Глава 23
Новые начинания

После церемонии вручения премии Британской академии кино и телевизионных искусств я стала чаще встречаться с другими людьми, пострадавшими от ожогов, — как в благотворительных целях, так и по поводу второго документального фильма, который по плану должны были показать в начале 2011 года. Я встретилась с двадцатичетырехлетней ирландкой по имени Эмили. Когда ей было семь лет, в их доме случился пожар. Она получила ожоги семидесяти четырех процентов кожи. А двенадцатилетняя Терри получила серьезные ожоги в раннем детстве, и ей еще много лет предстоит восстанавливаться. Шестнадцатилетний Уилл обжег всю верхнюю половину тела на барбекю. А девятнадцатилетняя девушка по имени Адель во время эпилептического припадка обварилась кипятком в душе. Мы быстро находили общий язык, поскольку пережили похожие беды. Мы все знали, каково это — переносить одну операцию за другой, ненавидеть собственное отражение в зеркале. Я старалась помочь им, как могла.

— У меня был парень, — рассказала я им. — Большинство людей не будут обращать внимание на ваши шрамы, обещаю.

Эти ребята вдохновляли меня: именно таким людям я и собиралась помогать посредством нашего фонда. Казалось, передо мной открылся совершенно другой мир.

Кроме того, я познакомилась с мастером по визажу Кэйти. Она прислала мне письмо, в котором выразила желание работать у нас волонтером. Ее муж, Саймон, успешный бизнесмен, став нашим председателем, давал мне ценные практические советы и руководил сбором средств.

В начале июля мы с мистером Джавадом получили приглашение в сад Букингемского дворца на прием в честь шестидесятилетия принцессы Анны: там отметили нашу работу в Международном фонде защиты жертв нападения с применением кислоты. Мы общались с представителями других благотворительных организаций, а я все не могла поверить, что нахожусь в королевском дворце.

— Ты великолепно выглядишь, — с улыбкой сказал мистер Джавад, и я оглядела свое облегающее синее платье и розовые туфельки.

— Спасибо. Вы тоже. Отличный костюм, — улыбнулась я в ответ и сунула в рот волован.Даже сейчас мой пищевод доставлял мне немало хлопот: приходилось каждые восемь недель расширять его. Как только я проглотила печенье, сразу поняла, что оно сейчас вернется назад. О нет! Меня стошнит прямо в саду Букингемского дворца!

— Меня сейчас вырвет! — пробормотала я, стараясь крепко сжать губы.

— Вот, воспользуйся этим, — мистер Джавад сунул мне в руки свой шелковый платок.

— Ни за что! Я не могу! — покачала я головой. — Он слишком красивый, чтобы портить его.

— Да ладно, я не против, — настаивал он. К счастью, кто-то из официантов вовремя сунул мне кухонное полотенце. Я постаралась как можно незаметнее сплюнуть туда злосчастный кусок пирожного, а мистер Джавад помог мне избавиться от испачканного полотенца. Как унизительно!

— Давай прогуляемся по саду, — предложил доктор, и мы направились к идеально выстриженным газонам. Оказавшись одни, мы смогли поговорить.

— Как твои дела? — спросил меня мистер Джавад. — Ты счастлива?

— Да, я учусь быть счастливой, — улыбнулась я. Мы присели на скамейку у озера, заросшего розовыми водяными лилиями. — Благодаря вам.

Я думала о том, как мистер Джавад без устали помогал мне, искал самые лучшие методы лечения для девушки без лица, которую никогда прежде не встречал. Он был не обязан это делать — просто не мог по-другому, такой уж он человек. И теперь мистер Джавад мне как второй отец. Сколько раз я была готова сдаться, но не сдавалась, потому что не хотела его подвести. Сколько раз его письма и телефонные звонки поднимали мой боевой дух, давали силы продолжать борьбу.

Если у меня когда-нибудь будет сын, — подумала я, — назову его Али, в честь Мохаммеда Али Джавада.

— Я не хотел говорить тебе об этом раньше, — неуверенно начал мой собеседник. — Помнишь, я рассказывал тебе, что специалист, лечивший тебя в Стамбуле, раньше лечил турецкую актрису, которую облил кислотой ее любовник?

Я кивнула, и он продолжил:

— Когда того человека выпустили из тюрьмы, он ее убил. — Врач помолчал, наблюдая за выражением моего лица, потом спросил:

— Ты боишься, что с тобой может случиться то же самое?

