– «Фен не остается в стороне», – сказал Фен. – «Возвращение Фена». «Дон бросает вызов смерти». «Повесть о Джервейсе Фене».

Кадоган со стоном открыл глаза. Его удивило, что это ничуть не изменило зрелище, представшее перед ним, разве что узор из зеленых и фиолетовых звезд исчез и на его месте возникли оранжевые мячи для гольфа. Фон оставался таким же черным, как прежде. Он закрыл глаза, и шары для гольфа ушли, зато опять появились звезды; он снова застонал, но на этот раз гораздо более осознанно. Рядом с ним что-то бубнил Фен. Кадоган начал болезненно ощущать свое тело. Он пробовал шевелить конечностями, но мало преуспел в этом, так как его ноги и руки были связаны. Потом он потряс головой и внезапно почувствовал себя гораздо лучше. Более того, нанесенный ему удар не сделал его слепым, как ему сначала показалось: слева над собой он увидел тонкий белый луч света.

– «Убийство – наваждение университета», – продолжил Фен. – «Кровь на университетской шапочке. Фен наносит ответный удар».

– Что ты говоришь? – спросил Кадоган слабым, довольно хриплым голосом.

– Мой дорогой старина, ты в порядке? Я придумываю заголовки для Криспина.

– Где мы?

– Я полагаю, мы в чулане в конце прохода, в котором они напали на нас. Это я, идиот этакий, был недостаточно осторожен. Ты связан?

– Да.

– Я тоже. Но они торопились, поэтому развязаться должно быть нетрудно.

– Прекрасно. Давай, Гудини!

– Хорошо, – ответил задетый Фен. – Тогда сам придумай способ вытащить нас отсюда.

– Подними шум. Кричи.

– Уж как только я не шумел. Беда в том, что здесь редко кто-нибудь бывает, особенно во время ланча. Комнаты Уилкса и Бэрроуза снаружи, но Уилкс глухой, а Бэрроуз вечно ошивается без дела в Лондоне. Мы просто должны ждать, пока кто-нибудь придет. Эта часть колледжа слишком изолирована, чтобы отсюда донесся хоть какой-то шум.

– И все же, я думаю, надо попытаться.

– Какой ты надоедливый… Хорошо, что мы должны делать?

– Нам полагается кричать: «Помогите!» Разве не так? И колотить ногами в дверь.

– Очень хорошо, но только поосторожней там, не попади по мне.

Но сколько они ни кричали и ни стучали – все безрезультатно.

– Пожалуй, не стоило так надрываться, – наконец вымолвил Кадоган. – Как ты думаешь, который сейчас час?

– Всего лишь без десяти или без пяти два. Я ни разу не потерял сознание полностью и все время смутно понимал происходящее. Я вполне пришел в себя почти сразу же, как они бросили нас сюда.

– Что-то колет меня пониже спины…

– Знаешь, что интересно, – тут голос Фена, доносившийся из темноты, приобрел слегка педагогические нотки, – кажется, все говорит о том, что, если бы мы поймали эту девушку, она могла бы рассказать нам нечто важное. Задачей Сциллы и Харибды явно было не дать нам это услышать. При этом у меня неприятное чувство, что именно в данный момент они как раз пытаются заставить ее замолчать… – голос его зазвучал тише.

Спустя некоторое время он продолжил:

– Россетер или тот тип, который стукнул тебя по голове, могли напустить их на нас. Ставлю на последнего.

– Шарман?

– Нет, он ни разу не уходил из бара после того, как мы увидели его там. Если он узнал тебя (и подготовился заранее), он бы не говорил так раскованно. Шарман исключается.

Наступило долгое и мрачное молчание. Оба были в таких неудобных позах, что мало-помалу начали ощущать покалывание во всем теле. Во рту у Кадогана пересохло, голова болела, и ему хотелось курить.

– Давай играть в «Нечитабельные книги», – предложил он.

– Давай! «Улисс».

– Годится. «Рабле».

– Годится. «Тристрам Шенди».

– Годится. «Золотая чаша».

– Годится. «Расселас».

– Нет, мне он нравится.

