Глава семнадцатая
Опасность есть в едином волоске.
Таких скверных ночей у меня давно не было. Я лежал без сна, пил бренди, курил сигары, строил версии и всякий раз приходил к одному и тому же выводу. Кто еще знал, где находятся оригиналы браслетов? Десятки людей, по словам Филда, торговца на Рочестер-роу. Кто знал, где находятся эти копии? Многие, в том числе Фэнни. У кого имелась возможность подменить их? Ответ, казалось, был написан на каждой стене, к которой я поворачивался. Часов в пять я перестал ломать голову и отправился на прогулку. Утро было прохладное, пасмурное, мир казался прозрачным, как пузырек воздуха. Я двинулся к одной из тихих лондонских площадей. Сквозь черную железную изгородь видел сухие стебли цветов на темных клумбах и обшарпанные зеленые скамьи, которые весной окрасят заново. Такса, нескладное животное с как будто бы неправильно приставленными задними лапами, смотрела на меня с балкона второго этажа, где мертвые лозы дикого винограда создавали природный барьер. Возле пивной лежала, свернувшись клубком, белая кошка.
Я кружил и кружил по площади, пытаясь сложить кусочки своей головоломки в какой-то иной рисунок. Человеком с рыжей бородкой почти наверняка был Рэнделл, и если это он, то Фэнни не спастись. Все будут утверждать, что Рэнделл получал сведения непосредственно от нее. Когда он узнал о китайских украшениях? Видимо, какой-то знаток просветил его. Я представлял свою встречу с Рэнделлом, как вытяну из него признание под дулом пистолета и застрелю, если он попытается втянуть сюда Фэнни. Смелых намерений у меня было множество. Только я не знал, как их осуществить. Я проходил под окнами гаражей, под зелеными, белыми и синими ставнями живописных домиков, осторожно огибал спящую кошку и вдруг сообразил, что привлек внимание полицейского. Тот стоял на углу площади, разглаживая черные усы, и оценивающе глядел на меня. До меня наконец дошло, что веду я себя подозрительно. Пройдя в очередной раз мимо него, я заколебался, не свернуть ли на тихое шоссе, где первые грузовики направлялись к рынку. Для первых омнибусов было еще рано, но вскоре должны были появиться и они. Я все еще колебался, когда полицейский приблизился ко мне.
– Потеряли что-нибудь, сэр? – спросил он.
– Ничего такого, что можно найти на этой площади, – ответил я.
– Если знаете, где потеряли это…
– В том-то и беда.
– А давно?
– Года два назад.
Он напрягся.
– Не понимаю, сэр.
– Это не вещь, – объяснил я, – а человек.
Полицейский прикрыл рукой рот, чтобы спрятать улыбку.
– Женщина, сэр?
– Нет, бывший заключенный.
– Обращались в Скотленд-Ярд?
Я не могу передать всех интонаций, прозвучавших в его голосе.
– Как мне обращаться туда и спрашивать о человеке, нынешней фамилии которого я не знаю?
– Сложное дело, сэр.
Я понял, что он считает меня пьяным.
– Я такой же трезвый, как вы! – возмущенно воскликнул я.
– Конечно, сэр. Если знаете кого-то, кто общался с этим человеком…
И тут меня осенило.
– Чарли Беннетт, – пробормотал я.
– Прощу прощения, сэр?
Давать на чай полицейским нельзя, но я постарался выглядеть таким благодарным, словно даю ему полкроны, а у него был такой довольный вид, будто он получил ее. Я быстро ушел с площади, размышляя, как скоро мне удастся встретиться с Беннеттом и как, найдя предлог, вытянуть у него адрес Рэнделла.
Я не знал, встречается Беннетт с Рэнделлом или получает деньги по почте. Последнее осложнило бы мою задачу. Я стал обдумывать разные способы проникнуть к нему в дом под видом торговца пылесосами или изготовителя щеток, но отверг их. Я заехал к Круку, и мы связались с Марксом, который уже собирал для нас информацию по данному вопросу. Но сейчас он был занят делом о разводе, а подобные дела и для частных детективов, и для адвокатов очень выгодны.
– Можно нанять кого-нибудь другого, – предложил Крук, но я отказался.
Я мог сам справиться с этим делом. Увидев сомнение на лице Крука, я спросил, понимает ли он, что мне приходилось мгновенно притворяться другим человеком. Я научился писать разными почерками, говорить разными голосами. Даже, что было труднее всего, научился ходить двумя совершенно разными походками. Человека чаще всего выдает походка; я уже узнавал преступника сзади, хотя его лицо и манеры обманывали меня.