Меня никто не спрашивал об этом прямо, но между мной и мистером Джавадом установились особые отношения. Мы были предельно честны друг с другом. Я видела, что он всерьез озабочен, и понимала, что должна сказать правду. Он не хочет, чтобы я страдала молча, хочет быть рядом и помочь.

— Да, — призналась я. — Не думаю, что Дэнни когда-нибудь изменится. А снявшись в фильме, я, вероятно, еще больше разозлила его. Я пошла в полицию и рассказала о нем, а ведь он предупреждал, чтобы я молчала.

— Но он проведет в тюрьме шестнадцать лет. Это долгий срок! — Я попыталась улыбнуться, и мистер Джавад понимающе кивнул. Мы помолчали. Он с грустью смотрел вдаль. О чем он думал в тот момент? Тоже опасался, что Дэнни придет, чтобы расправиться со мной?

Чуть позже мой спутник встал со скамьи.

— Сними меня на мой телефон, — озорная улыбка появилась на его лице.

— Но нам не разрешили здесь снимать, — напомнила я.

— Глупости! Должен же я показать своим родственникам в Пакистане, что был в Букингемском дворце!

После приема доктор не уехал, пока не посадил в такси меня.

— Настоящее такси! — приговаривал он. — Большая черная машина, а не эти финтифлюшки.

Я забралась на сиденье и помахала мистеру Джаваду рукой, в душе вознося благодарственные молитвы Богу за то, что позволил нам встретиться на этой земле.

А на следующий вечер был благотворительный обед в поддержку исламской общины — еще одной организации, к которой имел отношение мистер Джавад. Они помогали жертвам нападений с применением кислоты в Азии — тем, у кого не было возможности получить такое превосходное лечение, какое было доступно мне. И я стала их «послом доброй воли», ставя перед собой цель рассказать о них миру, привлечь внимание общества к их проблемам.

— Мне бы хотелось когда-нибудь съездить в Пакистан, — призналась я мистеру Джаваду. — Когда наш фонд окрепнет. Я хочу помогать жертвам таких нападений и в других странах.

А еще днем позже я присутствовала на церемонии вручения полицейской «Награды за храбрость», где убедила Дэвида Кэмерона позировать рядом со мной для фото.

— Думаю, он понятия не имел, кто я такая, но был слишком вежлив, чтобы просто прогнать меня, — со смехом рассказывала я маме на следующий день.

Несколько дней вихрем пролетели в хлопотах по подготовке торжественного банкета в честь открытия Фонда Кэти Пайпер. К этому времени со мной в офисе уже работала очаровательная дама по имени Кэролайн. Однако нам по-прежнему приходилось решать миллион вопросов — столько всего нужно было организовать!

В то утро, когда должен был состояться банкет, я нервничала, словно это был день моей свадьбы. Сердце колотилось как бешеное, горло сжималось от волнения, я корчилась в творческих муках, пытаясь написать приветственную речь. Как я смогу справиться, когда на меня будет смотреть столько народа? Что, если меня, как раньше, накроет приступ паники? А что, если никто не придет? А что, если…

В назначенный срок мы с Кэролайн отправились в бизнес-центр «Сони», и я стала готовиться к приему. Надела бледно-розовое платье, ярко-синие туфли на высоких каблуках, длинные серьги и жемчужный браслет. Руки предательски дрожали.

Мы поднялись в офис Саймона. При виде меня он удивленно выпучил глаза.

— Вау! Кэти! Потрясающе выглядите! — присвистнул Саймон и вручил мне бокал шампанского. — Вы что, зубы отбелили?

— Да, — хихикнула я, и мы смешно оскалились, сравнивая цвет зубов. До этого я была слишком взволнована, чтобы думать о том, как выгляжу. Но теперь я посмотрела на свое отражение и удовлетворенно улыбнулась. Я была действительно чертовски хороша. Обожженная, но великолепная — вот как бы я это назвала!

— На самом деле я ужасно волнуюсь, — призналась я, сжимая дрожащие ладони.

— Я каждый раз волнуюсь, — пожал плечами Саймон. — Терпеть не могу произносить речи. Просто вообразите, что все голые!

Я расхохоталась.

— Нет, я не могу! Там будут мои родители и мистер Джавад!

Саймон улыбнулся и протянул мне руку.