– О боже! Ну тогда «Кларисса».

– Годится. «Титус».

– Помолчи минуту. Мне кажется, я слышу, как кто-то идет сюда.

И действительно, снаружи послышались шаги, приближающиеся по каменному полу, слабые и неуверенные шаги.

– Ну, а теперь вместе, – отрывисто скомандовал Фен. – Раз… Два… Три…

Они издали оглушительный, ужасающий крик.

– «Словно ветер, – по привычке процитировал Фен, – что всю ночь пронзительно свищет на пустоши, где нет ни души».

… Шаги нерешительно замерли, приблизились, ключ в замке повернулся, дверь чулана открылась, и поток дневного света заставил их заморгать. Маленький, глухой и очень старый дон в мантии заглянул внутрь.

– Крыса! – пропищал он пронзительным голосом. – Крыса за ковром! – Он сделал ряд выпадов в их сторону, как будто хотел проткнуть их шпагой, чем взбесил Фена.

– Уилкс! – воскликнул Фен. – Ради всего святого, выпусти нас отсюда!

– А что это вы тут делаете, а? – спросил Уилкс.

– Развяжи нас, глупый ты старик! – раздраженно заорал на него Фен.

– Наверное, какие-то детские розыгрыши, – продолжал Уилкс бесстрастно. – Ну, хорошо. Полагаю, кто-то должен спасти вас от последствий ваших глупостей.

Дрожащими, но твердыми пальцами он энергично взялся за узел из носового платка, которым были связаны запястья Фена.

– А все эта игра в детектива. Те, кто играет с огнем, должны знать, что и сами обожгутся, хе-хе-хе…

– Полно занудствовать, – проворчал Фен. Он развязал толстую веревку вокруг щиколоток и неуклюже выбрался из чулана. – Который час, Уилкс?

– Полчаса после поцелуя, – ответил Уилкс, – и время опять целовать.

Он развязал запястья Кадогана. Часы колледжа прозвенели и пробили два. Кадоган высвободился и встал, нетвердо держась на ногах.

– Теперь слушай, Уилкс, – сказал Фен очень серьезно, – потому что это важно.

– Ни слова не могу разобрать.

– Я сказал: «Это серьезно».

– Что серьезно?

– Я еще пока не сказал тебе.

– Знаю, что не сказал, потому и спрашиваю, хе-хе, – ответил Уилкс, с радостным видом потирая руки и выделывая антраша на мощенном камнем полу. Фен злобно взглянул на него. – Но ты не думай, что я не знаю. Речь идет о той девушке, за которой вы гнались. Я видел.

– Да, да. Ты видел ее?

– Казанова Фен.

– О моя шкурка и мои усики!

– Я видел ее, – сказал Уилкс, – когда входил сюда.

– Ну и? – не мог сдержать своего нетерпения Фен.

– Ее утащили привидения.

– Нет, правда, Уилкс. Это страшно важно…

– Хе, – хмыкнул Уилкс. – Ха! Важно, а? Не верю ни одному слову. Ну ладно, она была во дворе, когда я проходил мимо, разговаривала с парой головорезов. Похоже, они торопились увести ее…

Он не договорил, потому что Фена и Кадогана уже след простыл. Когда они, тяжело топая, бежали по мощенным камнем коридорам, сквозь готические арки, чтобы оказаться в переднем дворике под обветшавшим бюстом основателя, Кадоган, который пыхтел и стонал от неимоверных усилий, позавидовал неожиданно обнаружившимся спортивным способностям Фена. Студенты разбредались по своим комнатам после ланча в трапезной, но никого постороннего среди них не было. В едином порыве они очутились у ворот и увидели на противоположной стороне Сент-Джайлс девушку, далматина и двоих мужчин, которые как раз садились в седан марки «Хамбер». Они выбежали на мостовую, крича и махая им руками, но это только ускорило события. Двери быстро закрылись, мотор завелся, и большая машина двинулась прочь, вверх по Банбери-роуд.

– «Лили Кристин»! – воскликнул Фен, как будто вызывал джинна. – Где моя «Лили Кристин»? – повторил он еще настойчивее, не обнаружив никаких следов машины.