Крук усмехнулся:
– Да-да, я забыл про шпиона. Ну и отлично.
Тем вечером, двадцать седьмого февраля, в баре по-явился незнакомец. Он дважды угостил всех выпивкой, потом объяснил, что прибыл из Карлайла и всю дорогу шел пешком.
– Зачем? – спросил кто-то.
– Ради работы, разумеется. На севере делать нечего.
– Здесь тоже нечего, – заверили его посетители. – Хорошо, если три дня работаешь в доке, три дня получаешь пособие.
– А то два и четыре, – заметил кто-то.
Незнакомец как будто был поражен и расстроен.
– По логике вещей, на юге должно быть больше работы, – заявил он.
– На всех не хватает!
– Ну, денег здесь, похоже, много, – сказал незнакомец с сильным ланкаширским акцентом. – Судя по тому, как они текут на ту сторону стойки.
– А, это Чарли. – Настроение толпы изменилось. – Он миллионер, так ведь, Чарли-малыш?
– Я везучий с собаками, – сказал Чарли-малыш.
– Да, только с четвероногими или с двуногими? – уточнил кто-то, и все засмеялись.
Чарли казался невозмутимым.
– Он же один из этих чертовых капиталистов, – объявил один посетитель. – Верно, Чарли?
– Что там, в тех конвертах, что приходят первого числа каждого месяца? Дивиденды, да?
Подшучивание продолжалось. Беннетт, казалось, был им доволен. Он подмигивал, кивал и постепенно накачивался пивом, но не обижался, что все прохаживаются по его адресу. Видно было, что он мнит себя замечательным парнем, способным швыряться деньгами, когда половина его товарищей стоит в очереди за пособием. Мне он все больше и больше не нравился. Жаль, что капеллан из кингстонской тюрьмы не видел его. Может, тогда бы он изменил свое представление о том, что значит быть хорошим парнем.
Беннетт начал хвастаться. У него были, признался он, свои беды, но умный человек учится чему-то даже на невзгодах. Один знакомый священник (я узнал капеллана) как-то сказал – ничто не должно пропадать попусту, и он был прав. Держи ухо востро и сможешь обратить что угодно себе на пользу.
После этого оставалось лишь ждать первого числа и надеяться, что в шутках посетителей бара была правда. Первого марта, помню, это была пятница, почтальон отправился на утреннюю доставку по Аргайл-роуд, как обычно, в семь сорок пять. Он дважды постучал в дом номер четыре, и миссис Беннетт, видимо, ждавшая его, приблизилась к двери и взяла заказной пакет. Человек, который просматривал на противоположной стороне улицы бюллетень скачек, ясно видел продолговатый конверт с красными печатями и синим пастельным крестом. В восемь пятнадцать человек в форме почтового служащего подошел к двери дома номер четыре и спросил миссис Беннетт, получила ли она сегодня утром заказной пакет. Та ответила, что да.
– И содержимое было в порядке? – уточнил служащий.
– Знаете, пакет предназначался не мне, а мужу. Он сейчас на работе. К обеду не вернется, но вечером будет дома. С пакетом же все в порядке.
– Мы получили жалобы от нескольких людей в этом районе по поводу того, что в заказные пакеты кто-то запускает руку. Вы не заметили на своем следов вскрытия?
Миссис Беннетт принесла пакет и показала ему.
– По-моему, все нормально, – сказала она. – Надеюсь, в него никто не совался. Если что-нибудь окажется не в порядке, Чарли поднимет скандал.
Служащий задумчиво покачал пакет на ладони и спросил:
– Вы знаете, что должно находиться в нем?
– Ну… наверно, деньги, – ответила миссис Беннетт.
– В котором часу ваш муж вернется домой?
– В начале шестого. Обычно по первым числам он спешит домой.
– Из-за этого? – Служащий продолжал покачивать пакет на ладони.
– Да.
– Нужно будет прийти, увидеться с ним. Вам не следует открывать его и смотреть, что в нем.
Миссис Беннетт кивнула:
– Не хочу жариться в аду раньше времени.
– Будьте добры, передайте мужу, что я приду между пятью и шестью часами, и попросите его не вскрывать пакет до моего возвращения. У нас много неприятностей, и не исключено, что преступник – один из наших работников.
