Глава 12
Шаг за шагом
Надежда и отчаяние, оптимизм и ярость. Я никак не могла остановить эти крутые американские горки своих эмоций.
В конце июня я стала ходить в церковь с Ритой, матерью моей подруги Сэм, — они жили по соседству. Молитвы помогали мне вспомнить состояние удивительного покоя, которое я испытала той памятной ночью в больнице. Но вне стен храма это состояние исчезало. Как, например, в тот день, когда полицейские по телефону сообщили, что на допросе Дэнни отказался смотреть на снимки моих ран. Он просто отпихнул от себя эти фотографии.
Я разрыдалась от гнева и ярости. Как он смеет?! Это он сделал мое лицо таким, а теперь даже не желает на него смотреть! Уж это-то он должен сделать для меня!
— Он так и не изменил своих показаний? — спросила я, все еще всхлипывая.
— Нет, он по-прежнему утверждает, что невиновен, — ответил детектив Уоррен.
Я сидела, не проронив ни звука. Невыносимая боль разрывала мою душу на части. После разговора с полицейскими я поднялась к себе, чтобы побыть одной.
— Кэти? — постучал в дверь комнаты папа. — Можно войти?
— Заходи, — всхлипнула я.
Он вошел и сел возле меня на кровати.
— Почему тебя это так расстроило, дорогая?
— Мне просто жутко представить, что он видел меня такой, папа. Я ужасно выгляжу на этих фотографиях, на человека не похожа. Что он чувствовал? Отвращение? Или он рад, что заставил меня так мучиться?
— Он не может больше причинить тебе вред, и это — самое главное. Он получит по заслугам, я тебе обещаю.
Получит ли? Дэнни хвастался, что ему удавалось выйти сухим из воды после нескольких преступлений в прошлом. Он может выкрутиться и на этот раз. И что тогда? Мне придется эмигрировать. И даже тогда он, наверное, будет меня преследовать. И никогда не остановится, как свихнувшийся на мести Терминатор. Он должен получить по заслугам! Должен — и все.
На следующий день в гости приехал Марти. Мы не виделись со дня нападения. Но я впервые не чувствовала себя напряженной. Я надела красивое платье с цветочным рисунком и не задумывалась, как выгляжу. Марти был со мной там, в «Мокко», после нападения. Это его голос доносился сквозь пелену боли. И я чувствовала, что между нами установилась невидимая связь, которую ничто не может разорвать.
— Ты, наверное, не помнишь, но я приходил к тебе в больницу, — с грустью сказал он, когда мы сидели во дворе позади дома. — Ты кричала, просила дать тебе что-нибудь, чтобы боль прекратилась. У меня просто сердце разрывалось!
— Спасибо тебе за то, что был там. И за то, что помог мне, — улыбнулась я, вспоминая прежние деньки, когда мы мчались в китайский ресторанчик внизу, под нашей квартирой, и запасались горами блинчиков с начинкой и жареным рисом. Мы набивали рты и хихикали, обсуждая своих возлюбленных. Казалось, это было миллион лет назад. Но я была уверена, что наша дружба вынесет все испытания.
Вместе с Марти и мамой я решилась снова отправиться на прогулку у реки. Потом мы забрели в церковь, что стояла поблизости.
— Мам, сфотографируй нас! — хихикая, попросила я, в восторге от того, что могу вести себя, как нормальный человек.
Шли дни. Мне по-прежнему приходилось заставлять себя что-то делать, например встать под душ и вымыть волосы. Брызги воды до сих пор пугали меня. Но я стискивала зубы и заставляла себя терпеть. Я рискнула поехать вместе с сестрой и Сэм в Саутгемптон, чтобы купить парик. Мои собственные волосы были в ужасном состоянии, и мне хотелось их прикрыть.
— Притворись, что это для тебя, — прошипела я Сэм, когда мы шли по магазину.
Поэтому она выбрала светлую гриву, как у Бритни Спирс, и мы поспешили в машину, пока кто-нибудь не успел рассмотреть мое лицо.