– Ты оставил ее у «Булавы и Скипетра», – напомнил ему Кадоган.

– О мои лапки! – вскричал Фен в отчаянии. Он осмотрел улицу от начала и до конца. Если бы там была припаркована какая-нибудь машина, он угнал бы ее, но машины не было. Единственное транспортное средство, едущее по направлению Банбери, был огромный восьмиколесный грузовик. И тем не менее Фен проголосовал, и, что удивительно, грузовик остановился.

– Здорово, – приветствовал водитель Кадогана. Ты – тот самый чокнутый парень, которого я подбросил прошлой ночью. «Телеграфные столбы»! – засмеялся он добродушно при этом воспоминании.

– Хэлло! – ответил Кадоган. – Мы хотим догнать черный «Хамбер». Смотрите, его еще видно.

Водитель посмотрел.

– Черт подери, – сказал он. – Как ты думаешь, что такое моя колымага? Бешеный торнадо? Не то чтобы, – добавил он скромно, – из нее нельзя было выжать сносного аллюра, если, конечно, не боишься поломать себе при этом пару костей.

Кадоган в отчаянии посмотрел на дорогу, но никакого другого транспорта не было в поле зрения. Он увидел, что Фен занят перепалкой со старым Уилксом, который только что подбежал к нему.

– Нет, нет, Уилкс, – возражал он, – ты будешь только ужасно мешать. Возвращайся в свои комнаты! – Он замахал руками, прогоняя Уилкса.

– Ради бога, поехали! – нетерпеливо позвал Кадоган. – Иначе мы с таким же успехом можем никуда не ехать.

Отчаянно переругиваясь, они все трое вскарабкались в кабину, и грузовик тронулся с места.

Машина в самом деле могла задать жару. Более всего это напоминало виброэлектромассаж с двумя каменными жерновами вместо массажера.

– Бак пустой, – пояснил водитель, когда стрелка спидометра качнулась на сорока. Они переехали через рытвину, и, подскочив на сиденье, водитель чертыхнулся. – Эту проклятую машину уже не видно. Нам ее никогда не догнать.

Фен, казалось, был готов согласиться с этим. Из-за тесноты в кабине грузовика он был вынужден держать Уилкса у себя на коленях, и ни у кого не оставляли сомнений чувства, которые он испытывал по этому поводу. Улучшению его настроения не способствовало то, что Уилкса очевидным образом забавляла эта ситуация. Кадоган опять стал мечтать о ланче. Водитель был довольно безмятежен, очевидно, считая такое вторжение в кабину частью обычной ежедневной работы. Они представляли собой странное зрелище.

– Не могу понять, зачем тебе понадобилось ехать с нами, Уилкс, – горько проворчал Фен, – ты только путаешься под ногами.

– Брр! – фыркнул Уилкс презрительно. – В чем тут дело? Ну-ка рассказывай! Ох! – Тут он ударился головой о потолок кабины. – Черт подери, черт подери, черт подери, черт все это разнеси!

За окном мелькали дома Банбери-роуд. Они выезжали уже на более открытое пространство, и грузовик выжимал пятьдесят миль, несмотря на ограничение скорости. И все-таки, как напомнил им Фен, обыкновенно это правило скорее нарушали, чем соблюдали.

– Какова вероятность, что та машина свернула где-то здесь? – добавил он.

– Сто против одного, сдается мне, – откликнулся Кадоган. – Но в любом случае это была приятная поездка.

– Что? – переспросил Уилкс.

– Я сказал: «Это приятная поездка!»

– Рад, что вы так считаете, – проворчал Уилкс. – Если бы колени этого субъекта кололи вас, вы вряд ли бы сохраняли такой самодовольный вид.

Они приблизились к перекрестку, на котором стоял работник Автомобильной ассоциации, и водитель сбавил скорость.

– Эй, приятель! – окликнул он представителя ассоциации. – Ты случайно не видел, проезжал здесь черный «Хамбер»?

– Смотри, попадешься копам, – сказал в ответ тот. – Копы поймают тебя, если будешь гнать на такой скорости. Разобьешь грузовик.