— Ну что, готовы? — спросил он. Я кивнула. — Тогда давайте начнем.

Взявшись за руки, мы вошли в зал. Там уже собралось человек двести. Мои родители и друзья; люди, пострадавшие от ожогов, с которыми я встречалась до этого; медработники, которые спасли мою жизнь; Мэгз и все ребята из съемочной группы… Каждый их них помог мне больше, чем я могу выразить словами. Теперь все они обернулись и посмотрели на нас. Наступил решающий момент моей жизни. Это было волшебно, потрясающе, невероятно! Казалось, только вчера я ощущала себя монстром, уродом. Я съеживалась на полу, под сиденьем машины, чтобы меня никто не увидел. Мне было противно прикасаться к собственному лицу. Мне казалось, что люди стыдятся находиться со мной рядом. И посмотрите на меня сейчас: меня держит за руку сам Саймон Коуэлл! Я чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Дрожа всем телом, я взошла на подиум и взяла в руки микрофон. В зале воцарилась тишина.

— Добрый вечер! Я бы хотела поблагодарить вас за то, что собрались здесь сегодня, — начала я, стараясь казаться спокойной. — Как вы все знаете, эти два года моей жизни были напряженными, чтобы не сказать хуже. И сейчас я стою здесь только благодаря вам, вашей помощи. С момента выхода на телеэкран документального фильма, который рассказал миру мою историю, я получила колоссальную поддержку не только со стороны широкой зрительской аудитории, но и со стороны средств массовой информации, представителей делового мира и известных людей. И конечно, со мной всегда была безусловная любовь моих родных и друзей.

В толпе я заметила лица родителей. Мама с роскошной прической и безупречным макияжем выглядела восхитительно. У отца по щекам текли слезы. Я знала, что это особенный момент не только для меня, но и для них.

Я рассказала о планах нашего фонда, показала видеозапись процедур, которые проходила во Франции.

— Я хочу, чтобы наш фонд смог собрать средства для создания такого же центра, как в Ламалу, у нас в Великобритании. Но что не менее важно, я бы хотела, чтобы наш фонд помог изменить отношение общества к людям с физическими увечьями. Я являюсь живым доказательством того, что шрамы и ожоги не означают конец жизни. Мы намерены повышать степень информированности общества, доказывая людям, что шрамы не превращают человека в урода.

Самое сложное для человека, который получил травмы, — справиться с реакцией окружающих на его внешность. И если мы вместе сможем изменить отношение к людям с физическими увечьями, можно считать, половина битвы выиграна.

Раздались аплодисменты. После этого на подиум поднялся Саймон.

— Кэти — замечательный человек. Ее мужество и целеустремленность вдохновляют и воодушевляют любого, кто с ней знаком. — Я не могла поверить, что он говорит это обо мне. Обо мне! — Она бесстрашна, талантлива, решительна. Просто невероятно, какую огромную работу она проводит в своем фонде.

Я передвигалась по залу, подходя то к одному гостю, то к другому — и каждый раз меня тут же окружали люди. Они поздравляли меня. «Кэти, ты молодец! — восклицали они. — Выглядишь просто великолепно!» Мне казалось, я плыву по воздуху.

Я заметила дядю Ричарда и подошла к нему. Мы обнялись. Как и папино, его лицо было в слезах.

— Я помню, как приезжал навестить тебя, когда ты лежала в коме, — сказал он. — Мне не верилось, что ты выкарабкаешься. А сейчас — только посмотри на себя! Ты не просто выжила. Ты расцвела!

Мои глаза тоже наполнились слезами, когда я вспомнила то время. Ведь мне и самой не верилось, что я смогу выжить. Я ожидала, что сердце в любой миг может просто остановиться. А в самые тяжелые моменты мне даже хотелось умереть. Как же я тогда была напугана! Боялась встретиться с кем-нибудь взглядом. А сегодня произнесла речь перед двумя сотнями людей! Спокойно смотрела им в глаза и говорила о том, что со мной произошло. Я рассказала о надеждах, которые возлагаю на наш фонд. Теперь я словно очнулась от того кошмара.

Если бы мне удалось найти истинную любовь, если бы у меня появился свой дом, — подумала я, — тогда моя жизнь была бы по-настоящему полной.

