Создание первого "чуда"
А с утра было событие. Для данной местности, как я понимаю, очень даже значительное.
Да можно и без "я понимаю": весь народ, стоящий на ногах высыпал к дороге, проходившей мимо усадьбы. Шел драгунский полк. Не знаю, куда и откуда, но проходил мимо.
Наскоро проглотив завтрак, я присоединился к толпе зевак. Посмотреть было на что. Все-таки самая красивая и элегантная военная форма носилась в русской армии именно во времена Александра Благословенного.
И пусть именно у драгун она была наименее броской, но, тем не менее, впечатление производила. Да и не только обмундирование – стройные и подтянутые усачи на элегантных, а по мне – так других и не бывает, лошадях… Это было что-то! Зрелище!
Каски, зеленые приталенные мундиры, воротники огневого цвета – красота!
Кавалеристы, проезжая мимо толпы, в основном состоящей из детей и женщин, приветливо улыбались в усы и помахивали руками в перчатках – для них, по всей вероятности, проезд мимо населенного пункта тоже был событием, слегка развлекавшим в длинном и вряд ли веселом пути.
Интересно: станут ли теперь, в свете появления меня, эти усачи кирасирами? Как стали в реальной истории. Ведь именно псковским драгунам были отданы белые трофейные кирасы, снятые с мертвых и пленных французских кирасир, переколотых и плененных партизанами Давыдова и Сеславина. Ну, или я слегка ошибаюсь… Но в реале именно этому полку достались те самые кирасы белого металла и воротники из огневых сделались малиновыми.
Зацепился за память этот факт, как и приборный цвет полка. И не только этого – те самые наборы открыток я пересматривал и перечитывал десятки раз. Помню не все, но многое: типа приборный цвет Иркутского драгунского – белый, кирасирского Военного Ордена – черный, у гусар так вообще помню все цвета доломанов и ментиков, приборный цвет и приборный металл.
Красивая была, черт побери, форма. Все само запоминалось, без всякого напряжения.
Вот с пехотой у меня похуже – гвардию от остальных отличу, ну или гренадера от обычного пехотинца, а вот с простыми пехотными или егерями – фигу. Не помню ни разу.
Кстати пора бы мне научиться верхом передвигаться, раз уж я так накрепко попал в это время. Наверное, не слишком сложная наука. За неделю можно будет научиться в седло запрыгивать и с него при спокойном шаге или мерной рыси не падать. Вроде бы и не дурак я, и спортсмен какой-никакой – должно получиться. А то в дальнейшем местные совершенно не поймут-с… Если, кроме незнания французского, еще и от лошадей шарахаться буду, то меня точно нынешнее дворянство не примет, да еще и жандармерия, если она уже имеется, на карандаш возьмет…
А вот и она! Мимо проплывала та самая походная кузница. Двухколесная и, в основном, состоящая из здоровенных мехов. Зеленая, разумеется.
Понятно, что штука в походе нужная: лошади-подковы-кузня. Но мой рояль в кустах, в виде полевой кухни, покруче будет. А уж раз кузнечные мехи на колеса поставили, то и печку с котлом как-нибудь пристроим.
В общем, на ближайшее время две основных задачи: научиться передвигаться верхом и убедить Сергея Васильевича на предмет полевых кухонь. Первая, мне кажется, будет наиболее сложной.
Ого! Легок на помине!
Сначала, обогнав колонну драгун, во двор влетел Егорка на своем вороном жеребце, а, через несколько минут, показалась и коляска моего гостеприимного хозяина.
Благо, что для его приветствия народу хватало: сначала на шее у отца повисла Настя, потом подполковника поприветствовал сын… В общем, дошла очередь и до меня.
Соков пожал мне руку и пригласил к себе минут через десять.
То есть, разговор со мной, был приоритетом даже после столь долгой и вряд ли веселой дороги.
— Ну что же, Вадим Федорович, вот ваши бумаги, — мой хозяин протянул конверт. — Надеюсь, что все было не зря. Здесь свидетельство о вашем происхождении и дарственная на Тихона.
Оба-на! Становлюсь крепостником! Этого мне еще не хватало!