– Ничего, братишка, – ответил водитель. – Как насчет того «Хамбера»? Ты видел его?

– Пару минут назад, – неохотно снизошел до ответа человек из Автомобильной ассоциации. – Мчался как сумасшедший. Свернул налево.

Водитель крутанул руль на полный оборот, грузовик взревел и помчался в указанную сторону. Вскоре они оказались вдали от всякого жилья, навстречу попадались только то какой-нибудь домишко, то ферма, стоящие на отшибе. По обе стороны дороги раскинулись поля, а вдали на севере горизонт замыкала низкая гряда холмов. Несколько раз машина переезжала по узким горбатым мостикам, перекинутым через извилистые ручьи, окаймленные ивами и ольхой. Изгороди то сплошь белели пышно цветущими клематисами, то чернели от спелой ежевики. Над головой сияло жаркое солнце бабьего лета, на фарфорово-голубом небе не было ни облачка.

– Индустриальная цивилизация, – неожиданно произнес водитель, – это проклятие нашего века. – Кадоган уставился на него с изумлением. – Мы потеряли связь с природой. Мы все увяли. – Тут он сурово взглянул на цветущее здоровьем лицо Фена. – Мы потеряли связь, – помедлил он угрожающе, – с телом.

– Я не потерял, – желчно заметил Фен, встряхивая Уилкса.

Кадогана посетило озарение.

– Все еще читаете Лоуренса? – спросил он.

– Ага, – ответил утвердительно водитель. – В яблочко!

Он пошарил вокруг себя и извлек замусоленное издание «Сыновей и любовников» на всеобщее обозрение, а затем положил его на место.

– Мы потеряли связь, – продолжал он, – с сексом – великой первозданной энергией; темным, загадочным источником жизни. Нет, – добавил он доверительно, – не то чтобы я всегда чувствовал именно это, прошу прощения, когда бывал в постели со своей старухой. Но это как раз потому, что индустриальная цивилизация держит меня в когтях.

– О, я бы так не сказал.

Водитель предостерегающе поднял руку.

– Да нет уж, держит! Я – бездушная машина, вот что я такое, больше ничего. – Тут он оборвал себя на полуслове. – Ну, что мы теперь будем делать?

Они приближались к развилке на дороге, первый поворот после того, как они повстречали работника Автомобильной ассоциации. Здесь, довольно далеко от дороги, налево от них стоял коттедж, но вблизи не было ни души, у кого бы они могли справиться о черном «Хамбере». Это была безнадежная ситуация.

– Давайте свернем налево, – предложил Кадоган. – В конце концов, ведь этот роман Криспина издает сам Голланц. Интересно…

Но что именно интересно, им не суждено было узнать никогда. Потому что в тот самый момент они услышали выстрел, донесшийся из коттеджа, мимо которого проезжали.

– Остановитесь, водитель! – возбужденно воскликнул Кадоган. – Остановитесь во имя Лоуренса!

Водитель затормозил так резко, что их отбросило назад на сиденьях. Уилкс крепко обхватил обеими руками шею Фена.

– Ишь, вцепился, – проворчал Фен, – как морской старик…

Но продолжить ему уже не удалось. Что-то протолкнулось сквозь густо заросшую изгородь перед их машиной и вылетело на поросшую травой обочину. Это был далматин, и на его боку расплывалось красное пятно. Он сделал несколько шагов по направлению к грузовику на дрожавших лапах, пролаял один раз и затем, заскулив, упал на бок и умер.