Миссис Беннетт пообещала это сделать, и служащий ушел. Вскоре он переоделся в обычный костюм, побродил по улицам Лондона, подавил внезапное желание повидать Фэнни под любым предлогом и в конце концов отправился в кино на один из худших голливудских фильмов, которые, если верить слухам, покупают за четверть миллиона фунтов. Половину сеанса он проспал, а потом настало время ехать в Поплар.
Беннетт был дома, состояние его выдавало тревогу и недоумение.
– Что все это значит? – воскликнул он. – Что плохого в моих деньгах?
– Надеюсь, ничего, – ответил служащий. – Просто мы хотим удостовериться, что все в порядке. Знаете, сколько денег должно находиться в пакете?
– Двадцать пять фунтов.
– Так было всегда?
– Да.
– А по времени?
– Пакет приносят первого числа каждого месяца. По-ступи он ко мне с запозданием, были бы неприятности.
– Вы получаете их давно?
– Более двух лет.
– Сумма всякий раз одна и та же?
– Началось с десяти фунтов, потом сумма повысилась…
– И может повыситься снова?
Беннетт задумчиво вскрыл конверт и бросил на стол. Он был адресован мистеру Чарльзу Беннетту. Буквы высокие, наклонные. Почерк озадачил бы любых экспертов. Я вспомнил, что Рэнделл занимался подделкой документов.
– Сумма может повыситься? – повторил я свой вопрос.
– В зависимости от обстоятельств, – произнес Беннетт, старательно пересчитывая тонкую пачку фунтовых купюр.
– От мистера Рэнделла?
Он был так потрясен, что утратил дар речи. Он крепко сжал купюры и перестал считать. Наконец Беннетт поднял голову.
– Какого черта…
– Спокойно, – произнес я. – Всем известно, что мистер Рэнделл ежемесячно посылает вам деньги за молчание с тех пор, как вы обнаружили, что он работает у мистера Керби. Он опасается, что его планы могут провалиться, если старик узнает, что Рэнделл недавно освободился из кингстонской тюрьмы. Это ваше частное соглашение с мистером Рэнделлом. Если он думает, что ваше молчание стоит двадцати пяти фунтов в месяц, это его дело. Если сумеете убедить его, что оно стоит больше, это дело ваше.
– Я знаю, кто вы! – крикнул Беннетт. – Ищете мистера Рэнделла?
Его поведение стало угрожающим.
– Я не хитрил, – сказал я, – и не нужно искать взглядом хлебный нож, ведь убийц вешают. И никто не усомнится, что убийца вы, потому что едва не прикончили другого человека несколько лет назад. Шантаж – плохое занятие. Люди не сочувствуют шантажистам.
– Вы называете меня шантажистом?
– Я приехал не для обмена комплиментами.
– Тогда за каким чертом вы явились?
– Выяснить, где находится мистер Рэнделл.
– Не знаю, – угрюмо буркнул Беннетт.
Я покачал головой.
– Мистер Беннетт, так где же мистер Рэнделл?
– Почему бы вам не обратиться в полицию?
– Спасибо за совет, – усмехнулся я. – Только удивляюсь, что он исходит от вас.
– Полицейские меня не тронут! – крикнул он.
– Не представляю, как вы сможете остаться в стороне. Они обязательно придут к вам за информацией.
– Говорю вам, я не знаю, где Рэнделл.
– Он ускользнул от вас?
– Нет… – Беннетт замолчал и закусил губу.
– Хотите убедить меня в том, что вы дурак? Если бы вы не знали, где он, то не могли бы рассчитывать на ежемесячные дивиденды. Я не жду, что Рэнделл станет писать свой адрес на полоске бумаги, которой обернуты деньги, и от штемпеля на конверте проку мало – из юго-западного округа ежедневно отправляются тысячи заказных писем, – но вам известно, где его можно найти, если не получите денег вовремя.
– Я не знаю, где он живет. И не вижусь с ним…
– Думаю, он не хотел бы этого, – заметил я. – Но адрес у вас есть.
Нехотя Беннетт дал мне адрес Рэнделла: Финчли, Силвер-сквер. Наконец-то, подумал я, мы немного продвинулись вперед. Я плохо знал этот район: маленькие, жалкие лавки и конторские здания, небольшие, уютные загородные дома с портиками, плюшевыми шторами и статуями на крохотных передних газонах.
Было шесть часов, и я решил поехать в Финчли, пока Беннетт не успел предупредить никого, что я направляюсь туда.