— Сергей Васильевич! Не знаю даже как вас благодарить…
— Не надо благодарить словами. Слово вы уже дали. Просто сдержите его.
— Но как вам удалось… Ведь я же представляю… Вернее даже и не представляю…
— Вот и не надо. Не пытайтесь представить, — Соков совершенно неожиданно мне улыбнулся, — у меня тоже свои маленькие секреты.
— Ну а у меня от вас секретов нет. Почти уверен, что оцените мое предложение, как улучшить быт русского солдата.
— Любопытно.
— Вы ведь наверняка отшагали в переходах со своим полком не одну сотню верст, так ведь?
— Я бы сказал: не одну тысячу. Батюшка Александр Васильевич своим войскам засиживаться не давал.
— Ну и чем занимались ваши мушкетеры по завершении дневного перехода?
— Да понятно чем – лагерь разбивали, да кашу варили.
— А теперь представьте, что эту самую кашу варить не надо – она уже готовая и горячая, только миски подставляй. Что скажете?
— Ничего не скажу. Вас послушаю. Раз вы говорите о таком чуде, значит, имеете на это основания. Итак?
— Да никакого чуда, просто варится каша на переходе. Вот представьте: железная печка с котлом, запасом дров и на колесах. Тянет все это одна лошадь. Я тут приблизительный чертежик набросал.
Подполковник, живо сообразивший, о чем речь, жадно выхватил из моей руки протянутую бумажку и впился в нее глазами.
— Господи! Как просто-то! Как же до этого раньше не додумались?
— И, по-моему, вполне реально исходя из имеющихся возможностей. Другое дело, что такая кухня потребуется на каждую роту, а, если учесть, сколько в русской армии рот… Промышленность-то, наверное, справится, но ведь тогда придется не делать что-то другое.
— Это не важно! Если оснастить таким всю армию… — глаза у Сокова горели как у подростка, впервые увидевшего купающуюся нагишом девицу, — ради такого многим можно пожертвовать. Ведь только дневной переход пехоты можно будет на десяток верст увеличить!
Это он загнул, конечно, но отдыхать пехотинцы точно станут больше.
— Да и заводы подключать не обязательно – в полках, как узнают, могут своими силами изготовить. Кстати и проверим сейчас. Пойдемте к кузнецу!
— Но вы же еще даже не позавтракали с дороги.
— Успеется! Идемте.
Нисколько не сомневаясь, что я последую за ним, Сергей Васильевич поспешил к выходу. Пришлось присоединиться. Причем я еле поспевал за своим спутником. Ничего себе "старик"! Хотя какой он старик на самом-то деле? Вполне бодрый и энергичный мужчина. Ну да, лет на двадцать меня постарше, и что? Мне уже не пятнадцать лет, чтобы всех кому больше тридцати дряхлыми стариками считать. А в нынешнем времени пятидесятилетние вовсю к девушкам сватаются. И явно не только для того, чтобы рядом красивая "кукла" была.
— Нет, Вадим Федорович, — прервал мои мысли на ходу подполковник, — я уже вижу, что все сделанное мною для вас не зря. Вы уже оплатили мою услугу сторицей.
И мудрый же человек мой гостеприимный хозяин! Ведь сумел должно оценить предложенное. Молодец! Все бы тут такими были.
— Идея, она, конечно, важна, Сергей Васильевич, но надо ее еще воплотить в жизнь и железо, да и не в одном экземпляре. И даже не в десяти.
— Сделаем один – будут и сотни, и тысячи. Уж я об этом позабочусь!
Надо же! Идет весьма быстро и никакой одышки, даже голос ровный как будто сидя в кресле разговаривает. А я: "старик".
Кстати, да – если наш первый экземпляр "зафурычит", то главными будут связи и влияние "их высокоблагородий", вернее, "высокопревосходительств". Пробить такой проект, имея влияние несложно. Но ведь Соков только подполковник, да еще отставной…
Эх! Въехать бы на этой кухне к самому графу Аракчееву! Да предложить кашки отведать. Личность он, конечно, неоднозначная и одиозная, но о русском солдате заботу имел. Хотя на уроках истории мазался исключительно черной краской. Да мало ли таких – оболганных и замазанных грязью исторических персонажей.