Как-то вечером я глянула на свои ноги и решила, что с меня хватит.
— Сьюзи, ты мне поможешь с этим? А то я выгляжу, как горилла. Горилла, страдающая анорексией, — улыбнулась я, задрав штанины и продемонстрировав ноги.
— Конечно, без проблем! — воскликнула сестра, следуя за мной в ванную.
— Брить это я не смогу. — Меня передернуло при воспоминании о том, как Дэнни угрожал порезать мое лицо на куски. К лезвию я даже близко не подойду.
— А как насчет воска?
— Но я же обожгусь, — пискнула я.
— Ну, мы можем использовать крем для депиляции. У меня где-то есть.
— А он жечь не будет?
— Так мы не будем его долго держать. А если начнет жечь, тут же все смоем, — уверила меня сестра.
Я напомнила себе о том, что всегда говорила Лиза: я должна прислушиваться к доводам логики, а не к эмоциям.
— Хорошо, давай, — кивнула я.
Но когда Сьюзи начала наносить на ноги белую массу, меня охватила паника. Спокойно, Кэти. Дыши глубже. Расслабься.
— Так, пять минут прошло! — Сьюзи включила душ и смыла крем с помощью куска фланели. — Видишь? Прекрасные ножки-спички без волос, — ухмыльнулась сестра. Я мысленно похлопала себя по спине. Я сделала это!
— Спасибо, сестричка, — улыбнулась я, вытирая ноги полотенцем. Потрясающе! Такая простая вещь, как депиляция ног, превратилась в сложное, полное опасности дело. Но я справилась.
Этот опыт странным образом высвободил что-то в моем сознании. Я стала старательно покрывать лаком ногти на ногах и руках. «Коготки» были тем немногим, что не пострадало при нападении, и я стала усиленно за ними ухаживать, полировать и подпиливать. Потом тщательно красила их лаком красивых розовых или коралловых оттенков. Так я постепенно снова признавала свое тело, возрождая прежнюю Кэти. И чувствовала себя уже не такой уродливой.
Однажды вечером, когда я красила ногти, то случайно взглянула в маленькое зеркальце из маникюрного набора и ахнула от ужаса. Морщинистая кожа, безжизненные глаза. Неопрятные космы и отвратительный бесформенный нос. Страшная маска, как у героя фильмов Hammer Horror movie.
Что это за монстр? — подумала я, инстинктивно обернувшись. А потом вспомнила. Это же я! И никакой лак не сделает меня хоть на грамм менее отвратительной. Но все постепенно становится лучше, — напомнила я себе до того, как из глаз привычно хлынули слезы. — Так всегда говорит мистер Джавад.
Именно тогда я решила вести фотодневник, отмечая каждый признак улучшения своего состояния. Мама каждую неделю фотографировала меня, и я могла следить за тем, как продвигаются дела, как идет выздоровление. Я засела у компьютера и создала новую папку, которую назвала «МОЙ ПУТЬ К ВЫЗДОРОВЛЕНИЮ В ФОТОГРАФИЯХ». В нее я поместила несколько снимков, которые делали мама или врачи в больнице на первом этапе моей истории.
Просматривая эти фото, я чувствовала, как у меня скручивает все внутренности, но при этом не могла отвести взгляд. Эти снимки были одновременно отвратительными и захватывающими.
Как же, черт возьми, мне удалось это пережить? — думала я, глядя на свое вздутое бесформенное лицо с заплатами донорской кожи. — Благодарю тебя, Господи! Спасибо вам, мистер Джавад!
Однако пока я делала один шаг вперед и десять назад. Кошмары преследовали меня с завидной регулярностью, я по-прежнему не могла есть и посещала больницу, где мне постоянно расширяли пищевод и ноздри, проверяли зрение и заново подгоняли маску. Кроме того, я ездила на физиопроцедуры и на сеансы терапии к Лизе, моему психологу. Иногда боль в горле и носу была настолько сильной, что я не знала, как мой истощенный организм выдерживает ее. А вдруг в какой-то момент он не сможет справиться с таким напряжением? И мое сердце однажды просто остановится, решив, что с него хватит? И после всех этих мучений я тихо умру на операционном столе, не в состоянии терпеть дальше?