Салли Карстейрс ненавидела жизнь. Что довольно странно, ведь до сих пор жизнь неизменно обходилась с ней милостиво. Не в финансовом отношении, разумеется; с тех пор как умер отец, они с матерью обходились маленькими средствами, которых хватало только на то, чтобы сводить концы с концами. (Но как-то они сводили, и обустроили удобный дом, и жили дружно, за исключением обычных маленьких размолвок.) Конечно, ее жизнь не была цепью безудержных удовольствий или безмятежных дней, работу в магазине тканей Леннокса вряд ли можно было считать облагораживающим или творческим занятием. Но, несмотря на эти неприятные моменты, жизнь была просто обязана обходиться с Салли Карстейрс хорошо; она легко шагала по ней, и ее не пугали и не смущали незначительные опасения и тревоги, приводящие в отчаяние тех, кого называют hoi polloi; ей на самом деле совершенно не была свойственна жеманность, она питала живой интерес к миру, другим людям и в избытке обладала той естественной живостью, о которой (хотя она не знала об этом) водитель грузовика как раз в этот момент читал лекцию двум донам и крупному английскому поэту. «Ты кобылка благородных кровей», – сказал ей однажды мужчина средних лет. «Черт подери, какая наглость», – возмутилась Салли, твердо отводя его руки от того направления, куда они стремились. Но в его высказывании была доля правды; Салли обладала такой сильной нервной энергией и производила впечатление такой первоклассной физической породистости, которая редко встречается во всех слоях общества, но чаще всего обнаруживается в тех, что эвфемистически называют низшими классами, а то, что она не претендовала на интеллектуальность, совершенно ничего не значило. Жизнь казалась ей хорошей и приятной вещью. До прошлой ночи.

Она окинула взглядом маленькую гостиную коттеджа. Уродливо и убого обставлена – полная противоположность маленькой гостиной в ее родном доме. Стулья, стол и шкафчики из дешевого дерева, выкрашены в тусклый, наводящий тоску коричневый цвет; покрышки и занавеси – тошнотворно зеленого оттенка и очень изношенные; картины на стенах свидетельствовали о безрадостной религиозности: святой Себастьян, пронзенный стрелами, несчастный Иона, выброшенный за борт, и (несколько неожиданно) пышнотелая Сусанна, резвящаяся на глазах у скучающих старцев. Салли энергично встряхнулась и, чувствуя, что ее трясет самый настоящий озноб, села, положив сумку на колени, и попыталась вернуть себе присутствие духа, глядя через грязное решетчатое окно на заброшенный сад. Она слышала, как в соседней комнате двое мужчин разговаривают приглушенными голосами. Если бы только она не была так беспомощна и одинока… Но она не посмела ничего сказать своей матери.

Она мысленно вернулась к событиям этого дня. Она не собиралась идти на ту репетицию Генделевского общества, хоть и знала, что должна была: она была слишком, слишком взволнована, чтобы петь. Но тот человек с холодным взглядом что-то прокричал о ней, и она впала в панику. В конце концов, эти двое могли быть из полиции. А когда более высокий из них, кого, как она смутно помнила, Салли встречала где-то в городе, оказался профессором Феном, она встревожилась еще больше, хотя, вспомнила она, была и слегка удивлена в то же самое время, что человек, чьи подвиги в качестве детектива были так хорошо известны, выглядел таким дружелюбным. «Идиотка, а чего же ты ждала?» – добавила она про себя. Погоня была кошмаром, даже когда стало очевидно, что они не из полиции, ведь если бы они были оттуда, то могли бы просто остановить репетицию. Она раньше бывала в часовне Сент-Кристоферс и знала, что если эти люди войдут туда вслед за ней, то будет шанс убежать от них в конце службы. Девушка была так испугана, что не могла придумать никакого другого пути. В тот момент она не спросила себя, какая польза ей от этого бегства; это было инстинктивное движение и, как она готова была признать сейчас, глупое. И все-таки…

Затем появились другие двое мужчин, те, что здесь сейчас. Они догнали ее сразу же, как она вышла из часовни, когда она думала, что наконец-то снова вырвалась на свободу. И, несмотря на их внешность («Как будто вышли из дешевого триллера», – подумалось ей), она прониклась к ним некоторым доверием. Прежде всего, они разговаривали вежливо, а Салли инстинктивно доверяла учтивым людям. Старший, тот, что был с расплющенным носом, очевидно главный, сказал:

– Простите, мисс, но мне кажется, что вас беспокоили те двое мужчин. Не позволяйте им тревожить вас: они не из полиции, и они ничего не знают, во всяком случае, о том, что было прошлой ночью.

Она резко повернулась к нему:

– А вы знаете?