Да ладно, Аракчеев. Пока на эту тему мечтать нечего. Как и по поводу встречи с Цесаревичем или Барклаем. Хоть какого-нибудь генерала заинтересовать бы. Будем надеяться, что по соседству с Соковыми кто-то подобный имеется…
Кузнец Федор полностью соответствовал ожидаемому облику: здоровенный мужик лет сорока, нос картошкой и заляпанное сажей лицо. В волосах – ни сединочки, или это опять же от копоти?
Приближающегося барина заметил его помощник, молодой парень, в облике которого уже явно наблюдалась причастность к кузнечному ремеслу, этакий юный Шварценеггер.
Оба прекратили звенеть молотками и встретили барина глубоким поклоном.
— Здравствуй, Федор, здравствуй, Иван, — торопливо поприветствовал Сергей Васильевич работников.
— Здравия желаем вашему высокоблагородию! — стройно прогудели в ответ своими басами кузнецы.
Не тратя время на какие-либо вступления и посторонние разговоры, подполковник сразу стал вводить мужиков в суть своего заказа. И, судя по всему, эта самая суть была ими схвачена.
— Ну что, сделаете?
— Дык чего же не сделать, ваше высокоблагородие, — Федор казалось бы, даже удивился вопросу, — если все материалы будут – за неделю управимся.
— Все будет. Если чего нужно – скажи управляющему – доставит. Я предупрежу. А прямо сейчас что-то начать делать уже можете?
— Да, вестимо, можем. Кой-какое железо имеется. Но еще потребуется…
— Все! С этим к Степану. Если за две недели управитесь – награжу по-царски.
— Премного благодарны! Думаю и раньше сделаем, если котел и колеса дней через пять будут.
Подполковник со сдержанной гордостью посмотрел на меня и мы, не перемолвившись ни словом, направились обратно к усадьбе.
— Вот удивительное дело, — завел по дороге разговор Соков, — ведь Александр Васильевич на переходах, чтобы увеличить скорость маршей, отсылал кашеваров на лошадях вперед… С той же самой целью… А до такой простой вещи как кухня на колесах не додумался.
Да уж. Батюшка Александр Васильевич был велик! Обо всем думал и заботился. Таких генералов в России было… Ну, приблизительно один экземпляр, если не считать погибшего молодым Вейсмана. Даже турки уважали Топал-пашу… А вот поляки – не очень. Мягко говоря…
Поляки… Я ведь мальчишкой хотел быть именно "поляком" – очарование Янека и Гуслика из "Четырех танкистов и собаки"… Да еще и капитан Клосс… А пан Володыевский…
А песня из "Ярославны-королевы Франции":
Гордые флаги плещутся на ветру,
Вольная Висла шлет свой привет Днепру,
Чашу подымем, выпьем ее до дна!
Братья-славяне, все мы – семья одна!
А вот нифигашеньки! Любовь, как выяснилось, совершенно не взаимная. Не любят поляки русских. Люто не любят.
Я раньше думал, что все это на уровне правительств – не-а! Учился у меня один парень, Мариуш, сын кого-то из польского консульства. Прекрасный парень – умный, добросовестный, интеллигентный.
Зашла как-то речь… Я, как дурак, вещаю:
— Это ведь правительства могут враждовать, не может один народ не любить или презирать другой. Ведь русских в Польше, например, врагами не считали. Правда, Мариуш?
— Нет, — отвечает мне парень. — Не любят в Польше русских. И никогда не любили.
Честно, блин! И, правда. Как выяснилось.
Хотя пока на этот счет думать рано – есть дела поактуальнее. Я еще здесь никто и звать меня никак, чтобы о геополитике беспокоиться.
— Сергей Васильевич!
— Да-да?
— Я хотел бы научиться хоть в какой-то степени передвигаться верхом. Это возможно?
— А вы что, не умеете? — на лице моего хозяина отразилась смесь недоумения и легкого презрения.
— Увы, там, где я родился и жил, лошади практически не используются. Только запряженными в повозки.
— Господи! Вы продолжаете меня удивлять.
— Чем удивлять?