Спустя три месяца после нападения у меня был один очень важный посетитель. Пэм Уоррен. Эта женщина сильно пострадала в железнодорожной катастрофе в Паддингтоне в 2000 году. В этом крушении погибло тридцать три человека и более четырехсот были ранены. Пэм серьезно пострадала, получив глубокие ожоги лица, рук и ног. После двадцати двух пересадок кожи ей пришлось носить такую же маску, как у меня, на протяжении восемнадцати месяцев. Пол связался с ней по Интернету, и теперь она приехала с подругой навестить меня.
Хотя и знала, что Пэм понимает, каково это быть обгоревшей, я все же стеснялась своего лица. Меня всю трясло от волнения, пока я ждала ее. А что, если она шарахнется в сторону при виде меня, как все остальные? Я вышагивала взад-вперед по гостиной, вздрагивая от каждого звонка. Я до сих пор не могла сама открывать дверь — одна из многочисленных фобий, с которыми я пока не в силах была справиться. Поэтому дверь открыла мама. В гостиную вошли две женщины.
— Здравствуйте! — улыбнулась я, переводя взгляд с одной на другую. Которая из них Пэм? Ни у одной из посетительниц не было шрамов, поэтому я и не могла угадать.
— Здравствуй, Кэти. Я Пэм. Рада познакомиться, — улыбнулась брюнетка. Я не могла поверить своим глазам! Она выглядела абсолютно нормальной. Более того, она была очень симпатичной. Потрясенная до глубины души, я слушала рассказ Пэм и просматривала ее фотографии, сделанные в больнице сразу после крушения поезда. У нее были ужасные ожоги. Совершенно ошеломленная, я переводила взгляд со снимков на ее лицо.
— У вас все так прекрасно зажило, — запинаясь, произнесла я.
— Да, но я не думала, что когда-нибудь снова буду так выглядеть, — ответила Пэм, глядя мне прямо в глаза. — Тогда я погрузилась в беспросветное отчаяние. Но медики, которые работали со мной, были просто замечательными. И маска тоже помогла. Я знаю, через что тебе приходится проходить. Но я — живое доказательство того, что все действительно будет гораздо лучше, — ободряюще улыбнулась гостья.
Пэм рассказывала, что у нее до сих пор есть некоторые трудности, но она смогла вернуться к нормальной жизни. У нее успешный бизнес. И она сумела полностью оправиться после той трагедии. Мне не хотелось показаться невоспитанной, но позарез нужно было выяснить одну вещь.
— Надеюсь, вас не обидит мой вопрос… У вас есть поклонник? — спросила я.
— Да, — кивнула Пэм. — И он считает, что я красивая.
— Вы действительно красивая.
Пэм сказала, чтобы я обращалась к ней, если нужно будет поговорить. После того как гостьи ушли, я уселась на диван, удовлетворенно откинувшись на спинку. У Пэм были ужасные увечья. И она выздоровела. Значит, и у меня есть свет в конце тоннеля, лучик надежды в том кошмаре, в котором я сейчас живу. И каждый раз, когда я впадаю в отчаяние, — а у меня много таких моментов, — я должна думать о Пэм. Я не верила, что когда-нибудь буду выглядеть такой же здоровой и красивой, как она, и смогу понравиться хоть одному мужчине. Но, может, однажды, спустя много лет, мои рубцы побледнеют, оставив после себя менее заметные шрамы. И может быть, — МОЖЕТ БЫТЬ, — я тоже смогу жить нормальной жизнью.
Спустя несколько дней после визита Пэм произошло еще одно приятное событие. Мой окулист сообщил, что, хотя мой левый глаз совершенно незрячий, правый наконец зажил и теперь снова в полном порядке. Постоянные капли и мази помогли, и у меня теперь почти нормальное зрение.
