Чуть раньше, когда Элиот Рэй и Альберт Пирсон находились в столовой, Джеймс Парадайн все еще сидел за столом в кабинете. Минули три часа с тех пор, как в семейном кругу разорвалась бомба. Если старика и одолевали какие-то чувства или усталость, то он не подавал виду. Напротив, выглядел как человек, для которого время прошло быстро и приятно. Сидя в ожидании, пока часы пробьют двенадцать, Джеймс Парадайн, казалось, пребывал в мире с самим собой и с окружающим миром. Хотя он хмуро сдвинул брови, когда остановился беглым взглядом на хорошо заметном картонном тубусе на краю стола, выражение его лица быстро изменилось. Хмурая складка на лбу, как и саркастическая улыбка, исчезла. Взгляд упал на маленький ежедневник в кожаном переплете, лежавший поодаль корешком вверх. Ярко–синий переплет отчетливо выделялся на фоне темно–красной столешницы. Джеймс Парадайн потянулся к нему, перевернул, вопросительно посмотрел на дату – первое февраля – и опустил, уже закрытый, на промокашку. Потом он на некоторое время как будто погрузился в приятные размышления.

Наконец Джеймс Парадайн встал, вытащил из правого кармана брюк связку ключей, подошел к шкафчику, стоявшему у камина, отодвинул его от стены и открыл скрывавшийся за ним сейф. Он извлек несколько старомодных футляров из красной кожи, с золотыми инициалами «К. П.». Кожа выцвела, золото потускнело, но лежавшие в футлярах бриллианты по–прежнему ярко сверкали. Ожерелье, которое можно было носить как диадему, серьги с солитерами, кольца с бриллиантами, полукруглыми и овальными, браслеты, кулоны, броши… проведя двадцать лет в темноте, они сияли так же ярко, как и в те дни, когда Клара Парадайн надевала их, позируя для портрета, который теперь висел над камином.

Парадайн перевел оценивающий взгляд с подлинных драгоценностей на изображенные на портрете. Картина была хороша, Клара и бриллианты вышли прекрасно. Он выложил за камушки кругленькую сумму. Никто не носил их с тех пор, как Клара умерла. Парадайну даже в голову не приходило отдать украшения Бренде или Ирен; дочери или невестке Клары – возможно, но бриллианты принадлежали Парадайнам и составляли часть семейного капитала.

Джеймс убрал футляры обратно в сейф, запер и придвинул шкаф к стене. С ключами в руке он шагнул к камину, чтобы посмотреть на часы. Без двух минут двенадцать… Видимо, никто так и не постучит в дверь кабинета. Скоро Новый год. Необычный вечер, подумал Парадайн, но отнюдь не потраченный впустую.

Он подошел к стене и выключил свет. А потом по привычке раздвинул тяжелые шторы, отгораживавшие эркер, и отпер дверь на террасу. Выглянув наружу, Парадайн заметил, как изменился пейзаж с тех пор, когда он стоял здесь перед ужином. Слева еще виднелся молочный блеск, но сама луна скрылась из глаз. Поднялся ветер и прикрыл ее черными облаками. Скоро она полностью померкнет. За спиной, в комнате, послышался первый из четырех ударов, предупреждавших о наступлении нового часа. Джеймс Парадайн вышел на террасу, приблизился к парапету и постоял, глядя вниз. Последний отблеск лунного света отразился в реке, там, где она сворачивала у Хантерз–Ли. Парадайн почему-то подумал о бриллиантах, которые запер в сейф. Потом стало темно.

Когда последний, двенадцатый, удар часов замер в пустой комнате, темные облака расступились, и полил дождь.