– Немножко, мисс. Нам рассказал Берлин. Вы помните Берлина? – Она кивнула. – И, по правде говоря, мисс, это он послал нас разыскать вас. Похоже, он выяснил нечто о прошлой ночи, что здорово оправдывает вас. Он хочет, чтобы мы сейчас доставили вас к нему для разговора.

Она колебалась, чувствуя одновременно и внезапное, огромное облегчение, и иррациональное беспокойство.

– Я… А где это? Далеко?

– Нет, мисс, это за городом в направлении Банбери. У нас есть машина на улице, это займет не больше десяти минут.

Затем, заметив ее сомнение, добавил:

– Поехали, поехали, мисс, нам нет смысла причинять вам какой-нибудь вред, поверьте. Насколько я слышал, вы уже сейчас так запутались, что хуже быть не может. Давайте посмотрим на вещи с другой стороны: даже если Берлин был убийцей – хотя он им не был, – последнее, что он хотел бы сделать, так это навредить той, у кого нет неопровержимого алиби. Разве не так?

Она вздрогнула, но его слова звучали убедительно, и в конце концов она согласилась.

– А где те двое, что за мной гнались?

Младший ухмыльнулся:

– Здесь все в порядке, мисс. Мы пустили их по ложному следу. Они теперь уже очень далеко.

Вот она и уехала с ними. Кто-то кричал им вслед, когда садились в машину, но они тронулись с места так быстро, что Салли не смогла рассмотреть кто. А теперь – теперь они приехали, и ей показалось странным, что никто не встретил их здесь. Мужчины сказали, что он, должно быть, задержался, и предложили ей подождать, затем извинились и вышли поговорить. Но девушка больше не хотела ждать, ей было тревожно, у нее вызывала отвращение эта маленькая, безобразная гостиная, в которой она сидела.

– Дэнни! – позвала она.

Далматин, безостановочно бродивший по комнате, подошел и положил голову ей на колени. Она погладила, потрепала его и решила, что во что бы то ни стало должна покинуть это место. Еще раньше Салли попыталась открыть окна, но они оказались запертыми, поэтому единственный путь наружу лежал через крохотную прихожую, где разговаривали те двое. Недоверие к ним росло в ее душе стремительно, она очень медленно и неуверенно открыла дверь и услышала какой-то обрывок их разговора: «Всегда нужно выяснить, кому принадлежит это место», – и тут они оглянулись на нее.

Их было бы не узнать, если бы не та же внешность. Их обращение с девушкой полностью изменилось. Она поймала жадный, оценивающий взгляд младшего, которым тот окинул ее фигуру, а в глазах старшего было что-то еще похуже.

– Я думаю… Я думаю, что мне пора идти… – пролепетала она слабым голосом, в то же время сознавая, как это бесполезно. – Вы отвезете меня обратно в Оксфорд?

– Нет, мисс. Не думаю, что вам можно уйти сейчас. И еще долго будет нельзя, – сказал старший. – Мы должны задержать вас здесь надолго.

Она метнулась к двери, но младший оказался быстрее. Он обхватил ее одной рукой, а другой зажал ей рот. Салли кусалась и брыкалась отчаянно, потому что была не из тех девиц, что падают в обморок, когда оказываются в опасности. Пес рычал и лаял, кусал мужчину за пятки.

– Ради всего святого! – заорал он другому. – Убери животное с дороги!

Раздался внезапный резкий хлопок, и собака взвыла от боли. На мгновение Салли удалось высвободить рот.

– Вы дьяволы! – она чуть не задохнулась. – Дэнни! Беги! Беги, мой мальчик! – Тут опять горячая потная рука заткнула ей рот. Пес, поколебавшись, прокрался в заднюю часть коттеджа.

– Останови собаку! – рявкнул младший. – Нет, пойди сюда и помоги мне справиться с этой сукой!

Все трое, сцепившись, боролись в тесной прихожей. Силы Салли шли на убыль, и они намертво заломили ее левую руку за спину. Она сделала последнюю попытку вырваться и почувствовала, как чья-то рука сдавливает ее шею. Через несколько мгновений свет померк в ее глазах.