— Значит, уже нет угрозы, что зрение упадет? Я не ослепну? — спросила я.
— Нет. Конечно, нужно закапывать лекарство, чтобы увлажнять оба глаза, и следить, чтобы не было вросших ресниц. В остальном все будет хорошо, — ответил врач, и я завизжала от радости. Я не ослепну! Того, чего я больше всего боялась, не произойдет! Это казалось просто чудом — еще одним чудом.
А через неделю мама предложила мне поехать на консультацию в салон красоты «Чарльз Фокс», который специализировался на маскировочном и театральном гриме. Вспомнив тот кошмарный визит к косметологу в прошлый раз, я была готова отказаться. Но мне отчаянно хотелось хоть как-то облагородить свою внешность. Кожа на лице теперь была так стянута, что веки и губы казались вывернутыми, перекошенными, словно у меня был инсульт. И хотя маска помогала, лицо все равно было все в шрамах.
Мы приехали в этот салон на Ковент-гарден, и я юркнула внутрь, пока никто не успел рассмотреть меня. Очень милый косметолог, Пол, провел нас в отдельный кабинет в глубине салона. Он приступил к работе, нанеся на мою кожу толстый слой тонального крема и пудры.
— Это сделал мой поклонник, — сообщила я Полу, почувствовав: ему не терпится задать мне вопрос о том, что случилось. — Он велел своему дружку плеснуть мне в лицо кислотой.
— Да за такое нужно приговаривать к смертной казни! — воскликнул Пол. Я ничего не ответила, надеясь, что на этом разговор закончится. Я знала, что он не хотел меня обидеть. — Не волнуйся, мы сделаем тебя красоткой, — продолжил мастер. Но я в этом сильно сомневалась. Полу, вероятно, никогда не приходилось иметь дело с таким лицом.
Через час работа была закончена. Он развернул мое кресло, и я посмотрела в зеркало. Лицо покрывал почти сантиметровый слой пудры, а тени и губная помада смотрелись на моих искалеченных глазах и губах весьма странно. Я знала — парень сделал все, что мог, но на ум пришла старая пословица о том, что из рогожи шубы не сошьешь.
— Ты выглядишь, как Кайли! — воскликнула мама, когда я села в машину, но я только презрительно закатила глаза.
— Если бы! Я скорее похожа на трансвестита, — возразила я, съеживаясь на сиденье, чтобы никто меня не увидел. Это было совсем не то, на что я надеялась. Но в голове звучал голос мистера Джавада. Я могу гордиться уже тем, что решилась приехать сюда.
Я по-прежнему боялась ходить куда-либо, кроме церкви и больницы. Особенно ясно я осознала это однажды, месяца через три или четыре после нападения. Случилось это недалеко от госпиталя Челси и Вестминстера. Я вышла подышать свежим воздухом возле здания больницы. И вдруг увидела, что какой-то парень в куртке с капюшоном спешит мне навстречу. Я просто обезумела. О Боже! Вот оно! — в панике подумала я, и лоб покрылся бисеринками пота. Сердце стучало в пять раз быстрее обычного. — Это точно еще один приятель Дэнни! Он хочет меня убить!
Я крутнулась на каблуках и бросилась в больницу, задыхаясь от ужаса, прежде чем сообразила, что парень просто спешил на автобус. Я понимала, что это неразумно, знала, что в этом нет смысла, и все же не могла совладать со страхом. Он прятался где-то в подсознании и в любой момент мог вырваться наружу и завладеть всем моим существом. Именно он диктовал мне, как себя вести: я была всего лишь марионеткой своего страха, как прежде — марионеткой Дэнни.
Однако, как всегда, помощь была рядом. Я постоянно чувствовала поддержку мистера Джавада. Он все время искал новые методы лечения, которые могли мне помочь. Так, во время одной из консультаций в августе, он рассказал мне о реабилитационной клинике во французской деревушке Ламалу-ле-Бэн, возле Монпелье.
