Чуть не опоздал к началу третьего периода. Ходить на коньках по полу очень неудобно. Да ещё и вратарский доспех на мне тяжеленный. Как только на площадку выскочил, первым делом — взгляд на табло. Что у нас со счётом?

Твою ж мать! 1:2. Меня всего две минуты не было, а эти обормоты успели пропустить две шайбы. Кого они в ворота–то ставили? Дыркина, что ли? И это ведь они ещё в большинстве играли, у «Факела» один удалён. Из–за меня удалён. Мне кажется, у мальчика просто нервы не выдержали.

Надо сказать, что играли мы исключительно в обороне. «Факел» и так–то объективно сильнее, так ещё и у нас чуть ли не половина команды ранена. До матча врач только тринадцать человек допустил. Все остальные сегодня — лишь зрители. Ещё бы на двух человек было меньше, игру бы и вовсе отменили. По регламенту, минимальная численность команды была двенадцать человек.

Так вот. Сидели мы в глухой обороне. Тем более, лучшие из наших нападающих как раз не играли, в то время как большинство защитников в аварии почти не пострадали. И «Факел», пользуясь этим, атаковал непрерывно. А уж когда мы им забили, так вовсе как с цепи сорвались. Это как раз тот самый Мишка Смирнов отличился, которого мы в метро потеряли.

На самом деле факельцы сами виноваты. Нефига было так атакой увлекаться, один нападающий у нас всё же был. А они набились все в нашу зону и прозевали Мишку, который у самой красной линии отскочившую шайбу перехватил. А дальше классический выход один на один — и счёт открыт! Тут вскоре и первый период окончился. Во втором же какой–то кошмар начался.

Видно, тренер факельцев своих бойцов в перерыве крепко накачал. Они и в первом периоде–то постоянно атаковали, во втором же натурально раздавили нас. Мало того, что они играли заметно лучше, так ещё и больше их было, чуть ли не вдвое. Уже к середине периода мои мальчишки совсем устали и расклеились.

Вот даже не знаю, что на меня сегодня нашло. Вдохновение какое–то. До этого дня я был просто неплохим вратарём, одним из многих. И тот же Пушкин в воротах выглядел заметно лучше меня. Но не сегодня. Я видел, вернее, чувствовал шайбу, даже если её от меня закрывали. Я знал, куда она полетит за миг до того, как по ней били клюшкой. Мне из чистого упрямства не хотелось пропускать от этих факельцев, которые поначалу настроились на лёгкую победу. А вот фиг вам! Попробуйте–ка мне забить!

И они пробовали. Много раз. Верхом и низом, в упор и издалека, из–за ворот и прямо по центру. Но сегодня положительно был мой день. Забить мне они не могли. Да и защитники у меня были, факельцы ведь не на пустой площадке мои ворота расстреливали. И совсем неплохие защитники, только усталые, так как мало их было.

А ближе к концу второго периода у восьмого номера факельцев совсем крышу сорвало. Он и так какой–то бешеный был, всё время на своих орал. И когда я в очередной раз отбил куда–то на трибуну брошенную им шайбу, он не выдержал. Подъехал ко мне да как треснет меня клюшкой по маске! Та аж погнулась. Причём всё это ещё и после свистка было.

Меня с рассечённой бровью увели в медпункт, а агрессивную восьмёрку удалили на пять минут и до конца матча. Подозреваю, что после матча ему ещё дополнительно какой фитиль вставят. Только вот нашим не легче от этого было. Даже играя в большинстве, они за неполные две минуты поймали своими воротами две шайбы. Черти.

Ну, теперь уже ничего не исправишь. Я вздохнул и покатился по льду к своему месту в воротах…

Когда я проснулся, часы на стене показывали без четверти двенадцать. Я лежал в кровати в своём гостиничном номере, и у меня болело буквально всё тело. Вставать и даже шевелиться совершенно не хотелось. Но надо. Хотя бы для того, чтобы посетить туалет.

Откинув одеяло, я спустил ноги на пол. Странно. Почему–то я спал не в пижаме, а просто в трусах и майке. Чего вчера было–то вечером? Матч был полуфинальный. Это помню, хотя самое окончание матча помню уже смутно. Меня там клюшкой по голове ударили. Потрогал заклеенный пластырем шов. Больно. А потом что было?

Вспомнил душ после матча и наших мальчишек там. Почему–то вчера я запёрся в душ вместе со всеми. Впрочем, вчера все так вымотались, что всем было совершенно наплевать, кто там рядом моется.

Потом автобус помню. Ещё помню, что до автобуса меня Пушкин тащил чуть ли не на руках, у меня ноги ходить отказывались. В автобусе по дороге обратно я заснул. Там кто–то сидел рядом со мной на соседнем сиденье, и я спал, положив ему голову на плечо. Не помню, кто это был, не смотрел. Возможно, Пушкин.

А после этого уже ничего не помню. Только сейчас вот проснулся в своей постели. Моя одежда аккуратно сложена на стуле. Слишком аккуратно, никогда я её так не складываю. Встал, просунул ноги в шлёпки и подошёл к двери. Так и есть, дверь в номер прикрыта, но на замок не закрыта. Судя по всем приметам, меня кто–то привёл сюда вечером, раздел и уложил спать. И кто это был? Не помню ничего совершенно. Во в хоккей как наигрался!

Кушать хочу. Слегка умывшись и причесавшись, я оделся и пошёл в номер к тренеру, узнать, как у нас насчёт обеда, ибо завтрак я позорно проспал. Впрочем, оказалось, что завтрак проспал не только я, но и все, кто вчера играл. Ну, про обед он мне ничего нового не сообщил. Как всегда, по распорядку, в тринадцать часов. А вот после обеда… а после обеда мы пойдём наш вчерашний матч смотреть. Ну, это тоже как всегда. Все игры финальной стадии «Золотой шайбы» по телевидению всегда в записи передавали, на следующий день. И мы всей командой их всегда смотрели по телевизору в номере тренера. Только у него телевизор в номере стоял, пусть и чёрно–белый. В других номерах вообще никаких не было.

И вот, после обеда в столовой на первом этаже, я с ребятами вернулся в номер тренера, мы расположились перед включённым телеприёмником и приготовились смотреть на свою игру…