Салли пришла в себя, чувствуя себя не так плохо, как могла ожидать. Правда, у нее болела голова, а тело казалось чужим, но оба этих болезненных ощущения, пожалуй, уже проходили и быстро. Первым делом она сочла нужным проверить, что юбка чинно прикрывает колени, вторым – воскликнуть: «Черт возьми!» – слабым голоском.

Она снова была в гостиной и лежала на кушетке, пахнущей нафталином. Вокруг нее неподвижно в разных позах расположились четверо мужчин, двоих из которых она уже видела раньше. Джервейс Фен, чьи волосы торчали на макушке наподобие игл дикобраза, внимательно разглядывал картину «Сусанна и старцы»; Ричард Кадоган обеспокоенно смотрел на нее, повязка на его голове сползла набок, так что он выглядел как римский император после продолжительной и безудержной оргии; Уилкс стоял позади, подливая виски себе в стакан; а водитель грузовика, тяжело дыша, был занят, как обычно, своими фанфаронскими рассуждениями.

– Ублюдки, – говорил он, – я, может быть, знал, что отсюда должна была быть другая дорога. Бесполезно пытаться остановить их. Конечно, что ни говори, у одного из них был револьвер, – тут он чуть не сплюнул от отвращения, но увидев, что глаза Салли открылись, передумал. – Ну, мисс, – спросил он, – как вы себя чувствуете?

– Черт возьми, – сказала Салли и села. Так как ничего плохого с ней не случилось, она осмелела. – Вы спасли меня?

– Не совсем так, – сказал Кадоган. – Наши два дорогих приятеля сбежали на своей машине, как только увидели, что мы подъезжаем. Мы нашли вас на полу в прихожей. С вами все в порядке?

– Со мной… Да, мне кажется, что со мной все в порядке. Спасибо.

Фен закончил изучение Сусанны и обернулся.

– Я думаю, что они провернули тот же фо… – Тут он оборвал себя на полуслове. – Эй, Уилкс, перестань глушить виски!

– Его не так уж и много, – укоризненно ответил Уилкс.

– Тем более нечего выхлебывать все самому. А, жадный старый пьяница?

– Не беспокойтесь, честно, – сказала Салли. – Я все равно терпеть не могу виски.

– Тогда дай мне немного, – сказал Фен.

– Дэнни! – В глазах Салли появилась тревога. – Что с ним? С моей собакой, я имею в виду.

– Увы, он мертв, – ответил Кадоган. – Застрелили.

Она кивнула, и в ее глазах блеснули слезы. Ненадолго.

– Я знаю.

– Если бы не он, мы бы не узнали, что вы здесь.

(Что, как подумал Кадоган, было неправдой – выстрел в любом случае привел бы их сюда. Но вдаваться в подробности уже не было смысла, пес сослужил свою службу.)

– А теперь, – ласково сказал Фен, – вы расскажете нам, в чем тут дело?

Но неожиданно они наткнулись на каменную стену. Девушка была слишком напугана. Она уже поверила одним людям сегодня и не собиралась доверять другим, каким бы убедительным ни казалось их желание помочь ей. А кроме того, Салли поклялась держать в секрете всю жизнь для своей же пользы то, о чем они просили рассказать. Ни Фен, ни Кадоган, ни Уилкс, от которого, впрочем, не было никакого толку, ни водитель грузовика – никто из них ни поодиночке, ни вместе не смогли вытянуть из нее ни слова. Ни предостережения, ни увещевания, ни упрашивания, казалось, не действовали на нее. Она сказала, что благодарна им, очень благодарна, но ничего не может рассказать, и все тут. В конце концов Фен, что-то бормоча себе под нос, выскользнул в прихожую и позвонил в «Булаву и Скипетр».

– Мистер Хоскинс? – спросил он, когда его соединили, – это Фен. У меня есть еще одно дело. Как раз для вас, если вы можете.

– Что именно, сэр? – спросил мистер Хоскинс меланхолическим голосом.

– Здесь у нас привлекательная женщина, которую мы не можем убедить довериться нам. Вы можете как-нибудь помочь?

– Это можно.