— В Америке нет кавалерии?
— В Америке пока вообще нет войн. Разве что отбитие набегов индейцев на наши поселения. Что происходит крайне редко. Мне, за два с лишним десятка лет жизни там, об этом приходилось только слышать.
— Так что, в Америке вообще нет армии? — глаза Сокова были готовы вылезти из орбит.
— Армия, конечно, есть, но она воюет с англичанами на восточном побережье континента, а у нас, на западном, она просто не нужна. С кем ей воевать? А то, что творилось на востоке, меня никогда особо не волновало. Я не ощущал себя американцем. Мои родители с младых ногтей внушали, что я русский. За что им особое спасибо.
— То, что вы русский, я уже давно почувствовал, — подполковник смотрел на меня благожелательно. — Наверное, поэтому и поверил вам. А что, пехотинцев у вас там тоже нет?
Вот же вцепился, старый вояка! Придется слегка ему подыграть…
— Разумеется, есть! — поспешил я утвердить Сокова в его надеждах. — Все другие войска, во всех войнах нужны только для обеспечения действия именно пехоты! Разве что флот нужен для охраны торговли своего государства. Но и он, в основном, необходим для того, чтобы обеспечить свой или не допустить вражеский десанты, или то же самое по отношению к их снабжению. Артиллерия расчищает путь своим пехотинцам и уничтожает вражеских. Кавалерия ведет разведку для своей инфантерии, прикрывает ее, преследует и добивает врага, который, опять же, в основном – пехотинец. А для кого пионеры наводят переправы и строят укрепления?
Все рода войск существуют для пехоты. Именно она "берет города". И на это не способен никто, кроме нее.
Уверен: последний солдат последней армии мира, будет именно пехотинцем. Воины в будущем могут даже летать на воздушных кораблях, плавать под водой, перемещаться между планетами… Не знаю, чего еще более фантастического придумать… Но уверен: последнюю вражескую столицу возьмет обычный "мушкетер".
Не важно как он будет называться, не важно, что за ружье будет в его руках, но знаю точно: он будет из тех, кто просто идет по земле, а не скачет на лошади, летит на боевой "птице" или плывет на самом, что ни на есть совершенном корабле.
И, хочется верить, что звать его будут Иван. Или Петр. В общем, это будет русский солдат. Вы согласны с этим?
— Совершенно. А насчет вашей просьбы по поводу верховой езды – не вижу препятствий. Егорка – отменный берейтор, обучит достаточно быстро. Кстати, как насчет вашего поединка? Не передумали?
— Ни в коем случае. Сойтись с достойным противником всегда интересно. А учебная сабля для него имеется?
— Найдется. А если боевая? — лукаво прищурился подполковник.
— Все равно попробовал бы. Хотя, по-моему, глупо рисковать жизнью ради забавы.
— Согласен. И никогда бы такого не допустил. Прошедший через смерть умеет ценить жизнь. А я на своем веку смертей насмотрелся…
Егорке было лет сорок, но это был ловкий и подтянутый казак с практически юношеской фигурой. Уральский казак, которого мой гостеприимный хозяин привез в имение после окончания службы. Каким образом они познакомились, и что до такой степени связывало этих двух вояк, я не знал, но чувствовалось, что Егор Пантелеевич испытывает к подполковнику поистине собачью преданность. Исключительно в хорошем смысле: не рабская покорность – это для казаков совершенно противоестественно, а именно преданность, опека, что ли…
Егоркой, кстати, его звали только двое мужчин Соковых, Настя – исключительно Егорушкой, а все прочие, вплоть до управляющего имением – Егор Пантелеевич.
Услышав от хозяина о показательном поединке, казак, естественно, возражать не стал, но недовольно буркнуть типа: "Баловство все это…" не преминул.
И маску его надеть уговорили насилу. Явно считал, что я его не зацеплю. Напрасно. Мы встали на исходную и, по отмашке подполковника, начали.
Ну да. Впечатляет: "веер", который он тут же поставил между нами своей саблей. На противника со слабыми нервами может и подействовал бы. Как ферзевый гамбит на начинающего шахматиста – несколько пешек пожертвовать, зато фигуры развить. Но при спокойной и аккуратной защите – верный проигрыш атакующего.