— Я так горжусь тобой! — обнял меня папа. — Мне не верилось, что ты когда-нибудь снова сможешь найти нормальную работу — не говоря уж о таком замечательном деле, как это!

Подошел мистер Джавад. Он так крепко стиснул меня, что я чуть не упала, и сказал с довольной улыбкой:

— Я всегда знал, что ты многого добьешься. Ни на секунду не сомневался в тебе.

Но я понимала, что добилась всего не в одиночку. Практически все, кто находился сегодня в этом зале, так или иначе помогли мне. Мэгз, которая заполнила бесчисленное множество анкет и бланков и исходила сотни кабинетов, чтобы зарегистрировать нашу организацию. Саймон, который придавал мне уверенности и всегда поддерживал меня. Мои друзья, которые сопровождали меня на приемы к врачам и семинары по всей стране. Можно было перечислять до бесконечности. Каждый из присутствующих был причастен к нашему триумфу.

К концу вечера мои синие туфельки стерли ноги до крови. Но я была в такой эйфории, что почти не замечала этого.

А уже назавтра я встала в шесть утра. Мой день был заполнен телевизионными и радиоинтервью, включая программы «Завтрак на Би-би-си» и «Сегодня утром». Я провела их все на одном дыхании.

Через несколько дней мы с компанией друзей отправились выпить в Кэмден на севере Лондона. Там я познакомилась с парнем по имени Джо. Светлые волосы, модный джемпер. Он был похож на солиста какой-нибудь поп-группы. Я еще не отошла от эйфории недавнего приема и чувствовала себя довольно уверенно благодаря удачному маскирующему макияжу и нескольким коктейлям. Настроение было просто прекрасным, особенно после того, как мой друг Дарен шепнул мне, что я понравилась Джо.

— Ты это серьезно? — удивленно ахнула я, придя в восторг.

— Да, — кивнул Дарен. — Он мне сам только что сказал, — добавил он, вручая мне очередной бокал.

Я улыбнулась, снова чувствуя себя нормальной девушкой: пришла с друзьями в бар и флиртую с симпатичным парнем, которому понравилась. В конце вечера мы с Джо поцеловались на прощание и обменялись номерами телефонов. И после этого он постоянно звонил мне. Это, определенно, было началом новых отношений, и я с волнением предвкушала их развитие, надеясь, что они выльются во что-то более серьезное.

— Ты просто очаровательна, — говорил он мне. — Веселая, заводная, сексуальная. Когда мы сможем снова встретиться?

— Скоро. Просто у меня сейчас много дел, — отвечала я. Не признаваться же ему, что мне нужно лечь в больницу на пересадку кожи. Слишком рано. Я не уверена, что он знает о том, что со мной случилось. На сей раз мне должны были взять кожу из области паха и пришить на внешнюю поверхность век, а кожу с внутренней части губы — на внутреннюю. Просто кожа на веках съежилась, и теперь ее не хватало, чтобы защищать и увлажнять глаза как следует.

Эта операция была будто нежелательным шагом назад, и, когда я приехала в госпиталь Челси и Вестминстера, моя эйфория постепенно исчезла. Еще одна операция! Какая по счету? Сороковая? Пятидесятая? Я уже сбилась, их было так много! И каждый раз — общий наркоз. Я понимала, что это вредно для здоровья, — дополнительные нагрузки на печень и почки. Мистер Джавад объяснил мне также, что это может повлиять на продолжительность жизни. Но я об этом не задумывалась. Просто не могла.

Однако меня особенно беспокоило, что эта операция — на глазах. Больше всего я боялась ослепнуть. И когда меня везли в операционную, я особенно истово шептала молитву Элис. Прийдя в себя, я обнаружила повязку на глазах. Я оказалась в кромешной тьме. Дезориентированная, еще не отошедшая от действия наркоза, я вообразила, что вижу Дэнни, притаившегося под кроватью.

— Мама! Ты где? — закричала я и тотчас почувствовала, как она гладит меня по голове.

— Я здесь, дорогая, — сказала она.

— Дэнни тоже здесь, — бормотала я. — Я видела его под кроватью!

— Ерунда, никого там нет. Это просто галлюцинации.

Неправда. Он там! А я ничего не вижу! Мой самый страшный кошмар стал реальностью. Я совершенно беспомощна в этой тьме — наедине с ним.

— Мама, они все-таки одержали верх! — захныкала я.

— Что ты имеешь в виду? Кто? Какой верх?