– Хорошо. Приезжайте немедленно. На «Лили Кристин III», она на улице возле гостиницы. Поедете по Банбери-роуд до перекрестка, где стоит человек из Автомобильной ассоциации. Там поверните налево и поезжайте прямо через три моста до развилки, мы здесь. Невозможно ошибиться.

– Очень хорошо, сэр. Что касается мистера Шармана…

– Ах да. Ну и?

– Здесь как раз закрывают, сэр, и мы должны уйти. Однако, кажется, ему понравилось мое общество, – мистер Хоскинс, казалось, сам с трудом верил в это. – И он дал мне свой адрес, так что я могу нанести ему визит.

– Прекрасно. Оставьте мистера Шармана на произвол судьбы. Он очень пьян?

– Очень.

– Ну, до свиданья.

– До свиданья.

Фен уже собрался отойти от телефона, как внезапная мысль пришла ему в голову, и он вернулся, чтобы набрать номер главного констебля.

– Алло!

– Алло. Это опять я.

– О господи, нет справедливости на этом свете… В чем дело на этот раз? Послушай, Джервейс, надеюсь, ты не покрываешь этого типа Кадогана?

– Как тебе могла прийти в голову такая мысль? Я хочу узнать, кто владелец одного коттеджа.

– Для чего тебе?

– Не твое дело.

– Как он называется?

– Как он называется? – крикнул Фен в гостиную.

– Что как называется? – переспросил Кадоган.

– Этот коттедж.

– А… «Вязы». Я заметил по дороге сюда.

– «Вязы», – сказал Фен по телефону.

– Прошу, не кричи так громко. Я чуть не подскочил от страха. На какой это дороге?

– Б-507, как раз там, где она соединяется с Б-309. Где-то между Такли и Вуттоном.

– Хорошо. Я перезвоню.

– Я думал, у тебя прямая связь с полицейским участком. Можешь воспользоваться?

– Да, действительно. Я совсем забыл. Подожди минуту. – Последовала долгая пауза. И наконец: – Ну вот. Коттедж принадлежит мисс Элис Уинкворт. Ты доволен?

– Да, – задумчиво ответил Фен. – Пожалуй, да. Спасибо.

– Джервейс, это общепринятое мнение, что «Мера за меру» – пьеса о непорочности?

– Чересчур общепринятое, – откликнулся Фен, – и весьма достойное порицания. До свиданья, – сказал он и повесил трубку.

Вернувшись в гостиную, он тихо объяснил, что за ними выезжает машина; на что водитель, последние несколько минут проявлявший признаки нетерпения, сказал, что должен уехать.

– Если я задержусь здесь еще дольше, потеряю работу. Вот что будет.

Все стали благодарить его.

– Не стоит, это было в удовольствие, – ответил он небрежно. – Хотя вы все, похоже, чокнутые. Ну, как бы там ни было, удачи вам! – тут он подмигнул Кадогану. – «Соба-а-а-ки!» – и ушел, тихо посмеиваясь себе под нос.

Так как им не о чем было говорить и нечего делать, все стояли или сидели в молчании, пока оглушительный рев, сопровождаемый громким выхлопом, не возвестил о прибытии мистера Хоскинса.

Он был великолепен. Он предложил Салли шоколад и с видом, располагающим к доверию даже Кадогана, расположил свою крупную фигуру в кресле. Они все потихоньку вышли из комнаты, необходимость объяснять суть дела Уилксу отпала: он допил виски и ушел на поиски новой порции. И менее чем через десять минут мистер Хоскинс пришел за ними, и все вернулись в гостиную, где их встретил сияющий взгляд голубых глаз Салли и улыбка на губах мистера Хоскинса.

– Обалдеть! Ну и дура же я была! – сказала она. – Я не хотела говорить вам. Честно. Но это было так ужасно, и я так напугалась… Одну старую леди убили прошлой ночью, – сообщила она, вздрогнув, и быстро добавила: – Я ее не убивала.

– Да, – сказал Фен. – Но кто?

Салли взглянула на него.

– Это ужасно, – ответила она, – но у меня нет ни малейшего представления об этом.