Так и здесь: спокойно держать дистанцию и ждать – протыкается этот веер на раз. Если поймать момент, конечно. Терпим, ждем…
Егорку поначалу очень манило мое выставленное правое колено, казалось, наверное, что из той позы "раскоряки", в которой я двигался, увести его из-под удара не успею. Многим так кажется, из тех, кто на дорожке не стоял…
На этом я его и поймал в первый раз: колено, разумеется, убрал и ткнул навстречу куда поближе. Ну а "поближе" как раз маска и оказалась. Зрители слегка загудели, а Настя даже зааплодировала. Рановато, елки-палки, не разозлился бы мой будущий наставник по верховой езде.
После того, как я показал, что его "зеркало" пробивается шпагой, Егорка действовал поаккуратней и выпендриваться на публику перестал. Но клинок в руке уральского казака продолжал порхать, выписывая восьмерки. Вот под это колющим я лезть не рискнул. А ведь шпага и рубить может.
Показательный в выпаде по голове – естественная защита-пять – перенос и рублю его правый бок, тут же сам, на автомате ставлю пятую, чувствую клинком прилетевший в голову ответ и мгновенно отвечаю сам. Есть!
Пусть бок, в реальной ситуации, я бы ему только поцарапал, но второй ответ в голову был действительно травмирующим – даже если не убил бы, то ошарашил точно.
Ой, наживу я врага, где не надо! Пропустить что ли укол-удар какой-нибудь? Не-а, не умею – будь, что будет.
Но беспокоился я напрасно: в следующем эпизоде я обвел саблю противника и, вдогонку за уходящим клинком, потянулся своей шпагой к груди соперника. Ну не просто потянулся, само собой – в выпаде.
Бздыньш! Его я не достал, а по башке получил. В общем, если бы все опять-таки было реально, то половина от моего штатного количества ушей валялась бы под ногами. Поймал меня Егорка. Красиво поймал. Мысленно аплодирую.
И теперь уже, слегка разозленный, я уделал соперника флешью вразрез. А ты думал! Но атаковали мы оба и все чуть не закончилось плачевно: мой клинок, уперевшись в грудь Егорки, не выдержал скорости нашего сближения и сломался. Я еле успел отвести его от маски противника…
Сломанный клинок – страшное оружие. Он нисколько не менее опасен, чем заточенный кинжал – проткнет и простеганную защитную куртку, и маску из обычной проволоки. Запросто проткнет. Даже большинство масок конца двадцатого века, кроме элитных и очень дорогих, тех которые олимпийцы используют, ну или другие бойцы международного уровня. Так у них и воротники кевларовые – ножом не пробить.
А обычная среднестатистическая – проницаема для обломка шпаги или рапиры запросто. Сам видел, как на соревнованиях пробили, и обломок кожу на лбу парню распорол. Хорошо хоть не в глаз…
В общем обошлось. Поединок наш прекратили, а Егорка, пожимая мне руку, улыбался и выглядел вполне довольным. Хотя… Кто его знает, что творилось в душе побежденного. Он-то ведь не спортсмен, проигрывать может и не уметь.
Оказалось – умел. Очень доброжелательно и тактично помогал мне в освоении верховой езды. И кобылку мне для обучения подобрал спокойную – красавица просто. Гнедая. Афина.
Я бы на ее месте, при моих первых же попытках взгромоздиться сверху, взбрыкнул однозначно. А она-таки стояла смирнехонько.
Нет, засунуть ногу в стремя и вспрыгнуть в седло – не проблема, но, например, как они, эти местные, умудряются тут же ногой во второе стремя попасть? Оно же, гадина, болтается! Непостижимо, но факт – попадают. Сразу. В отличие от меня, придурка. И это еще Егорка лошадь под уздцы при этом держит и как-то ее уговаривает, чтобы меня сразу с седла не сбрасывала.
И пошли мои первые круги вокруг берейтора. Сначала на ремне Афина была, потом я уже сам управлял, не на привязи.