— Дэнни и Стефан. Я ослепла. Они победили.

— Ничего ты не ослепла. Просто глаза забинтованы. Успокойся, все в порядке. Спи, я здесь, рядом с тобой. — Она взяла меня за руку, и я снова провалилась в сон.

Когда я проснулась, то почувствовала себя уже более уверенно и соображала ясно. Я не слепая. Дэнни здесь нет. Я в безопасности. Медсестра сняла повязку с моего здорового глаза — и мир обрел привычную ясность. И хотя руки и ноги еще немного дрожали и чувствовалась слабость, я пошла в туалет и посмотрела на себя в зеркало. Лицо было опухшее, в синяках, но в целом все не так уж плохо.

— Видали и хуже, — криво усмехнувшись, сказала я маме.

Меня выписали в тот же вечер. Но дома боль в поврежденном глазу стала невыносимой. Словно вместо глаза раскаленный шар. Боль была такой, что мне казалось — лопнет голова.

— Мам! — позвала я, и она тотчас вбежала в комнату. — Я не могу спать, слишком больно. Сделай что-нибудь!

Обезболивающие не помогали. Когда на следующее утро мы приехали в больницу, врач сказал, что повязка давила на швы и они царапали роговицу. Он выписал обезболивающие капли, которые на время помогали. Но в течение следующих дней боль возвращалась еще несколько раз, и нам приходилось срочно ехать в больницу.

Всего несколько дней назад я стояла на сцене рядом с Саймоном Коуэллом ипрекрасно себя чувствовала, — сокрушалась я. Все это было так кратковременно. А я уже решила, что начался новый этап моей жизни! И вот я снова мучаюсь от боли и снова не в силах распоряжаться своей жизнью: мои травмы определяют, что, как и когда мне делать.

Прошла неделя. Боль наконец отступила. Но теперь возникла проблема со здоровым глазом. Он опух, налился кровью. Вот тогда я по-настоящему запаниковала. Если что-то случится со здоровым глазом, я полностью ослепну. Господи, молю Тебя! Пусть все будет хорошо! Не допусти, чтобы они одержали верх! Если я ослепну, то не смогу водить машину, не смогу жить отдельно. Не смогу делать и половины того, что делаю в фонде! — я молилась, пока Клер, оператор съемочной группы Четвертого канала, везла меня в больницу.

— Под пересаженный участок кожи попадает кровь, — объяснил врач. — Нам нужно установить дренаж, и вам придется пока походить в повязке, чтобы не занести инфекцию.

Слава Богу, все оказалось не так серьезно. Однако повязки на обоих глазах означали, что я ничего не буду видеть. Клер отвезла меня назад, и, когда мы подъехали к дому, я, как слепец, выбралась из машины. Спотыкаясь на каждом шагу, я двигалась на ощупь, вытянув руки вперед.

— Держись за меня, — услышала я папин голос, и он повел меня в дом.

Это было ужасно. Как раз то, чего я так боялась. Но я постоянно напоминала себе, что это временная мера, поэтому не надо плакать.

— Мы тут жаркое приготовили! — сказала мама, помогая мне пройти на кухню и сесть за стол. — Хочешь, я тебя покормлю?

— Нет, я хочу сама. Но помощь мне все равно понадобится, — улыбнулась я, стараясь нащупать нож и вилку.

— Хорошо, представь себе часовую стрелку. Так вот, горошек прямо по курсу, направление — час. — Я рассмеялась. — Морковь, направление — три часа, картофель, направление — шесть.

Я старалась зацепить что-нибудь вилкой, но, даже когда мне это удалось, попасть в рот оказалось тоже неожиданно сложным.

— Ой! — взвыла я, когда случайно ткнула вилкой в подбородок. Все это меня ужасно огорчало, но я старалась найти в происходящем нечто забавное.

— Так, сегодня никто не смотрит телевизор. Будете сидеть и разговаривать со мной. Мам, а ты — мой личный стилист, пока я не выздоровею. Я говорю тебе, в чем хочу ходить, а ты помогаешь мне это натянуть.

Мы смеялись, отгоняя печаль. Может, я и стала снова беспомощной и запертой в четырех стенах. Но по сравнению с тем, что мне уже пришлось перенести, это было ерундой, так, увеселительной прогулкой. Дэнни и Стефан не одержали надо мной верх. И никогда этому не бывать!