В тот вечер я двинулся на Силвер-сквер, но все-таки не поднялся в контору Рэнделла, хотя это было бы просто. Я ужинал у Крука и объяснил причину своего внезапного ухода, стараясь представить осторожность единственной разумной линией поведения. Крук удивленно посмотрел на меня.
– Признавайся, Кертис, – сказал он, – ты уехал оттуда, не пытаясь увидеть этого человека потому, что опасался за собственную шкуру?
– Толку Фэнни от меня мертвого было бы мало, – заметил я.
Крук усмехнулся и предложил мне сигару.
– Какой ты способный. Мог бы овладеть многими профессиями – дипломата, политика, писателя… и из тебя получился бы превосходный журналист.
– Что ты имеешь в виду?
– Что на твоем месте я бы тоже остался в рыбной закусочной. Когда ты начал рассказ, я ждал чего-то необычного. Но ты переубедил меня. Переубеждать – основное мастерство журналиста. – Он хлопнул меня по плечу.
Вот история, которую я рассказал Круку.
От Беннетта я поехал в Финчли и легко нашел Силвер-сквер. Контора Рэнделла располагалась в одном из унылых кварталов, как я и предполагал. Несколько мрачных, напоминающих крольчатник комнатушек сдавались под конторы, в цокольном этаже находился общий туалет, где странного вида женщины мыли чашки и вытирали грязные подносы. Я понял, что для поиска конторы Рэнделла никаких тонкостей не потребуется, поскольку едва ли не первым, что увидел, была блестящая металлическая табличка:
...
«Мистер Рэнделл – частный детектив.
Третий этаж».
– Существовала вероятность, – сказал я Круку, – что это занятие подлинное. Рэнделла бы оно вполне устраивало. Этот человек прирожденный плут и шантажист. Если бы ему удалось разузнать несколько семейных тайн, он бы не знал нужды до конца своих дней.
– Такому человеку мало просто не знать нужды, – заметил Крук.
– Да, но и это кое-что. Кроме того, он входит в частные дома, устанавливает своеобразную близость с клиентами. Я подумал, что скорее всего это действующее предприятие.
– Но не поднялся, чтобы выяснить?
– Нет. Хотел, но сообразил, что веду себя безрассудно. Подобное поведение раздражает меня в детективных фильмах и книгах, где необузданный герой бросается в туман по звонку героини, не подумав проверить его подлинность. Я спешно приехал из Поплара на Силвер-сквер, не поставив никого в известность о своих планах. Я был безоружен. Мне казалось вполне вероятным, что у Рэнделла в конторе есть револьвер и он поджидает меня.
– Верный Беннетт позвонил ему, как только ты ушел?
– Вот именно. И такой хитроумный преступник наверняка имел бы какое-то убедительное объяснение для полиции, если бы застрелил человека, вставшего у него на пути.
– И что ты сделал? Ушел, даже не выяснив, напал ли на верный след?
– Нет, кое-что я выяснил. Знаешь, как построены эти конторы? Ряд маленьких лавочек, три этажа над ними конторы, иногда на верхнем этаже частные квартиры. Почти весь первый этаж занят лавочками. Я зашел в писчебумажную, спросил ненужных мне открыток и нужных чернил. Продавщиц канцтоваров разговорить нелегко – в этом отношении лучше всего продавцы в табачных лавках, – но я сумел разговорить ее. Я попросил черных чернил, а у нее были только синие. Я заправил ими авторучку, немного почеркал в маленьком блокноте, выразил недовольство цветом чернил. Она заметила, что местные жители предпочитают синие. Разговор перешел на людей, и вскоре я упомянул Рэнделла. Он снял там комнату совсем недавно. Женщина не знает его, даже в лицо. Я спросил адрес домовладельцев, мол, хочу снять контору в этом районе. К счастью, домовладельцы жили близко, и я отправился к ним. Они лишь подтвердили то, что сказала мне та женщина. Рэнделл снял комнату неделю назад. Я поинтересовался, на каких условиях снимают комнаты, и они ответили, что в основном помесячно. Я спросил, есть ли там еще какой-то Рэнделл, они ответили, что нет и никогда не было. Я попросил их просмотреть книги, это доказало, что он не пользовался своей фамилией во время смерти Керби и впоследствии, когда были разосланы сообщения об организации акционерных обществ.
