кто на фронте». Противно было слушать. В общем, в этой кутерьме обо мне никто и не вспомнил, я собрала вещи и уехала на север. Официально регистрироваться не стала, но удалось устроиться в столовой. Денег платили мало, зато еда бесплатно, и можно было получить что-то сверх карточек. А затем война закончилась, и я вернулась. Пошла в ратушу, сказала, что мою квартиру разбомбили. Мне дали продуктовую карточку и купоны на одежду. Так поступали многие, грех было не воспользоваться. А ты, значит, всю войну пересидел в Бристоле? Все было в порядке, я полагаю?

– Более или менее.

– А теперь вот, почти пятнадцать лет спустя, заимел магазин? Поздравляю.

Сэм насупился и сжал кулаки.

– Не знаю, зачем ты сюда явилась, но к Кэти подходить не смей.

– А кто такая Кэти? Подружка?

– Моя жена.

– Как это? Твоя жена – я.

– Мы официально зарегистрировались в ратуше и в церкви венчались. Так что не пытайся разрушить нашу семью. Не получится.

– Ничего я разрушать не собираюсь, но у меня как у твоей законной жены, наверное, есть кое-какие права.

– Никаких прав у тебя нет. Мы разошлись еще до войны, и все.

– Тогда покажи свидетельство о разводе. У тебя его нет, верно? А вот свидетельство о браке у меня сохранилось. И я готова предъявить его в суде.

– У меня трое детей.

– Мило. Вижу, ты сильно изменился. Твоей Кэти удалось сотворить чудо. Надеюсь, ты не желаешь, чтобы поднялся скандал?

– Чего тебе надо?

– Чтобы ты понял: за грехи надо платить. Двоеженство – не шутка. Если все выплывет наружу, твоим детям придется плохо. Сверстники станут показывать на них пальцами, дразнить. Ты этого хочешь?

– Зачем ты пришла? – спросил Сэм. – За деньгами?

– Да, за деньгами. И не нужно возмущаться. Ты заботишься о своей семье, а кто позаботится обо мне? Я тут присмотрела небольшой магазинчик. Хочу купить. Кое-что накоплено, но не хватает. Короче, мне необходимо триста фунтов.

Запрашивать слишком много было неразумно, к тому же всегда можно будет прийти за вторым взносом. Наверняка у него что-то отложено.

– Думаешь, триста фунтов растут на дереве? – буркнул Сэм.

В магазин вошла покупательница.

– Добрый день, мистер Хоггет!

Руби уставилась на полки, словно выбирая товар.

– Вы обслужите эту даму, я еще не решила, что купить.

Она начала обходить магазин, снимая с полок предметы, осматривая и ставя на место как попало. А чего стараться? Этот наглец носится со своей Кэти и детьми. А ее уже давно похоронил. Руби со злостью опустила стеклянную масленку так, что она треснула. Покупательница вышла, бросив на нее косой взгляд.

– Масленка стоит два шиллинга и три пенса, – заметил Сэм.

– Поставь цену выше и возместишь убыток, – нахально посоветовала его вынырнувшая из небытия жена. – Так что, Сэм, я получу свои триста фунтов?

– Я не могу сейчас обсуждать такие дела. В любой момент может кто-нибудь войти.

– Давай зайдем к тебе домой? Я буду рада познакомиться с Кэти.

– Тогда не увидишь ни пенни. Продиктуй мне свой адрес.

– Ну уж нет! Я не хочу, чтобы меня нашли в придорожной канаве с проломленным черепом. Что у тебя там? – Она кивнула в сторону закрытой двери в задней части магазина. – Может, пригласишь меня туда? Сделаешь для жены исключение?

– Ладно. Откуда ты знаешь, что этот твой магазин столько стоит?

– У меня есть знакомый джентльмен, он согласился вложить половину, – холодно ответила она. – Я служила экономкой у его покойной жены. Он адвокат, защищает мои интересы.

Вот это слово «адвокат» все и решило. Сэм в отчаянии сжал и разжал кулаки.

– Ладно, приходи в пятницу вечером. Я буду работать после закрытия магазина. Там посмотрим.

Но, как и Пол Френч, Сэм знал, что лучше уступить. Обойдется дешевле.

– Почему ты такой потерянный? – ласково спросила Кэти, когда Сэм остановился на пороге. – Садись ужинать. Если хочешь, налей себе немного виски. Ты совсем заработался. – Это была веселая, миловидная женщина, на вид не старше тридцати пяти лет. На руках она держала ребенка, тут же подбежали двое постарше. – Морин, деточка, подай папе тапочки. А ты, Бобби, посмотри, вскипел ли чайник.

– Папа, когда мы пойдем покупать машину? – спросил Бобби.

– А кто говорил о машине? – удивился тот.

– А зачем ты водил нас смотреть «моррис» мистера Хейка? Потрясная штука. У отца Тэда Бертона «консул», но, думаю, нам бы и «форда» хватило.

Сэм слабо улыбнулся:

– «Форд» подождет. А пока катайся на своем велосипеде, сынок. И не забывай вовремя смазывать колеса.

– Я тоже хочу велосипед, – захныкала семилетняя Морин.

– Его принесет тебе Санта-Клаус, – успокоила девочку Кэти. – Подожди до Рождества. А пока у тебя есть трехколесный, на котором ездил Бобби… Ладно, дорогая, принеси лучше чашки… Будь с ними поласковее, Сэм, – сказала она позднее, когда они остались одни. – Дети есть дети. Все ведут себя одинаково.

– И все смотрят, что у других. – Он погладил ее волосы.

Кэт поцеловала его в щеку.

– У тебя неприятности?

– Не совсем неприятности, но понимаешь… неожиданно всплыл долг, о котором я совсем забыл. Так что в этом году с мечтами об автомобиле нам придется распрощаться.

– Ты отдашь все, что накопил?

– Если не отдам, мы потеряем больше, – признался Сэм.

– Откуда долг?

– Меня просто нагрели, даже не знаю как.

Ему было неловко. Никогда прежде он не врал Кэти. До сих пор не верилось, что такая женщина согласилась стать его женой. О первой жене Кэти знала только, что она погибла в войну во время бомбежки. И вот теперь как сказать правду? Жизнь непостижима, стоит расслабиться – и тут же получаешь удар ниже пояса. Ничего не поделаешь, надо терпеть.

Утром Кэти сообщила двум старшим детям, что папу обманули и он потерял деньги.

– Постарайтесь вести себя лучше, чем обычно. Папа очень расстроен.

– Почему этого человека не посадили в тюрьму за обман? – возмутился Бобби.

– Не важно, – ответила Кэти. – Все равно в этом году мы машину не купим.

Они не очень переживали. Дети и Кэти. Это Сэму очень хотелось купить машину. Для жены. Если бы она пожелала, он бы попытался достать луну с неба, даже ценой жизни.

Когда в следующую пятницу Руби снова явилась, у Сэма были готовы для нее деньги.

– Забирай и сосчитай где-нибудь в другом месте, – проговорил он с едва сдерживаемой ненавистью. – Там все в порядке. И если прогоришь со своим магазином, не вздумай снова приходить сюда. Из-за тебя нашей семье придется целый год жить, затянув пояса.