Через неделю обучения мог спокойной рысью передвигаться верхом. Но недалеко. Но уже мог позволить себе поездки без сопровождающего. За все время Афина не сбросила меня со своей спины ни разу.
Шикарная животина! Умная, спокойная… А какая красавица! Какие глаза! Черная грива и стройные ноги… Только на ноги женщин можно смотреть с большим удовольствием. А сколько грации в каждом движении! Меня изначально подмывало притащить именно ей какое-нибудь лакомство с барского стола, однако Егорка это мгновенно усек и категорически запретил. Только изредка кусок хлеба или яблоко. Причем обязательно спелое.
В общем, я уже стал потихоньку разъезжать по окрестностям в одиночку. Мой "учитель" был вполне доволен и такое позволял.
Параллельно мы с Сергеем Васильевичем регулярно заходили на кузню, но, в последний раз, нам было предельно вежливо предложено "не путаться под ногами". То есть слова прозвучали, конечно, другие, однако смысл в них был самый тот. Причем кузнец умудрился довести до своего барина этот смысл так "изысканно", что Сергей Васильевич даже не подумал гневаться или обижаться.
Но дело шло. На наших глазах вырастала та самая "Емелина печка" – кухня на колесах.
И во время одной из моих самостоятельных прогулок, когда на дороге были только мы с Афиной, а вокруг только изнуряющая летняя природа русской средней полосы, вдали заклубилась пыль – явно кто-то поспешал по той самой русской дороге, у которой семь загибов на версту.
И, при ближайшем рассмотрении, этим "Шумахером здешних мест", оказался мой старый знакомый – доктор Бородкин.
— Вадим Федорович! Какое счастье, что я вас встретил! Бросайте все – немедленно ко мне в лабораторию! — местный эскулап просто задыхался от избытка чувств.
Ну да. Прямо сейчас все брошу и поскачу за десять верст. А потом обратно. У меня, знаете ли, задница не казенная. И профессиональных мозолей на ней пока нет.
— Увы! Прошу простить, но сначала я должен вернуться в усадьбу Сергея Васильевича. Там сильно обеспокоятся, если меня долго не будет. А что случилось, уважаемый Филипп Степанович? Вы так возбуждены.
— Не без причины. Почти наверняка вы правы. Позавчера мне доставили водоросли. Я не удержался и повторил описанный вами эксперимент – смотрите! — доктор протянул мне пузырек, содержимое которого было весьма предсказуемо.
Черные кристаллы с признаками металлического блеска. Немного, разумеется. Я открыл сосуд и понюхал. Ну, естественно. Он самый. Йод.
— Да. Точно такие же кристаллы я получил в свое время. Вы уже исследовали его? Хоть немного?
Вообще-то вопрос излишний – руки, в которые я вернул вещество, были в бурых пятнах – явно деревенский исследователь успел повозиться с невиданным ранее минералом.
— Я, разумеется, не удержался. И по всем признакам это действительно не известное ранее простое вещество. И открыто в России! Представляете, что это значит? Нам нужно немедленно написать протокол исследования и отправить его вместе с образцом в Петербург.
— Почему "нам"? Исследовали вы, значит и приоритет ваш, — до меня только дошло, что писать-то по-русски я не умею. В смысле грамотно. "Еры" расставить еще смогу, а вот на всяких "ятях-ижицах" попалюсь на раз.
— Вадим Федорович! — на лице Бородкина нарисовалась обида. — И вы могли подумать, что я посмею присвоить это открытие? Неприятно слышать.
— Ради Бога, не обижайтесь, — поспешил успокоить я доктора, — ни в малейшей степени не хотел вас обидеть. Можете упомянуть мое участие в открытии, но, честно говоря, просто не владею необходимым для отчета стилем и не знаю правил, по которым он составляется. Я вас очень прошу: Составьте протокол сами. Если сочтете необходимым упомянуть и мое участие – никаких возражений.
Щепетильный Филипп Степанович подуспокоился и кивнул.
А мы тем временем добрались до усадьбы, где я торопливо передал Афину подбежавшему конюху и, не переодевшись, пристроился в коляску к доктору. Хозяину попросил передать, что вынужден отъехать по неотложному делу. Надеюсь, поймет.