– В общем, – добавил я, – думаю, я поступил правильно, что не пошел к нему один и без оружия. Напротив газетного киоска располагалась рыбная закусочная, я заказал там еду. Мне было видно окно конторы Рэнделла. Оно было совершенно темным, это могло означать, что либо его там нет, либо он поджидает меня в темноте. У меня было несколько случаев подобного рода. Суще-ствует такой действенный трюк. Ты привязываешь веревку к дверной ручке и оставляешь дверь чуть приоткрытой. Когда появляется любознательный посетитель, он мягко толкает дверь, видит, что в комнате темно, распахивает дверь, медлит на пороге и получает пулю в сердце. Даже если не умирает сразу, то оказывается в очень неприятном положении и, разумеется, не может спорить с каким-нибудь внушающим доверие Рэнделлом в присутствии полицейского. У хозяина на руках почти все козыри. Ему достаточно сказать, что он подвергался угрозе, и достать из твоего кармана другой револьвер, который только что туда сунул, чтобы оправдаться. Рэнделл знает все уловки подобной игры.
– Но он был там?
– Да, сидел тихо, как кот у мышиной норки. Я съел две порции рыбы и думал, долго ли еще смогу выносить противный запах жарящегося ската, когда увидел в окне движущийся огонек. Тот был слабым, круглым, луч электрического фонарика двигался осторожно. Потом штора поднялась, и появилась человеческая фигура. Я смог разглядеть лишь клинышек бороды и темный костюм. У меня создалось впечатление, что лицо его закрывает шляпа. Этот человек посмотрел на улицу, оставался он у окна с полминуты. Вскоре штора опустилась снова.
– Он догадался, что ты в рыбной закусочной?
– Не известно. Конечно, у него громадное преимущество передо мной: он знает, как я выгляжу, а я толком не знаю, кто мне нужен. Я не могу останавливать всех рыжебородых в Лондоне.
– Ты видел, как он вышел?
– Нет. Он может находиться там до сих пор.
Крук внимательно посмотрел на меня.
– На тебя это произвело сильное впечатление.
Я почувствовал, что краснею.
– Глупею с годами, – усмехнулся я. – Пять лет назад я был бы разумнее. Но даю слово, до этого случая я считал себя в положении человека, раскладывающего пасьянс. Если бы видел их, как я, то поразился бы поглощенностью этих людей своим занятием. Остальной мир может идти своим путем, петь, плакать, любить, ненавидеть или умирать. Раскладывающему пасьянс это безразлично. Я забыл, что почти каждая игра существует для двух или более игроков; пока я старательно выслеживал Рэнделла, он наблюдал за мной. Хуже всего, что я похож на потерявшего компас человека. Я нахожусь в неопределенности. Много ли я разузнал о его прошлом? О чем догадываюсь? Много ли Фэнни сказала или не сказала нам? Откровенно признаюсь, это дело меня пугает. Увидев в дверном проеме того дома полицейского, я едва не поднялся и не пошел к нему просить защиты.
На лице невозмутимого Крука появилось встревоженное выражение.
– Ты не сделал этой чудовищной глупости? – воскликнул он.
– Нет. Я знаю лондонскую полицию. Дела нужно делать грамотно. Нельзя обвинять человека, потому что подозреваешь его в двух убийствах.
Крук задумчиво произнес:
– Я согласен с тобой. Пока что не будем соваться в эту комнату. Рано или поздно Рэнделл должен открыться. Я склонен предоставить следующий ход ему.
Он хотел вызвать такси, когда я уходил, но я возразил, что мне будет безопаснее в общественном транспорте.
– Для человека, не знающего, следят за ним или нет, – сказал я, – поездка в ночном такси с выключенным светом и стеклянной перегородкой между ним и водителем может быть опасной. Кроме того, за рулем такси может сидеть Рэнделл. Мой жизненный опыт предостерегает меня от поездки в такси.
Я отправился домой в ярко освещенном автобусе. Впервые после возвращения тщательно запер квартиру на все замки и даже достал маленький револьвер, которым давно не пользовался, и положил рядом с подушкой.
И для пущей безопасности не спал всю ночь.
Ход Рэнделла не заставил себя долго ждать. Утром, встав, я обнаружил в почтовом ящике письмо в простом белом конверте. Адрес был написан наклонным почерком, как на заказном пакете. Внутри лежала половинка листа глянцевой писчей бумаги, на которой было написано тем же тонким, неразборчивым почерком:
...
«Если хочешь сохранить шкуру целой, держись подальше от этого».
В сложенной вдвое половинке листа лежал длинный рыжий волос. Штемпель был поставлен в Финчли.