— Эта клиника называется «Ster», они используют самые современные методы реабилитации, которые в Великобритании пока не применяются, — объяснил мне врач. — Тебе будет полезно туда съездить, Кэти. Ты сможешь перенести путешествие?
Нет! — кричало все внутри меня. Ведь я с трудом переносила даже визиты в больницу. Но потом я задумалась. Кажется, мистер Джавад считает, что эта поездка принесет ощутимые перемены. Мне не хотелось разочаровывать его. Если доктор сказал, что это важно, я должна ему верить.
— Да, смогу, — улыбнулась я, и он радостно улыбнулся в ответ.
— Умница. Это дорогостоящее лечение, и нам понадобится испрашивать содействия в местном фонде первичной медицинской помощи. Тебе придется сходить туда на предварительную консультацию, чтобы они могли определить объемы финансирования. Остальное предоставь мне, я все улажу.
— Спасибо вам, мистер Джавад! — в сотый раз говорила я. Но сколько бы ни благодарила его, я, наверное, никогда не смогу выразить свою признательность до конца. Это большой человек, похожий на плюшевого мишку, который бесплатно работал в Пакистане, помогая жертвам нападений с применением кислоты. Он поставил перед собой задачу вылечить меня, чего бы это ни стоило. До того, как со мной произошел этот кошмар, у меня никогда не было настоящего кумира. А теперь он появился.
А еще были полицейские, которые проделывали огромную работу, чтобы добиться справедливости. Адам и Уоррен пришли ко мне спустя несколько дней после своего предыдущего визита. Мы расположились в гостиной.
— Какие новости? — нервно спросила я.
— Стефан признал себя виновным в нанесении тяжких телесных повреждений. Дэнни признал себя виновным в нанесении побоев и нападении на тебя в номере отеля, но отказывается признаваться в нанесении тяжких телесных повреждений и изнасиловании. Если он признается и в этом, ему светит пожизненный срок. Но ты должна быть готова к тому, что дело будет рассматриваться в суде, Кэти, — сказал Уоррен. — Я знаю, ты надеялась на то, что он сам во всем признается. Однако, похоже, этого не случится.
— Ну хорошо, — сказала я и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. — У вас ведь есть видео с моими показаниями, правда? Мне же не придется давать показания в зале суда?
Адам и Уоррен обменялись взглядами — и у меня кровь застыла в жилах.
— То видео будет показано присяжным. Но тебе придется отвечать на вопросы в зале суда.
— Нет! Ни за что! Я не могу находиться в одном помещении с ними! — категорично заявила я. — Что, если он попытается напасть на меня? Я просто не могу! Пожалуйста, не заставляйте меня! — меня скрутило от ужаса, когда я представила, что снова увижу Дэнни. Эти черные глаза, эту жестокую ухмылку, эти мясистые руки, которыми он ощупывал меня. И он будет смотреть на меня, на это обезображенное лицо, результат его несказанной жестокости.
— Нет, я не могу, — снова повторила я.
— Место для дачи свидетельских показаний отгородят ширмой, и ты не будешь видеть его, а он — тебя, — постарался успокоить меня Адам.
— А если он выпрыгнет и схватит меня?
— Не сможет, это я тебе обещаю, Кэти. Тебе придется сделать над собой усилие. Иначе им обоим удастся выкрутиться.
— Может, он передумает и признается! Он может сделать это в последнюю минуту, и мне не придется идти в суд! — Я смотрела на них с отчаянной надеждой в глазах.
— Конечно, такой шанс есть. Но следует готовить себя к тому, что этого может и не произойти. Ты должна также понимать, что этот процесс будет освещаться в прессе. Тебе гарантирована анонимность, твое имя упоминаться не будет, но имена Дэнни и Стефана — будут.
У меня голова шла кругом. Я пыталась все это осознать. Можно надеяться и молиться до второго пришествия, но это ни к чему не приведет. Если я хочу, чтобы восторжествовала справедливость, мне придется идти в суд. Придется встречаться с Дэнни — зверем, который сотворил со мной все это.
Я не представляла, как смогу пережить судебный процесс, но обещала себе постараться.
